***
Я не видела завершения драки: делала все, чтобы Халк не дубасил меня как пиньяту. Когда устал и стал чаще промахиваться, повисла на дубине. Без толку. А вот тычок в живот и подножка помогли. Теперь — отжать железяку, пока не очухался… — Не убивай, их допросить велено! — То не похоже на приказ Руага… Где он? А остальные? И где ты обронил оружие и коня? — Н-ну… Злые чары… — Вот, что мальчишка. Оставь при себе эти сказки. Признавайся: сбежал? Позор на тебя и твой род… — Нет! Ты не… — Замолчи! Или на месте казнить?! Когда я отжала дубину и задумалась, что делать дальше, до нас добрался второй спаситель. Всучив ему трофей, пошла выручать чувака. И началось… Они обалдели, потом стали вежливы, слишком вежливы, аж до раболепия. Пока придурок, возвращая пятиугольник, рассказывал, почему я молчу, всучили перчатки и плащ. Это чтоб удобнее было меня убивать? Но не спешат же: вон, извиняются, спрашивают, какие приказы будут. Приказы, блин! Не верю, что ко мне могут так относиться! В этом мире все вместо знакомства с оружием кидаются. В чем подвох? Когда нападут? Так, спокойно. Я выпрямилась. Объяснила, что пленных убивать нельзя, наоборот: следует обработать им раны, аккуратно — без насилия! — связать, а потом доставить в город. Их обижать нельзя. Чувака тоже. Ему в процессе отвесила подзатыльник: не фиг наглеть и искажать перевод в свою пользу! Но даже с его помощью половину поняли неправильно. Ну, главное, никого не угробили и даже не покалечили… Психологическая травма у лошади, которую мне уступили, не считается. Я вот не верещу и не лягаюсь, хотя боюсь ее намного сильнее! Огромных усилий стоило не удрать обратно в лес, где можно было бы свернуться клубком и тихо лежать вдали от всего живого и агрессивного. Сосредоточившись на ходьбе, тащилась вместе с группой.***
О приближении к городу догадалась по шуму: мимо шастало все больше людей и животных. Слышала, как лошади, ослы и черт знает, кто еще пугались, а то и порывались сбежать в прекрасное далёко. И нас никто не обматерил! Даже недовольных вздохов или цоканья языком не было. Когда впереди донесся гул толпы, я вспомнила армию за стеной тумана и ливень стрел. Накатил иррациональный страх, и его не получилось подавить. Покачнувшись — «тело» отказалось слушаться — застыла на месте, мысленно убеждая себя идти вперед. Без результата… А вот мои спутники все поняли иначе: — Расступитесь! Прочь с дороги! Резко упала тишина. Вдруг — бормотание, восклицания: и испуганные, и восторженные, и просящие, шум шагов... Тихо, уйдите, не реагируйте! Я бы рванула назад, но ноги отказали. Охранники увели пленных и, послав кого-то «доложить», окриками (а еще, кажется, ударами) заставили народ чуть расползтись: те горожане, кого видела, стояли на коленях, склонившись так сильно, что лбами касались земли. Меня порывались посадить в крытые носилки мощностью в четыре человеческие силы, но я не согласилась. В итоге просто привели к зданию администрации, где передали целому комитету по встрече. Главным был важный толстяк, который болтал и за себя, и за меня, и за стайку теней, таскавшуюся следом: восхищался моим прибытием, расписывал, как славно запрут пленных, сколько жертвоприношений (!) провели, как прошел ремонт древних оросительных систем… Мы шли из зала в зал, под арками, по узким коридорам, сопровождаемые убийственными запахами камфары, сандала, жасмина, пота и еще чего-то неприятного. Гул голосов, шелест одежд и позвякивание многочисленных украшений изредка прерывали резкие, испуганные вздохи и шлепки: падали ниц встречные… подхалимы? Рабы? Наконец Толстяк проводил меня в комнату и свалил, обещая «после третьей стражи поприветствовать, как подобает». Звучало жутко. Группа поддержки попыталась испариться, на прощание спросив, не надобно ли чего. Очень расстроились, узнав: да, надобно; одному поплохело, пока я показывала, что именно. Принесли два подноса. Ох… Снова неправильно поняли. Вот на фига мне ложечка, дохлая крыса, набор ножей (кастрюльки не хватает), мел, кусок ткани, чернила, кожа и зуб… крокодила? Но в куче хлама