Поттериана. Иная реальность.

Смерть… Что она из себя представляет? Является ли она завершением пути, или же, напротив, – это только начало? Почему умирают одни, когда другие живут? И последнее – к чему этот бред, когда есть человек, реально переживший смерть… Гарри, медленно приходя в себя, озирался по сторонам. Белые потолки, белые обои, белая постель – всё это он видел каждый день на протяжении вот уже третьей недели. Поттер был ещё слишком слаб, чтобы покидать палату, но уже достаточно крепок, чтобы мог вставать не надолго. Трёхминутная клиническая смерть, так сказали ему врачи. Мальчик всё ещё помнил, как они смотрели на него. Одни восторгались проделанной работе, другие искренне радовались, что смогли спасти ребёнка. Ну а разговорчивые медсёстры закрывали наманикюренными пальчиками рты и пониженным голосом спрашивали, видел ли Гарри Бога. А Поттер что? Непривычный к такому вниманию, он поначалу сильно тушевался, каждый раз боясь, что его ударят. Но после, поняв доброту врачей (для него тогда были добрыми все, кто его не обижал), осознал – тут его не тронут. И уже после двух недель пребывания в больнице, он бодро приветствовал врачей, а любопытные медсёстры могли услышать увлекательную и «невероятно правдивую» историю о том, как Великий Гарри Поттер встретился с Высшим Разумом и уговорил его отправить себя обратно на Землю, так как не завершил ещё начатых дел. Степенные врачи со всей серьёзностью слушали пациента, впрочем, хихикая в кулак и радуясь, что если Гарри шутит – значит, дело идёт на поправку. Медсёстры же, напротив, слушали разинув рты. Ну а что? У мистера Поттера были? Были. Психологическую помощь проводили? Проводили. А утки пусть доктора моют! Постепенно оттаивая от вынужденного пребывания в состоянии безответности, Гарри заметил то, что он достаточно красноречиво говорит. Сказывалось частое, пусть порой и вынужденное, сидение в библиотеке (лучше уж книги читать, чем «фонарём» светить), разговоры с самим собой и, наверное, природные данные. Но по поводу смерти новоявленный «сказитель» мог сказать лишь одно – у Костлявой нет особых ощущений. Гарри не видел Великое Ничто, не летел по коридору… Он лишь чувствовал, как силы покинули его, а потом, спустя какое-то время вернулись вновь. Вот и всё… А может быть истину видят лишь реально умершие, как дядя Вернон? Нельзя сказать, что Гарри убивался из-за смерти собственного дяди. Напротив, ещё недавно он был бы этому даже рад, как ни греховно допускать такие мысли. Просто тетерь… Теперь всё перевернулось. Он видел дядино воспоминание. *** В семье Вернона Дурсля всегда была традиция прочно стоять на земле. Ни фокусы, ни шутки не находили там своего зрителя. Джек Дурсль, тогдашний глава семейства, считал, что в доме мужчина главный, а жена – всего лишь его тень. К этому же правилу он «приучил» и свою благоверную – Сандру Дурсль. У молодой женщины часто складывалось впечатление, что в доме она живёт на правах рабыни. Когда-то красивая, Сандра уже давно угасла, оставаясь забитой и запуганной оболочкой человека. Её дочь – Марджрори Дурсль, предпочитавшая сокращение Мардж, хоть и была девушкой, но всё же поддерживала столь радикальные взгляды отца. С каким упоением она слушала его речи, наполненные отборной руганью, часто шпыняла своего младшего брата Вернона и совсем не жалела мать. Хотя, и девушкой Мардж можно было назвать с большим натягом и выпив никак не меньше бутылки. Эта «истинная леди» любого мужика могла избить, перепить и унизить. А бочкообразная фигура и «лёгкий пушок» над верхней губой давали право дружкам Мардж называть её бой – бабой. Правда, за глаза - никто