Танцуй, Ведьма!

Стоя тогда напротив сына, Лафей прислушался к его словам, однако не подал виду. Разумеется, полагаться на предчувствия было уделом женщин, но предчувствие отпрыска ночных ведьм могло что-нибудь да значить, а посему, не желая показывать этого Локи, вождь все же придал значение его речам и приказал горстке самых преданных и верных людей неустанно следить за гостями, пока их корабли не отойдут от берегов полуострова, а отряд стражников из двух дюжин людей еще двое суток после отбытия чужаков охраняли прилежащие к владению Лафея территории. Локи знал, что отец принял меры для предотвращения внезапного вторжения, потому как привыкший гулять по лесам даже зимой, пару раз натыкался на отряд, оставаясь при этом незамеченным. Однако так же он знал и о том, что двое суток слишком короткий срок для того, чтобы убедиться в безопасности. Иглы сомнений, словно бы пропитанные змеиным ядом, кололи его изнутри, и изводящийся страшными мучениями, он попросил Бюлейста сделать тайник с запасом провизии и оружия в лесной глуши. Посомневавшись, старший брат махнул на причуды младшего рукой и все же выполнил его просьбу. А спустя сутки земли Лафея охватил огонь. В ту ночь Локи спал неспокойно, ворочаясь и пребывая скорее в полудрёме. Слепая и немая к живым луна сияла во мраке ночи, пребывая в своей предельной полноте. Ее огромную силу сын ночных ведьм ощущал всем своим телом, каждой частицей, и небесное божество говорило с ним на неведомом другим языке. Неясные тревожные образы мелькали у Локи перед глазами, словно бы тот стал способен заглядывать в будущее. Языки пламени лизали лицо и руки, кожа вздувалась наполненными сукровицей волдырями, и расплавленные глаза, вытекающие на щеки, в последний миг цепляли большого черного волка, на бегу оборачивающегося вороном, летящим за горизонт. Локи видел себя разодетым в меха и сидящим на породистом жеребце, возглавляющим отряд охотников, выслеживающих дичь. Перед ним возникали незнакомые лица, и чужие голоса отдавались призрачным эхом в ушах. Он видел себя идущим по лесу, едва прикрывающимся красным дорожным плащом. Его босые ноги ступали по белому снегу, оставляя на нем кровавые следы. И он все пытался достичь двух глубоких лазурно-голубых озер, неспешно оборачивающихся небесного цвета глазами, обрамленными светлыми ресницами, с расширенным зрачком, будто вместо него разевала пасть бесконечная бездна. Глаза вынимали из тела Локи душу и пускались вместе с ней ввысь, к лунному божеству, оставляя позади простирающиеся на долгие мили поля, горы и моря-океаны… Почувствовав спиной до боли жалящий холод, Локи открыл глаза и уперся взглядом в низкий, бревенчатый, испещренный трещинами потолок. Глухой гул боевого рога в чаще леса стал предвестником конца. Все люди Лафея и сам вождь спали, когда через границы их земель вторглись чужаки. Они продолжали спать, когда страже на караульных вышках перерезали горло, чтобы никто из них не успел известить о пришедшей опасности. Они спали, когда захватчики вошли в их дома, убивая мужей, забирая в плен женщин и детей, уничтожая огнем хозяйства. Какое-то время Локи неподвижно лежал в своей кровати, прячась во кромешной тьме от царившего снаружи хаоса и приходя в себя от полудремы. А затем в голове яркой вспышкой возникла мысль о том, где сейчас Энмира и все ли хорошо с Бюлейстом, и это заставило его подскочить с кровати и начать спешно собираться, из-за чего у рубахи вдруг выискалась еще парочка рукавов, да и штанин будто бы увеличилось вдвое. Вооружившись двумя мечами, он вышел из комнаты, а затем, стараясь сливаться с тенью, выскользнул из дома и короткими перебежками добрался до загона с овцами и закрытыми стогами сена. Схоронившись, Локи то и дело выглядывал из укрытия, мельком знакомясь с обстановкой. В главный отцовский дом еще не вошли люди