Поттериана. Иная реальность.

Прошла неделя с тех пор, как Гарри поселился у Дурслей, и последним пришлось пересмотреть привычный уклад своей жизни. Соседи без конца судачили об их племяннике, и Петунии приходилось всё чаще сидеть за закрытыми дверями и шторами. Вернон Дурсль решительно не понимал, почему они с Петунией должны идти на такие жертвы, но женщина каждый раз сводила разговор в другое русло. Она чувствовала себя обязанной Гарри. - Послушай, Петуния, мне это уже надоело! – как–то в летний вечер сказал старший Дурсль. – Мальчишке скоро исполнится год, и он начнёт ходить. Он будет бить твою посуду, обрывать занавески – если за ним не следить. Зная тебя, сюсюкаться ты будешь с Даддли. А этот… - поморщился он, называя племянника, - будет предоставлен сам себе. Нет, мне–то не жалко, а что если он сына нашего обидит? Вернон испытующе смотрел на свою жену, видя на её лице замешательство. Женщина, наконец, собралась с духом и тихо сказала: - Я понимаю… Просто Гарри он… Он сын Лили. У нас с ней были достаточно напряжённые отношения. Всему виной эта магия, будь она неладна! Два раза забрала у меня сестру. Два! – Петуния вытерла непрошенные слёзы и трясущимися руками налила себе успокоительного в кружку из-под чая. Выпив содержимое и немного успокоившись, женщина продолжила. – Один раз в детстве, когда у неё проснулись магические способности, а у меня… Нет… - Петуния говорила о событиях десятилетней давности с такой горечью, будто бы это было только вчера. – Да, завидовала я ей жутко, и всё больше чёрной завистью… Она ведь и красивее меня была, и умнее, и… Талантливее… Господи, какой же я была дурой! – в голосе Петунии появились истерично – визжащие нотки, - ах, если бы всё только можно было исправить… Если бы… Но нет! Второй раз эта чёртова магия отняла у меня сестру навек… - Петуния плакала, не в силах успокоиться, но продолжала сквозь слёзы, - двадцать один год, Вернон! Двадцать один… Это ведь начало жизни, она ведь и не жила совсем! Петуния плакала, а Вернон гладил её по голове и говорил о том, что магия очень жестока… Все её проявления… Было видно, что он хочет сказать ещё что-то, но просто не может решиться. Вообще, подобные «вечера воспоминаний» случались крайне редко в семье Дурсль. Вернее сказать – никогда, сегодня впервые. Петуния не любила своего мужа и поэтому не могла относиться к нему достаточно доверительно. То схитрит, то смолчит. Но уважала как друга. А стоит ли перед друзьями раскрывать душу нараспашку? Дурсль же был озлоблен по отношению к своим коллегам, с женой он был более мягок, но всё равно часто диктовал ей свои условия. Вот так они и жили – без любви и заботы, была лишь видимость, как накрахмаленные шторы Петунии, скрывающие атмосферу ругани. Порой казалось, что объединяет их лишь педантичность и любовь к сыну. Ну и, конечно же, ненависть к магии, из-за которой и рушилось порой их привычное мировоззрение. Из-за которой всегда сдержанная Петуния сейчас плакала, не боясь мнения соседей. А грубоватый и не умеющий излагать своих чувств Вернон, сидел рядом с ней, пытаясь подобрать нужные слова. Но любой душевный разговор рано или поздно заканчивается. Так и сейчас, в соседней комнате заплакал Даддли, и Петуния пошла его успокаивать. Всё проходит, всё забывается… И этот разговор. Дурсли закончили его, чтобы никогда к нему не вернуться. *** Так, за делами и заботами, пролетело шесть лет. Много произошло за эти годы и хорошего и плохого, что ж поделать, не без этого. Подросли Гарри и Даддли, притом второй, являясь точной копией отца, уже пытался показать свою самодостаточность, на деле же оставаясь трусливым баловнем. Дурсль – старший стал заместителем начальника в офисе, подставив всех коллег, и не далёк тот день – сам начальником станет. Увы, подобным способом. Петуния, перестав ловить недоумевающие взгляды жадных до сплетен соседок, быстро смекнула, что на Гарри тратить много времени не обязательно – лучше отправить его к миссис Фигг, старой и достаточно странной кошатнице. Так и жили. Вернон практически всё своё время проводил если не на работе, то думая о работе. Если бы она была одушевлённой, тогда Петуния, как законная жена Дурсля, могла бы выцарапать ей глаза. За последние годы, излюбленным занятием Даддли стало избиение Гарри. Он, как и его кузен, учился в первом