Мышь Вселенной 25

Привезли нас в центр изучения агрессивного поведения и вежливо выгрузили, старательно отконвоировав до дверей. Центр этот внутри смахивал на детский садик или пансионат. Все выкрашено голубенькой и желтой краской, все в картинах и лоснящихся искусственных растениях. Тихонько гудят кондиционеры, свежевымытый пол мягко поскрипывает под ногами. Здесь не было ни одной запертой двери, куда хочешь, туда и врывайся, я знаю, я в свое время тут побегал. Отвели нас прямиком к Спартаку, моему старому знакомому, любителю покопаться в чужих мозгах и неплохому, в целом, мужику. Он указал нам на два низеньких, расплывшихся мягких кресла, а сам присел на краешек стола, сложив руки на колене и дружелюбно глядя пронзительно-синими, почти алюминиевыми глазами. Лицо у него было молодое, гладкое, с мужественной челюстью, а волосы, подстриженные коротким шлемом – толстые и серебряные. - Садитесь, садитесь, - сказал Спартак, почти не разжимая губ. Я забрался на спинку кресла – так можно было смотреть ему прямо в глаза. Расстилаться почти у самого пола в мягких складках плюша мне не хотелось. Чет вовсе остался стоять. Спартак слез со стола, обошел его и выдвинул два обычных крепких стула. Я перебрался на один из них, и Чет тоже сел, держа спину выпрямленной, а плечи напряженными. - Пропуска, - негромко сказал Спартак. Я тут же выцарапал пропуск из кармана и отдал. Чет, помедлив, положил рядом свой пропуск, и я заметил, что они разные. У меня черный, отливающий зеленью, у Чета – ярко-красный. - Так. Начнем с тебя, Кайл, дадим новичку время освоиться. И он отошел к стене, уже начавшей демонстрировать мой сегодняшний день с начала прибытия во Вселенную 24. - Мы об этом уже говорили, но давай еще раз повторим, - сказал Спартак, безмятежно глядя, как я – я на экране – перебегаю из очереди в очередь. – Почему ты не остался стоять на своей линии? - Потому что рядом стояла линия, где почти не было людей. - Ты торопился? - Да нет… - Ты простоял в предыдущей очереди почти пятнадцать минут, почему не стал стоять в следующей? - Сказал же… - Стоп, - прервал он меня. – Давай уточним. Очередь на входе в станцию формируется для того, чтобы избежать толпы и беспорядка. Очередь на платформе формируется не только поэтому, но и из соображений безопасности пассажиров в зоне прибытия поездов. Почему ты всегда начинаешь нарушать правила там, где дело касается безопасности? - Я вообще об этом не думал. - Кайл, - терпеливо сказал Спартак, - мы это уже проходили: ты всегда думаешь и всегда знаешь ответ. Не затягивай, пожалуйста. - Ладно. Пока я торчал у входа и на эскалаторе, меня эти чертовы ублюдки давили со всех сторон, я такого не люблю, поэтому перебежал. - Что ты не любишь? - Мне не нравится, когда меня жмут. - Что ты не любишь? - Людей не люблю. - Хорошо, - сказал он и сменил кадр. С первым нарушением мы разделались на диво быстро. Вторым нарушением оказался бессмысленный диалог с трусишкой Пейпи. Я посмотрел запись и сидел молча. Что тут было объяснять? - Почему ты так себя повел? - Этот псих сам виноват. - Почему ты так себя повел? Спартак мог повторять один и тот же вопрос до сотни раз – проверено. Лучше отвечать напрямую. - Он пытался меня заткнуть. - Что ты при этом почувствовал? - Я почувствовал, что ему нужно сломать нос, чтобы не лез в чужие дела. - Почувствовал, Кайл. Я молчал. Спартак остановил картинку, повернулся ко мне и заглянул в глаза. - Раньше закончим – раньше уйдешь, - сказал он. – Ты знаешь, что я от тебя требую. Подсказать? Он