И придут тени

Наступил новый день. И встретил он нас совсем не радостно - порывистым ветром и хмурыми тучами, грозящими разразиться дождем. Мы опять были в пути и мои спутники становились все более раздражительными. Слишком тяжелое испытание - идти не зная конечной точки. Кончалась вода и еда. Хорошо, если хватит на вечер. Что делать потом - я не представляла. Но мы шли. Дети плакали почти все время, то вместе, то по-очереди. Периодически срывались Анна с Натальей, то начиная кричать на детей, то стирая слезы с глаз. Мне самой хотелось рыдать в голос или упасть от бессилия под первым же деревом и больше вообще никуда не двигаться, будь что будет. Но, стиснув зубы я делала следующий шаг. И за мной его делали остальные. И я не сдалась, пожалуй, по двум причинам. Первая - надежда и вера в меня в глазах Егорки, мужественно шагающего по левую руку от меня. А вторая - Ирина, которая тоже держалась, умудряясь успокаивать детей и, временами подходя ко мне, просто разговаривать ни о чем, отвлекая от гнетущих мыслей. Но я видела, что держится она тоже из последних сил. За этот день мы сделали четыре привала, но и это не помогало моим спутникам. На последнем привале я поняла, что кончилась вода. Стараясь не показать этого остальным, я тщательно скрывала трясущиеся руки. Как я могу вести куда-то детей без воды? - Мы что-нибудь придумаем, - тихо сказала Ира, подходя и сжимая мои ладони в своих. Но это было больше похоже на вопрос, на который я не могла ответить. Поэтому, мотнув головой, я выдернула руки и стала складывать в рюкзак уже пустые бутылки. Опять болело запястье. На этот раз так сильно, что хотелось оторвать руку, чтобы избавится от пронизывающего до плеча жжения. Но я старалась, как могла, отогнать это ощущение на задний план своих мыслей. Я надеялась, что нам поможет остановка на ночь. Можно будет попытаться найти речку или родник и накипятить оттуда воды на костре. Но только мы начали искать подходящее место для ночевки, как над нами раздался оглушающий звук грома и, сразу за ним, на нас стеной хлынул ливень. Вокруг меня что-то кричали взрослые и дети, но их голоса терялись в шуме дождя. Я закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями, но ничего не выходило. И в этот момент к горлу подступил комок, грозящий в следующее мгновение вырваться слезами. - Тетя Яна, - вдруг закричал Егор, дергая меня за рукав, чтобы привлечь внимание. - Не сейчас! - сорвалась я, повысив голос на племянника. - Ты не поняла, посмотри вперед! - не обращая внимания на мое раздражение продолжал кричать Егор. Я подняла глаза, стараясь сквозь ливень разглядеть, на что он указывает пальцем. Мне показалось, что вдалеке просто темное пятно, похожее на... маленький домик. - Быстрее! - я быстро зашагала в направлении пятна, которое при приближении, действительно оказалось небольшой избушкой. Возможно, это было временное пристанище для охотников или лесничих. Насквозь промокшие дети и взрослые быстро заполнили домик, внутри оказавшийся не таким уж и маленьким. - Я снаружи видела дрова под навесом. Возможно они еще сухие, - проговорила я, глядя на небольшую печку-буржуйку. И действительно, благодаря небольшому навесу, аккуратно сложенные березовые бревнышки были совершенно сухими. И через 10 минут все, сгрудившись грелись у небольшой печки. Я же, дрожа от холода, вытаскивала с одной из полок три большие кастрюли. Потому что питьевая вода лилась потоками с неба, надо было лишь собрать ее. Ира, захватив наши котелки, пошла следом. Все емкости наполнились за пару минут. Набранной водой мы заполнили бутылки, затем сделали еще один заход, поставив самую большую кастрюлю кипятиться на буржуйку. А Наташа по нашему возвращению продемонстрировала свои находки, обнаруженные в