* * *
Запретные воспоминания не всплыли, крышка чёрного ящика плотно закрыта. Вместо них из чулана памяти я лениво выкатил надувной детский мяч для игр в воде. Мамаша... сухопарая нервная женщина с пальцами, жёлтыми от непрерывного курения. Отец бросил её, когда мне было пять. Отец развёлся с ней официально, когда мне было семь. И умер в ДТП, когда мне было десять. Очевидно, что он завещал мне своё состояние, так как я был его единственным наследником. Но никто не знал, что состояние отец сколотил огромное. Адвокаты опрометчиво признали распорядителем денег мою мать до моего совершеннолетия. Теперь тем же адвокатам придётся выяснять, куда она дела десять миллионов с моих счетов. Ещё три миллиона она не тронула, потому что не смогла — условия хранения в банке были таковы, что взять их мог только я, став взрослым. Но остальное она успешно прикарманила, переписав на счета подставных лиц, и прикинулась банкротом. От природы я человек не жадный. Но принципиальный. Ни единого дня своей жизни мать не работала, не пахала, не напрягалась. И, глядя на бинты, закрывающие глубокие порезы на ладонях, я чувствую, как эти порезы наливаются новой кровью. От возмущения. От холодной ярости. Не стоит выставлять меня посмешищем. Не стоит надеяться на мои детские комплексы или бессилие. Я справился с исчадьем ада по имени Хет. Будет странно, если не справлюсь с хитрой, но уже стареющей и сдающей позиции стервой. Не важно, кто меня родил. Важно — кто сделал человеком. Среди небоскрёбов Рокфеллеровского центра я быстро отыскал нужный, с чёрной зеркальной вывеской “Maxwell & Stewart Bros”. Мой адвокат Джеффри встретил меня озабоченным лицом и заискивающей улыбкой. — Сэр, я вынужден вас огорчить. Мы не нашли ни единого доказательства причастности миссис Санктери к манипуляциям с вашим банковским счетом, к подлогу документов или фальсификации договорных... — Джеффри, каждый год она должна была выкидывать на ветер по миллиону с лишним долларов. Куда? Вот куда, скажи на милость, она могла их тратить столько? Купила остров в Тихом океане? Основала за мой счёт фонд помощи пострадавшим от землетрясения в Бутане? Спустила в казино? Что у тебя в отчётах? — Аренда квартиры на Верхнем Ист-Сайде, отели, авиабилеты, одежда, рестораны, горничная и посудомойка. Ничего особенного. Но всё вместе оно выливается в кругленькую сумму, которая... — Которая равняется примерно ста пятидесяти тысячам в год. Итого менее миллиона за восемь лет моего отрочества. Я готов ей простить эту смехотворную светскую жизнь, в течение которой она не заплатила за меня ни единого цента, мотивируя тем, что банк ежемесячно начисляет мне на личную карту тысячу девятьсот баксов — долю процента с общего депозита, согласно условиям завещания. Ты меня слышишь? Разницу чувствуешь? — Да. Но, сэр, нам решительно не с чем припереть её к стенке, ваши деньги... — И снова я вынужден перебить. Это, — я порылся в рюкзаке и извлёк заранее заготовленный конверт, — устроит в качестве доказательства? Джеффри с любопытством развернул голубую тиснёную бумагу. Я с удовольствием наблюдал, как он покрывается бисеринками пота по мере чтения. Читать там, впрочем, особо нечего, сплошные цифры. Ожесточённый поведением Хета, в предпоследнюю ночь на базе — накануне экзекуции, которую он мне устроил — я не спал, а готовил матери восхитительную месть, вооружившись ноутбуком сержанта и казённым интернетом. В глазах университетского руководства я был обыкновенным школьником средних способностей и ничем себя особо на первом курсе не проявил. И это правильно. Хакерские таланты необходимо тщательно скрывать. — Сэр, где вы это заказали? — Нигде, Джеффри. Сам взломал и похитил. — Но это может надолго упрятать вас за решётку... — Или мамочку. Решай сам, показывать это ей или прокурору. Ты с ней общался поболее меня, лучше изучил насекомых в её голове. Сможем договориться полюбовно или придётся-таки припирать к стенке жёстко и грубо? — Я попытаюсь. Сейчас наберу Вернона. А последний счёт на Каймановых островах... — Оффшорный, совершенно верно. Зарегистрирован на имя