Черные розы

Сентябрь уже подходил к концу, когда Том Реддл решил вновь встретиться с Нагайной. Все это время он ее старательно избегал, даже уволился из зоопарка, чтобы оградить себя от случайных встреч с бывшей знакомой. Новую работу Том даже и искать не стал: ему необходимо было привести свои мысли в порядок. А в голове у него творился настоящий хаос: с одной стороны, он стремился как можно дальше задвинуть свое прошлое, а с другой — его маниакально тянуло к нему. Том уже настолько свыкся со своей участью маггла, что ему казалось немыслимым его возвращение. Тем более что какой из него сейчас Волан-де-Морт: ни магии, ни связей, ни былой власти. Все доводы говорили против его возвращения, но что-то ныло у него внутри от осознания этого. В таком трансе Том находился уже несколько недель, что не мог не заметить Гарри. Со стороны казалось, что его опекун обдумывает то ли захват мира, то ли суицид, то ли все сразу, поэтому спрашивать он не решался, надеясь, что Реддл сам рано или поздно заговорит об этом. И он заговорил. За одним из ужинов, который они по самоустановившейся традиции проводили вместе, но всегда в полном молчании, если не считать коротких, обрывистых фраз Тома, который иногда озвучивал вслух свои мысли. Гарри понимал, что все эти «разговоры» были его привычкой, зародившейся от долгого глубокого одиночества, однако все его попытки расшевелить своего сожителя игнорировались. Иногда мальчику начинало казаться, что они живут в разных измерениях, а все их попытки поговорить прерываются разделением этих миров: вырвавшись из одного измерения, звук сворачивается в другом.* Нужно было найти ключ, открыть дверь и соединить эти два разделенных жизнью пространства. Но где искать этот ключ, Гарри не знал — ему оставалось лишь верить, надеяться и ждать. — Помнишь, Гарри, я рассказывал тебе о том, что раньше у меня было все? Мальчик удивленно поднял глаза, оторвавшись от ужина и уставившись на Реддла, столь неожиданно заговорившего. — Эм, не помнишь? — немного оторопел Том. — Мне казалось, что у тебя хорошая память. — Память у меня действительно неплохая, просто мне не хотелось нарушать такой момент, — вышел из оцепенения Гарри. — Какой такой момент? — не понял его Том. — Черт, да вы заговорили! — возмутился мальчик. — Вы даже не заметили, что почти месяц провели в некотором трансе, ни разу не поддержав со мной разговора! Реддл немного оторопел от такого неожиданного выплеска эмоций, да и в целом он не привык, чтобы на него повышали голос. А Гарри тем временем продолжил, уже достаточно успокоившись, чтобы вернуться к изначально заданному ему вопросу: — Да, я помню. Вы еще говорили, что не можете к этому вернуться. Если это было причиной вашего транса, то возвращайтесь. — Возвращаться… Прости, что? — недоумевал Том. — Как ты догадался? Я же еще ничего не объяснил. Мальчик тяжело вздохнул: — Я жил с извергами-опекунами. Попасться к ним под горячую руку — худшее, что можно пожелать, поэтому я научился чувствовать их настроение, угадывая их мысли и эмоции. По вам сразу было видно, что вы мечетесь между двумя берегами и не можете выбрать, какой же действительно ваш. Вот поэтому я вам и сказал: «Возвращайтесь!». То, чем вы сейчас занимаетесь, явно не ваше. Когда вы говорите о своем прошлом, в ваших глазах появляются искорки жизни, а на данный момент вы больше похожи на труп, чем на живого человека. — В твоих словах куда больше истины, чем ты собирался в них вложить, — отстраненно протянул Волан-де-Морт. Гарри лишь оставалось удивленно пожать плечами и вернуться к своему остывшему ужину, так как разговор достиг своего логического завершения.

