Фанатик богини Эвигет

– … а оказалось, что он там серу хранил, в порошке. Я не глядя и сыпанул. Вот это взрыв был! Котел перекорежило весь, в одном месте даже лопнул! Ну кто так делает?! Предупреждать надо, когда выкидываешь чужие специи и используешь баночки не по назначению! – я важно сложил руки на груди и постарался не обращать внимания на давящегося смехом Этерна. Но изображать серьезный вид оказалось нелегким делом, так что и сам вскоре рассмеялся за компанию. – Ну нет, дружище, – обратился Этерн, – ты ответил только на часть вопроса про пропавшие брови, а вот фингал-то откуда – умолчал. – Все-то ты помнишь, ээх, – как ни хотелось, но все же придется рассказать о всех деталях, – Меня взрывом прямо на перегонный куб Леля кинуло… вдребезги. – Ба! – Этерний залился очередной порцией заливистого смеха, но, спустя мгновение, внезапно встрепенулся. Враз его лицо стало излучать обеспокоенность и сочувствие. – Слушай, да как ты еще живым-то остался, что-то не очень-то похож на человека, который пережил взрыв и выкупался в осколках, – он придирчиво осмотрел меня с ног до головы, не нашел видимых повреждений (кроме фингала) и обескуражено покачал головой. – Повреждений было достаточно, поверь на слово. Только вот Лель быстро все вылечил. Даже шрамов не осталось! – похвастался полезным сожителем я. – А фингал, значит, на память оставил? – Не совсем. Этот подарочек я получил уже когда был полностью исцелен. Видать, он просто не вовремя опомнился. – Безумно мило, – Этерн лукаво улыбнулся и начал накручивать на палец пышный ус. Я же только вопросительно поднял бровь, ожидая продолжения. – Вначале взволнованно лечить, беспокоиться, а когда миновала опасность, внезапно очнуться и вновь начать ломать комедию. Эх, молодежь. Кстати! Поздравляю! – С чем? – опешил я. – Из тех, что я помню, это самые долгие твои отношения, не так ли? – Не только из тех, что ты помнишь, – вздохнул я, – только отношениями это назвать сложно. А ведь действительно. На дворе уже самая настоящая зима и через пару недель мы с Лелем будем «праздновать» полгода совместной жизни. – Отношения отношениям рознь! – отвлек от своих мыслей Этерн, – Если бы вам было лет по шестьдесят, то типичнейшей парочкой были бы, – коротко хохотнул в кружку с горячим вином. – Живете вместе, ругаетесь, как старая супружеская пара, но в тоже время очень мило заботитесь друг о друге… и никакого интима. Боги… Ноах! До чего ты докатился?! – теперь уже Этерний рассмеялся до слез, расплескивая горячий напиток на дорогой ковер гостиной. – Нет, ну серьезно. Только не обижайся, пожалуйста. Я действительно не понимаю, зачем такому ловеласу и красавчику, как ты, тратить на это время? Неужели так в душу запал? То ты чуть ли не каждый месяц прибегал ко мне и радостно кричал: «Я влюбился! Любовь всей моей жизни!», а теперь молчишь в тряпочку и ведешь себя как образцовый семьянин. – Может, повзрослел? – Да нет, – Этерн очень бойко хлопнул меня по плечу, так, что я и сам чуть ли не добавил красок многострадальному ковру, – просто именно теперь ты действительно влюбился! – подчеркивая свои слова, Этерн поднял вверх указательный палец и подмигнул. Я в ответ только пожал плечами. И так давно об этом знаю, но обсуждать не горю желанием. Лучше сделать вид, что тема себя исчерпала. Вот так, уютно посидев еще полчасика, я вскоре сослался, что надо успеть закупиться до закрытия лавок и попрощался с другом. * * * Перемещаться по городу стало весьма затруднительным делом, а скрываться от посторонних взглядов в такой час, когда любой прохожий на улице вызывает недоумение, стало еще сложнее. Но что таить греха, за то долгое время, что нас так и не раскрыли, с каждым днем я все больше расслаблялся и держался тени больше по привычке, чем действительно остерегаясь. Опасное время миновало. На месте некроманта я бы давно искал нас далеко за пределами Стольца, а может, и всего Лрагонса! Звон колокольчика оповестил хозяина магазинчика о моем прибытии. – Ноах, здравствуй, дорогой! Что тебе предложить? – низкий старичок с длинной тонкой бородой, которую он оборачивал вокруг шеи на манер шарфа, быстро засеменил в моем направлении. – Добрый вечер, мне бы засушенных иллисов, бутонов двадцать, – стал припоминать я, – и эфир мейнский, если остались флаконы. – Ой-ёй. Мальчик мой, иллисы ты еще в последний раз забрал последние. Право, зачем тебе столько? Солишь их, что ли? – старичок коротко хихикнул и тут же тяжело закашлялся. – С вами все в порядке? – забеспокоился я. – Да что со мной может быть? Безумные холода, видать, простудился, не бери в голову. Давай-ка лучше подумаем, чем тебе иллисы заменить. Может, анурин? Тоже синие цветы и пахнут жутко. – Нет-нет, именно иллисы, нужны их свойства, а не вид и запах. – Хмм, тогда как насчет масла из них же? – показал красивый флакон глубоко синего цвета. Я немного помялся, раздумывая, и все же решил взять. Времени бегать по другим лавкам уже не осталось. Через час будет совсем темень, а пробираться через темный лес вслепую будет затруднительно. Я расплатился, учтиво поклонился старцу и удалился под звуки его тяжелого