некоего Грэга Моллигана. Если ты перепроверишь гостей моей матушки в её нью-йоркской квартирке, то узнаешь, что Грэг в течение всего лета навещал её по вечерам, а уходил преимущественно утром. — Понял, звоню в полицию, подельника не выпустят из города. — Джеффри, ещё одно. Взгляни на меня, пожалуйста. — Да, сэр? — он замер со снятой телефонной трубкой. — Я мог спокойно перевести все деньги обратно, полностью опустошить и аннулировать их счета и даже играючи записать им пару несуществующих правонарушений, вроде вождения в пьяном виде или штрафов за парковку в неположенном месте. Но я этого не сделал. Прошу, донеси эту мысль до глубоко неуважаемой миссис Санктери. Пусть официально признает факт хищения. И открой, будь так добр, дело по лишению её права носить фамилию моего отца. — Я вас понял. Всё будет сделано. А как насчёт лишения родительских прав? — Оставь, — я сардонически улыбнулся. — Пусть помнит, что сын у неё где-то есть. Пусть никогда не сможет об этом забыть.* * *
Дом, милый дом. Ощущение, что я отсутствовал сто лет. Кофе и прощание с Маттео не затянулись: я поцеловал его в грязное лицо, попросил тщательно умыться и сходить к врачу. В ответ он показал мне длинный хирургический зажим и заверил, что ничья помощь по извлечению посторонних предметов из его тела не понадобится. Я ласково обозвал его нехорошим словом и прыгнул в Додж. Рулил в центр и беспокойно думал об измене. Мой телефон хранил доказательства неистовой ночной оргии в виде двух видео неплохого качества и сотни фотографий. Я отправлю их на домашний сервер, а затем уничтожу на карте памяти, но пока могу только скрыть и зашифровать папку. Элф — загадочное существо, которое мне очень нравится, но, вспоминая его краткий телефонный разговор, я бы не сказал, что он испытывает ко мне хоть каплю настоящей симпатии. Я для него скорее увлекательное приключение. И он расположен ко мне потому, что я добр к нему. И красив. Странное дело — хотеть тянуться прежде всего к тем, кто прошёл строгий ценз внешней привлекательности. Не значит ли это, что все без исключения люди — beauty-нацисты? Припарковавшись, я вспомнил, что ночью после полуночи он опять должен был звонить своему брату в Великобританию и наговорить в мой ноутбук новый безымянный аудиофайл. Брат, беззаботный наркоман. Дядя. Моя чуть помрачневшая голова то и дело возвращалась к сплетне, рассказанной Харви. Резала по живому догадками одна хуже другой. Очевидность и невозможность совпадения бегства Элфа и пропажи чьего-то племянника усугублялась ещё одним ужасающим фактом. — Глаза, — прошептал я, прислоняясь лбом ко входной двери. Кольцо с ключами висело на моём указательном пальце, мерно стуча о замочную скважину. Квартиру открывать не хотелось до смерти. Пугаться, не найдя мальчишку. Или пугаться ещё больше, найдя. И задавая несколько зловещих вопросов. — Какого беса у тебя его фиолетовые глаза? И тут я ощутил себя форменным идиотом. Если Элф потенциально может состоять в родстве с дьяволом-сержантом, то почему бы это не проверить самостоятельно? Всего-то и надо — хакнуть сайт Пентагона. Давно следовало достать досье на Хета. Понять не могу, почему не сделал это шесть лет назад, вернувшись из Нью-Мексико. Хотя, надо признать, тогда я просто изо всех сил хотел только одного — забыть о нём, не натыкаться нигде, вычеркнуть и выкорчевать с корнем из башки. Но сейчас-то я не впаду в истерику, и сейчас мне это нужно кровь из носу не из праздного или мстительного любопытства. Вошёл в квартиру, прислушался к тикающей и шуршащей тишине. Работают все часы и электроприборы. Встречать меня никто не выбежал. Ну и ладно, без паники. Эльфарран вполне может спать без задних ног и не реагировать на грохот через толщу стольких стен — спальня у меня в самом дальнем конце коридора расположена. Преодолевая суетливую торопливость, я разулся и переоделся в домашнее. В спальню, вопреки всем доводам кричащих нервов, не пошёл. Свернул в кабинет, нашёл входящий файл, записанный с домашнего телефона, но стоически отложил и его. Если я буду слабовольным придурком, то не выиграю