***

На город постепенно опускались сумерки, обволакивая его полумраком: воздух становился свежее, избавляясь от выхлопных газов машин, а с улиц медленно исчезали те звуки, которые обыкновенно называют городскими, уступая место природе и ее трекам. Волан-де-Морт не торопясь шел по улице, сливаясь с ней: он словно был ее тенью. Если бы кто-то потом поинтересовался у редкого прохожего, не видел ли он мужчину с нечеловечески узкими глазами, одетого в длинное черное пальто, то ему бы ответили — нет. А кого не видели, тот ничего и не сделал. Ему же как раз не нужно было лишнее внимание, а благодаря собственным талантам он с легкостью мог этого избежать. Правда, ему, Волан-де-Морту, приходилось сейчас заниматься постыдным делом: он, как самый обычный маггловский мародер, собирался тайком проникнуть в зоопарк. Так как он всегда трепетно относился к любой выполняемой им работе, то пресловутая система безопасности, которая на самом деле состояла всего лишь из двух охранников, не могла помешать ему незаметно проникнуть на территорию общественного заведения. Несмотря на свой непродолжительный срок работы, Том изучил зоопарк вдоль и поперек. А что еще делать ночью? Но по большей части он сделал это по привычке — иначе чувствовал себя не совсем комфортно на неизведанной территории, а после потери магии он разведывал все заранее с неприсущей ему маниакальностью. Конечно, для всех он мертв, но мало ли что… А Волан-де-Морт, привыкший все держать под контролем, сейчас потерял все связи и чувствовал себя даже не просто кукловодом, расставшимся со своим кукольным театром, а обездвиженной мертвой марионеткой, у которой обрезали все нити. Но он собирался все исправить, вернуть на круги своя. План виделся смутно, однако он был этому даже рад: слишком хорошее со всех сторон мероприятие всегда обрывается каким-нибудь малозаметным или ранее не имевшим большого значения косяком. Тому часто приходилось выбирать дорогу, стоя уже непосредственно на перекрестке, дорогу, которая сыграет важную роль во всем дальнейшем действии. Сейчас этим перекрестком была Нагайна, а выбранная им дорога — реинкарнация. Незаметно для себя Реддл подошел к зоопарку: ранее ему казалось, что он находится куда дальше, а сейчас, уменьшив шаг, он добрался довольно быстро. — Все-таки время — странная штука — в этом можно согласиться с магглами, — пробормотал он сам себе и, ни секунды не колеблясь, Волан-де-Морт прошел через главные ворота: система охраны была столь скверной, что обнаружить себя проще всего, прячась. В сторожке помимо монитора с кадрами видеонаблюдения стоял прекрасный телевизор с пятью каналами, за которым охранники обычно и залипают. Так делал и напарник Реддла, но у последнего не было никакого желания сидеть перед говорящим ящиком — он ходил по территории зоопарка и занимался своей работой. Как назло, террариум находился в самом центре, и пока Том добрался до него, он привел себе в уме еще кучу доводов «за» и «против». Однако он не позволил себе изменить решение — это было бы слишком глупо и трусливо. Нет, он, Волан-де-Морт, не может отступать перед трудностями. Вот и долгожданные стены небольшого домика, исполняющего роль террариума. Мужчина без труда проник в строение: внутри была кромешная тьма — окон в помещении не было, а фонарик включить нельзя, не распугав всю живность, поэтому Тому приходилось ориентироваться, полагаясь только на собственное чутье. Но он не помнил, в каком именно резервуаре находится его змея и Реддл за неимением других способов позвал свою старую знакомую: — Нагайна! — Да, мой лорд, — незамедлительно услышал он знакомый голос из темноты и пошел на него. С помощью указаний Нагайны он смог достать ее, и они направились к выходу и так же без труда покинули территорию зоопарка. К счастью уличных грабителей, им не довелось встретиться с этой парочкой в темном переулке, иначе у них был бы шок на всю жизнь, если, конечно, последняя бы осталась сама. Когда они вернулись домой, на пороге их встретил обеспокоенный Гарри: — Где вы были? — В зоопарке, — как ни в чем не бывало ответил лорд Волан-де-Морт. — Но что вы там делали? — все еще не успокаивался мальчик. — Вы же уже давно там не работаете. — Не лезь не в свое дело! — отрезал Том и отпустил Нагайну из сумки на пол. — Вы украли змеюгу! — оторопел мальчик от ужаса. — Сам ты змеюга! — огрызнулась Нагайна. — Еще и говорящую, — вконец опешил Гарри и осел на пол. — Вы в прошлой жизни были директором цирка? * Об этом же говорит так называемая «теория струн». Но упоминать о ней как об одном из видении физики я не стала, а то Гарри вообще получится неким гибридом Эйнштейна и Фрейда. В общем: по этой теории все атомы представляются кривыми струнами, как и измерения. На самом деле существуют девять измерений, но мы видим только три, так как остальные находятся в свернутом состоянии.