Танцуй, Ведьма!

С наступлением холодов все путешествия по воде прекращались. На покрытые елями и соснами горы и прилегающие к ним окрестности ложился снег, скапливаясь толстыми пластами на крышах домов и кронах деревьев. Ледяная океанская вода, темная и тусклая, словно спины китов, накатывала волнами на берег и, разбиваясь о каменистую землю, крошила обледенения. Пристани и причалы были переполнены драккарами, снеккарами и кноррами, да так плотно, что яблоку было негде упасть. Их ставили рядом друг с другом, связывали канатами и перекидывали трапы. А члены команд боевых и торговых суден расходились по домам, принимались за помощь женщинам в домашнем хозяйстве и охоту с рыбным промыслом на мелких ладьях. В числе этих пережидающих зиму в родных краях был и Тор, что следил за каждым движением Локи и подозревал сына ночных ведьм в самых страшных намерениях с самого пира в честь вернувшихся воинов. Маг жалел о сказанном тогда Тору. Во власти хмеля и под грузом усталости он не контролировал свой разум и позволил лишнее, оттолкнул вместо того чтоб сыскать симпатию. В сыне Одина Локи видел опасность и погибель, обещанную смутными видениями. Молодой мужчина обещал стать его слабостью, крахом мечт и стремлений, посему от него следовало держаться подальше. Однако дистанцию маг должен был установить иначе, не порождая неприязни меж ними, ведь Тор, пусть и не смевший идти против воли властвующего родителя, являясь любимцем народа, был способен взывать к его недовольству. Что тот и делал, убеждая каждого, кто был готов слушать, в черноте помыслов Локи, из-за чего на мага спустя совсем немного времени начали бросать косые взгляды. Впрочем, у Локи не было времени заботиться о мнении людей, поскольку после того, как одна стихия погубила его, а другая вернула к жизни, магические потоки внутри него начали неравномерно видоизменяться, разрастаться и крепнуть, словно ручейки сужаясь в одних местах и становясь слишком широкими в других. От этого магия пребывала в его тело толчками, напоминая приливы и отливы океана. Стремясь привести потоки магии в порядок, успокоить и подчинить их, все свободное время Локи проводил в местном святилище, за изучением различных манускриптов, свитков, сборников и книг, надеясь найти в них хоть что-нибудь о колдовстве. Большинство письмен были привезены с захваченных земель, а потому были написаны на разных языках, наречиях и диалектах, и на их понимание уходило очень много сил, поскольку знаний не хватало и приходилось заглядывать далеко за себя, чтобы пользоваться чужими навыками. По причине вечной занятости маг и с Тором встречался крайне редко. Впрочем, сын Одина не упускал возможности всякий раз осыпать Локи рядом колкостей и насмешек, за что, разумеется, получал в ответ вдвое больше «любезностей», после чего оба они становились мрачнее предгрозовых туч и расходились в разные стороны, каждый по своим делам. Хотя, Локи был готов признать, обмен шпильками с Тором доставлял ему особое, какое-то совершенно нездоровое удовольствие. Очередной день Локи, как и десяток других перед ним, начался с пробуждения на рассвете, скудного завтрака из остатков вчерашнего ужина и спора с Глут по поводу неправильно расставленных приоритетов. Сестра жила с ним и уходила в общий дом прислуги только во время визитов конунга. Но и этого времени девушке хватало для того, чтобы разузнать все последние сплетни. Ее вовсе не интересовало обычное перемывание костей всем подряд, куда полезнее казались слухи, крутящиеся вокруг Одина и его семейства. - Многие с появлением Тора стали настроены против тебя, Локи. Ведь ты не просто очередное увлечение конунга. Он прислушивается к тебе! – повторяла она всякий раз, когда брат отказывался слушать или подвергал ее любопытство критике. Юноше хотелось бы рассказать, почему он так уверен в своей силе и несокрушимости, о том, что хранит его по-настоящему ценная серьга, но замолкал, как только начинал говорить об этом. «Знание подобного рода опасно для нее. Опасно для кого угодно. И лучше бы тебе сохранить это при себе», - мысленно повторял Локи и уходил от дальнейших разговор. На этот же раз все началось с вопроса Глут о планах