нашлись нужные вещи: уголек и странная плотная бумага. А где кровь? Откуда же ею воняло… В одном кувшине вода, в другом — вино, а в чаше с крышкой — она, противная, и ещё какой-то большой комок. С типа трубками. Что за? Сердце?! Из-за меня кого-то убили! Чееерт… После беззвучной истерики я взяла бумагу и уголь. Сев на пол перед карликовым столом, перенесла на лист надпись с пятиугольника. Слово обрывалось на середине очередной буквы. И ничего не значило. Но Величество же читал энциклопедию и таблички с названиями улиц! У меня еще одна сверхспособность не включилась? Надо проверить… Книжных шкафов нет, журналы нигде не валялись, роспись на стенах не украшена глубокомысленными цитатками, а бирки для подушек еще не изобрели. На интерьерных мелочах никаких «made in» не наблюдалось, в лучшем случае — абстрактное клеймо. Облом. А из комнат выходить страшно — там местные с оружием! Я снова взялась за пятиугольник. Окунув его в кровь, случайно задела пальцами сердце; отдернула руку и чуть не опрокинула чашу. Пытаясь поймать ее, пролила на себя половину. Так, спокойно. Хочу увидеть свою квартиру. Уставилась, подождала; на «экране» ничего не появилось. Может, надо повторить пассы главаря? Нажать еще куда-то? Эммм… Мысленная просьба? Ладно, покажи эту комнату. Она же — вот, даже отражаться должна. Ну что ты, это же просто! Или нужны эмоции? Окей. Вспомню, как меня стрелами у крепости запуляли… Это слишком! Пусть будет побег из лагеря. Не помогло. Плохо стараюсь? Или надо настроиться на позитив? Нет? А если попробовать…***
Давно рассвело. За окном четыре раза гулко ухнул гонг. Мозг прокипел и испарился. Пытаясь сконденсировать его обратно, я овощем валялась среди подушек. Эмоций не было, а следовало бы бояться, ведь нормального результата я не добилась: лучшее, что показывал пятиугольник — секунды три «видео». Фокус был в кровище и безумном желании увидеть нечто конкретное; надо было представить это, почувствовать. И отвлекаться, само собой, нельзя. Пошпионить за пленниками, остальными деревенскими или магом я так и не смогла, а вот кое-что другое удалось. Оставалось только провести в порядок голову, заткнуть совесть и нарисовать «презентацию», которая поможет пудрить мозги местным. Не успела и половины: когда гонг грохнул шесть раз, за мной пришли. И тут без Толстяка не обошлось. Ему не понравилось, что плащ весь в крови, пыли, а еще изгваздан углем. Послал слуг за новым шмотом. Делать нечего, пришлось послушно влезть в тяжелую мантию с дурацкими металлическими висюльками, которая была ужасно велика. Я, прихватив пятиугольник и рисунки, пошла на совещание, пытаясь не грохнуться. И не втягивать голову в плечи. И не шарахаться ото всех… По пути Толстяк говорил то о погоде, то о хитах местных поэтов, а потом завел долгий рассказ о своих доблестных сыновьях. И вдруг начал благодарить меня за повышение для старшенького! А в ответ на запоздавшие жесты отрицания разразился одой моей скромности и великодушию! Дальше, будто ничего такого не произошло, поведал о «прекраснейшей росписи на стенах Зала Равновесия, где мастера прошлого запечатлели тяготы приручения мумакил и величие сих благородных зверей в бою», которую я скоро увижу, ведь именно туда мы направляемся. Перед дверями — вооруженная охрана, внутри — тоже. Окна закрыты резными решетками, которые, источая тяжелый аромат дерева, просеивали солнечный свет, фигурными пятнами падавший на гладкие плиты пола. Собравшиеся заныкали кинжалы: чёрные лезвия просвечивали сквозь мутную дымку широких рукавов, и темные узоры, которые изламывались на ткани в замысловатой геометрической гармонии, почти не скрывали сталь. Похоже, в нитках металл. Золото? И все стояли на коленях, касаясь лбами пола. Ну, ок… Мне тоже поклониться? Чего они ждут? Давай, думай, и побыстрее! Пауза явно затянулась. Я неопределенно помахала кистью, и кто-то за спиной звонко ударил жезлом в пол. Мужчины, услышав сигнал, выпрямились. Поправив сползший на нос капюшон, села подальше ото всех. И, походу, не туда, куда надо: вон, как переглядываться