кашля. Мои опасения подтвердились: последние десятки метров до дома я прошел чуть ли не на ощупь. Слишком засиделся у Этерния в гостях. После морозной улицы воздух из открытой в дом двери обжег щеки своим теплом. Согревающие заклинания, развешанные по разным углам комнаты, помогали расходовать дрова по минимуму. Но стоит снять подбитый мехом плащ и немного привыкнуть, как вновь начинаешь чувствовать прохладу. Лель привычно сидел за своим столом и старательно переписывал нечто из старых записей покойного мага. Я обтрусил на пороге ботинки, смахнул с воротника снег и, зайдя внутрь, плотно закрыл за собой дверь. – Привет, чем занимаешься? Ужинал уже? – поднял крышку кастрюли и, заглянув внутрь, заключил, – … не ужинал. Лель! – Не хочу! – как отрезал он. – Я нашел в погребе эти записи, валялись в луже. Пока что-то можно разобрать, лучше перепишу, а потом разберусь, что это такое, когда будет свободное время, – оторвав взгляд от пергамента, Лель обернулся ко мне, – достал то, что я просил? – Эфир купил, а вот иллисы кончились, увы. – Как кончились?! – Но я взял иллисовое масло… – Нет, нет, нет! При его приготовлении они теряют свои свойства! Не годится! – Хорошо, не нервничай, тогда я сбегаю в город завтра еще раз. Спрошу у других торговцев. – Ты ушел еще с обеда и посетил только одну лавку? – подозрительный прищур эльфийских глаз не обещал ничего доброго. – Засиделся у Этерния… Не злись, пожалуйста. Выйди хоть разок на улицу и почувствуй, как там «приятно» находиться! Лель только закатил глаза и, не ответив, вновь принялся за копирование знаков. Значит, разговор окончен. На сегодня я больше не планировал никаких дел, так что решил сильнее разжечь печь, присесть в любимое мягкое кресло и попробовать воспроизвести при помощи мандолины крутящуюся весь день в голове мелодию. Уже проходя мимо рабочего стола эльфа и будучи готовым бухнуться в мягкое кресло, я услышал, как Лель меня окликнул: – Ноах, все в порядке? Это что такое? Тревожные нотки в голосе? – Да, все нормально, а почему спрашиваешь? Эльф брезгливо скривился. – Веешь ужасно. – Что-что делаю? – удивился я. – Хм, веешь! Боги, даже такого понятия не знаешь?… Фон вокруг тебя, – Лель призадумался, подбирая слова, – аура мне не нравится. Обычно по-другому выглядит. Не смотри так, я не заучивал ненужную теорию, дабы потом всяким кретинам рассказывать. В общем, это неважно, все равно без эльфийских способностей не поймешь... Нормально себя чувствуешь? – Да, прекрасно. Замерз немного, но это быстро поправимо. Успокойся. Я в порядке. Эльф еще несколько минут напрягающе буравил мою спину, пока я подкидывал поленья в печь, но как только в доме стало совсем тепло, немного расслабился и вернулся к своим записям. Когда я уже медитативно подбирал ноты, в голову пришла идея, что можно было бы немного и притвориться, чтобы вызвать у эльфа еще этих чарующих заботливых ноток. Но шанс я свой уже упустил, так что буду довольствоваться тем, что имею. * * * В этот раз Лель вырубился только под утро. До этого я спал неспокойно, всю ночь вертелся и чутко прислушивался к звукам с большой комнаты. Где-то за час до того момента, как эльфа наконец-то сморило, у меня начало неприятно першить горло, а то и срывать на хриплый, пока еще тихий, кашель. Я не придал этому большого значения. После того, как похрапывающий эльф был уложен в постель, я приготовил себе чай с малиновым вареньем и горсткой лечебных трав, выпил ароматную смесь и улегся на импровизированную кровать, сделанную специально для меня еще в годы сожительства с магом, для того, чтобы ненароком не заразить простудой эльфа. После этого вырубился и проспал уже до позднего утра. * * * Зимой сложно определять время, солнце не только поздно встает и рано заходит, но еще и все время скрыто за снежными тучами. По ощущениям был полдень, а там как знать. Осознав, что я, возможно, проспал целых полдня, в ужасе вскочил с постели, готовый бежать по делам, и тут же истошно закашлялся. Леля даже с пушки утром не поднять, но я все же вышел из спальни и вволю откашлялся уже в гостиной. Да что же это такое!? Неужели действительно заболел? Не подвела чуйка эльфа, таки что-то было не так в моей ауре. Ну ничего, сейчас сбегаю за иллисами, а как проснется Лель, то тут же вылечит эту неприятность. Но перед выходом я все же выпил еще одну порцию ароматного чая, чтобы хоть как-то успокоить удушающий кашель. Обычная часовая прогулка через лес и кладбище в город в этот раз растянулась на целых два часа. Идти было сложно, за ночь намело еще сильнее, местами приходилось пробираться через снежные кучи по пояс высотой. Непрекращающийся кашель и ухудшающееся самочувствие не добавляли скорости. Когда я уже добрался до кладбищенских ворот города, страдальчески застонал от увиденного: ворота были непривычно закрыты и охраняемы двумя стражниками, которых тут никогда раньше не было. Я немного помялся и все же пошел дальше, навстречу расспросам, так как меня заметили и теперь с неприкрытым интересом наблюдали, что же предпримет дальше этот странный путник, вышедший со стороны кладбища. Стоило подойти