Локи на сегодняшний день, и когда тот ответил, что снова попытается найти что-нибудь полезное в чужеземных письменах, сестра нахмурилась и со всей серьезностью заметила о сосредоточенности мага не на тех проблемах. - Чем же, по-твоему, я должен быть наиболее озабочен? – раздраженно поинтересовался он, поскольку для него не было ничего важнее стабилизации собственных сил. Сестра посмотрела на Локи снисходительно, словно бы понимала его тревоги и вместе с тем придавала им куда меньшее значение, чем он сам. Будто знала что-то такое, что могло в одночасье превратить все заботы в несущественную мелочь по сравнению с этим знанием. - Фригг начинает проявлять недовольство. Все ее очарование тобой, если оно вообще когда-нибудь было, улетучилось, и на смену пришла глухая прочная неприязнь, - она придвинулась чуть ближе. – Говорят, она умеет заглядывать в будущее. Совсем немного, скорее обрывками, но что-то не понравилось ей в том, что она увидела на днях. Это что-то касалось тебя, Локи. И это настолько испугало ее, что среди ночи она дошла до покоев Тора и долго переговаривалась с ним через полузакрытую дверь. Служанка в их доме стала невольным очевидцем и услышала кое-что из разговора. «Так ли уж и невольным», - подумал Локи и усмехнулся, ничего не сказав вслух. - Фригг говорила, будто ты таишь в себе куда большую опасность, чем может представить хоть кто-нибудь из племени и потому способен принести как огромное счастье, так и несоизмеримое горе. Она умоляла сына сделать что-нибудь, пока не стало слишком поздно. Понимаешь? – лицо Глут исказил страх, подавляемый ею изо всех сил, и все-таки вырвавшийся наружу. Свое будущее Локи видеть не мог. Ни собственной жизни, ни смерти, ничего. Отдельные бессвязные обрывки приходили к нему во снах неясными образами, но были настолько смутными, что на их основании и предположений выстроить было невозможно. Однако даже так юноша понимал – может не всем его планам суждено сбыться, но какие-то из них точно воплотятся в реальности, а значит, что бы ни увидела Фригг, если она конечно была способна предсказывать, это плохо. Очень плохо для него. - Что ответил Тор? - Он согласился с ней. Сказал, что как и она, видит в тебе зло, - она сердито цыкнула и сжала губы, как делала всякий раз, когда нервничала. – Уж лучше бы он в себе это зло углядел! Тоже мне, добрая душа. Нападать на племена, грабить, убивать мужчин, брать в плен детей и женщин! – лицо Глут побагровело и пошло белыми пятнами, а руки сжались в кулаки. Уж кому, если не ей, злиться на весь род Одина сильнее, чем Локи? Маг вздохнул и погладил сестру по плечу, успокаивая. Глубоко вздохнув и благодарно улыбнувшись ему, девушка продолжила: - Впрочем, он не может пойти против отца и против народа, потому что тот, хоть и начал волноваться по поводу твоей с Одином связи, все-таки слишком предан конунгу и любит его, а значит, любой шаг вопреки словам отца со стороны Тора, и косые взгляды падут уже на него. - Он сам так сказал? – удивился Локи. - Не слово в слово, но очень близко, - подтвердила Глут. - Значит, у меня еще есть время, - маг пожал плечами, хотя на самом деле новости не слишком порадовали его. – Пока Тор не решится выступить против меня напрямую, я еще могу придумать что-нибудь, чтобы сыскать у его матери симпатию или благодарность, а может то и другое разом. Сестра тяжело вздохнула и уткнулась лбом в его плечо, потому что мыслей и чувств было слишком много, чтобы продолжать выносить их в одиночестве. Иначе она взорвалась бы. И Локи понял ее без слов, положил руку на голову и почти невесомо погладил по темным, забранным в хвост волосам. – Фригг законная супруга Одина, а значит равная ему, как по положению, так и по власти, - задумчиво произнесла Глут чуть позже, упираясь щекой в его ключицу. – Тебе нужно быть осторожным и быстрым. Промедление – смерть. - Ты права, - легко согласился он, решив не спорить, поскольку сейчас его несгибаемая сестра дала трещину. – Но с этим, - он махнул рукой в сторону горящего очага, однако пламя лишь немного задергалось, хотя еще вчера с точно такой же подачки было готово превратиться в огненный столп, - нужно что-то делать. Без