Одина, однако жильцы спешили покинуть его, высыпаясь на улицу горстями. Локи искал среди них маленькую сестренку, изо всех сил надеясь, что Бюлейст уже добрался до нее и увел в укромное место, когда позади юноши раздался воинственный вскрик, и если бы он не повернулся, отразив удар тяжелого топора, его голова лежала бы отдельно от тела. Напротив Локи стоял здоровый воин, который, зарычав в огорчении своей неудачей, двинулся на юношу, походя на огромную скалу. Он наносил удары один за другим, размахивая в воздухе окровавленным, уже явно порубившим кого-то этой ночью топором, и Локи мог лишь уворачиваться, уходя то влево, то вправо, будто не сражаясь вовсе, а танцуя. Со своей природной гибкостью он мог быть достойным соперником многим воинам, если не спешил кидаться в прямую атаку, потому что это не было его сильной стороной, как и сражение сразу двумя мечами, поэтому левый чаще всего он использовал для защиты. Топор снова со свистом пролетел очень близко с его головой, а потом тут же пошел на второй заход с лежащим горизонтально лезвием. Отпрыгнув от первого удара, Локи ушел от второго буквально припав к земле, и ему понадобилось меньше десяти секунд, чтобы вскочить на ноги и вогнать лезвие меча в тело противника по самую рукоять. Изо рта воина скользнула на подбородок тонкая струйка крови, блеснувшая в лунном свете, и с булькающими звуками он упал перед Локи на колени, затем заваливаясь на бок. Если не считать пойманный на охоте скот, это было первое живое существо, павшее от его руки. Оцепенение, охватившее юношу в тот миг, заставило его замереть на месте ледяным истуканом, и одним Богам известно, сколько бы он так стоял, не раздайся в стороне полный отчаяния крик. - Глут! Глут! – кричала Ауд, чьи растрепанные по меховой накидке волосы казались всполохами огня, похожими на те, что уже накинулись на крышу усадьбы вождя. Женщину держали двое чужаков, пытаясь тащить ее к остальным плененным. Глут же прорубалась через окруживших ее воинов, желая во что бы то не стало добраться до матери. Она была совсем близко, когда произошло сразу два события: выпущенная будто из ниоткуда стрела вонзилась в грудь Ауд, в то место, где еще недавно заходилось бешенным стуком сердце, а саму Глут, истошно заоравшую «мама», оглушил дубиной один из ее противников. Грудь Локи заныла фантомной болью. Ауд никогда не была добра с ним, а Глут только и могла, что презрительно кривиться да раскидываться оскорблениями, но юноша вспомнил Фарбаути, и от произошедшего стало не по себе. Поискав глазами Энмиру и в очередной раз не найдя сестру поблизости, Локи скользнул к одному из небольших домиков и забрался на соломенную крышу, на мгновение встав во весь рост и оглядевшись по сторонам. Смерть мачехи на глазах у Глут неожиданно воззвала к внутренней до этих пор почти спавшей силе, и мир начал ощущаться по-новому. «Где она, ну?» - достаточно было задать юноше немой вопрос, как разум словно расширился, и перед глазами возникла кузнеца, стоящая неподалеку от полыхающей усадьбы Лафея. Внутри нее разворачивалась битва между чужаком и Бюлейстом, в то время как маленькая Энмира, спрятавшаяся на втором этаже, со слезами на глазах наблюдала за сражением, боясь за брата. Локи пошатнулся, не до конца понимая, как ему удалось увидеть это, и немедля кинулся к кузнеце, перебираясь по крышам построек, что еще не были охвачены огнем. Прыти, с которой он несся вперед, мог позавидовать даже лесной хищник, и это было в той же мере необычно, что и внезапно открывшееся ясновидение. Когда он приземлился у кузнецы и вошел внутрь, битва уже закончилась. Убитый враг полулежал у наковальни с буквально насаженной на ее угол головой, а возле раненого Бюлейста металась испуганным зверьком рыдающая Энмира. - Лодур! – заметив Локи, вскинулась девочка и, подлетев к нему, крепко