поближе, как один из стражников начал свой допрос, даже не дождавшись, как я закончу передвижение. – Кто ты? Зачем направляешься в Стольц?! Я вздохнул, коротко кашлянул в кулак и ответил: – Я простой крестьянин, живу вне черты города, хотел прикупить товаров. Стражники подозрительно прищурились, буравя взглядом – но их подозрения были мне вполне понятны. Одежда у меня, конечно, не дворянская, но не каждый крестьянин себе такое позволит, да и сезон ярмарок окончен, в такую погоду и время года чернь уже не делает покупки. Я уже был готов к очередному вопросу и даже набросал в уме предполагаемые ответы, но вместо них стражник высказал следующее: – Извини, парень, но Стольц приказано перекрыть. Никого не пускать и не выпускать. Приказ главы гильдии лекарей. В городе эпидемия. Я впал в ступор: – Как эпидемия?! Я ведь вот совсем недавно… – Насколько недавно? – стражник покрепче сжал рукоять арбалета и сделал неуверенный шаг на встречу ко мне. Я намек понял. Мысленно обругал себя за длинный язык и быстро продолжил. – Неделю назад заходил к вам. Все были здоровы. Что случилось? Стражник немного расслабился и отступил назад. За него ответил второй дозорный: – Вчера в лечебницу зачастили больные с кашлем и температурой. Поначалу ничего особенного, просто больше, чем обычно – но ночью пришло известие, что некоторые из больных погибли, да под утро в чертоги Эвигет отошли ещё семеро. В городе всего три эльфа-лекаря. Они просто не успевают помочь всем. Главный из них приказал запечатать город, чтобы эта зараза в случае чего не прошла вне, так как больных все больше и больше. Сейчас они колдуют над каким-то зельем и больше ничего не говорят. Теперь я заметил, что стражники не на шутку напуганы. Бледные, видимо, не спавшие всю ночь. Возможно, кто-то из членов их семей прямо сейчас лежит в лазарете и ждет помощи, а они вынуждены сидеть тут и не пускать в город новых потенциальных жертв. Тут, как назло, я очень не вовремя закашлялся, чем взбудоражил и так нервных стражников. – Эй, чего это ты? – тот стражник, который обратился ко мне первым, теперь уставился на меня еще более подозрительно, чем когда провожал мою фигуру, идущую средь могил. Я немного отдышался и принялся оправдываться: – Нет, ничего, это не то, что вы подумали. Я уже четвертый день как простыл горлом, вот шел в город за снадобьем, не проходит от трав, зараза. Стражники переглянулись и пришли к заключению: – Ну да. – Да. – Он бы от этой болячки быстрее бы окочурился. – Точно. – Ладно, парень, иди-ка ты лучше домой и лечись по старинке. Здоровее будешь. В город мы тебя все равно не пустим, та, небось, ты после такого рассказа и не хочешь уже. Я, громко сглотнув, заверил что «не хочу» активным киванием, пожелал удачи стражникам и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, бодро зашагал в обратном направлении. Как только городские ворота скрылись из поля зрения, я тут же припустился бегом домой. * * * – Лель. Лель! Я болен! – с порога закричал я. На удивление, эльф уже не спал и в это время сидел за своим столом, лениво мешая кончиком пера нечто вязкое в пробирке и одновременно сверяясь с учебником. Перевернул страницу и, не поворачиваясь ко мне, абсолютно спокойным и даже немного скучающим голосом ответил: – Ноах, конечно хорошо, что ты это принял, признал проблему, как говорится, но, к сожалению мужеложство уже давно не считается болезнью и тем более не лечится… я проверял, – после небольшой заминки добавил он. Я даже на мгновение забыл, зачем вообще так мчался и что за проблему хотел сообщить. Это он пошутил сейчас или всерьез?! Но хорошенько об этом поразмыслить не дал сильный кашель, который тут же напомнил мне о главной проблеме на данный момент. Кашель был столь сильный, что я уже начинал задыхаться. Слезы текли градом из покрасневших, усталых глаз. Лоб горел огнем. Я, как замер на пороге, так и осел, оперевшись плечом на дверной косяк. Было плохо видно из-за застилающих глаз слез, поэтому Лель представлял собою только расплывшееся пятно, судя по движениям, закрывшее книгу и не особо спеша направившееся ко мне. Его и без того вечно холодные пальцы, прикоснувшиеся к моему лбу, показались просто ледяными. Когда кашель наконец-то отпустил меня, я утер слезы и смог увидеть лицо эльфа. В выражении его лица не было и намека на сочувствие или переживание, он холодно смотрел мне прямо в глаза, немного поджав губы и что-то считая в уме. Только по отхлынувшей от головы краски было видно, что он напуган. Его, немного розоватые ушки, алеющие при любом взрыве эмоций, сейчас были практически белыми, как и лицо. Закончив считать или что-то вычислять (я не понимал, что он делает), Лель внезапно скривился, как от зубной боли, яростно сплюнул в сторону и метко выругался на местном человеческом, даже почти без акцента. Не говоря ни слова, он поднялся и потащил меня следом, поднимая на ноги. Мне было плохо, болела и кружилась голова, но все же вместе нам удалось поставить мое бренное тело в вертикальное положение и тут же завалить на подставленное плечо Леля. Последние силы я растратил, возвращаясь домой. Эльф