надо мной низко наклонился, меня аж в дрожь бросило: к Спартаку я привык и злости на его вторжения не ощущал, но когда он вот так надо мной нависал, я начинал дергаться: сердце колотилось быстрее, губы сохли. Чет, до этого наблюдавший за допросом с вялым интересом, вдруг подобрался и стал внимательнее. - Кайл, ты знаешь, что персонал, с которым ты общаешься, действует по специальным инструкциям и не причинит тебе вреда. Ты знаешь, что мы обучали их взаимодействию с тобой, и все-таки нашел повод придраться. Что случилось? Если ты ответишь, мы исправим инструкции, и больше такого не произойдет. Он вдруг опустил глаза и дотронулся до воротника моего куртки. - Мокрая. Если хочешь – сними ее. Я пощупал воротник, отодвинув его руку. Воротник впитал воду из дурацкого фонтанчика и действительно был хоть выжимай. Спартак выпрямился, я полез из куртки, обдумывая вопрос. - Мне не понравилось, что он пытался мне условия ставить, - нехотя признался я. – Приказы раздавал: типа, молчи тут, блядь… - Что ты чувствовал? Я свернул куртку и положил ее на колени. Чет опустил глаза и сложил пальцы рук в плотный замок. Затрещал слабенький звонок вызова. Спартак отвлекся, взглянул на наручный экран и вышел в коридор, плотно задвинув за собой дверь. Мы с Четом остались сидеть в неловкой тишине. Я влетел на тупиковый вопрос и понимал, что теперь дело затянется - пока я не выдавлю из себя устраивающего Спартака ответа, мы с места не двинемся. - С какого хуя ты ржешь? – сердито спросил я. Чет, разглядывая узоры на желтом полу, спокойно улыбался. - Ну ты даешь, Риплекс, - сказал он и откинулся на спинку стула. Его выжженные глаза оставались неподвижными и невыразительными, но от улыбки показались легкие морщинки на переносице, и выступили треугольные ямки на щеках. Странное это зрелище: лицо улыбается, а глаза мертвы. Я привык видеть его серьезным и даже думать не мог, что так может получиться: наглая у него морда… - Что? – переспросил я. - Ты перед ним на задних лапах пляшешь. Боишься его? Или… - Заткнись. - Что ты чувствуешь? – спросил Чет, доверительно наклоняясь ко мне. – Чувствуешь, как твоя репутация демона сливается в задницу? Каково ощущение? - Отвали. - И все? – спросил он. – А как насчет подраться? Или не здесь? Не при нем? Я еле сдержался. Вот ублюдок же, а ведь я его еще и утешать пытался… - Слушай, демон, - сказал я придушенным от ненависти голосом. – Думай, что хочешь, но я сегодня отсюда уйду, а ты останешься, и он тебе все мозги выебет: сутками будет ебать, понял? Наизнанку вывернет и скажет, что так и было. И будешь ты неделями потом башкой об стену биться, раз такой гордый. А насчет репутации – посмотрим. Мы с тобой в двадцать пятой не раз еще встретимся, и я тебя каждый раз буду убивать, блядский ты недоносок… - Выберемся отсюда – проверим, - пообещал Чет. - Тихо, - сказал Спартак, почти неслышно вернувшийся в комнату. – Остыли оба. Это был правильный ход, и мы притихли по привычке: Крейдер и Боца сказали бы те же слова и тем же тоном. - Продолжим, - сказал он, выждав полминуты. – Кайл? Что ты чувствовал? - Злость. - Тебе было обидно? - Да. – Плевать мне, что думает Чет, я хотел покончить с этим поскорее. - Хорошо. Теперь вы нужны мне оба. Спартак развернулся к нам, прислонившись к столу, скрестил руки на груди. Он внимательным долгим взглядом оценил Чета, который снова уставился в пол, и добавил: - Чет, мне нужно твое содействие. Вдвоем вы быстро объяснитесь, и я вас отпущу. Давайте начнем с того, что вы оба имеете в вашей Вселенной