не хотел умереть во цвете лет. А вот Вернон, – апологет Вселенского Зла, как казалось Гарри раньше, занимал в этой семье далеко не ключевую роль. Он не был озлобленным маньяком, хотя склонность к насилию и тогда ясно читалась в его сознании. Он уважал отца и хотел быть во всём на него похожим, но и мать младший Дурсль тоже любил и жалел. Вернон не понимал отца лишь в одном – как можно запугивать женщин. Заставить их уважать тебя – это да, прикрикнуть – быть может. Даже если и ударить – коль заслужила, так что ж… Но не избивать же! Долго и целенаправленно, чтобы навсегда отбить желание возражать. Когда Вернону было десять лет, у него появилась младшая сестра – Хоуп. Девочка росла и развивалась, к шести годам став маленьким солнышком в этом «тёмном царстве». Сандра назвала девочку Хоуп (надежда), веря лишь в одно – её дочь непременно вырастет Человеком, пусть даже и в стаде свиней. Хоуп была очень похожа на мать – золотистые волосы, завивающиеся на концах, худенькая фигурка и большие голубые глаза, светящиеся добротой. Природа, казалось, презрела генетику Дурслей, давая жизнь этой девочке. Не переняла маленькая Хоуп и отцовского отношения к мистике. Напротив, она любила фокусы и сказки, старалась донести до сведения брата с сестрой, что магия – это хорошо. Мардж фыркала, считая, что сестра оскорбляет понятие «правильного Дурсля». А вот Вернон к Хоуп привязался, она была доброй, совсем не такой как Мардж. Младшей Дурсль всего-то было шесть лет, поэтому её не оставляли дома одну. На это так же повлиял один интересный детский фактор, под названием «что вижу, то и повторяю». Так, практикующая магию воды, «колдунья» могла забрызгать весь пол. Сандра умело это скрывала, иначе за воспитание дочери взялся бы Джек. Но однажды несчастную женщину забрали в больницу, и она попросила сына приглядывать за Хоуп. Вернон справлялся, но не всегда всё получалось так гладко. Один раз даже из рук вон плохо, увы… Старший Дурсль тогда был на работе, а Мардж ушла с друзьями на футбол. Вернон же одним глазом смотрел этот самый футбол по телевизору, а другим смотрел за сестрой. Хоуп опять листала книгу про фокусников – глотателей мечей, в тайне от супруга купленную ей Сандрой. Младшему Дурслю это было безразлично – он был весь в игре. - У-р-р-р-а! – заорал он, когда англичане забили решающий гол и выиграли. – Могут ведь, если захотят, кривоногие! И на радостях понесся есть очередной бутерброд с ветчиной. Сделав бутерброд и жуя его на ходу, Дурсль подошел к зазвонившему телефону. - Алло, - сказал он с набитым ртом. - Да я это, я! Понял ты, Дурсль?! – радостным и достаточно пьяным голосом прокричала в трубку Мардж. – Праздновать пошли! - А как же Хоуп? Как я её одну-то оставлю? Мама ведь… - Вернон даже не успел договорить – его перебила Мардж. - А мне пох… - помехи в трубке так и не дали «истинной леди» показать всю полноту своей «великосветской» речи. – Короче, Дурсль, тут уже бабки заканчиваются. Выходи! – и бросила трубку. И чёрт знает, что дёрнуло Вернона оставить младшую сестру одну в тот злополучный вечер, но это случилось. А былого, как известно, не воротишь… Дурсль попрощался с Хоуп и ушёл. Лучше бы он этого не делал, право. Сначала девочка сидела и скучала, пролистав всю книгу до конца, но потом решила, что тоже хочет быть глотательницей мечей (откуда шестилетней девочке знать, что всё это – лишь умелая мистификация?). А Вернон так удачно оставил на столе нож… - Нож – не меч, но и я ведь ещё маленькая. Мне ещё учиться и учиться, - решила Хоуп. – Для тренировки сгодится. Потом настоящий меч куплю. Но этого «потом», как вы поняли, так и не