Сборник всякого по Наруто

Много лет назад, Вы, как горящий уголь, попали в моё сердце. С того самого дня я привязан к Вам любовью. ©

У Тобирамы взлохмачены волосы, тонкие пряди липнут ко лбу, а по вискам стекает пот вперемешку с водой. Обычно бесстрастное лицо - оживает яркими гневными алыми пятнами, которые быстро растекаются со щек до самых ушей и шеи. Дыхание Тобирамы смесь жгучего перца и трепкой горьковатой сладости корицы. Если бы это дыхание было водой Изуна пил бы его захлебываясь, не останавливаясь. "Сделай меня своим! Сломай. Подчини. Собери. Не оставь ничего моего: только твоё". Правую щеку Тобирамы пересекается тонкий, едва заметный шрам. Изуне хочется его лизнуть, ощутить солоноватый привкус на языке, почувствовать остаточную сладость солнечного света. Аромат Тобирамы хинная свежесть вперемешку с талой водой. Изуне хочется ткнуться носом за тобирамово ухо, ощутить самое сердце этого аромата: терпкий мускус. Так пахнет матерая зверюга, страшный хищник, неумолимый охотник из сказок, что редко читали Учиха по ночам. Они стоят под деревом, дождь заливает шальные струи Тобирами за воротник, но он не шевелится, зажимая горячим, словно печка, телом Изуну ближе к дереву. Младший Учиха не выдерживает, хватается за жилистые крепкие плечи, сжимает их так, что кажется будто ткань вот-вот порвется. Чужое дыхание ближе. Изуна знает, Изуна чувствует: сухие губы с неровной коркой подживающих ранок, неприятно приятная колкость трехдневной щетины. Противная сладкая нежность. У них одно дыхание на двоих, они пьют его не чокаясь, не размениваясь; глаза в глаза. Зрачок Тобирамы - во всю радужку: беспроглядная тьма бесконечности. Изуна прикрывает глаза, его ресницы дрожат, танцуя нервный танец теней на обветренной коже щек. Мимо них проносятся люди, пролетают события. Спроси Изуну сейчас о цели их задания здесь, он бы не смог ничего ответить. Все его внимание, всегда все его внимание отдано только одному. "Ну, же... Давай же, пожалуйста..." - Ушли, - тяжкое, невыносимое, но столь желанное тепло уходит. Тобирама отстраняется, отступает. Остаточный румянец сходит с его щек, возвращая лицу - холодную тонкую надменность. И только ладони младшего Учихи все еще лежат на плечах Сенджу. Тонкие ладони с кукольными пальцами не спешат безвольно падать вниз. - Ты чего? - Ничего, - отдергивает руки Изуна, отводя взгляд в землю, не смея смотреть сейчас глаза в глаза. - Надо заканчивать. В Киригакуре - всегда неважная погода. - Надо заканчивать, - эхом повторяет Учиха, стараясь унять бесполезное сердцебиение.