магии я никто. Большую часть своей жизни я не чувствовал ее внутри себя. Представлял о ней лишь по рассказам и материнским наветам. Все, чем я сейчас распоряжаюсь – это скудные знания, данные мне кланом в далеком детстве, и еще самостоятельные открытия. Теперь же сила множится с такой скоростью, что я не поспеваю вслед за ней. И рядом нет никого, кто бы мог объяснить мне хоть что-нибудь. - Понимаю, - она кивнула и отстранилась, на глазах вновь становясь твердой и нерушимой, будто скала. – Что бы ни ждало нас, я с тобой. Но, прошу тебя, будь предельно осторожен и по возможности не ссорься ни с кем из семьи конунга. «Они сами вечно ищут ссоры со мной», - подумал маг. - Обещаю. *** Впрочем, Тор никому обещаний не давал, и потому, стоило Локи показаться на горизонте тем же солнечным ранним утром, как все в сыне Одина потребовало немедленно обратить на себя внимание мага, и по возможности выбесить его. Ибо день для Тора был прожит в пустую, если он не получал в свой адрес хорошую порцию оригинальных проклятий, произнесенных ядовитым шипением. Поэтому, как только Локи приблизился к площадке, на которой Тор и команда с его корабля имела обыкновение устраивать тренировочные бои, Одинсон навалился на деревянное ограждение и с усмешкой крикнул: - Эй, книгочей, не желаешь присоединиться к нам? - Извини, тупая агрессия с утра пораньше не входит в область моих интересов, - парировал маг, проходя мимо, и даже не удостоил сына конунга взглядом. Раздражение при этом выжигало Локи изнутри, но выбранная тактика равнодушия не терпела никаких полумер. Заметив, что первая реплика не зашла, Тор поспешил закинуть следующую: - Мне говорили, ты хорош в ближнем бою. Лгали? «Ну что за детский лепет», - мысленно закатив глаза, подумал маг, однако, замедлив шаг, обернулся и, пожав плечами, ответил: - Не возьмусь судить о добросовестности информатора, но если он не входил в круг тех, кто разграбил мое племя, или не подавлял вместе со мной восстание в одном из ваших поселений, или не был побит мною в одной из тренировок, то знать ему о моих боевых навыках попросту неоткуда, - улыбнувшись елейно, с намеком на то, что выводы Тор может делать сам, Локи вновь отвернулся от него и продолжил свой путь. Однако не желающий довольствоваться таким ответом Одинсон уже чуточку раздраженнее прежнего выкрикнул: - Почему бы тебе в таком случае не помочь мне решить, честнейший ли мой знакомый человек или же гнусный пройдоха, каких поискать? - Не вижу в это никакой для себя пользы! – парировал Лафейсон, помахав в воздухе рукой. - Ой, да что ты с ним возишься, - рядом с Тором появился бородатый полуобнаженный мужчина неопределенного возраста. – Небось, он ничего тяжелее книг и не поднимал никогда. Куда уж с его тонкими ручонками меч держать! Магичка и только, - сплюнув на песок, он покачал головой. Слова прозвучали громко и долетели до Локи все до последнего, прикусив гордость мага за хвост. «Что бы ты знал, червяк», - зло подумал маг и кинул на мужчину нечитабельный взгляд из-за плеча, отчего тому резко захотелось прокашляться, да так, чтобы прочувствовать вкус собственных кишок. - Ну так что, покажешь, на что способен? – не обращая внимание на зашедшегося кашлем приятеля, поинтересовался с прищуром ухмыляющийся Тор. Это было больше простой прихоти. Локи воспринимался им как очень хитрый и близко подкравшийся недруг, один только вид мага заставлял внутренности Одинсона выкручиваться, а сердце - гореть. И потому сыну конунга казалось уместным разузнать, каков из себя чужеземец и на что способен в действительности. А еще Локи просто хотелось злить. До белого каления. Из-за какой-то детской неуместной в пору взрослой молодости мстительности, из-за ревности к отцу, из-за обиды за мать. В общем, из-за сто и одной нелепой причины, которые, если не думать о них всерьез, казались вескими. - Один бой, и мы забываем про разговоры о битвах, - морозным тоном изрек подошедший к тренировочному полю маг и, сжалившись над закатывающим глаза от кашля мужчиной, махнул рукой, снимая с него чары. - Что ты сделал со мной? – прохрипел тот, поглядывая на Локи с опаской. - Я? – переспросил маг. – Ничего. Наверное, тебе