небольшом деревянном шкафчике рядом с кроватью - две упаковки гречки, шесть банок тушенки, целая пачка сахара и банка индийского черного чая. - Сегодня и поужинаем нормально, - улыбнулась женщина. - Я займусь этим. Анна же, уложив младенца на кровать, стоящую в ближайшем к печке углу, принялась раскладывать на полу спальные места в виде пенок. Тепло, вода и скорый ужин явно улучшили общее настроение. И в этот момент мой организм, державшийся весь день, не выдержал. Я просто выскочила на улицу, под больно стегающие, тугие струи ливня и закричала, выпуская страх и волнение, накопившиеся за последние дни. Гром, разрывающий размеренный шум дождя скрыл в себе мой истошный крик. И тут же из моих глаз хлынули уже ничем не сдерживаемые слезы, смешивающиеся с ударяющими в лицо каплями небесной стихии. Наверное, я бы упала на колени от опустошающей боли, моральной и физической, пронизывающей левую руку, казалось, уже до самой кости. Но меня резко развернули и прижали к себе, заключая в аккуратные объятия. Я бы не смогла сопротивляться даже если бы захотела. Но я и не хотела. Потому что именно в этом я сейчас так нуждалась. Ира тоже плакала, еле вздрагивая плечами, в одно из которых я уткнулась носом, отвечая на объятия и прижимая хрупкую женскую фигурку ближе к себе. Сколько мы так стояли - я не знаю. Небо уже совсем стемнело, беззвездной из-за туч, ночью. Слезы иссякли, оставшись напоминанием в виде еле-слышных судорожных всхлипов. Меня трясло. То ли от только что пережитой истерики, то ли от холода, ведь промокла я совершенно насквозь, даже не удосужившись переодеть свою куртку. К тому же примешивалась всепоглощающая боль в руке, заставляющая стискивать зубы. - Ты в порядке? - я слегка отодвинула Иру от себя, с трудом разглядывая в темноте под дождем, покрасневшие от недавних слез, глаза. - Намного лучше, - слегка улыбнулась та. - Пойдем. Нам, особенно тебе, надо переодеться и высушиться. - Хорошо, - я, сама не осознавая того, взяла женщину за руку. Ира то ли не заметила этого, то ли не придала этому значения. И руку не отдернула. Так мы и пошли обратно к домику, по-домашнему звавшего нас уютным рыжим, от печного огня и нескольких масляных ламп, окошком. Открыв дверь мы почувствовали запах гречки с мясом. Все. кроме нас двоих, уже уплетали ужин за обе щеки. А Плюша наслаждалась остатками тушенки. На печке в котелке уже грелась вода для чая. Или кофе. И сегодня он будет с сахаром. И это казалось сейчас просто чудесным. Критически окинув нас с Ирой совсем учительским взглядом, Наташа взяла с кровати верблюжье одеяло, потертое, но чистое. Такое было в моем очень далеком детстве, колючее и теплое. - Раздевайтесь. Если так останетесь - точно заболеете, - протянула она одеяло. - А вы нам еще нужны. Я покраснела. И Ира тоже. Тут не было даже стенки, за которую можно было бы спрятаться. К тому же одеяло было одно, значит придется его делить. А от этого мне становилось совсем не по себе. - Вы как дети, - пробубнил с набитым ртом Гриша. - Заболеть лучше что-ли? Мы отвернемся. - Я думаю они правы, - смущенно проговорила мне Ира и начала стаскивать с себя насквозь промокшую куртку. Все тут же деликатно отвернулись. Даже Наташа, оставив рядом с нами одеяло, отошла к печке возиться с чаем. Я повернулась к Ире спиной и расстегнула свою кожанку. Промерзшие пальцы слушались с трудом, но курткой и водолазкой под ней я справилась легко. А вот совершенно мокрые джинсы никак не хотели стягиваться. Наконец я осталась в одном белье, про себя радуясь, что оно спортивное и похоже на купальник. К Ире я так и не повернулась до тех пор, пока не почувствовала, как на плечи упал колючий край одеяла. - По-моему, это я должна стесняться, а не ты, - усмехнулась женщина. Мы сели на ближайшую