Сборник всякого по Наруто

— ... и какая, блядь, хуйня. Я селедку ем без лука, лука нету у меня... - задумчиво вещал в прекрасную пустоту холодильника Ирука, - .... то, что хлеба нет ни крошки, тоже в общем-то говно... - холодильник в ответ молчал. Ну, почти, молчал, натужно гудел. Холодильник был старый, как все самое старое на свете. Он вполне мог быть ровесником самого Третьего, а это не хухры-мухры. Девайс сей был довольно сильно известен в чунинском общежитии, он пережил нападение Кьюби. Ируке иногда даже смешно становилось от этого: ни родители, ни родительский дом этого нападения не пережили, а вот холодильник - пжалуста, от всей души неизвестного холодильного божества, - ...а я селедочку вкушаю, заебательская вещь. Иногда такое происходило в этой махотной квартирке. Ируке иногда-иногда было очень грустно и очень лень что-то делать и куда-то идти. Копия в такие моменты ворчал: "Черная меланхолия" и лез обниматься. Но Копии не было, его, заразу такую, вот уже четыре дня мотало где-то неизвестно где. Миссия уже вышла по срокам, а от них: ни ответа, ни привета, - только напряженная тишина. А сегодня к ночи обнаружилось, что и нету ничего в холодильнике. Почти ничего, в самой глубине верхней полки сиротливо ютились пресервы селедочные - это немного радовало Ируку. Капельку. Пресервы были какашины, он их любил, Ирука к рыбе, не смотря на имя, был в общем-то более, чем полностью равнодушен, но голод был и был он не дядькой, и не тетькой, он, сука, такая был. И в себя надо было что-то положить, потому что в течении дня как-то не складывалось с едой. "Жрать раз в сутки - это плохая идея", - расстраивался Умино, разглядывая пресервы. Вроде даже еще съедобные и как только Хатаке мог жить по месяцу на белках, улитках и прочей ерунде? Впрочем, с голоду, все же реально можно было схарчить все, что двигалось, а все что не двигается - подвигать и тут же схарчить. — ...если б мне немного чаю... - бормотал Ирука, тыкая селедку палочками, - ... я же пою, нету чаю - не серчаю, я водичкою запью. Тотально не сходилась квартальная ведомость и это жрало ирукин мозг, отдельно его дожирал не пришедший в срок с миссии Копия и самые крохи мозга вчистую съедал Наруто, который ныл, жаловался и ругался на Саске с оттенком легкого приятельственного восхищения. Все это выводило из себя, от этого всего хотелось избавиться. Желудок не вяло напомнил о своем существовании протяжным грустным мявом и Ирука поспешил впихнуть в себя селедку, - ...как распробуешь - поймешь, по началу вроде грустно, а потом тай хуй уймешь... Хотелось завернутся в плед, в старый, занюханный плед, который бесил Копию тем, что оставлял свои ворсинки на его одежде. Ирука очень хотел завернуться в этот плед. Плед пах Какаши, плед был теплым, плед вообще был. Осенняя хмарь, первая осенняя хмарь, ее стылость и холодность выбивали Ируку из привычной колеи. Если рядом был Хатаке - это было проще, тот вообще достаточно был смешливым, немного, конечно, в ехидцу, человеком и этим своим качеством дзенин гонял ирукину черную меланхолию палкой аки нерадивую козу. Но Копии не было на месте вот уже четыре дня и это наводило тоску, сжимало сердце так, что оно собиралось выбраться через горло и сбежать куда подальше. Селедка была доедена, вилка вымыта. — ...всё пиздец, пошел читать... - Квартира тонула в серой хмари, от нее хотелось избавится. Раздеваться Ирука не стал, прям так, в форме залез в старенькую расшатанную кровать, которая таковой, то есть расшатанной, конечно, а не старой, стало благодаря некоторым, которых не было вот уже четыре дня. Умино завернулся в плед, завернулся в одеяло и огромной гусеницей устроился на кровати. Хмарь подползла ближе и укусила за нос. Ну, почти укусила, потому что Ирука успел спрятаться в какашин запах и относительный уют спасительной ткани вкруг себя. Ничего не хотелось: ни читать, ни думать. Хотелось быть тюленем и валятся на кровати. Можно было бы покататься, но это было бы странно. Из всех углов добродушно смотрела серая стылая хмарь, скаля свои острые клыки. "Это просто черная меланхолия", - думал Ирука, представляя себе объятия Копии. Тот держал крепко, цепко, так словно от скромного чунина зависила вся жизнь и еще следующая того-самого-настоящего-Копирующего-ниндзя. Сон пришел внезапно, свалился на голову как мешок с картошкой, напал непроглядной темнотой и утянул за собой. Ирука проснулся от того, что ему было жарко, немного костляво, но очень уютно. Форма куда-то делась, поперек груди лежала белая, то ли от шрамов, то ли от природной бледности, рука. Умино закрыл глаза и снова их открыл, но рука не куда не делась. Хатаке обычно спал очень чутко, но не после миссий, после миссий он пару дней спал настолько крепко, что начнись штурм Конохи, Копия бы его проспал. — ...солнце огненная пещь... - У Хатаке точно был сломан нос, он дышал ртом, а под глазами и через всю переносицу уже налились отвратительно синие синяки, хотя нет, не просто синие, а синяки цвета индиго. А еще у великого-того-самого-ниндзя были разбиты губы и на щеке была стремного вида ссадина. "Главное, что живой", - устало думает Ирука и укладывается рядом, закидывая ногу на бедро "мужчины, которого не грех и подождать", кажется, так сказал тогда сам Какаши.