эту новую войну. Сначала — переписать и ликвидировать компромат с мобилки. Затем — набросать в скайп Харви очередную просьбу сообщить, когда приедет босс. И, лишь закончив с этим — приступить к поиску анкеты Ван Дер Ваальта. А спальня — ни-ни. Если Элф самовольно ушёл, то горевать поздно. А если остался — смысл тревожиться из-за мирно спящего гостя-заложника? Я заварил крепчайшую смесь арабики с необжаренными зёрнами, выпил залпом, содрогнулся от ударной волны горечи и приступил. Пентагон ещё не самая трудная виртуальная мишень, но не стоит забывать, что я под колпаком усиленной любви Говарда. Понадобится тридцать обманных адресов, запутывание следов, которые в конце приведут ищеек к другому хакеру (моему конкуренту), прокси-сервер, способный при пинговании четырежды обогнуть земной шар, ни разу при этом не попав в одну и ту же точку и при повторном сборе данных замыкающийся в кольцо бесконечной незавершённой функции. И прокси этот смастерить должен я сам, с нуля, вот этими ручками, сейчас же. Предельная концентрация. Тонна терпения. От спецзадания меня раз отвлёк скайп: Харви прилежно докладывал обстановку. Босс прибудет в полдень в сопровождении какого-то грозного арт-директора, пташки, сидящей в GTLL Tech Group на жёрдочке повыше. Ну и отлично, я располагаю временем даже чтоб поплевать в потолок. Во второй раз, когда вирусный скрипт почти развернул мне доступ к первой оборонной оболочке, меня смутил шорох где-то непосредственно в квартире. Слушал я вполуха, не разобрал сразу. И непроизвольно ахнул, когда ко мне сверху свесились длинные белокурые волосы. — Здравствуй. А я волновался всю ночь. Боялся, что тебя схватили из-за меня. И что ты никогда не вернёшься домой... Я не сумел буркнуть: «Элф, я занят по горло. Поговорим позже». Да, хотел, но всё равно... просто захлопнул ноутбук и резким движением перекинул мальчика через спинку кресла себе на колени. Он взвизгнул и вцепился мне в шею. Славно полетал. Пожираю взглядом его красивое худющее лицо, снова и снова обвожу контуры заспанных фиолетовых глаз. — Зря я вскочил, да? Пойду ещё посплю... — прошептал он, но не шелохнулся. Мёртвой хваткой я держал его за обнажённые ноги. — Я задам вопрос? — Конечно. И я даже знаю, о чём, — он звучно вздохнул. — Лучше не надо. Чтоб не пришлось лгать. Я надеялся, что ты не захочешь меня помучить с утра пораньше. — Откуда ты сбежал? — Ксавьер... — Ты жил в Британии? Ты родом оттуда? — А если промолчу, ты расценишь это как утвердительный ответ? — А если от молчания будет только хуже? — А если я спрошу, где ты был ночью? — А если я спрошу, что означает пароль «больница от слова боль»? — Уел. — Ну? — Я понятия не имею, что конкретно подразумевалось, Кси. Я узнал пароль случайно. Когда я только зашёл в «107», начальник бара пытался меня выпроводить, как левую проститутку, которая отбирает хлеб у его штатных девиц. Я умолил оставить меня погреться на десять минут, за которые обязался принести в кассу хотя бы двадцатку, разведя на коктейли пару клиентов. Он разрешил мне подготовиться к «работе» в подсобке, там я оставил свитер и кеды. И там же заприметил среди хлама старую записную книжку. На форзаце у неё был выведен пароль, подписан был конкретно — как «пароль». Чернила основных записей сильно выцвели, да и сама книжка была потрёпана, я предположил, что ей не один год. Но строка с паролем была свежей. И навела на меня жуть. Усугубила подавленный настрой, вселила много разных мрачных мыслей. И о том, что мне не выбраться из неприятностей, и... много разных других. — Зачем ты выдал её мне? — Не знаю. Ты казался моей последней надеждой. У меня ровным счётом ничего не было, кроме тела на продажу и этого странного пароля. Ты сидел в баре, значит, ты был как-то связан с тем, что там могло происходить каждый день. Я подумал, что хочу связать себя... с тобой. Ну хоть чем-то. И ты разделишь со мной какую-то малопонятную, но интригующую тайну. Я понимаю, что совершил несусветную глупость... — Не такую уж и глупость. Вчера она спасла нам обоим жизнь. — Значит, ты не будешь слишком сердиться, если