воздух не в то горло попал. Тор, глядящий на все с любопытством, хмыкнул, но ничего не сказал. - Копья не найдется? – оглядев богатый арсенал оружия, в основном состоящий из тяжелых мечей, топоров и саксов с скрамасаксами, спросил Локи у расступившихся полукругом воинов. Один из толпы, на вид совсем мальчик не старше годов четырнадцати, кинул магу оружие, и тот, ловко поймав его, пару раз прокрутил копье в руках и отметил, как точно оно легло в ладони. Судя по узорам на железе, оковывающим древко, оружие принадлежало самому мальчишке, а бусины, висящие на выделанных из кожи ленточках у основания наконечника листовидной формы, говорили о количестве поверженных неприятелей. Локи выбрал копье потому, что укрепленное железом и магией, оно могло легко отражать выпады молота Тора и вступало в атаку молниеносно, подобно броску змеи. Кроме того, несмотря на внушительный вес, при грамотном распределении нагрузки оружие почти не ощущалось и словно сливалось с телом воедино. - Не боишься, что от первого же удара моего молота палочка разлетится в щепки? – самодовольно фыркнул Тор, встав напротив Локи. В руке он покручивал свое грозное, тяжелое оружие, и мышцы красиво поигрывали под обнаженной, влажной от пота кожей. Последовав примеру Одинсона и сняв верхнюю меховую накидку с льняной рубахой, юноша передернул плечами, словно говоря «посмотрим», покрепче сжал копье обеими руками и, легко тряхнув его, покрыл древко толстой льдистой коркой. Бой можно было считать начатым. - Грязно играешь, да? – рыкнул Тор и покачал головой. - Отчего же? – Локи иронично изогнул брови и едва улыбнулся, сжав уголки губ. – Мне кажется, тебе бы хотелось увидеть мою силу целиком, вот я и решил ничего не утаивать. - Так уж и ничего? – с сомнением спросил Одинсон. Маг промолчал, только медленно повел головой и посмотрел куда-то вдаль, будто посылая ответ за горизонт и топя его в ледяных глубинах затихшего океана. Переспрашивать сын конунга не стал. Локи подался вперед, Тор сделал шаг на встречу, и воздух между ними едва ли не заискрился. Вопреки ожиданиям мага, нападать Одинсон не спешил, и они ходили кругами, разделенные расстоянием вытянутой руки. Затем внутри юноши внезапно сбились потоки магии - все равно что река вышла из берега и впала в другую. Зимняя прохлада на удивление не ощущалась, каждая мышца тела была предельно напряжена, и нервы будто оголены. Все чувствовалось вдвое сильнее, виделось словно издалека. Этому не было объяснения, по крайней мере, Локи его не знал, но что-то плавилось и тлело, а перед глазами стоял пожар. Казалось, потянись вперед – там два озерца, глубоких, голубых что талая вода, - как спасение, таящее новую угрозу. И не подойдешь - смерть, и подойдешь – все одно. Когда Тор наконец-то атаковал, удар молота пришелся на острие копья, металл зазвенел о металл, и заскрипело все, задрожало. Пелена сошла с глаз, мысли вернулись в строй, и Локи подался назад, покрывая оружие еще одни слоем льда, чтобы было в несколько раз прочнее железа, словно сжатое и переплавленное стекло. Он ответил резким выпадом, так что древко скользнуло по влажной коже у подреберья, пока Тор уходил от атаки, ловко крутанувшись и уйдя чуть вправо. Это было опасным безрассудством, но сын Одина не возражал, в глазах пробудился прошлыми битвами выкованный азарт, и он засмеялся. Безрассудно, словно юнец. Магия в Локи отозвалась на смех, и по позвоночнику прошла волна, подобно лезвию пронеслась, рассекая спину напополам, и вонзилась в копчик. В легких родился звук и затих в горле, вырвавшись слабым бульком. Словно получив сигнал, с того времени Тор наступал неустанно, остервенело. Молот казался цельной, живой частью хозяина, и летал туда-сюда только так. Лафейсон до поры уклонялся, но потом устал, и в ход пошли ледяные заслоны, хрупкие и неприлично низкие из-за бесконтрольной магии, однако спасающие от разрушительной силы оружия Одинсона. Локи двигался так, будто бы танцевал. Все тренировочное поле было для него сценой одного актера. Тор же был подобен расколовшемуся монолиту, обрушивающемуся на врага, глыбе льда, снежной лавине, тайфуну, урагану, летнему шторму, иглам, которыми встает по