покосился, но смог удержать равновесие и постарался быстро дотащить меня до постели. – Прости меня, – еле смог выговорить я и тут же снова протяжно закашлял. – Это еще за что? – прокряхтел эльф. Тяжелый груз и физическая нагрузка вернула его лицу прежний цвет, но вот яростная гримаса так никуда и не делась. – Ты ведь злишься… Кха-кха… Прости, что так получилось. Лель любит закатывать глаза при разговорах со мной и сейчас не упустил возможности: – Какой же ты кретин! Я не злюсь на тебя. Я злюсь на себя! Какого черта я вчера поверил тебе на слово и не посмотрел, что с тобой творится?! Тогда это вылечить было много проще! Поздравляю, Ноах, ты добился того, что я чувствую себя полным идиотом! Я хотел было возразить, что никогда ничего подобного и не добивался, но снова закашлялся и кашель не унимался, пока Лель не уложил меня в постель и не приложил холодную руку к горлу, что-то быстро шепча. Боль в горле утихла. – Это ненадолго, – расстроил меня Лель, – мне надо будет сварить снадобье, только попробуй сдохнуть, до того момента как я успею! – ни намека на улыбку или шутку. Ну почему же он всегда столь убийственно серьезен, а если и шутит, то все равно не понять. – Хорошо, я постараюсь, – натянуто улыбнулся я. Лель коротко кивнул и уже было направился прочь из комнаты, как резко затормозил, развернулся и вновь вернулся к постели: стянуть пушистые ботинки, плащ и укрыть двумя шерстяными одеялами, которыми он пользовался сам, если засыпал в постели, а не за столом. В те ночи, что я спал вместе с ним, он не мерз. * * * Следующую ночь я помню плохо, но точно знаю, что я или задыхаясь уже кровавым кашлем, бодрствовал, или, поддавшись дурманящей силе настоек, спал и видел кошмары. Смутные образы, тени, следящие за мной. Я бегал по грязному лабиринту Стольца, пытаясь скрыться от этих созданий. Не знаю откуда, но я точно знал, что не нужен им, им нужна только информация для поимки Леля, меня же – допросят и убьют. Эти были вампиры, их приспешники и почему-то эльфы, красные и зеленые глаза полыхали из тени. Они ни разу не шагнули на свет, но и не отставали. Мне же, испуганному, задыхающемуся, в холодном поту, оставалось только бежать, спотыкаться, падать, а дальше ползти, так как силы сна не позволяли вновь подняться на ноги. Когда холодная, тонкая рука схватила меня за горло, я что есть мочи закричал, просыпаясь не в состоянии отличить бред от реальности. Кажется, я нечаянно ударил Леля, когда тот пытался напоить меня зельем. Я мельком заметил его перекошенное гримасой лицо и кровь текущую из губы. Я был настолько слаб, что даже не смог просить прощенье, мог молить только одними губами: «Прости, прости, прости…». Лель не проронил ни слова. Забрал опрокинутую чашу с зельем и вышел наполнить её вновь. После того как он вернулся и таки смог напоить меня, я уже ничего не мог вспомнить о той ночи, но точно знал, что просыпался еще не раз и не два… * * * Окончательно проснулся я уже от звуков завывающего ветра в щелях дома и на крыше. В спальне не было даже маленького окошка, но что-то мне подсказывало, что за пределами дома бушует снегопад, усиливаясь с каждым часом. На удивление, жар спал, я не чувствовал озноба и головной боли, только немного саднило горло, но если вспомнить, как я настойчиво хотел выкашлять легкие, это неудивительно. Сам кашель тоже прекратился. После болезни и боли всегда очень странное чувство, когда ты понимаешь, что все закончилось, твое тело больше не страдает, это здорово! Общую картину портила только легкая слабость, но я решил, что это пройдет, стоит мне еще немного понежиться в постели, хорошенько выкупаться и плотно позавтракать. С этой радостной мыслью я решил принять более удобное положение и перекатился на бок… чуть ли не придавив Леля! Я ошарашено откатился назад и повторил попытку уже более аккуратно. Лель, полностью одетый в домашнюю одежду, свернувшись калачиком, прикрылся кончиком одеяла, в которое я чуть ли не укутался, пока страдал от озноба. Похоже, он спал. Эльф был повернут ко мне спиной, так что мне виднелось только бледное ухо, торчащее в спутанных, нуждающихся мойке волосах. Почему-то в этот раз я даже умилился его неряшливости. Вспомнилось, как он злился, но все же ухаживал за мной всю ночь, сам-то, наверное, прилег только под утро, когда понял, что я больше не в опасности. Преисполненный благодарности и нежности, я подлез к компактно лежащему тельцу и заграбастал в свои объятия. Даже если он и не спит, то я перетерплю парочку матерных слов и, возможно, оплеуху, благо меня это даже заводит, ну а если спит, то и не узнает никогда о моем порыве. Но стоило мне сплести вокруг него руки и зарыться носом в короткие волосы на макушке, как я тут же понял, что что-то тут не так. Лель тихо простонал от моего прикосновения, и в другой ситуации я бы просто обомлел от подобных звуков, если бы только он не был таким неестественно горячим. Я в ужасе отпрянул и перевернул Леля на спину. Щеки его полыхали нездоровым румянцем, губы были сухими и обветренными, местами покусанными, а вот и свежий рубец на нижней губе, которую я разбил, а он даже не нашел