Сборник всякого по Наруто

АУ. Ангст. Мрак. Тлен. Жаль, но никто так и не согласился умереть. Мне страшно никогда так не будет уже © Самое страшное было тогда, когда отказали в доставке медикаментов. Пол-госпиталя тяжей - всем надо обезболивающее. А его нет. И не будет. Поэтому лекарства оставили для самых-самых тяжелых. Безнадежных добивали прямо на месте. Может быть потом отправят под трибунал, но иногда милосердней убить, чем спасать. В госпитале - стоны, тяжелое дыхание, крики, бред. Вчера кому-то ампутировали ногу без обезболивающего - ор стоял бесконечный. Но.... лекарств не было. Не оставалось, таяли сквозь пальцы. Ирука закрыл лицо руками, сейчас, выйдя из стен госпиталя, где отпахал полную двадцатичетырехчасовую смену - эмоций не осталось совершенно никаких. От вони, сладкой вони гноя, крови и еще чего-то уже даже не тошнило, хотя в первые заходы в госпиталь Ируку стандартно выворачивало. Усталость перестала ощущаться уже на третьи сутки. Спать по два часа в сутки - это весело. С утра забежишь на радио-точку, а потом в госпиталь, всё для того, чтобы выиграть. А можно ли выиграть? - А, лейтенант Умино... - Ирука отнимает руки от лица и видит рядом грязные, все в черных разводах форменные штаны, которые по идее должны быть песчаного цвета. Но голос... Голос, как шелест волн моря, тихий, спокойный. - Полковник, - Умино вздыхает, - Как выход? - Троих убили, еще шестерых пришлось добивать. - Полковник Хатакэ Какаши зачем-то садится рядом и внимательно смотрит. - А у вас тут как? Выход был на пять суток же. - Еще семеро умерли. Еще немного и у нас тут может начаться какая-нибудь эпидемия. - Трупы... Да, трупы надо сжигать. Что-нибудь придумаем. - Вы сейчас... - Да, коменданта убили и я сейчас исполняю его обязанности. - Хатакэ улыбается, это видно даже через маску. Лейтенанту всегда было интересно зачем его собеседник ее носит. - У вас смена кончилась? - Косит серым взглядом, а в сером глазу стылая хмарь того, кто выходя на рейд по его окончании должен добивать своих же. - Да. - В общем-то к этому всё шло уже давно. Сначала это были какие-то странные ритуальные танцы вокруг молоденького лейтенанта-связиста, потом это стали явственные намеки, а вот этим почти открытым предложением всё заканчивается. Ируке только-только исполнилось двадцать два, полковник был старше на десять лет и был живой легендой еще тогда, когда Умино учился в школе. Гений, мастер снайперского дела, белке в глаз в десяти километров. Впрочем, легенда легендой, а перед ним сейчас сидел крайне усталый человек. Все устают, все выгорают и все как-то стараются забыть про это. Кто-то пьет, кто-то втихую глушит запрещенные препараты, если таковые еще остались, а кто-то предлагает потрахаться. Просто, без изысков, но в тоже время.... крайне галантно. Связист едва слышно смеется. - Что-то смешное вспомнили, лейтенант? - Серые глаза щурятся, полковник на секунду становится похожим на сытого довольного кота. - Нет, просто... не важно, пойдемте, вы кажется предлагали выпить. - Ирука встает с нагретого за день камня, что стоит возле огромное палатки, в которой размещен госпиталь. - Да, предлагал, - Хатакэ слегка тянет гласные, едва заметно улыбается под маской, а может связисту это только кажется, закатный свет, он вообще такой неверный. - Ну, тогда, пойдемте. Палатка у полковника самая обычная, таких вон - целый лагерь. Складной стол, стул, керосиновая лампа. Вот и всё. Ну, еще, спальник на полу. Ну и документы на столе. Вот и всё. Просто и аскетично. Впрочем, Хатакэ действительно достает откуда-то фляжку, жидкость в ней пахнет клопами. - У пессимиста коньяк пахнет клопами, - глухо смеется полковник, - А у оптимиста клопы пахнут коньяком. Старая штука, еще с учебы, ставшей уже такой далекой, с какой-то эфемерной гражданки, которой и не было-то уже вроде никогда. Всё, что помнит сейчас Ирука - это беспощадный зной, песок, кровь, запах горелого мяса, выстрелы, обстрелы и трупы-трупы-трупы-трупы. Поэтому эту жидкость молодой лейтенант пьёт так, сразу залпом, чтобы уж наверняка ударила сразу в мозг. Впрочем, чего греха таить, полковник нравился Ируке. Было что-то такое в этой чуть сутулой, из-за постоянной носки на одном плече винтовки, угловатой фигуре неуловимо притягательное. Возможно, всё это шло откуда-то изнутри Какаши, но.... Додумать Ируке не дали, Хатакэ просто дернул на себя из-за чего связист подавился алкоголем и закашлялся, забрызгивая грязную форменную куртку мужчины. - Ну, ну, ну... аккуратней, - у полковника ледяные пальцы, впрочем, тут в этой чертовой полупустыне по ночам действительно адски холодно. Какое-то время они смотрят друг другу в глаза, а потом реальность теряет свою реалистичность. Просто потому что эти холодные пальцы очень бережно стирают с Ирукиной щеки чью-то давно засохшую кровь. Сознание возвращалось всего несколько раз, выхватывая какие-то малозначительные детали: шрам через тонкие бесцветные губы, порванная когда-то и отвратительно сросшаяся левая ноздря, немного кривые пальцы на левой руке, видимо, пытали и ломали. И эти сломанные пальцы хотелось целовать. И целовал. И хватался за плечи. И кажется даже плакал. Потому что в двадцать два очень страшно умирать. А в ответ только нежно и аккуратно гладили по голове, спине, мягко целовали в шею и бережно трахали. Лампа не горела, но и не надо было, казалось, что у полковника глаза светились в темноте. Уже после, почти неодетыми сидеть, на бедном спальнике, тихо смеясь и допивать странную бурду из фляжки, прижиматься к бледному боку, запоминать запах полковника: песок, солнце и редкие пустнные травы. - Хороший мальчик, - тяжелая рука, гладит по голове, - Хороший правильный мальчик. Что ты здесь делаешь? - Сам попросился? - Зачем? - Тихий смешок, - Славы захотелось? - Нет. Тут же столько практики для связиста, здесь такие сложные условия для радиолокации. - Ирука тихо шепчет куда-то в чужое плечо. - Тут всё сложно, лейтенант. - Я останусь на всю ночь. - Точно не выспишься. - Ну, и, ладно, - коснуться чужого лица лишь кончиками пальцев, - Всяко разно приятней, чем не спать из-за постоянных кошмаров. И ведь действительно всю ночь не спали. А в три часа по стандартному времени начался массированный арт-обстрел.