обняла за ноги. - Наконец-то я вас нашел, - судорожно вплетая пальцы в ее густые волосы и глядя брату в искривленное от боли лицо, прошептал он. О том, что Бюлейст ранен, говорило расплывающееся на рубахе в районе плеча кровавое пятно, но не оно помогло Локи понять серьезность ранения. Стоило ему сесть рядом с братом и коснуться ладонью его раны, как что-то словно бы щелкнуло, и вокруг Бюлейста образовалось ярко сияющее поле, неравномерное и разрывающееся в некоторых местах. Локи не знал наверняка, но чисто интуитивно понял, что ранение неглубокое и Бюлейсту удастся выжить. - Мы переждем здесь, а когда они уйдут, сразу же двинемся к Фарбаути. Все будет хорошо, - заверил он брата и сестру. Энмира утерла мокрые от слез щеки, покивав головой, а Бюлейст прохрипел: - Сойдет. Оторвав от своей рубашки низ, Локи наспех перевязал брату плечо и, осторожно подхватив его под руки, оттащил к завалам из дров, кузнечных приспособлений и какого-то хлама. Туда же он отнес поверженного врага, наспех протерев наковальню его же плащом. Если уж кому-нибудь и захотелось бы зайти в кузницу, на первый взгляд та выглядела бы пустой. - Мне страшно, Лодур, - прошептала Энмира, прижимаясь дрожащей спинкой к его теплому боку. – Ты видел маму? А папу? А Глут? Я видела, как Нанни уводила Биргит, Лисбет и Ньяра, но я не поспела за ними, и меня нашел братик. Локи посмотрел на Бюлейста тяжелым взглядом, желая молчанием поведать ему о том, что стряслось с Ауд и Глут, потому что старший брат как и сестра явно ждал от него ответа. И Бюлейст все понял, как будто бы в глазах Локи была запечатлена смерть матери. Шумно вздохнув, он отвернулся от Локи, смаргивая выступившие слезы. - Я никого не видел, кроха, - соврал Локи, успокаивающе гладя сестру по голове. Ей необязательно было знать, что скорее всего младший сын Лафея – Ньяр - мертв, как и их мать, а три сестры угодили в плен, становясь отныне рабынями. - Все будет хорошо, - нашел в себе силы улыбнуться их старший, добрый брат, и Локи очень бы хотелось в это поверить. *** Близилось время рассвета, когда не сомкнувший за ночь глаз Локи вдруг услышал приближающиеся шаги сразу нескольких человек и грубый приказ «посмотрите, нет ли там кого». Если бы не пробужденные полнолунием, близостью совершеннолетия и ужасными событиями силы, юноша вряд ли услышал бы чужаков, потому что несмотря на будто бы звучащий прямо у дверей голос, они были еще далеко. Чувствуя, как паника подступила к горлу, Локи потряс Бюлейста за плечо, и тот, успев задремать, вздрогнул. - Что случилось? – оклемавшись, спросил он. - Чужаки идут сюда и хотят обыскать кузнецу. Энмира испуганно пискнула, и Локи почувствовал ее возобновившуюся дрожь. - Они могут просто посмотреть и уйти, а если нет… - здоровая рука брата коснулась рукояти меча, спрятанного в ножнах. Локи вздохнул, посмотрел на жмущуюся к ним обоим сестру, на бледное почти бескровное лицо Бюлейста, и решение вдруг пришло к нему само по себе, давшись с такой легкостью, что юноша даже не подумал в нем усомниться. - Я выйду к ним, - произнес он. – Я постараюсь вырваться и бежать, отвлекая внимание, чтобы они подумали, будто здесь прятался только я, а вы останетесь и будете тише мыши. А потом, когда люди Одина покинут земли, пойдете к тем запасам еды, что ты сделал по моей просьбе, брат. А ты, Энмира, позовешь Слейпнира. Негромко, можешь даже шепотом. Он в лесу и он придет на помощь. - Нет, мы пойдем вместе, - попытался возразить Бюлейст. - Не бросай нас, Лодур… - прохныкала Энмира, уцепившись маленькой ручкой за его рукав. Но он все уже для себя решил. Если их найдут люди Одина, то брата добьют, а Энмиру возьмут в плен и сделают из рожденной свободной дочери могучего вождя бесправную рабыню, невольницу, служанку. Такой для них судьбы Локи не желал. - Возможно, мне удастся к вам