времени залечить её. Бледные уши совсем поникли и даже стали меньше на вид. Я в панике попробовал его разбудить: – Лель, Лель! Очнись! – потрепал за плечо и, о удивление, добился результата. Его почти рыжие ресницы дрогнули, послышался еще один, более громкий стон и эльф приоткрыл глаза. Белки были почти красные от полопавшихся капилляров, а зелень зрачков померкла, практически не светилась, несмотря на то, что комната была освещена всего одной свечой. Черная, почти смазанная краска под глазами делали его вид еще болезненнее, хотя куда уж больше. Когда его взгляд сфокусировался на мне, я не сразу понял, чем вызвана следующая гримаса, он скривился и тут же отвел взгляд. – Лель! В чем дело? Тебе больно?! Чем я могу тебе помочь? – я старался держать голос. Лель так и не вернулся ко мне взглядом, я заметил, как сильно он сжал кулаки, комкая одно из одеял. Не разжимая зубов, Лель процедил: – Ненавижу, – совсем тихо, но разборчиво. Мое сердце пропустило пару ударов и эльф решил окончательно разорвать его на части добавив: – Ты принес это сюда…. Я же не успел… Эвигет не примет меня… – на следующие слова у него уже не хватило сил, он снова тихо простонал и, закрыв глаза, попытался вновь свернуться в клубочек. Я не дышал секунд тридцать, пока до моего мозга доходил весь ужас ситуации, а когда я в полной мере осознал, то сделал судорожный вдох и вскочил с постели. Вернее, попытался вскочить. Ноги запутались в ворохе одеял, так что мое поспешное перемещение закончилось падением с кровати и легким ушибом плеча. Подскочив на ноги, я в панике заметался по комнате, ища глазами хоть какую-то подсказку или ожидая знак свыше, что же мне делать. Лель в очередной раз тяжело простонал и попытался натянуть на себя освободившееся одеяло. Я тут же очнулся, сделал пару успокаивающих вдохов и попытался привести свои мысли в порядок. Если сейчас начать себя корить и убиваться по поводу своей вины и слов Леля, то ничем хорошим это не кончится, так что я твердо решил закинуть чувства куда подальше и, что бы ни случилось, вылечить эльфа. Первым делом я как можно плотнее его укутал и сделал холодный компресс на голову. Лель успокаивал мой жар просто прикладывая руку и читая заклятие. Я так не умел. Я вообще мало чего мыслил в медицине, звуковой магией мог разве что остановить кровотечение или убрать яд из тела – маг научил меня только самому необходимому при случае, а в остальном делал упор в своих занятиях на контроль разума, защиту и наделения разнообразными силами слушателей. Тогда это казалось таким большим и невероятным пластом в магии, я искренне верил, что так я смогу помогать людям и себе лучше всего. Какой же я был дурак. Я вышел на кухню в надежде найти там зелье Леля, которым он меня поил. И даже не удивился, увидев, что помещение невероятно изгажено – не так феерично, как в случае с дэйнисом, но все же на уровне. Повсюду валялись свитки, книги покойного мага, комканые бумажки. Судя по всему, Лель очень упорно искал нужный рецепт или придумывал его сам уже в процессе. Все ингредиенты, реактивы, засушенные травы и даже просто продукты валялись тут и там, местами равномерно покрывая пол вперемешку с бумагами. В самом центре комнаты, как раз на том месте, где прошлый раз располагался магический круг, стоял огромный котел, о котором я не смог припомнить, что он вообще у нас был. Скорее всего, Лель нашел его в завалах подвала. Под котлом были начертаны руны. Я приблизился, расшифровал те, что мне были знакомы. По спине прошелся мерзкий озноб. Лель варил зелье прямо тут, на огне, вызванном рунами. Прекрасно. Мы, наверное, очень везучая парочка, раз оба не сгорели в своем же доме. Я опасливо подвинул ногой, подальше от рун, пучок сухих трав и древний фолиант. По идее, без нужных слов они не должны были воспламениться, но опаска все же оставалась. Более-менее расчистив пространство вокруг начертанного заклинания, я немного успокоился и таки набрался сил заглянуть в котел. Меня терзал страх, что он окажется пустым. Аккуратно приподнял крышку, и, о боги! На дне оставалось еще две или три чашки сиреневатого, густого отвара с приятным запахом и, по воспоминаниям, отвратительным, горьким вкусом. Я тут же нашел чистую на вид чашку, зачерпнул немного зелья и понес поить эльфа. * * * Метель никак не унималась. Уже третий день несло все больше и больше снега, сделав невозможным даже приоткрыть дверь. Единственное окно рядом с печью занесло наполовину. Если бы не погода и невозможность выбраться из дому, я бы уже бежал в город, пробирался сквозь ворота, ставил на уши Этерна, выкрал бы нужное зелье или даже эльфа-лекаря, раз уж на то пошло. Но я, как загнанный в клетку зверек, мог только лить горькие слезы и держать за руку угасающего Леля. Я не смог приготовить такое же зелье как и он, хоть и нашел записи с рецептом и даже заклинание, которое нужно было над ним прочитать, но вот именно прочитать его я и не смог. Я не знаю чистого эльфийского, а того странного диалекта, на котором были написаны магические слова, и подавно. Я ненавидел себя за свою беспомощность, поил Леля простым отваром, который