определенный статус. Вы равны и не подчиняетесь один другому, и вам нечего делить между собой. Из чего возник конфликт? Чет? Чет медленно покачал головой. - Я не буду ничего объяснять, - твердо сказал он. Спартак перевел взгляд на меня: - Кайл? - Нам есть что делить. - Точнее. - Мы не равны. Кто-то слабее. Кто-то должен подчиниться. Чет бросил на меня короткий хмурый взгляд и прикусил губу. - Кайл, ты с нами давно, - сказал Спартак, - и прекрасно знаешь, почему мы допускаем тебя на свою территорию, и почему ты нам так интересен. Ты можешь думать, что твои мысли мало что значат, но для нас они бесценный материал. Ты развиваешься и меняешься, у тебя очень гибкая психика, и перестраиваешься ты моментально, но есть вещи, на которых ты стоишь с самого детства и не собираешься их менять, и я хочу знать, почему именно эти установки для тебя так важны. Ответишь? - Отвечу. - Для тебя важно быть сильнее? - Да. Спартак кивнул Чету. - И для тебя тоже? - Я не буду отвечать, - ответил он, упорно не поднимая глаз. - Придется тебе задержаться, - сказал Спартак. – Надеюсь, разговор будет интересным. Кайл, тебя я понял. Можешь идти. Спартак отпустил меня, наказав написать отчет по всем нарушенным правилам. Я вышел из его комнатки, свернул по коридору налево и сел корпеть над отчетом. Их я написал уже кучу, и знал, что от меня ожидается. Привалившись на низкий столик, я исписал круглыми голубенькими буквами пять листов, разъяснив все, что считал нужным разъяснить, сунул листы в прозрачный лоточек приема и вышел на улицу, натягивая на ходу промокшую куртку. Меня никто не останавливал, и я потопал, чувствуя колкую неприятную тяжесть. Не нравилось мне, что эти двое выдворили меня, будто третьего лишнего. Я обещал Чету, что мы быстро выберемся оттуда, но не вышло… Впрочем, он сам влип в неприятности, а я чужие проблемы не решаю. Быстро вечерело: зажигались огни тротуаров и улиц, линии-указатели светились фосфорическим светом. Над Вселенной зеленело холодное осеннее небо, бледная луна нависала над мостами. Застегнувшись, я побрел к пропускному, держа в голове коротенький маршрут, по пути которого располагался хороший магазинчик с множеством сортов шоколада. Шоколад-шоколадом, и все хорошо обошлось, но на душе было паршиво. Чет походя дал мне пинка, но не понимал, что сам стоит на краю пропасти и свалится вниз от одного неверного движения… а я просто отойду в сторонку, потому что наученный уже, умный. По логике все так, но я чувствовал его правоту: да, я боялся Спартака. Боялся, потому что тоже был когда-то такой гордый, как Чет сейчас, и тоже ничего не собирался говорить, и в итоге меня так поимели, что вспоминать не хочется. Повторений я не хочу. Не выдержу. У всех есть предел, и Спартак под ручку довел меня до моего предела, а за ним открылась бездна, куда я заглянул однажды и чуть с ума не сошел. В пизду такую жизнь. От меня не убудет, если я расскажу, что обиделся на Пейпи или дал в нос полицейскому потому, что он дурак, и не защищался. Никак эти беседы со Спартаком на мой статус или репутацию не влияют, плевать… Спартак говорит: я моментально перестраиваюсь, но есть то, чего я не хочу менять. Это правда. Есть вещи, на которые у меня просто рука не поднимется… В магазинчике я купил двадцать штук шоколадок и одну распечатал сразу. Мятная зеленая плитка с лимонной желейной начинкой – мой любимый сорт. Я шел по пустой в это время улице, кусая шоколад, и пытался переключиться на мысли повеселее, но неизменно возвращался к одной: сколько времени Спартаку