зиме вода. В маге пели гибкость и ловкость, а в Торе звучала мощь, это видели все собравшиеся, и каждому третьему довелось усомниться, а не лучше ли было, стань противники в один ряд и сразись как равные против врага в дополняющем, прочном союзе. В этой битве Локи был воздухом, ветром, а Тор – твердыней, скалой, и сходились яростно, не жалея сил. И хотя по общей негласной договоренности бой длился до первого кровопролития, на этот раз он продолжался несмотря на то, что у Одинсона была рассечена бровь и порезан бок, а у Лафейсона выбито запястье - никто из них не хотел проигрывать. Стоило магу замешкаться и провозиться с защитой, как молот больно ударил в грудь, выбив из легких воздух, и он упал на землю, тяжело простонав и тут же скривившись от собственной слабости. Мир вокруг Локи поплыл и закружился словно в хороводе, вспышка боли поглотила края сознания, и юноша забарахтался в тщетных попытках встать. - Мне кажется, тебе пора сдаться, - сбивчиво дыша, произнес Тор, наклоняясь за молотом, упавшим недалеко от мага. От этих слов злющим монстром зарычал у Локи под сердцем гнев, и нежелание быть настолько легко повергнутым обогнало все другие эмоции, ощущения и мысли. Сжав в кулаках свалявшийся грязный снег, зарывшись пальцами в замерзшую стылую землю, маг почувствовал, как из мелких крупинок льда и таящих под руками снежинок пробирается вглубь его тела вода. Кожа начала синеть, на ней золотыми линиями выступили знаки, и не успел Тор отшатнуться, как Локи в обличие ночных ведьм возник перед ним, зло буравя молодого мужчину алыми глазами-углями. Вода уняла боль, вобрала ее в себя и вышла испариной на теле. Она же забрала часть его усталости. Тор замер, глядя на Локи пораженно, но не испуганно. Что-то непонятное отразилось в его глазах, нечитаемая эмоция пробежала по измазанному кровью лицу, легкая дрожь прошлась по телу. - Вот как выглядят ночные ведьмы… - сорвалось с губ прежде, чем Одинсон пришел в себя, сжав посильнее молот. - Именно, - Локи самодовольно оскалился, подался резко вперед, занося копье вверх. Но когда Тор поднял руку, желая отразить удар, маг юркнул вниз, прогнулся в спине, проскользнул под рукой и оказался позади мужчины, направив наконечник копья прямо в спину меж лопаток. Ему бы и доли секунды не понадобилось для того, чтобы нанести один решающий удар, а уж в тренировочном бою и вовсе хватило бы касания. Но обещание, данное утром Глут, само собой пришло на ум, и маг остановился. Выиграть у Тора почти наверняка значило задеть его еще сильнее, и тогда ни о каком даже чисто символическом мире между ними не могло быть и речи. Локи мог бы победить Тора, но в их случае победа эта была бы хуже поражения. Миг промедления, и вот уже копье отброшено в сторону, а сам маг придавлен спиной к земле крепкой рукой Одинсона. Ладонь с силой упиралась во вздымающуюся грудь, накрывая зашедшееся в бешеном ритме сердце. Другой же рукой мужчина держал возведенный к небу молот. От прикосновения Тора по синей коже пробежали мурашки, знаки вспыхнули на мгновение ярче прежнего, а затем тонкими линиями от ладони кожа снова начала меняться, обретая человеческий вид. А магия внутри забурлила пенящимся водопадом и унеслась горделивыми волнами куда-то на самые окраины, истончилась, затихла. - Вот теперь конец, - став прежним, выдохнул Локи, переводя дух. Еще с минуту ладонь Одинсона лежала на груди мага, в то время как сам молодой мужчина, находясь в явном смятении, вглядывался в лицо Локи. Его мучил какой-то вопрос, который он силился облечь в слова, но подходящие все никак не находились. В итоге Тор попросту отпрянул, встал, чуть пошатываясь, и, подав Лафейсону руку, помог ему встать. - Ты достойный противник, сын ночных ведьм, - с нескрываемым уважением признал он, хмурясь. Видно нелегко ему давалось говорить недругу подобное. - Рад, что мы это прояснили, - кивнул ему Локи. Ему хотелось сказать, что уж в боевых навыках самого Тора никто даже не сомневался, однако он промолчал. Отдал мальчишке копье, мимолетно похвалив его хорошую балансировку. Оделся быстро, не глядя по сторонам и не обращая внимания на восхищенные хвальбы наблюдателей, которые, как и Тор, признали