классе. Несмотря на столь нежный возраст, младший Дурсль уже обижал маленьких и слабых, его друг Пирс Полкисс был таким же. Нормальные родители давно задумались бы, откуда в их ребёнке столько желчи, и некогда всепрощаемое дитя уже сидело бы в кресле психолога. Но Дурсли были нормальными? Нет. Они лишь вешали ярлыки на других. «В чужом глазу соринку видит, а в своём бревна не замечает» - во все времена говорят про таких. Но что обсуждать людские пороки? Не лучше ли припомнить пострадавших от них? *** На протяжении всех шести лет у Дурслей Гарри жил в чулане. Маленьком старом и пыльном чулане – надо сказать. Чулан этот располагался прямо под лестницей, оттого его потолок был ребристым. В закрытом состоянии в нём царила абсолютная темнота, от которой пробуждались пауки, начиная ползать по стенам. В общем, беспредел, а не жилище для ребёнка. Когда Гарри баловался (на деле же осмеливался попросить кусочек торта или шоколадку) его запирали в чулане на весь день. Из-за такого с ним обращения, ребёнок рос настороженным и нелюдимым. Часто, оставаясь наедине со своими мыслями, он говорил сам с собой. - Дядя опять меня ударил, когда я попросил у тёти торт… - шёпотом, чтобы его не услышали, говорил Гарри самому себе, прикладывая руку к свежему синяку на глазу. – А что я сказал?! Вон Даддли три куска съел, и ничего! « Не расстраивайся, вот когда ты вырастешь, у тебя будет всё самое лучшее. И никакие тётка с дядькой не отнимут!» - сам же себе и отвечал, будто бы более взрослым голосом. Голос – так и назвал своего воображаемого собеседника ребёнок. Он был для мальчика поддержкой и опорой, а на кого ещё он мог рассчитывать? Родители, по словам тёти, были дебоширами и пьяницами. Гарри не знал, что обозначают эти слова, но понимал, что ничего хорошего. Дурсли били его, каждый раз незаслуженно оскорбляя. В школе, с лёгкой руки Даддли, общение не задалось с первого дня. Только соседка, миссис Фигг, относилась к нему более – менее по-божески. Гарри оставался у неё, когда Дурсли всем составом уезжали в Лондон или куда – нибудь ещё. Дом у миссис Фигг был старый, но добротный, а обстановка старческой. Полувыцветшие обои пастельных тонов в крупный цветочек, скрипящие половицы и вечная пыль – дом так разнился с жилищем Дурслей, но, зато, в нём была душа. Да, душа из семи вполне милых кошек разных возрастов – от котят до умудрённых опытом «котов учёных». Из-за них-то Гарри и нравилось проводить время со своей соседкой. Ну и пусть старушка поила его вчерашним чаем с блёстками, ну и пусть ему приходилось грызть, иначе не скажешь, позапрошлогоднее печенье, зато его не били и не заставляли работать по дому. Помимо, как казалось Гарри, непомерной доброты миссис Фигг обладала ещё и острым умом. Она часто рассказывала мальчику интересные факты о кошках. От неё Гарри узнал, что кошки могут лечить людей, сев на больное место. Они могут предчувствовать погоду и даже видеть то, что скрыто от глаз людей. Так же, кошка никогда не подойдёт к плохому человеку, то-то они на тётю Петунию шипят. Под руководством соседки, Гарри даже прочитал книгу «Кошки – пришельцы из космоса!», с тех пор пытаясь разглядеть в своих пушистых товарищах «признаки». Гарри очень любил кошек, в особенности кошек миссис Фигг. Чем-то они отличались от простых «Машек», каких в Литтл Уингинге много. Чуть побольше и пополнее обычных, с тупой мордочкой, милыми висячими ушками и невероятно умными, почти как у человека, глазами. Они вызывали неоднозначные чувства – хотелось их затискать, как милых домашних животных, и в то же время они внушали уважение. Гарри как-то слышал, как женщина называла их… Книззл, кажется. Интересная порода. Как казалось мальчику, это была порода. Ну а что же ещё? Гарри верил в своё сходство с кошками, ведь он подобно им мог чувствовать настроение людей. Например, в миссис Фигг мальчик видел доброту и сострадание, по отношению к нему. Примешивалось и что-то ещё – страх и ожидание… Откуда? В тёте Петунии он видел желчь и… Сожаление. В Даддли – озлобленность и… Грусть. И лишь в дяде Верноне Гарри видел стену ничем не затуманенной ненависти… И больше ничего. Тогда-то Поттер и понял, что у людей, по сути, есть две стороны – одна на люди, другая – в душу. Гарри учился справляться со своими эмоциями с помощью Голоса, но однажды случилось непредвиденное…