понадобится, чтобы привести к бездне упрямого Чета, и что после этого с Четом случится? Выбросив у пропускного обертку от шоколадки и вытерев руки о джинсы, я решил забить на все это большой и толстый хер, отвлечься и заняться чем-нибудь полезным. Например, покидать на поле мячик. Этим я и занимался следующие четыре дня. Отсыпался днем, а вечером вытаскивал Кривоглаза на поле – желтоватый глинистый пустырь, обведенный покосившимся сетчатым забором, и кидал с ним мячик. Мячик этот сохранился у меня с незапамятных времен, был потертым и грязным, но все еще крепким и сбалансированным. Одно из моих сокровищ, которых осталось совсем немного. Кривоглаз, хоть и пялился одним оком в землю, а вторым в небо, ловил отменно, и мне нравилось проводить в этой нехитрой забаве долгие ебанутые вечера, когда и делать нечего, и мысли горят огнем: каким вернется из двадцать четвертой Вселенной демон Мэндера, решивший показать характер перед долбаным специалистом по агрессивному поведению? Таким, каким когда-то вернулся я? Таким же опустошенным и конченым, шарахающимся от собственной тени? А вдруг все пойдет не так? Вдруг Чет окажется сильнее и выстоит? От этой мысли у меня в глотке царапало. Я был такой смурной, что Мит не мог не заинтересоваться. - В чем дело? – спросил он. – Подхватил что-нибудь? - Не-а, - ответил я, подумал и ляпнул, что вызвался отломить Чету башку, а его все нет и нет, сгинул в двадцать четвертой, и не появляется. Зря ляпнул. В итоге Мит кому-то спизднул, и через пару дней появилось общее мнение, что я жду-не дождусь, чтобы отмудохать Чета, что это дело всей моей жизни и больше я вообще ни о чем думать не могу. Вся Вселенная об этом гудела. - А что Чет там делал? Он тоже по наследственности?.. – спросил Мит. - Хуй его знает. Хорошая наследственность – пропуск в двадцать четвертую Вселенную. Не могу ручаться за достоверность истории, но дело вроде бы обстояло так: при переселении людей из вселенной во вселенную кто-то пожалел детей и выбил для них право вернуться обратно – при условии хорошей наследственности и поведения. Затея чудовищно глупая, на мой взгляд, но я поначалу ей интересовался и спрашивал Спартака о подробностях, но он впадал в туман и облачность, и в конце концов мне надоело в этих туманах блуждать. По его словам, предполагалось, что если все пойдет гладко, то мы, дети с хорошей наследственностью, в конце концов сами выберем, где нам проживать. Короче, кислород нам не перекрыли, а лишь слегка подкрутили вентиль. Это называется – гуманность, сказал Спартак. У детей должно быть будущее. Я – один из выживших перспективных детишек, которых остались единицы, и память моя сохранила смутные ранние воспоминания о прежней жизни в одном из Сонных или Спящих районов Вселенной 24. Помнил я оттуда только незначительную херню. Помнил, как однажды разбил голову, слетев с качелей и вписавшись в бордюр. Помнил детские считалки про кроликов, жующих чужую капусту, помнил стихи, записанные в книгах, - мне читали их на ночь. Помнил, что отец вечерами чертил что-то на наклоненной доске, низко опустив белую яркую лампу на длинной гибкой ножке. Он тогда носил квадратные очки, и я надел их как-то, и мир поплыл, а меня затошнило. Помнил спрятанные от меня пакетики с леденцами; и как хоронил воробья в детской песочнице; и что мне однажды дали подзатыльник за нехорошее слово «чёрт»; и что я облил белую майку компотом и выкинул ее из окна; и что соседская девочка подарила мне свой выпавший зуб; и еще – меня однажды ударило током… Это