к нам пенку и посильнее укутались в одеяло, отчего оказались прижатыми друг к другу практически обнаженными плечами и бедрами. И это способствовало моему очень быстрому согреванию, но мешало нормальному дыханию и сердцебиению. - Можете поворачиваться, - тихо сказала Ира, глядя на свои пальцы ног, выглядывающие из-под одеяла. Все вернулись к прежним разговорам. Наташа собрала с пола наши вещи и положила сушиться рядом с печкой. А Анна протянула нам по порции каши, которую разложили в оставшиеся от предыдущих ужинов и вымытые банки из-под горошка, которые так и носили с собой в рюкзаках. Вытащив руки из-под одеяла, стараясь, чтобы одеяло не обнажило больше, чем следует мы без слов принялись за еду. Я никогда не любила гречку, но сейчас она казалась самым вкусным блюдом на свете. И все равно я ковыряла в ней пластмассовой ложкой без особого энтузиазма. Наевшиеся и уставшие за день дети уже укладывались спать. Потап, младенец и Анна между ними устроились на довольно широкой кровати, остальные разбрелись по своим пенкам, тесно уложенным на полу. Этим вечером даже Варя и Гриша легли в обнимку. Слишком устали, чтобы спать сидя. Наташа, поставив рядом с нами по чашке кофе, тоже отправилась спать, предварительно погасив все лампы. Сегодня она устроилась на пенке в одиночестве, как и Егор. Так мы и остались сидеть. Под одним одеялом и в полумраке. Я раздумывала о том, что сегодня стоит устроиться рядом с племянником. Оставив попытки съесть кашу, я взяла кофе, заодно слегка отодвинувшись, буквально на сантиметр, от Иры. - Меня тоже смущает эта ситуация, - вдруг прервала тишину Ира, правда сказав так, чтобы кроме меня это никто не услышал. На всякий случай, ведь явно все уже крепко спали. - Не знаю почему, но смущает. - Извини, - только и смогла ответить я. - Тебя не на что извиняться. Дело ведь... Она не договорила, потому что вдруг сильная, но почти привычная боль в руке пронзила меня так, что я выронила кружку и согнулась к коленям, прижимая запястье к груди. Стараясь не закричать, я закусила губу, но негромкий стон все равно вырвался. Теплый кофе из кружки лужицей растекся около наших ног, намочив голые ступни и небольшой кусок пенки под ними. Но я даже не заметила этого. - Что случилось? - взволнованно спросила Ира, быстро отставляя свою кружку и совершенно забыв о своем смущении полуобняла меня, пытаясь разогнуть. - Опять..., - еле сумела процедить я. Ира буквально вытащила мою руку. Но на запястье ничего нового не было, только прикосновение показалось мне холодным как лед. Женщина покачала головой. - Такое ощущение, что твоя рука горит, - она приложила ладонь к тому месту, где были метки. Боль совсем не намного, но поутихла. Достаточно, чтобы я могла больше не прикусывать губу и не стонать. - Что это значит? - Надеюсь вопрос риторический, - грустно попыталась усмехнуться я сквозь зубы. Ира начала убирать свою ладонь и тут же прежняя сила боли начала возвращаться. - Нет! - испуганно воскликнула я. И свободной рукой вернула прохладную ладонь на место. - Пожалуйста, - умоляюще посмотрела я в карие глаза в которых сейчас было исключительно сочувствие и волнение. - Конечно. Ира аккуратно, чтобы не сдвинуть руку, уложила меня на пенку и легла напротив. Нас разделяли только наши руки. Одна приносила мне невыносимую боль, а другая облегчала ее. Но все остальное, включая смущение, отошло на второй план, не имея сейчас никакого значения. Женщина накрыла нас одеялом и свободной рукой отодвинула с моего лица все еще сырые волосы. - Я сделаю все, чтобы тебе стало легче, - совсем тихо. почти неслышно прошептала она. - Ты нужна нам. И Егорке, и Потапу и Вере с Гришей. И мне. Последние слова я то ли услышала, то ли мне они почудились уже в тяжелом, полном боли, сне.