произошло… Придя домой, Вернон увидел лишь окровавленный труп сестры и толпящихся рядом с ним врачей, вызванных вернувшимся отцом. Доктора постановили, что девочка умерла около трёх часов назад от повреждения гортани и лёгкого. А вызванные Верноном полицейские написали в своих бумагах страшное слово «самоубийство». Через три дня после смерти дочери скончалась и Сандра Дурсль, потеряв последнюю надежду, так созвучную с именем Хоуп. В семье Дурсль был объявлен трёхдневный траур. Неспособные на глубокие чувства Джек и Мардж, по истечению этого срока, тут же погрузились в обыденные дела. За ними тянулся и Вернон. Тянулся, но не смог забыть доброго и всепрощающего взгляда своей сестрёнки. Её смерть стала психологической, а впоследствии и психической травмой Дурсля. С тех пор он начал с небывалым остервенением ненавидеть всё связанное с магией и стал приверженцем грубого воспитания с запретом на любые проявления творчества (не по злости душевной, а лишь бы его собственный ребёнок не повторил судьбу несчастной Хоуп). По нему этого было незаметно, но в последние несколько лет своей жизни Вернон медленно умирал, сам того не подозревая. Его всю жизнь точила вина за смерть сестры, в конце концов, убив его похожестью ситуаций. Нервы Дурсля часто накалялись до предела, а кровь на руках сына, вызванная всплеском ненавистной магии, была последней каплей для его исстрадавшегося сердца… Оно просто не выдержало, напоследок проявив окровавленный труп его младшей сестры. Это была трагическая история Вернона Дурсля, которую он скрывал за тысячью слоями смысловой мишуры. Оттого-то она и не была приметна глазу Гарри с самого начала. Но если мы что-то не видим, то это не значит, что этого нет. Иначе бы не существовало хотя бы микробов (а может, и чего большего). Ведь так? *** После осознания этих событий мнение Гарри по поводу своего дяди сильно изменилось. Не в сторону кононизирования, конечно, но уважения. Уважать человека, который подвёл тебя к краю смерти, пусть и на время в три минуты, - очень странно, подтвердит любой. Это осознавал и Гарри, считая, что его прошлое рабски покорное поведение было не родным, а принудительно навязанным. Как часто бывает – в поганом обществе развиваются поганые взгляды… Но это же не навсегда! Надо приобретать новое мнение, начиная новую жизнь. А мальчик знал, что она у него будет. После инцидента с покушением на жизнь ребёнка полиция стала разбираться с дурслевской системой воспитания. Миссис Фигг, вызвавшая полицию и скорую, сбивчиво и со слезами на глазах рассказывала о том, как родные тётя с дядей издевались над беззащитным ребёнком всю его короткую, но уже умудрённую горьким опытом жизнь. А когда пришли результаты из больницы – тяжёлое сотрясение мозга и едва предотвращённая клиническая смерть, длиной в три минуты, то полицейские незамедлительно обратились в органы опеки с просьбой оформить Поттера в детский дом. После того, как все документы были готовы, Представители опеки решили ждать ещё неделю, пока мальчика не выпишут. «Приют»… Почему-то это слово совсем не пугало Гарри. А чего ему было бояться? Каких лишений он в доме недородственников не испытал? *** «Хуже уже не будет. Ты не огорчайся понапрасну…» - сказал Голос парню, с сожалением вертящему в руках тонкие очки. - Они теперь навсегда… А так – белёсый туман… - Гарри с сожалением надел очки, через несколько секунд снимая их. Это действие не приносило никакой радости – зрение теперь было безнадёжно испорчено. Когда в больнице Поттер пришёл в себя и был в состоянии рассуждать более – менее здраво, то заметил одну испугавшую его вещь – зрение день за днём