в Локи воина, хоть нет-нет, да бурчал кто-то про «мухлеж с магией». - Можно и повторить как-нибудь, - когда маг уже собрался уходить, сказал ему Одинсон. Юноша покачал головой. - Спасибо за поединок. Но мы договаривались всего на один, не вижу смысла делать из этого обычную практику, - желая сгладить слова, он мягко улыбнулся и, учтиво поклонившись сыну конунга, покинул тренировочное поле. - Если что – я к твоим услугам. Тем более что победа, так или иначе, на моей стороне! – выкрикнул напоследок Тор, и его команда заулюлюкала. Но Локи лишь махнул рукой и ускорился, с каждым новым шагом чувствуя, как магия возвращается к нему, затапливая некий резервуар где-то у солнечного сплетения. Странное дело, но он не был раздражен или сердит. Этот бой словно бы примирил его с сыном конунга. И, кроме того, дал понять Одинсону, что некоторых скверные слова в сторону мага можно и попридержать. И почти дойдя до святилища, спустя полчаса или может быть больше, Локи вдруг понял, что все то время, пока они бились, он не чувствовал в эмоциях Тора ненависти. Неприязнь – да, злость – сколько угодно, но только не ненависть. Одинсон не ненавидел мага, а испытывал целый букет эмоций по отношению к нему. Все они свивались в тугой замысловатый кокон. И таили внутри себя что-то. Туманное, невообразимое нечто, гораздо более серьезное, нежели ненависть, обычно лежавшая на самой поверхности. Однако Локи не мог понять этого, а заглянуть глубже страшился. Ведь недаром предупреждали его сны-полувидения. Да и, что важнее, магия Локи уже во второй раз вела себя странно и непредсказуемо возле Тора. Кто знает, как бы она себя повела, реши он воспользоваться ею по отношению к сыну конунга. Оставалось только избегать Одинсона и искать ответы в иноземных текстах. *** К наступлению темноты Локи успел перевести еще несколько текстов, очень смутно относящихся к магической силе. Но решил не отчаиваться, и когда в поселении начали зажигать огни, наполнил небольшое ветхое сооружение святилища теплым пламенем свеч и факелов. Главной прелестью этого места была относительная тишина. Посетители являлись довольно редкими гостями, а если кто и захаживал, то в основном ради молитв и подношений богам. Что уж говорить о вечернем времени, когда большинство предпочитало спокойно отужинать у домашнего очага с семьей да отправиться на желанный отдых. А потому, каково же было удивление Локи, когда дверь, чуть скрипнув, отворилась, и внутрь вошли двое: самый младший сын Одина Хёд и его преданный слуга, все время сопровождавший слепого юношу. - Сэминг, разве есть здесь кто? – спросил Хёд у спутника, стоило им только войти. Не ясно, каким образом, но всегда младший сын Одина чувствовал присутствие посторонних, будто и не был лишен зрения вовсе. Способность эта дивила Локи, но виду он никогда не подавал. - Тут только я, Хёд, Локи, - отозвался маг, неплохо общающийся с юношей. – Приветствую вас с Сэмингом. Не ожидал увидеть здесь кого-то в столь поздний час. Хёд, прекрасный, как и все остальные дети Одина, улыбнулся добро, открыто и словно бы засиял изнутри. Кроткий, вежливый, не любящий навязываться, с охотой внемлющий каждому слову – Хёд нравился Локи больше других братьев Одинсонов, за исключением Бальдра, может быть. - Я хотел послушать какую-нибудь историю, а так как Сэминг рассказал мне все, что знал сам, мы решили отправиться за новыми рассказами, - ответил он и с помощью слуги пристроился неподалеку от мага. - Что же по нраву самому младшему и самому любознательному из сыновей конунга? – поинтересовался он, откладывая в сторону очередной свиток, требующий перевода. - Больше всего молодой господин любит истории про богов, - ответил за юношу Сэминг. Сам он был не многим старше Хёда, может двадцати лет от роду, однако всегда обращался к сыну Одина с почтением. Локи усмехнулся. В прежние времена он и сам был не прочь послушать рассказы о том, как верховный бог, Всеотец, создал вместе со своими братьями мир смертных из тела ледяного великана Имира. Кровь была использована для создания океанов, целые кости для гор, а сломанные кости, зубы и части челюстей для утесов, скал и камней. Его череп они сделали