даже не принял сиреневый окрас и молил богов, чтобы они сжалились и даровали исцеление. Уже третий день, как бледный и еще более осунувшийся эльф мучился в беспамятстве. Поначалу он еще приходил в сознание и я успевал напоить его зельем и немного бульоном, после чего он снова проваливался в беспокойный сон, но после второй ночи он уже не просыпался. Он бредил. Сухие губы то и дело что-то шептали в панике, злости или даже без тени эмоций. Иногда я разбирал слова. Чаще всего он что-то говорил на эльфийском, горько, как будто собираясь плакать, я не раз слышал имя Лирмеля, но не мог разгадать контекста. Еще я слышал совсем странный и неизвестный мне язык, грубый и на слух невероятно древний. Скорее всего, это язык дэйнисов. На знакомом мне человеческом он бредил мало, в основном произнося мое имя и не связанные между собой слова: «Бред… Не надо… Останься… Эссенций… Ну Ноах… Как же так?...». Как только это началось, я боялся, что он сгорит от своего же жара, каждые десять минут менял компрессы на голову, которые очень быстро становились такими же горячими, как и лоб Леля. Но вскоре жар утих. Я рано обрадовался этому факту, так как думал, что он идет на поправку, но дойдя до своей нормальной температуры, эльф начал холодеть. Меня захлестнула паника. Это случилось сегодня, на третий день странной болезни, которую пытался перебороть эльф. В комнате догорает тусклая свеча, танцуя от легчайшего сквозняка и выписывая на стенах странные, абстрактные тени. За окном все так же ревет ветер. Согревающие заклинания не пропускают непогоду в дом, но и не греют так, как того хотелось бы. Рядом с кроватью стоит маленькая переносная печка, рядом с ней кладка дров. Но даже она не дарит тепло и уют, когда в постели, прямо передо мной, умирает любимый. У меня уже кончились слезы, мольбы и просьбы о прощении. К кому я обращался? Конечно же, к Лелю. Его последние слова, адресованные мне, висели надо мной как злой рок, как проклятье. Как же я себя ненавидел! Как я мог совершить такую ошибку после всех усилий, приложенных мною. Я бросил все ради него, отказался от запланированного будущего в пользу его мечты. Последние месяцы и сам как завороженный смотрел, как Лель превращает живое в мертвое и потом наоборот. Как создает искусственные органы из материалов прошедших трансмутацию и ставших уже неорганическими, более прочными и не поддающимися разложению. Сейчас, в углу кухни, в большой стеклянной колбе, наполненной отваром из иллисов, билось самое настоящее человеческое сердце. Розовое и гладкое на вид, оно не было таким отвратительным, как настоящее – не кусок мяса, больше похоже на керамическую фигурку, только живую, завораживающую своей красотой. Лель часто ловил меня в те моменты, как я засматривался и не мог отвести взгляд и тогда насмешливо говорил: «Нравится мое сердце? Интересно, как оно будет выглядеть внутри меня?». Я так и не понял, флиртовал он со мной или без всяких образов имел в виду то, что говорил, но все же меня это смущало. Кажется, ему просто нравилось лицезреть мое покрасневшее лицо, брать реванш за все прошлые случаи, когда до такого состояния доводил его я. Мне поневоле пришлось и самому проникнуться некромантией. Когда Лель сдвинулся с мертвой точки, то просто закидывал меня разнообразнейшей информацией. Мне было интересно, я хотел знать больше. Недавно он даже дал мне возможность поучаствовать в ритуале, полноправно стать частью его мира. Я потихоньку заучивал и проникался вампирским песням и магическим мелодиям, учил новые заклинания. А теперь… Теперь это все напрасно. Кажется, я действительно проклят. Всегда с моими возлюбленными что-то случается, они уходят, не объяснив почему, их отбрасывает случай, карает закон или забирает смерть. Прошлые разы я пережил, смог справиться с утратой, да и ненастоящая то была любовь, придуманная самим собой. А сейчас мое сердце разрывалось на части. Я уже не мог плакать, просто сидел рядом с кроватью, одной рукой держал руку Леля, а другую положил сверху, растирая похолодевшую кожу и набухшие венки на ней. Я не знал что мне делать, как быть дальше. Оставалось только молить богов о чуде. Раньше я бы молил Лифа, но Лель точно укрепил в моем сознании, что уповать на него бессмысленно, он не поможет, даже не услышит. Поэтому я молил Хэведа задержать жизнь в этом теле, не спускать с него свой божественный взор, не бросать. Ишаар – дать сил, вновь зажечь огонь в сердце и напоить теплом тело. Ванду – утихомирить эту смертельную метель, дать помощь извне. Эвигет – если эльф таки умрет, принять его в свои чертоги, позволить служить ей, не дать его душе раствориться, пропасть, остаться без божественного присмотра. Я читал молитвы, поначалу про себя, а потом и вслух, они складывались в стихи и красиво бы ложились на музыку. Так почему бы и нет? Мандолина сиротливо висела на ремне возле кровати, её струны то и дело печально гудели, то ли от сквозняка, то ли от того, что я давно уже не брал её в руки. Еле заставив себя отпустить руку Леля, я таки порадовал её своим прикосновением. Она дрожала, и взволнованно пульсировала, желая