В полшаге стоя от любви...

Сколько прошло с тех пор времени, Канда не знал. Неделя, две, три, месяц? Это успело стать неким ежевечерним ритуалом. Он всякий раз приходил с разных сторон, и всякий раз Юу выслеживал его раньше, чем тот достигал поляны. Звездолюб несчастный. И что он в них находит? Мечник враждебно покосился на небесные искорки и вновь принялся натачивать катану. За спиной послышались возня и кряхтение. Опять, небось, отлежал себе чего-нибудь, беда зернобобовая. Аллен поднялся на ноги и принялся ходить туда-сюда, размахивая руками и разминая затекшие от долгого лежания на сырой земле, суставы. - Ты в курсе, что у тебя к старости ревматизм разовьется? - Юу с сомнением покосился на старательно пародирующего ветряную мельницу Уолкера. - При моем образе жизни и работе я едва ли доживу до таких лет, - весело ответил Аллен, опускаясь на землю рядом с мечником. - Поэтому я позволяю себе такую роскошь, как наплевательское отношение к будущему. Мечник что-то хмыкнул в ответ и прихлопнул сидящего на руке комара. За спиной что-то недовольно затрепыхалось. - Черт, шпендель, я тебя десять минут назад просил снять с меня эту желтую хрень! Мало того, что нихрена комаров не ловит, так еще и на волосах висит! - Ой, забыл! - Аллен поспешно принялся отдирать от иссиня-черного хвоста притаившегося там голема, который самозабвенно отгрызал кисточку от алого шнурка, держащего волосы. Почуяв, что дело пахнет керосином, Тимкампи попытался удрать самостоятельно, однако кисточку из зубов не выпустил, отчего хвост мечника окончательно распустился. Канда с шумом выдохнул и выразительно посмотрел на мальчика, который побежал ловить круглобокого воришку. - Прости, я не думал, что он окажется таким шустрым, - Уолкер отдал шнурок и опустился на прежнее место, сжимая в пальцах активно вырывающегося голема. - А ты вообще молчи! Нет, ну как так можно?! Украсть что-то у самого Канды! Распустить его хвост! И как на тебя только кара небесная не обрушилась, я не предста….АЙ! - Аллен весь сжался, когда тяжелая рука как следует хлопнула его по многострадальной макушке. - Комар, - невозмутимо ответил Юу, улыбаясь самыми уголками губ. Уолкер недовольно покосился на него из-под белесой челки и выпустил Тима, который тут же принялся дербанить заново собранный хвост Канды. Мечник беззлобно хмыкнул и, взъерошив напоследок мягкие пряди, убрал руку. Мальчик удовлетворенно фыркнул и погладил по плюшевой спинке вернувшегося на хозяйские колени Тимкампи. Юу вновь украдкой скользнул взглядом по спокойному лицу и умиротворенной улыбке. Странный он, этот гороховый стручок. Иногда, за все время, они могут обмолвиться лишь парой слов, а, порой, на этого мелкого что-то находит, и он начинает делиться воспоминаниями о своем детстве и годах, проведенных с Кроссом. Но вот парадокс: вопреки всему, вместо того, что бы грубо оборвать очередную историю, Канда слушает их, затаив дыхание, вникая в каждое слово. Юу узнал, что в детстве Аллен был одинок, и до встречи с Маной видел в окружающем мире своего главного врага. Узнал о том, каким хорошим человеком был этот Мана, как много он дал маленькому Аллену и научил самому главному – вере. Узнал, каким отвратительным учителем был генерал Кросс. Узнал, что лучший виски обычно продается из-под полы по завышенной цене, а в картах лучше всего обжуливать тех, кто уже напился, так как они почти не замечают мухлежа. Узнал, что нет ничего прекрасней летнего рассвета и вкусней лесных ягод, только-только сорванных с куста. Узнал о том, что заячья капуста, или кислица, очень даже съедобное растение, а если к синяку приложить подорожник, то боль уйдет… Зачем ему все это, Канда искренне не понимал, но прерывать мелкого, когда он, то улыбаясь, то хмурясь, то забавно фыркая, рассказывает маленькие истории своей жизни, мечник не мог. Да и если быть совсем честными, не хотел. Этот ночной, расслабленно-ленивый, а, главное, искренний Аллен нравился ему, в отличие от того, дневного, с извечной фальшивой улыбкой на губах и приторно- вежливыми манерами. Канда ненавидел его всей душой, остро ощущая потребность в Аллене-ночном. В итоге, его обычные нападки на Уолкера приняли агрессивный характер: он буквально выбивал из шпенделя всю эту дневную дурь. А тот все продолжал улыбаться и прощать, а серые глаза светились пониманием. Господи, какой-то никчемный гороховый стручок умудрился разобраться в его, Канды Юу, душе лучше, чем он сам. Мечник беззвучно усмехнулся и посмотрел на небо, которое заволокло тучами. Э, шпендель, а только ли ты ради звезд сюда припераешься каждый вечер, м?