все пролетело мгновенно. Потом был переезд. Его предварили скупые сборы. Вещи были собраны лишь самые необходимые, в два чемодана. Все нужное для жизни ожидало нас в соседней Вселенной – и квартира, и мебель, и посуда. Мы оставили дом и мой тайник с завернутыми в бумажки редкими стеклышками синего и оранжевого цвета. Мне ничего не разрешили взять с собой, но я вцепился в мяч и не отдавал, скрутившись вокруг него улиткой. Выл, по-моему. Выл как сирена. В итоге мяч переехал со мной, и теперь я кидаю его Кривоглазу, который бежит спиной вперед, старательно пялясь в низкое серое небо и вытягивая вверх руки. Сбоку на бетонном широком блоке сидели два Кривоглазовых балбеса, которых я называл Яйцами из-за их схожести. Правое и Левое Яйцо – они оба внимательно наблюдали и время от времени давали Кривоглазу советы, куда бежать и куда тянуть лапы, чтобы мой мячик поймать. Они меня задолбали, и я предложил им не вякать, а выйти и сыграть. Яйца переглянулись и выползли на поле, и вот уже трое принялись бегать туда-сюда, по очереди принимая пасы. Левое Яйцо отличилось тем, что умудрялось хватать длинный пас, который Кривоглазу и Правому Яйцу никак не давался. - Да ты прям ресивер, - сказал я ему, и Яйцо зарделось и смущенно заулыбалось, пыхтя от усердия. Начал накрапывать мелкий колкий дождик, но от наших курток валил пар, и в них стало так душно и неудобно, что один за другим мы разделись и свалили их в кучу, оставшись кто в чем: я в тонком свитере с обрезанными под плечи рукавами, Кривоглаз в драной майке, а Яйца в коротких камуфляжных футболках, тоже одинаковых. - Распасуемся? – предложил я, когда надоело кидать через все поле. – Короткими, с пробежкой… Мы немного покрутились, пасуя друг другу и лихо закладывая повороты в начинавшей размокать глине, но без противника было скучно, а играть двое против двоих – неинтересно. В разгар распасовки Кривоглаз остановился, тронул меня за плечо и сказал: - Риплекс. Я обернулся. На том же бетонном блоке, где недавно грелись друг об дружку Яйца, сидел Каин, старательно вытягивая дым из промокшей под дождиком сигареты, а за ним толклось с десяток бесов Мэндера. Яйца быстро сориентировались и исчезли – дернули за подмогой. Кривоглаз остался со мной и пошел к бетонному блоку следом, отставая на пару шагов, как и положено бесу. Каин поднял черные глаза, припрятанные в длиннющих прямых ресницах, выбросил сигарету и поднялся. Я с ним дел особо не имел и знал о нем мало: носились вокруг него темные слухи, но слухов вокруг нас носилось столько, что верить им было глупо. Говорилось, что он никогда не пользовался кальками, что малышки обходят его стороной, потому что он не может кончить, если не сломает девочке руку или не выбьет челюсть, и что в остальном он хладнокровен и спокоен до идиотизма. Все это могло быть правдой - глаза у него не выжжены; и не было с ним никогда постоянной малышки, несмотря на его внешность и привлекательный статус демона. - Шваль убери, - сказал Каин. – Я своих не подтягивал. Его бесы действительно остались торчать позади, и я в ответ отпустил Кривоглаза, и он отошел в сторонку, забрав с собой мяч. - Я замена, - коротко сказал Каин, когда мы остались одни. – Не нужно накалять обстановку, Риплекс. Бесы с ума сходят, когда слышат, что демоны Мэндера и Генджера планируют перемах, и дело затягивается. За четыре дня стычек было столько, сколько за месяц не набиралось. Крейдер в курсе, Боца в курсе. Давай перемахнемся и закончим с напряженкой. Принимаешь замену? Я быстро окинул его