я не отвечу на неудобные вопросы? — Не знаю, — я взглянул на него пристальнее прежнего. Изучил сочно блестевший рот. — Может, ты желаешь смягчить моё неудовольствие от твоей скрытности? Но я не принуждаю. Если ты всё-таки не хочешь... Элф неуверенно кивнул. Он хотел. Впустил меня в свой рот на несколько долгих сладостно-дрожащих минут. Я мял и массировал его твёрдый утренний стояк левой рукой, а правой придерживал за плечи. Сильно возбуждённым после ночи с Маттео я не был, но юное и сравнительно невинное тело по-прежнему вызывало невероятный восторг и волнующее покалывание в животе. Послушное, податливое, разгорающееся от самых лёгких прикосновений... оно само легло мне на рабочий стол и удобно оперлось на стену. Элф покраснел, оттягивая себе трусы сбоку за краешек. Отпустил, будто испугавшись. Его член торчал внушительной башенкой, вызывающе розовел сквозь ткань и наполнял мне горло немыслимым количеством слюны. — Вчера тебя отвлёк телефон. — Сегодня, по идее, никто не должен отвлечь. Элф развёл ноги в стороны, подтянул их к себе, выгнулся... откровенную похоть в его позе я переваривал молча, уже с горячей головкой его члена между зубов. Облизывал её, вдыхал густой пряный запах чистой вожделеющей плоти и думал, что разложу своего невинного ангела вечером, в самой грубой манере. Потому что он уже бессовестно предлагал себя, приподнимаясь между стонами, пригласил меня потрогать его за попу. Я трогал, сначала погладил и сжал, упруго сминая, а потом попытался осторожно засунуть ему в сомкнутое отверстие средний палец. Оно не поддалось, но Элф выгнулся сильнее, и его член, который я сосал непрерывно, дрогнул, выливая мне на язык немного жгучей солоноватой спермы. Её вкус мне показался странно знакомым. Без горьких примесей, без неприятного душка, но основа... Господи. Ну неужели выродок Хет — его отец? Мой молниеносный ужас, дикий и ни с чем не сопоставимый, заставил зубы сжаться. Элф вскрикнул от боли, сгибаясь, но член, что странно, у меня изо рта не вырвал. С запоздалым чувством вины я отпустил его сам и застыл, так и стоя носом ему в пах и не решаясь поднять голову. Проглотил сперму, с внимательностью разбуженного от долгой спячки психопата прислушиваясь к ощущениям, анализируя каждое. Нет, поперёк горла ничего не встало, вкус был масляным и довольно приятным... и теперь я даже не был уверен в похожести на семя Ван Дер Ваальта. Я идиот. Сделал мальчику больно, ни за что. Он обнял меня за шею, тихо и неровно дыша. — Ксавьер, ты ведь не нарочно? — Нет... Прости. Я чувствую себя препаршиво. — Я могу прилечь с тобой. Если тебе нужен отдых. — Не получится. Скоро на работу ехать. У меня осталось незаконченное дело в сети. — Я мешаю тебе... — Совсем немножко, — я наконец поднял голову. — Я хочу загладить оплошность. Перед сном. Этой ночью я никуда не денусь, обещаю. — То есть сделаешь это?.. Со мной? — он облизал губы, прикусил их по очереди. — Если ты хочешь. Если не боишься. Если ты готов. — Не готов. Боюсь. Но... — и он слез со стола. Повернулся, выразительно пройдясь по мне и моим гениталиям своими восхитительными детскими ягодицами. Блуд и ангельская неиспорченность в одном флаконе. Не поборов это ходячее полуголое искушение, крутившееся передо мной в одной футболке, я снова схватил его, теперь уже за талию. — Почему ты выбрал меня, Элф? — спросил я его на ухо, провожая обратно в спальню. — Потому что... да не понимаю я. Немыслимо влекло, — ответил он глуховатым голосом, когда мы пришли, и быстро устроился под одеяло. Я расправил ему волосы красиво лежать по всей подушке. — Потому что даже злюка-бармен, гонявший меня, смотрел на тебя с плохо скрытым желанием отодрать. Потому что простофиля Харви, друг твой, бессознательно хотел быть к тебе поближе. Потому что самая распоследняя шлюха готова была расстелиться и потечь перед тобой бесплатно. Потому что я ощутил себя созревшим, прикоснувшись к тебе. Я захотел тебя, я сам не понял, что не так со мной, но из-за тебя тянуло плакать, а джинсы стали тесными. Извини... что мне очень тяжело признаваться. Но раньше я такого