стали. Ай, плевать. Выслушала столько нудных и пафосных речей, что успокоилась и даже заскучала, рассматривая, как нарисованные на стенах слономамонты носят паланкины с лучниками, топчут людей или протыкают их огромными изогнутыми бивнями. Которых было по четыре на зверюгу. Когда очередь говорить дошла до меня (Ааа, все смотрят! Спасите! Выпустите отсюда!), достала пятиугольник, покрутила его, подняла повыше. Призвала магию монтажа. И продемонстрировала отрывочки по несколько секунд: Вот тела лошадей и людей. Кровь темнеет на красной ткани, накинутой поверх брони, кто-то еще шевелится, сжимает оружие. Среди них ходят рабы, собирая добычу (золото, медь и сталь поблёскивают в слабом свете), добивая тех, кто еще дергается в судорогах. Вот местный — смуглый, волосы и глаза черные, подбородок массивный, а кончик носа смотрит вправо — возмущается срывающимся голосом: — Когда сученыш подмогу приведет, тож… — Упс, сигнал пропал. А вот уже хижина, тонущая в синих сумерках, вид на дверной проем. Рыжие отблески огня на вилах и копьях. Толпа народу шарахается от «оператора», лица искажены удивлением, потом — страхом. Захлебывается криком мужчина в коричневом, нога выворачивается под странным углом… И — фиолетовая темнота, треск веток, паническое: «На помощь!». Дальше я кое-как сообщила: не знала о сражении, вот и пришла слишком поздно. Сожалею, что всех перебили. Деревенские разбежались. Мы с чуваком не успели поймать никого, кроме тех троих. И да, об этом. Во-первых, пусть кто-нибудь их поищет, поймает и приведет всех живыми. А еще принесите мне любые тексты, но лучше учебники. И побыстрее, пожалуйста. Но «побыстрее» не получилось из-за сложностей перевода. А потом случился еще один облом: ни словаря, ни «азбуки для тупых» не нашли. Я изучала… документы. Одни были скучными. Отчеты о дани зерном, золотом или шкурами: как много собрали и куда перевезли; сколько добычи и пленников взяли в походе с подробным перечнем тех, кому и что отходит в долю; записи о проданных в рабство за долги. А вот другие оказались жутковатыми. Тут и письма законникам: «О наставник, помоги советом! Оскорбит ли священное пламя, ежели сжигать в нем кожу, содранную с семей бунтовавших рабов? Повесить ли её на воротах, раздражая вонью честных горожан, иль кинуть за стену падальшикам, оставив тех, кто способен проявить непокорность, без нравоучительного зрелища?». И пара подобных. Сбежал или взбунтовался раб? Не проблема! Сейчас отрубим язык, или руку, или срежем кожу! Или живьем на воротах повесим. Сперва сняв часть кожи. Садисты, блин. Попались мне и прошения: «От сына благородно рода таких-то, представителю шарру такого-то. Господин Имрек, сын Имрека из почтенного рода таких-то убил моего раба, что обошелся мне в три серебряных, и отказывается возмещать ущерб. Требую вразумить завравшегося юнца». И доносы; один, на мужика, прикарманившего золото в шахте, будучи в сговоре с главой надсмотрщиков, запомнился мне больше всего, ведь рядом нашёлся черновик ответа — не волнуйся, мол, бдительный ты наш, вору, как полагается, обе руки отрубим, а тебе премию и направление на другой рудник выпишем. Выписывая подходящие слова и склеивая их в корявые предложения, я составляла опросник для пленных. Останется протестировать его на чуваке, а потом пусть зачитает им. Только бы успеть! Мне было все сложнее оставаться здесь: приказ снова гнал к назгулу.***
Я колебалась между двумя вариантами: «задобрить едой и разговорить» или «подпоить и узнать хоть немного», но подопытные не приняли вкусняшки. Ну, ладно… Не заставлять же. Низкий потолок морально давил еще в коридоре на подходе, а в самом… помещении — звания «комнаты» оно не заслуживало — этот каменный пресс будто стал еще ближе к земляному полу. Окон не было. Тесно и душно. Неуместно смотрелся вип-уголок для меня: умильные подушечки, коврик, мелкий раскладной стол. В комплекте был полный нездорового энтузиазма мужик, одна штука, с набором ножей (семь штук), щипцов (три штуки), молотков (четыре), переносного гриля (с угольками) и прочего, что рассматривать не захотела. Бедняга