взглядом. Высокий и тощий, но сильный. Прямой, как столбик: узкие бедра, узкие плечи. Хрен разберешь, чего от него ждать. Я никогда не видел его в драке, но догадывался, что он не просто так вызвался на замену Чету. - Почему замена? – спросил я. – С тобой мне делить пока нечего. Каин поджал губы, глянул куда-то в сторону. - А тебе именно Чет нужен? - Ты причину замены поясни, я подумаю. - Это решение Боца и Крейдера, потому что бесы за вас воюют. - А-га, - сказал я. – Бесы воюют... Бесы Мэндера топтались у забора. Позади меня тоже уже образовалась кучка: Яйца привели с десяток ребят, выхваченных с уличных патрулей. Я подумал немного. Каин, ожидая ответа, вытянул из пачки новую сигарету и закурил, прикрывая ее ладонью. - Мне нужен Чет, а не ты, не Лёд и даже не Боца. Плевать мне на вас, мои с ним дела – это мои дела и его. Но я могу принять замену – на моих условиях. Дай-ка мне твоими порулить. Ради благого дела. Не бойся, не обижу. Каин сплюнул, посмотрел на меня из-под неровно обрезанной челки и дал своим бесам отмашку молчать и вникать. - Бесы, - повысив голос, позвал я, и они все насторожились. – Кому там покоя наши с Четом дела не дают? Всем?.. Охренели вы, патрули-патрульные… какого хуя вам неймется? Неймется. Все они были готовы отстаивать своего демона и не могли удержать энтузиазм. Примерно так и высказались в неразборчивых восклицаниях. Тогда я пошел сначала в один конец поля и провел там в размокшей глине глубокую черту подошвой ботинка, потом в другой, и там проделал то же самое. - Вон там! – надсаживаясь, чтобы все меня расслышали, выкрикнул я. - Очковая зона. Не ржать! Там и там – справа и слева. Это вот центр. Сюда смотри, рыжий, блядь! Потом будешь сто дурацких вопросов задавать, если все сейчас проморгаешь. Каин отодвинулся, и я прочертил центр. - Правила! Для дебилов! Простые, как таблица умножения на два! Пятеро в центр. Сюда. Вы – линия защиты. И вы тоже. Выкинь палку, дебил… встань сюда… Я и Каин – за линиями защиты, за нами еще пятеро. Становитесь как хотите. Считаем только тачдауны! Это когда мячик в очковую зону принесли. У вас два варианта – пас или пробежка. Играем без даунов! Даун – это продвижение по полю к очковой зоне, даун, а не то, что ты подумал… Я играю за себя – Каин и Мэндер за Чета, заменой. Кто просрал, тот и мудак. Побросали оружие, бесы! До пяти тачдаунов! - Если мы выиграем, то перемаха не будет? – додумался Каин. - Да, будет считаться, что Чет меня победил и в зад отымел, - ответил я. – Если наоборот, то… наоборот. Демон сказал! Все слышали?! Ты в футбол играл когда-нибудь? - Играл. Он сообразил наконец и принялся стягивать куртку, под которой обнаружилась шикарная вещь: плотная, исполосованная вертикальными молниями жилетка с толстыми витыми шнурками и ярким белым принтом, изображающим крест, воткнутый в раскрошенный череп какого-то бедолаги. По бокам тянулись надписи хуй-разбери-поймешь, и выглядело все это отменно. - Судья нужен, - вспомнил я, таращась на эту жилетку. – Могу своего поставить. Кривоглазого. - Блядь, спасибо, - отозвался Каин, - не нужен нам твой кривоглазый судья. Нашего ставим. - С какого хрена? - Ты играешь за себя, а мы за другого демона. Судья должен быть наш. - Протрезвей. Не буду я играть под судейством беса. - Ты только что своего беса предлагал. Мы уткнулись в тупик, и затея развалилась бы за считанные секунды, потому что и Каин уже прижал меня плечом, и я уперся в землю покрепче, чтобы не свалиться в грязь от первого удара, но все разрешилось странным