присоединиться, кроха, - он ласково улыбнулся и поцеловал сестренку в щечку, а затем обернулся к брату и, запечатлев поцелуй на его холодном покрытом испариной лбу, поднялся и уверенно двинулся к входной двери. Мысль, что он видит брата и сестру в последний раз, разлилась болью в его груди. Когда трое вошли в кузнецу, он уже был готов и атаковал первым, сразу же забрав жизнь вошедшего раньше других воина. После между ним и оставшимися двумя завязалась короткая потасовка, в результате которой Локи порезали левый бок и чуть было не отрубили руку. Следуя плану, он выбрал более менее удачный момент и, пнув одного из атакующих в живот, оттолкнув от себя другого, сорвался на бег, собираясь отвести их как можно дальше от кузницы. И хотя луна давным-давно покинула свой небесный пост, сила все еще помогала Локи. - Поймайте его, живо! – раздался позади все тот же голос, заставляющий юношу бежать еще быстрее, не разбирая, впрочем, дороги. Он ни разу не обернулся, но все так же интуитивно знал, что его план сработал. Они действительно подумали, что он сидел в кузнице один и устремили все свое внимание на беглеца, все равно что тупая свора собак, загоняющая добычу. К двум воинам, бегущим позади, присоединились еще трое, выбежавшие откуда-то справа, а за ними еще несколько вышли прямо навстречу Локи. Они пытались окружить его, и бежать юноша мог разве что влево, но когда он в очередной раз повернулся и скользнул за постройки, образующие между собой тесные улочки, кто-то всадил стрелу ему прямо в лодыжку, перебив сухожилие, и вскрикнув, он упал навзничь. - Добегался, парень, - очутился возле него раньше других светловолосый крепкий мужчина, которого Локи видел на многочисленных устроенных в честь гостей вечеров. Схватив Локи за шиворот, он попытался поднять его на ноги, но тот умудрился вывернуться из захвата и снова упал на землю, в мгновение меняя цвет кожи на темно-синий, испещренный тайными знаками его рода. - Какого… - успел удивленно прошептать мужчина прежде, чем с ног его сбила неожиданно появившаяся буквально из воздуха снежная лавина, тут же превратившаяся в лед и приморозившая его к земле. Не имея возможности подняться из-за перебитой ноги, Локи сидел рядом, пораженный случившимся. Этого не мог сделать никто посторонний, но и сам юноша никогда до этого не вызывал потоки снега, способные превращаться в лед. - Ведьма! Мальчишка чертова ведьма! – вскрикнули подоспевшие воины, опасливо поглядывая на истекающего кровью Локи, но тот не только не мог подняться, но и повторить то же самое с остальными был не в силах. - Что встали! Убьем его! – отделился от группы рослый мужчина и подойдя к Локи, поднял над ним меч. Юноша знал, что бежать ему уже некуда. У раненого нет шансов. И сработавшая раз магия кажется замерла. Он пытался воззвать к ней, но ничего не происходило. Стихийный всплеск только-только поднимающей веки магии имел все шансы стать последним, потому как жизнь Локи судя по всему подходила к завершению. Он смотрел на противника прямым взглядом красных похожих на тлеющие угли глаз, не желая показывать страх и слабость, словно бы говоря «ну, давай». Однако стоило воину размахнуться, как позади его окликнул знакомый Локи голос: - Остановись! Мужчина замер и повернулся к тому, кто его окликнул. То был Фандрал, сидящий на своем жеребце, и Локи даже не надо было смотреть на него, чтобы знать это наверняка. Голос сэра Фандрала за минувшие недели стал слишком привычен. Спешившись и вручив поводья скакуна одному из воинов, тот подошел к Локи, и юноша заметил на его лице легкую улыбку с намеком на искорки восхищения в глазах. - Я слышал, что ночные ведьмы прекрасны, но и не мыслил насколько, - произнес он неуместным на взгляд Локи тоном, как будто после того, как они расстались добрыми знакомыми, ничего не изменилось. - Мне