куполом неба, чтобы поддерживать его они создали четырех карликов (Аустри, Нордри, Судри, Вестри), соответствующих сторонам света. Его разум превратился в облака. Братья использовали угольки из Муспельхейма, чтобы создать свет, который освещает небо и землю; они также сделали звезды и планеты. Потом три бога сделали первых людей из деревьев, которые они нашли: Всеотец дал им жизнь и дух, второй брат - подвижность и разум, а третий - чувства. Об этом рассказывала Локи Фарбаути. У Лафея с его племенем боги были иные. - О, я знаю много историй и про наших, и про чужеземных богов, - произнес Локи, подсаживаясь ближе к Хёду. – Могу поведать и тебе какую-нибудь из них. На лице Хёда отразился неподдельный интерес. - Я бы с радостью! – он повернулся к слуге. – Сэминг, ты можешь ступать, ведь за день порядком устал. - Но как же вы обратно, господин? – возразил тот. - Я провожу твоего господина до дома, Сэминг. Не переживай за это, - пообещал ему Локи, дружелюбно проведя рукою по его плечу. - Ну что ж, тогда с вашего позволения, - он неуверенно улыбнулся. – Только не засиживайтесь допоздна, господин. Знаю я вашу любовь к длинным историям, - Сэминг ласково взъерошил чуть вьющиеся темные волосы юноши, и тот откликнулся на жест, потянувшись в сторону молодого человека, будто домашняя кошка. - Обещаю, что через пару часов буду дома, хорошо? – успокоил его Хёд и, нащупав руку слуги, сжал её легонько, убеждая в правдивости своих слов. - Буду ждать вас, мой господин, - ответил Сэминг и, простившись с Локи, покинул святилище. Мать Хёда погибла при налете чужого племени, когда мальчику едва исполнилось три года, и с тех пор тот большую часть времени проводил под присмотром няньки Аудумлы да ее внука Сэминга. Один, хоть и признал в нем сына, вопросами воспитания занимался довольно посредственно. Фригг же, пусть и была мягка со всеми детьми своего мужа, оставалась им скорее доброй тетушкой. Оттого никого не удивляла близость, наблюдаемая между Хёдом и Сэмингом, которые может и были неравны по положению, однако друг другом признавались равными. - И о чем бы ты хотел послушать? О своих богах или о чужих? – когда они остались вдвоем, спросил Локи. - А каким богам поклоняются ночные ведьмы? – немного подумав, поинтересовался юноша. - У моего и твоего народа одни боги, Хёд. В то время как отец мой, Лафей, и его люди, поклонялись совсем иным богам, - поняв, что на сегодня с переводом текстов закончено, Локи потушил все свечи, оставив гореть только факелы, и устроился поудобнее, откинувшись на стену из деревянных бревен. - И как же их боги создали мир? – обняв прижатые к груди ноги и положив щеку на острые колени, спросил Хёд. - Они верили, что вначале не было ничего. Ни Неба, ни Земли. Один лишь Хаос - темный и безграничный - заполнял собою все. Он был источником и началом жизни. Все произошло из него: и мир, и Земля, и бессмертные боги, - голос Локи сделался тише, таинственнее, и, решив воспользоваться толикой магии, он наслал на них обоих легкую иллюзию, что была видна даже Хёду, несмотря на его слепоту. - Это твоя магия? – вздрогнув, уточнил тот. - Да. Ты не против? Хёд замотал головой. - Шутишь? Мне очень нравится! – он зажмурился, словно пытаясь удержать видение и боясь, что оно уйдет. – Что же было с миром потом? Локи ухмыльнулся и продолжил: - Вначале возникла из Хаоса Гея, богиня Земли, всеобщий приют безопасный, дающая жизнь всему, что живет и растет на ней. В недрах глубоких земных, в самой темной ее сердцевине, сумрачный Тартар родился - ужасная бездна, полная тьмы. Как далеко от земли до светлого Неба, так далеко лежит и Тартар. Медной оградой огорожен Тартар от мира, ночь царит в царстве его, оплетают его корни земли и омывает горько-соленое море. Из Хаоса также рожден был прекраснейший Эрос, что силой Любви, разлитой в мире навечно, может сердца покорять. Безграничный Хаос породил Вечный Мрак - Эреба и Черную Ночь - Нюкту, они, сочетавшись, дали жизнь вечному Свету - Эфиру и светлому Дню - Гемере. Свет разлился по миру, и стали сменять друг друга ночь и день. Праматерь богов, Гея, породила равное себе Звездное Небо - Урана, который словно покров бесконечный