офигел, когда я вывела его за дверь. Скребся назад, но не пустила; так и остался ждать снаружи. Черт, неловко. Усадив чувака на подушки (упирался, но мне по фиг: ему явно хреново), я прислонилась к стене. И началось… Пленных приводили по одному и привязывали к странным деревянным фиговинам у стены. Первый будто онемел и на провокации не поддавался. Мистер Марионетка, побывший моим заложником, талдычил «не знаю» на любой вопрос, начиная с «Твое имя?» и заканчивая «Что ты ел на завтрак?». Провалив обе миссии, приступила к беседе с Халком. Когда его привели, дала чуваку знак зачитать Реплику Номер Один: — Господин не осуждает тебя за стремление к свободе. — Придурок! Разве сложно с нормальной интонацией читать?! Сам же на основе моих записей все накарябал, еще и переспросил много раз! — И позволит покинуть темницу. Необходимо лишь дать ответ на несколько вопросов. Где ваш главарь добыл это? Я вытащила пятиугольник. Реакция была убойной: Халк на другом языке обратился к «эй, ты, как тебя, колдун» с просьбами о помощи, а потом, не дождавшись результата (еще бы, я тщательно смыла кровь) — замолчал. — Знаешь, как пользоваться этим? Что оно такое? Есть еще подобные? А кто его сделал? Как вы защитились от колдовского пения там, в поселении? В ответ — гордое сопение. Долго, долго, как же долго! Хочу уйти. Мне нужно уйти. Черт! Времени все меньше… Показав четыре пальца, просила озвучить Злую Реплику Номер Четыре: — Тебя покинули все: и соратники, и покровитель. Хочешь на свободу — ответь на вопросы. Пока что Повелитель н-не желает прибегать к иным методам допроса, будь то сдирание кожи иль отсечение конечностей. Н-не в-вынуждай его. — Под конец голос чувака стал ну совсем неуверенным. Ну кого так можно убедить?! Ууу, дохлый король, сволочь! Из-за него теперь ничего не получается! Вот на хрена было у меня речь забирать?! — Ответь! И уйдешь, эм, неповрежденным. Как и твои соратники. — Мммм… Он верно все сказал? Отпустишь и их, и меня? И пытать не будешь? Кивнула. Халк задумчиво произнес: — А мумака, груженого золотом, подаришь? — Дала понять: без проблем, даже бантики повяжу, по одному на каждый бивень. И тебе на бороду, зая моя, только расскажи про пятиугольник! — Ты, Безликий, воистину безумен. И туп как свиное дерьмо, если думаешь, что я поверю в эту нелепую ложь и предам остальных. Скольких ты уже замучил, а?! Быстро сочинила несколько абзацев уговоров (ну, пожалуйста; выбери часть вопросов, которые тебе нравятся; или давай одного из вас, неблагодарных, вот прям щ-щас за ворота выставлю и золота ему за шиворот на дорожку насыплю), но в мою доброту не верил даже чувак. А пленник вообще психанул: — Срать мне на все твои слова, недоношенное дитя шакала и змеи! Иди, жри гниль и песок под беспощадным солнцем великой пустыни! И что дальше? Вот все зря, да? Не узнаю, как спастись от жуткой магической фигни. Откуда она вообще взялась, как связана с зеркалом и можно ли с ее помощью завалить Величество! Или хотя бы шпионить за кем угодно. Дальше буду огребать от каждого встречного, пока не доползу до дохлого короля, который… Страшно подумать, что со мной сделает! И все почему? Потому что три упертых дикаря не хотят говорить цивилизованно! А что еще ждать от психопатов с вилами и дубинами, кидающихся на всех подряд?! Пытаясь успокоиться, я глубоко вдохнула и с отвращением выплюнула воздух. С вонью пота, крови, гноя и гари слились приторный миндаль и жасмин. Толстяк, зараза, так полился духами, что даже мой балахон провонял. Взбесилась еще сильнее, вспомнив, как всю дорогу до камер (а те далеко, чуть не на другом конце городка) рекламировал дознавателя, этого самого, который недавно за подслушивать пытался. Мол, «в его руках допрашиваемые живут долго и поют не хуже птиц». Еще убеждал принять его, Толстяка, сторону в каких-то нудных местных делах, смешивая аргументы с восхвалениями меня, но это не так важно сейчас. Интересно, тот суперпрофи еще тут? Ага, слышно, как у двери шепчется с охраной. Хм, а если попросить его запугать Халка? Рабочий наборчик палача капец