ощутить на себе мои руки. Единственная возлюбленная, которая еще ни разу не подводила и не бросала. При первом же ударе по струнам, она переняла мое настроение и горько заплакала, придавая своими слезами особого звучания нотам. Песня лилась тихая, спокойная и грустная. Я уже не придавал значения словам, они не важны в звуковой магии, важен только тон и высота, с которым они произносятся. Мешал заклятия, которые знал ранее и которые выдумывал на ходу, не вдумываясь в смысл, и что он за собой несет. Просто пел, заменяя песней слезы. Я не заметил как вырастил одну из защитных сфер, которые использовал до этого, и того, как зажег свет в этой тусклой комнате, а может, и не зажег, может, просто придал своему зрению особые свойства видения в темноте. Пространство вокруг расширялось и пульсировало от такого количества магии в воздухе. Я не тратил и капли сил на все это. В чем преимущество человеческих магов над детьми богов – в том, что они не обязаны пропускать врожденную магию через себя, а просто подставляют нужные формулы и черпают силу из окружающего пространства или вещей. Моя мандолина разогрелась и сейчас была переполнена магией, именно она была тем фильтром, который копил магические ресурсы из окружающего мира и позволял мне тратить их, произнося верные формулы. Я не знаю, как долго пел. Но вскоре горло засаднило и пересохло, руки устали, пальцы сбились о струны. Наверное, долго. Когда я понял, что больше не могу, то спокойно увел песню на нет, погладил по гладкому боку мандолины, благодаря за работу, и отставил её в сторону. После моего маленького концерта комната полностью изменила свой вид. Легкое мерцание растаявшей сферы еще долго держалось надо мной и кроватью, воздух был полон озона и странных, приятных ароматов. Жаль, что Лель не может их почувствовать. Я опустил взгляд на эльфа и мне показалось, что в нем что-то изменилось. Хоть он и оставался белее полотна, но как будто немного светился изнутри. Дыхание его было тяжелым, но более размеренным, чем час – или два назад. Я с надеждой прикоснулся к его руке. Все такая же холодная. Моему разочарованию не было предела. Начиная с того дня, когда я понял, что Лель заболел, сам я так и не прилег передохнуть, иногда отключался минут на десять или полчаса, потом в панике вскакивал, пил бодрящий напиток и вновь пытался найти способ спасти эльфа. Сейчас же я понял, что это предел. Больше не могу. Я сделал все что мог, а чего не мог, то пытался сделать. Глаза сами по себе закрывались и тело началинало клониться набок. Я резко встрепенулся и, не желая упасть на пол и уснуть уже там, откинул одеяло рядом с Лелем, лег рядом, обнимая его, укрыл нас обоих и тревожно уснул. * * * Мой сон прервало какое то копошение под боком, я недовольно пробурчал что-то под нос и покрепче обхватил это что-то, чтобы не трепыхалось. Из объятий послышался полузадушенный вздох и я получил весьма чувствительный удар локтем в живот. Вот тут-то я и окончательно проснулся. События прошедших дней молнией пронеслись в голове. Как только я раскрыл глаза, то тут же встретился с яростным взглядом эльфа. Ему пришлось хорошенько постараться, чтобы вывернуть ко мне голову и с самым помятым и жалким видом взирать снизу вверх на мое обескураженное лицо. Лель был все таким же бледным и нездоровым на вид, но покрасневшие уши как доброе предзнаменование сверкали у меня перед глазами. – Руки. – Прости, что? – я все не мог поверить своим глазам, видя как эльф, только этой ночью собиравшийся покинуть меня, нагло взирает на меня рассерженным воробьем, как ни в чем не бывало. – Сильно сжал, – задушено прокряхтел он. – Ой! – и тут до меня дошло. Я делаю больно Лелю, я обнимаю Леля, я проспал так с ним в обнимку всю ночь и он знает об этом. Мысль о том, что меня сейчас обругают и скорее всего побьют, поначалу ужаснула, а потом я удивился сам себе, тряхнул головой и с интересом стал ждать продолжения, не забыв, конечно же, разжать руки и тут же попробовав ретироваться поближе к краю кровати. Но не тут-то было. Эльф, хоть и весьма заторможено, но каким-то чудом успел схватить руку, которая была перекинута через его талию и подтащить её обратно. – Я не сказал, что надо убирать! Просто прекрати так давить! – рассерженно сказал он и взглянул мне в глаза. Видимо, мой взгляд был более чем красноречив, так как он тут же смутился, уши заалели еще сильнее и опустились, прячась в кубле светлых волос. Взгляд его поник, прячась от контакта с моими глазами, но руку он не отпустил, все так же крепко сжимая в своей на удивление теплой ладони. Я же был просто в шоке. – Я… эм... – начал оправдываться эльф, – просто ты теплый… Не смей думать ничего такого! – а вот это он уже попытался сказать на повышенных тонах, но, видимо, перестарался, так как тут же обмяк и опустил голову на мою грудь. – Я ничего такого и не подумал, – почти не соврал я. Какие еще могут быть мысли в голове после подобного?! – Ты теплый и мягкий, – тихо продолжил он, – голова кружится. Хочу пить. И есть. Но не сейчас. Полежи так еще немного, – совсем тихо закончил он. Наверное, я все же еще сплю. Это приятный