окутывает Землю. Тянется к нему Гея-Земля, вздымая острые горные пики, порождая на свет, еще не соединившись с Ураном, вечно шумящее Море. Матерью-Землей рождены Небо, Горы и Море, и нет у них отца. Рассказ Локи разливался сладким медом, приторной патокой, и скоро не ясно было, где же у историй начало, а где конец. Хёд слушал его с упоением, вздыхал, дивился необычности чужой веры, радовался, обнаружив сходства, и недоумевал от различий. Они говорили и говорили, маг баловал юношу красочными иллюзиями и чувствовал себя так легко, так радостно, будто позади, вдалеке остались все беды и хлопоты, а рядом с ним сидел не младший брат Тора, а его собственная, маленькая сестричка Энмира. «Лодур, а расскажи сказку про злых ётунов и громовержца на козликах?» - канючила рыжеволосая маленькая бестия, теребя брата за край рубахи, и Локи, сдаваясь, заводил рассказ про льдистый мир и небесную колесницу. И говорил до тех пор, пока любимая малышка не засыпала под боком, сладко сопя и видя яркие, беззаботные сны. Как бы узнать, какие они теперь, сны сестрицы Энмиры? Охраняет ли Бюлейст ее сонный покой? Сторожат ли боги самого Бюлейста?.. Когда оба, и Локи, и Хёд, начали постепенно убаюкиваться от медленных, тягучих будто нуга рассказов, маг остановился, обозначив за последнее событие в создании мира свержение Кроноса его сыновьями и воцарение Зевса, Посейдона и Аида. - Спасибо за истории, - поблагодарил его Хёд по завершению. – Мне бы хотелось услышать еще об этих чудных богах, - он всплеснул руками, выражая свое искреннее восхищение. - Я всегда к твоим услугам, - ответил Локи, собирая изученные письмена в кучу и убирая их на место. - Сегодня я так резко ворвался в святилище и даже не поинтересовался, не отрываю ли тебя от чего. Ведь ты явно был чем-то занят, правда? – очевидно услышав шорох, полюбопытствовал Хёд. - Ничего особенного, - решил не вдаваться в подробности Локи. – Я изучаю привезенные из других мест письмена в надежде получше разобраться в магии, но попытки мои пока остаются безуспешными. Погасив факелы, маг вывел юношу на улицу и, помогая ему сойти со ступенек, медленно, придерживая его за руку, побрел в сторону поселения, ступая по заснеженной, усыпанной мелкими камешками дорожке. - А не пробовал ли ты обратиться за советом к Рагнбьёрг? Имя это Лафейсон слышал впервые. Никто до этого не упоминал его в разговорах, никто не представлялся ему таким именем, и потому, всплыв неожиданно, оно ввело мага в легкое замешательство. - Кто это – Рагнбьёрг? – переспросил он у Хёда. Юноша, аккуратно ступая вперед, махнул рукой в сторону леса и ответил: - Ведунья живет в глухой чаще. Когда-то давно, после набега чужого племени, она пришла из разоренной маленькой общины. Слепая, как и я, теперь уже в летах, но тогда помоложе. Рагнбьёрг владеет колдовством и умеет врачевать, а потому отец разрешил остаться ей в поселении, покупать все необходимое на местном рынке, взращивать растения и скот на отведенной ей земле. Она предпочла жить подальше ото всех, в лесу, и отец не возражал. Локи хмыкнул, ставя под сомнение ее умение колдовать, если собственная община ведуньи в итоге погибла. - И что же, она действительно владеет магией? Хёд пожал плечами. - Взамен на услугу Рагнбьёрг требует одно хорошее воспоминание – это её цена. Все предсказания, что она давала отцу – сбылись. А Фригг и вовсе является частой гостьей в доме ведуньи. - Что же они такое обсуждают? – по слухам, что были доступны Глут, жена конунга и сама оказалась способной к прорицанию, однако так ли это наверняка было неизвестно. - Все в строжайшем секрете. Рагнбьёрг никогда не выдает тайн обратившихся к ней людей. Локи глубоко задумался. С одной стороны, если ведунья и правда могла колдовать, вполне возможно ей были открыты какие-то особые знания, которыми она, при наиболее удачном стечении обстоятельств, могла поделиться с сыном ночных ведьм. С другой стороны, если она тесно общалась с Фригг, не сделает ли Локи своим визитом к ней еще хуже, чем есть сейчас? Проводив Хёда до дома и поблагодарив его за интересную компанию и полезные сведения, маг отправился в свою обитель, гадая, как же ему следует поступить.