говорили, что люди конунга жестоки, но я не подозревал, что настолько, - холодно ответил юноша, начав принимать человеческий облик. - Собака лает, ветер носит… - усмехнулся кто-то из воинов. Улыбка на лице сэра Фандрала заиграла еще пуще прежнего, как будто ситуация забавляла его. - Отведите его к остальным пленным и следите, чтобы никто к нему не прикасался. Я нашел отличный подарок конунгу, - приказал он своре псов и обратился к Локи, - был рад повидаться. Против воли юношу скрутили по рукам и ногам и потащили в приусадебный двор, не обращая боле внимания на его вялые барахтанья и кровь, все еще сочащуюся из раны. Локи видел трупы павших в битве мужчин. Видел женщин и детей своего селения, скованных цепями. Заметил и троих сводных сестер, коих держали в стороне от остальных. Глут уже примерила на ноги кандалы, а младшая из них Лисбет лежала на земле без чувств. Все собравшиеся чего-то ждали, однако Локи не мог понять чего именно, пока облаченная в боевые доспехи Сиф не вывела в середину двора избитого полуживого Лафея, в одной руке держа меч, а в другой пику с насаженной на нее головой отцовского волкодава. Локи дернулся, чувствуя, как лед сковывает его внутренности. Из всех людей, живущих в этом мире, он в первую очередь ненавидел своего отца, считающего его выродком, бастардом, позором и посрамлением чести, но когда Смерть буквально шла по пятам Лафея, Локи вдруг почувствовал горечь. Вот он – конец. Отца вывели во двор, желая казнить на глазах его выжившего народа, и Локи мог бы чувствовать удовлетворение, радость и даже восторг, но вместо этого буквально задыхался от тяжести неминуемой утраты. Сиф поставила несопротивляющегося Лафея на колени, и прежде чем голова его слетела с могучих плеч, Локи встретился с отцом взглядом. В темных глазах его пылала ненависть. *** Следующие несколько недель Локи провел в полусознательном состоянии, болея от загноения раны. И хотя его пытались лечить, процесс заживления проходил крайне тяжело. Не способствовал выздоровлению и голод, которым мучили всех плененных, а также периодические издевательские побои со стороны команды. На глазах Локи насиловали женщин, девушек и даже маленьких девочек, на его же глазах те самые несчастные через пару дней умирали. Ему пришлось наблюдать, как один из грязных, вонючих, вечно пьяных оборванцев, кличущих себя воинами конунга Одина, затащил в свою комнату Глут, а когда сестра вернулась назад, губы ее распухли и посинели, а рубаха была наполовину разорванной. Чтобы младшие сестры не умерли от голода, Локи и Глут отдавали им одну вторую своей еды, но в конечном счете даже этого оказалось мало, и первой умерла никогда особо не отличающаяся здоровьем пятнадцатилетняя Биргет, а следом за ней сгинула и Лисбет, которой на тот момент едва исполнилось одиннадцать. Эти смерти тронули Локи, но в то же время послужили на благо – внутри поселилась какая-то твердая уверенность в том, что он не только выживет, но и сумеет отомстить своим обидчикам. Сиф, снявшей голову с плеч его отца. Фандралу, скрывающему под маской дружелюбия желание взять Локи подобно какой-нибудь несчастной девке, с которыми он каждый вечер уединялся в своей каюте. И даже тому ублюдку, что насиловал Глут, оставляя на ее некогда прекрасном девичьем теле уродующие его шрамы. Единственным источником силы, благодаря которому Локи удавалось каждое утро открывать глаза, был океан. Чернеющая синева глубоких пучин казалась юноше бесконечной, и, заглядывая в нее, он чувствовал себя многим лучше, будто бы глотал какую-то лекарственную микстуру на травах. И только благодаря океану Локи ступил на землю спустя почти месяц живым, пусть и исхудавшим, заполненным до краев магией совершеннолетним сыном ночных ведьм, встретив свою двадцатую зиму на палубе корабля, как никогда далекий от родных земель.