образом. Раздвинув бесов, на рыжее глинистое поле выбрался Чет собственной персоной: в маске и с остро поставленными иглами, в красной куртке и «танках», самоуверенный и спокойный, будто и не трепал его Спартак в центре изучения агрессивного поведения… я после такого выглядел намного хуже. Бесы примолкли, а он подошел ко мне, наклонил голову и уперся лбом в мой лоб – как и в прошлый раз. В выжженных глазах тихонько светился предвестник большого пиздеца, и меня вдруг тряхнуло от неприятного предчувствия и плотного жаркого комочка, застрявшего в солнечном сплетении. - Риплекс, - глухо шепнул Чет. – Демон сказал, да? А судить игру буду я. - Выждала ворона, пока собака сдохнет? - Да просто мимо проходил. - А за себя сыграть не хочешь? - Ты принял замену. - Правила хотя бы знаешь? - Прослушал. Неважно. Ты играешь за себя, я за себя сужу твой матч. Как ты там сказал? Если проиграешь, то будет считаться, что я тебя опрокинул и в жопу выебал, да? Возразить было нечего. Демон сказал. - Сочтемся, падла, вот увидишь… сочтемся, - ответил я, пытаясь отвернуться, и его маска скользнула по моей щеке, расцарапав кожу. – Ладно. Где там мои Яйца? Левое! Иди сюда, Яйцо… помнишь, что я тебе недавно говорил?.. Я отошел в круг своей новоиспеченной команды, куда помимо Яиц и Кривоглаза вошли семеро патрульных с ближайшей линии. У меня было двадцать пять секунд, чтобы объяснить им стратегию игры и всего пять тачдаунов в запасе, чтобы спасти свою многострадальную репутацию. Только мы сомкнулись в круг, как тут же забубнил Кривоглаз: - Это ни на что не похоже, Риплекс, - шепотом сказал он, - Мэндер тебя засудит на первом же нашем тачдауне. Вот увидишь. - Не отвлекай. – У меня и без того мозги в кипятке варились, а тут еще Кривоглаз со своим нытьем. – Левое Яйцо, сюда слушай. Ты хорошо ловишь – пробирайся им за спины и хватай длинный пас. Правое, бегай с Левым и не дай ни одной суке к нему прикоснуться. Патрульный… тебя как зовут? Ёж? Мотайся поблизости от Левого. Левый, если тебя зажмут, пасуй Ёжику. Если все пойдет не так, как я сказал, делайте по-своему, но пробивайтесь к зоне – с мячом, блядь! Остальной патруль – вы линия. Центр, бери мяч, я буду сзади тебя. Кто-кто… ты центр, самый толстый же… - Риплекс, не надо этого делать, - гнул свое Кривоглаз, - это бесполезно. Откажись. Это хреновый расклад. Тебя потом ничто не спасет. Я обернулся и увидел, что Чет сидит одинешенек на сером и мокром бетонном блоке, положив подбородок на согнутое запястье, и раскинув ноги в блестящих от дождя ботинках. Белыми глазами таращится на меня, как блядское привидение из шкафа. Страшный, сволочь, когда не улыбается. - Топай домой, Кривоглаз, - сказал я, разворачиваясь обратно. – Вали. Демон сказал. Он выпрямился, растерянно глянул на меня, а потом быстро зашагал прочь, резко поводя плечами. Отсылать преданного игрока в самом начале – невеселое решение, но если бы он продолжил давить мне на нервы, я в итоге раскис бы, потому что положение и впрямь было аховым, и я еле-еле держался. Демон сказал, демон сказал… что-то разболтался сегодня мой демон. Не к добру это, блядь. - Игра! Я сразу увидел, что с моей линией беда – парни подобрались, как назло, легкие, да еще и обутые в лысые подошвы, и держаться-то держались, но плавно съезжали назад под натиском линии Мэндера. И все-таки, пока Каин не раскачался и не разобрался, что делать, я успел отдать длинный пас промчавшемуся через левую сторону Яйцу, а тот - отдать его Ёжику прежде, чем грохнулся вниз башкой, придавленный каким-то