сон, в котором Лель явно идет на поправку и, что еще более невероятно, желает, чтобы я его обнимал. Пытаясь хоть как-то скрыть свою дурацкую улыбку, расцвевшую на лице, я покрепче обнял Леля, подтащил его ближе к своему телу и уткнулся носом в светлую макушку. Момент абсолютного счастья и блаженства. Но все же краем сознания я понимал, что эльф еще слишком слаб и наверняка не здоров на все сто процентов. Его надо накормить и, уже не без его помощи, продолжить лечение. Я старался не вдумываться во все детали и как вообще так получилось – все же я был не на столько верующим, что бы всецело уповать на божественную помощь, наверняка тут было задействовано что еще, что-то более сильное и могущественное. Как я ни пытался отключить мозг, мысли так и носились роем в голове. Нужно выпытать Леля, чтобы он прочитал рецепт, а может, нужен другой, ведь он даже не кашлял, возможно, это другая болезнь? Что он хочет съесть и что ему сейчас можно? Как он себя чувствует? Почему позволяет себя обнимать? Разве ему не неприятны прикосновения? Разве он… не ненавидит меня? Последняя мысль крюком вырвала меня из неги и приятного настроения. На душе стало мгновенно очень тяжело и гадко. Я в последний раз тесно прижался к придремавшему Лелю и, разжав объятия, попытался быстро ретироваться из кровати. – Да какого, – Лель совсем не изящно выругался, – Ноах! Что с тобой не так?! Я же попросил!... – он даже не мог оторвать свою голову от подушки выше, чем на дюйм и, кажется, действительно не понимал, что на меня нашло. – То ты из кожи вон лезешь что бы «нечаянно» ко мне прикоснуться, то не можешь просто спокойно полежать рядом, когда тебя об этом просят! Неужели у меня настолько дрянной вид? Или запах? Извини уж, я не чувствую. – Дело не в этом, – натянуто начал объяснять я, – просто… Ты разве не помнишь? Ты сказал что… Что ненавидишь меня. И ты имеешь на это полное право. Я просто не понимаю, почему сейчас ты такой! Лель перестал выгибаться, чтобы иметь возможность меня видеть, просто перекатился на спину, отвел взгляд с меня на потолок и, видимо, задумался. Спустя десяток секунд он ответил: – Я не помню такого. Это был просто бред, вызванный болезнью, не бери в голову. – Да и даже когда ты лечил меня – ты был зол. Мне не на шутку было страшно, серьезно! Моментами я думал, что ты плюнешь на все и в следующий раз принесешь мне отравы. Да! Вот именно с таким выражением лица ты и был! Пока я говорил, Лель перестал изучать наш увлекательнейший потолок, резко повернул голову в мою сторону и прожег яростным взглядом. – Ты ударил меня! – вновь повысил голос он. – Ты разбил мне губу! – А, прости… – я понимал, что это должно было его задеть, но не до такой же степени, так что пока немного недоумевал. – Да! Я действительно разозлился и в один момент даже хотел наплевать на все и пойти заниматься своими делами. Мне претит одна мысль о прикосновении, а ты УДАРИЛ! Но я прекрасно понимал, что ты не в себе, так что взял себя в руки и продолжил. – Сам-то ты частенько руки распускаешь, – надуто заметил я. Лель вернул взгляд к потолку, прикрыл глаза и, явно прилагая кучу усилий, максимально спокойным голосом ответил: – Ноах, понимаешь ли, если тебе нравится подобное, то это не значит, что это должно нравиться всем. Для тебя подобное, насколько я понял, приятное развлечение, я же… Для меня это недопустимо! После его слов мне в голову пришла одна, очень странная мысль: – Получается, все эти тычки, пинки, оплеухи и прочее – заигрывание с твоей стороны? – я не хотел бесить эльфа еще больше, но дурацкая улыбка сама по себе расцвела у меня на лице. На удивление, Лель, не меняя тона, все так же спокойно ответил. – Нет, можешь считать это шутливостью с моей стороны. У меня, кроме Карим, друзей никогда не было, но мы живем вместе, общаемся и даже, в какой-то степени, весело проводим время. Ты опускаешь всякие колкие шуточки по поводу моей персоны, на что-то намекаешь, ну а моя ответная реакция выражается в тычках и подзатыльниках, так как тебя это никогда не обижало и, судя по моим наблюдениям, даже поднимало настроение. Мы весело затрагиваем друг друга и ждем ответной реакции, разве так и не должна проходить дружба? – Лель, – внутри у меня бушевал целый ураган эмоций, – это и есть заигрывание, то, что ты описал. Эльф так и не встретился со мной взглядом, но было прекрасно видно, как округлились его глаза, буравящие потолок. В комнате повисла гробовая тишина. Я невозможно радостный, теми фактами, что Лель жив, судя по всему, не ненавидит меня, еще и таким странным образом все это время старался любезничать со мной, терпеливо ждал, пока он найдет хоть пару слов для оправдания или осознания подобного. Спустя некоторое время, когда я уже начал волноваться и хотел было заговорить первым, Лель очнулся и выдал: – Иди уже готовь зелье. Притащишь сюда котел и я прочитаю заклинание. Я устал болтать с тобой, мне нужен отдых и лекарство. Исчезни! Я, абсолютно удовлетворенный ответом, весело насвистывая, отправился выполнять приказы «его высочества». Кажется, мы сдвинулись с мертвой точки наших отношений, то ли еще будет.