ухудшалось. Врачи, предвидевшие это, сказали, что таков побочный эффект сотрясения, и если регулярно капать в глаза специальные капли, то возможно хоть как-то спасти положение. Гарри же эта ситуация крайне бесила. Мало того, что он был низок и тщедушен, так ещё и слепнуть начинает. Мальчик хотел добиться успеха, хотел показать, что его мнение – не простой кусок дерьма, на который можно лишь с отвращением посмотреть, хотел доказать всем, что по праву достоин звания если не лучшего, то хотя бы равного другим людям, что старательно вытирали об него ноги. Сумеет ли он это теперь? Были у Гарри и другие причины для тоски. Через три дня мальчику исполнялось восемь лет, а он так и не узнал многих вещей о себе. Например, каким образом он сумел буквально прочитать мысли дяди, ведь раньше же такого не случалось. А тот жуткий погром с выпадающими стёклами? Творилось явно что-то не то. Но что «не то», Гарри так и не суждено было разобраться. А как иначе, если тебя забирают у единственного человека, который мог бы сказать тебе правду. *** Несмотря на то, что Поттер теперь был не одинок, он так и не смог отказаться от странной привычки говорить с самим собой. Напротив, после его травмы Голос стал ему ещё ближе. Подкрадывающееся безумие? Может быть нет. А может быть да… «Послушай, я решительно не понимаю, что здесь твориться!» - однажды сказал вконец разочаровавшемуся мальчику Голос. – «И, видит Бог, не хочу понимать. Но ты! Ты обязан верить в лучшее. А лучшее для нас что? Правильно – свобода. Как по мне, то этим волшебным словом можно назвать любую жизнь, отличную от жизни у Дурслей. Хоть на помойке – лишь бы не у них! И детский дом – наименьшее из всех возможных зол!» - тут шизофренический собеседник замолчал, давая мальчику время для осмысления. - Ты хочешь сказать, что мы прорвёмся? – неуверенным шёпотом спросил Гарри. Парадокс, ища у себя в голове объяснений своим же собственным утверждениям. «Именно!» - Именно… - двойное подтверждение отказа от страха. Да и чего бояться, когда решил идти вперёд, не сожалея о былом. *** И вот, наконец-то, наступило тридцать первое июля, и именно сегодня Гарри исполнилось восемь лет. Его выписывали из больницы, где он пролежал полтора месяца. Сам Поттер был безумно рад, хоть в глубине души и боялся неизвестности. Пока мальчик задумчиво собирал выделенные ему вещи (неплохие, надо сказать) в дверь начала настойчиво стучать его новая воспитательница. - Да, миссис Томпсон, войдите, - крикнул Гарри, увидев женщину через полупрозрачную дверь. В палату вошла достаточно полная, но не медлительная женщина. Оглядев помещение и самого Поттера строгим взглядом, она улыбнулась как-то по-доброму. - Ну что, собрался? Пошли. Не спи – замёрзнешь! – проворчала воспитательница, оттаскивая Гарри от зеркала. – Каков павлин! Его уж ждут, а он марафеты наводит. - Да я только что подошел! – оскорбился Поттер. – Шапку одеть. Видите? Чай не лесная растительность! – прошипел он, указывая на свою побритую из-за операции голову. - Ладно, только быстро, - рассмеялась миссис Томпсон и резво выскочила за дверь. Гарри сначала стоял злой и обиженный, но потом рассмеялся. - Ну и контингент, ё – моё! – прокомментировал мальчик. – И смех, и грех просто. Натянув на голову лёгкую шапку, Гарри Поттер вышел из палаты, стараясь не оглядываться назад. Он не знал, сможет ли оставить в ней все свои трудности и страхи, обиды и печаль. Но он знал лишь одно – там остаётся его покорность, привитая Дурслями. И он не допустит больше к себе подобного отношения, даже если для достижения авторитета среди новых людей ему придётся перевернуть весь этот чёртов мир!