не испытывал, то есть не так... тяжело и резко. И когда ты занимался мной в такси, а потом дома с галстуком и вынужденной слепотой, и наконец вчера, и тебя прервали на самом интересном месте... Мне было безумно стыдно, мокро и неловко. Я не знал, что способен вырабатывать так много… разной... эм, влаги. Я думал, что просто кончаешь и всё. А ничего не просто. И мне хотелось, чтоб ты больше времени проводил рядом, чтоб трогал меня и целовал. А ты был всё время занят, здесь в кабинете, и на работе, и всю ночь вне дома, и опять кабинет, а я... я всё ещё нужен тебе? Мне одиноко в спальне. — Малыш, — я беспомощно обнял его поверх одеяла. Если бы я знал, до чего он дошёл в терпеливом ожидании... — Вечером. Я обещаю. Я истрогаю тебя всего и исцелую. — Я хочу большего. Хочу по-взрослому. Я будто всё время есть хочу... Два раза бегал за пирогом в твой холодильник. И рис доел. И рыбу. А как будто не в тот желудок ел. Мой собственный желудок сжался. Голодная жертва... Маттео. Теперь Элф. Мне же сил не хватит «накормить» всех. Но я заставил себя произнести спокойно и отчётливо: — Я посажу тебя на член. Я трахну тебя. В самой пикантной позе. Обещаю. Ответом был тихий, но недвусмысленный предвкушающий стон. Элф лёг на бок, сладко вытягиваясь на постели, его томительные глаза, до этого мгновения транслировавшие жёсткое порно, зажмурились. Я поцеловал его в нос, утихомирил разбушевавшуюся фантазию и поспешил в кабинет. За время моего отсутствия вредоносный скрипт благополучно хакнул Пентагон, скопировал их миллионную базу данных на внешний диск, козырнул насмешливым автоматическим сообщением в службу безопасности с ложного IP-адреса и самоуничтожился. А я ввёл в поисковое окно три заветных слова и вытащил свой приз. Анкету сержанта. Вся его подноготная, военная биография и цивильная жизнь, большая галерея фотографий, образец подписи, группа крови, семья, доход... Ничего этого не было. Одно, не самое лучшее фото. Дата и место рождения: Эйндховен, Нидерланды, 3 ноября, 1978 год. Пустая графа семейного положения. И следующая графа — информация о родственниках — заставившая меня впервые в жизни пережить незабываемое ощущение крови, холодящей и быстро отливающей от лица. У Данаиса был брат-близнец. Он погиб в двадцать четыре года, в две тысячи втором. Но... я проходил внесрочную военную службу в Нью-Мексико шесть лет назад, в две тысячи восьмом, когда Хету почти исполнился тридцатник. И этот брат... его звали Юрген... Механизм не может дать сбой. Только не мой. Я помассировал себе виски, невидящими глазами уставившись в потолок, в одну точку. Зачитал ещё раз. Юрген погиб. Умер при исполнении, скончался от каких-то ран, кто знает. Причина не указана, их никогда не указывают. В военном ведомстве не могли что-то перепутать, недопроверить или обмануться. И ни малейшего упоминания о других родственниках, никаких тёзок и однофамильцев, ноль по базе. Больше нет никакого Юргена, никакого другого. Только этот. Тот, что бархатным голосом разговаривал из пустоты. Тот, что бестелесным призраком защищал меня от насилия Хета. По крайней мере — пытался. Тот, что, судя по злобному восклицанию Данаиса, «ушёл». И тот, кого я по сладко-похабным уверениям Данаиса, должен был «вытащить из ловушки». Языческий ритуал, безумное жертвоприношение. Восстание из мёртвых?! Воскрешение? А не съехала ли у меня незаметно крыша? От колёс, выписанных доктором Валлентайнером. Может, это временное помешательство, вызванное моей ненавистью к сержанту и нездоровой тягой к маленькому Элфу. А может, пора завязывать с тяжёлыми лекарствами и переходить на супертяжелые. В четвёртый раз я прочитал полупустую анкету, свернул, не в силах больше читать одно и то же, и включил аудиофайл ночного телефонного разговора. Он был коротким, всего четырнадцать секунд. «Не говори ни слова, линия небезопасна. Твои следы нашли, дядя вылетел ещё утром, только мне не сказал. Наркомана забрал с собой. Будет пекло. Схоронись». Пекло... Одиннадцатый час утра. На ватных ногах я пошёл искать сигареты, зажигалку и правдивый ответ хотя бы на один вопрос.