жуткий! Ну, разогреет парочку инструментов, к пленнику поднесет, и он сразу все выложит. Если не все, то чуть-чуть. В крайнем случае пусть влепит пару пощечин или пальцы выкрутит, это ж не дубиной по башке настучать. Халк же меня чем только не бил, сволочь такая… И точно бы не пожалел! Я так хочу во всем разобраться, а он отделается легким испугом и — в худшем случае — парой синяков. Потом ведь отпущу и денег дам! И… И если все пойдет не так, я в любой момент смогу все остановить, вот. Решившись, пошла к двери. Палач явно обрадовался: потирая ручонки, позвал из коридора помощников и, жизнерадостно щебеча о самых любимых инструментах, разложил арсенал. На месте Халка я бы раскололась уже на этой стадии, но он держался. И молчал. Даже когда мужик восторженно расписал, что планирует сделать. И когда чуть-чуть подкрутил дыбу, на которой Халк висел. А вот тут я не выдержала и ушла, оставив чуваку и дознавателю инструкции в виде самых актуальных вопросов и приказа «не калечить». Вот только я даже издалека отлично слышала все. И угрозы, и выкрики «не знаю», и проклятия, и звуки ударов, и сдавленные крики. Ну почему эта идея показалось мне нормальной? Все зашло слишком далеко… Но тогда получится, что меня и чувака, да и Халка совершенно безрезультатно избили! Подождать еще? Ну, чуть-чуть. Вздрогнула от переходящего в хрип вопля. Черт. Ему же плохо! Хватит. Пора это остановить. — Как вы защитились от колдовского пения там, в поселении? — Снова удар, хрип. Я пошла быстрее. — Как? Говори. — Почем мне знать?! — Хруст, всхлип. — Быть может… Кровь. Главный со всех просил по капле крови. И хотя бы по волоску, а лучше — по клоку волос. Мол, иначе колдун нам помочь не сумеет. Вернувшись в камеру, кивнула присутствующим и опустилась на подушки. Послушаю еще. — А после что с ними делал? — Малой один видел, как одной ночью он… ну, главарь волосы собранные и еще что-то в шнур сплел, да и бормотал странное за работой. А после капнул кровь на эту… вещицу. Так ему оттудова ответили не по-нашенски. И… — Он замолчал. — И малец испугался. И сбежал. Этот кошмар продлился еще долго, но ничего я не узнала. Про кровь и волосы мужик рассказал еще раза два, без изменений. Значит, не врал? Но этой инфы не достаточно. Придется узнать у остальных. Только вот… Не таким способом. Да и времени нет. Предупредив местных, что появились важные дела, я тихо сбежала. Захватила только пятиугольник, помытый и завернутый в плотную ткань, и листок с нечитаемым словом. Неслась так быстро, как только могла, даже днем не останавливалась. Обошлось без приключений. Случайно услышанные заварушки между группами аборигенов не считаются. Отбитые, блин. То одна толпа грабила другую, то мелкие шайки дрались. Несколько суток спустя добралась до города. Ворота открыли только с рассветом. А до этого мне пришлось ждать, рассматривая высокую каменную стену, массивные прямоугольные башни, барельеф над высокими створками — стремный глаз с вертикальным зрачком. Ну, еще слева от него, на зубце стены, болтался труп. Без рук. И ноги. В него иногда кидали камни аборигены, скучавшие в очереди на вход. Шарахаясь от теней, я неслась по улицам мимо домиков-сараев с плоскими крышами, которые постепенно сменились улучшенными каменными версиями себя. Уперлась в еще одну стену, по толщине не уступавшую внешней. Зачем она посреди города? Элитный райончик? Дома стали крупнее, но это не точно: разгоравшееся солнце отбирало зрение. Площадь, большая… Еще стена! Только там и ворота были закрыты, охрана бдила, и никого, даже избранных, не пропускала. Я нервно прошлась туда-сюда. Чувствовала: Его Дохлое Величество рядом! За заборчиком, ага. Хм, а он приближается… Назгул собственной персоной неспешно и пафосно вышел ко мне, позвякивая украшениями и подметая дорожку подолом. Тоже пал жертвой местного «Модного Приговора». Окинув меня высокомерным взглядом, подозвал небрежным взмахом руки. Пока шли по саду и по коридорам огромного здания молчал. А вот в своих комнатах произнес: — Поведай же о своих похождениях. Если выйдет занятно, убью быстро.