***

На этом сером граните выбито бессчетное количество имен и самое отвратительно в том, что они знакомы. Руки слегка подрагивают, блеклые свежие цветы кажутся чем-то нелепым. Но это так хорошо, так правильно приходить сюда. Ты ведь в отличии от них всех выжил и как с этим жить - не знаешь. Из армии турнули с волчьим билетом, мол, не справился с возложенными обязанностями. Лучше бы сдох. При артобстреле так разворотило всю морду, что в зеркало без отвращения не взглянешь. Но он-то привык, а другим каково? Маска, которая так хорошо защищала во время пылевых и песчанных бурь, и тут сгодилась. - Пойдем, - теплая ладонь ложится на плечо, - Пойдем домой. - Хорошо, пойдем, - трудно отсюда уходить, это как храм наоборот, тут не выдают прощения, тут только молча вопрошают: "Почему?". - Пойдем. На гражданке так невозможно жить, но он постарается. Для чего-то они ведь выжили. Он и маленький связист. Первое, что увидел Хатакэ, когда пришел в себя, уже в нормальном, не полевом госпитале, сидящего рядом Ируку. Тот, казалось, был готов заплакать, но просто сжал пальцы на правой руке - единственное что не болело. Для чего-то же выжили, да? Каждый вечер я иду к тебе ©