мэндеровским патрульным, видимо, в футболе шарившем. Ёжик удивительно быстро дочапал до очковой зоны, и Чет объявил тачдаун, нисколько не удивившись. Я тоже быстрому успеху не удивился и не обрадовался. Башка у Каина работала что надо, и ему позарез нужна была эта ошибка, чтобы сообразить, что делать дальше. Он взял тайм-аут, сказал пару слов своей линии и вернулся обратно. - Игра! И вылезла во всей красе слабость моей линии. Линия Мэндера быстро развела ее по сторонам, открывая проход Каину, а он, прихватив с собой того самого прошаренного патрульного, сбил меня с ног прежде, чем я успел отдать пас. Мелкий дождь все сыпался, и я оказался весь заляпан глиной, и гудели придавленные ребра. Таким образом мы просрали атаку и одну из хороших стратегий – с такой линией, как у нас, нечего было и думать повторить подвиг Каина. - Игра! Пасовать Каин не стал и отдал мяч кому-то из мелких и шустрых бесов, а тот снова ринулся по центру, норовя проскочить через разъехавшуюся нахуй линию. Мы с Правым тоже умудрились его пропустить, и парень добежал до очковой зоны, как мышка до норки. - Тачдаун! – сказал Чет. Я злился на себя за то, что так урезал правила, и на поле за то, что оно было в два раза меньше, чем полагается. С такими правилами и полем получалось, что мы не в футбол играем, а в пинг-понг. - Игра! Мэндер снова нападал, и Каин пошел тем же путем: отдал мяч шустрому, а линия начала открывать тому проход, через который он в итоге и просочился. Я уже проклял все на свете, но вдруг Правое Яйцо совершило простую и гениальную вещь – он просительно протянул ладони навстречу бегущему шустрику, и шустрик на полном автомате вложил мяч ему в руки. Я глазам своим не поверил. - Тайм-аут! – заорал Каин, и шустрый бес замер в испуге, понимая, что этот тайм-аут объявлен по его душу. Линии нехотя расцепились. Напряжение стояло убийственное, но бесы все равно начали потихоньку улыбаться, хотя некоторые уже вытирали бегущую из разбитых носов кровь и потирали намятые бока. - Рефлексы в норме, - подытожил Правый. Он тяжеловато дышал, но тоже улыбался. - Ну ты гений, - сказал я и хлопнул его по плечу. – Второй раз не пройдет, даже не пытайся. Распасовываемся. Каин все таки не удержался и сунул шустрому в зубы, тот отошел, шатаясь, и прилег на землю, закрыв голову курткой. Атака перешла к нам, и я уже не пытался пасовать длинным, а отдавал мяч то Левому, то Правому Яйцу, то Ёжику, которые метались вокруг меня, как мошки у лампы, и успевал отдать его, хотя Каин все время действовал одинаково – валил меня через просевшую линию. Я раз пять приложился о ледяную, туго сбитую глиняную почву, и хрипел на все лады, но таким образом мы протащили еще один тачдаун, и Каин решил сменить тактику, снова запросив тайм-аут и собрав команду вокруг себя. Чет кивнул мне, и я подошел. - Мне даже делать ничего не придется, - сказал он, - вы в защите сами сливаетесь. - Ну так будем играть нападение, - сердито сказал я и вернулся на поле. Дальше начался кавардак. Яйца сцепились с патрульным Мэндера у очковой зоны, пять раз передали мяч друг другу и закончили тем, что снова слили его патрульному. - Мэндер в нападении! – выкрикнул Чет. Это было неправильно. Игру надо было останавливать, как только мяч перешел из рук в руки, но Чет промедлил и остановил ее только тогда, когда мяч снова оказался у их патрульного. И понеслась. Мы действительно проседали по защите. Линия лопалась пополам ровно в ту секунду, когда я пытался отдать пас, и меня раз за разом роняли на землю, и Чет объявлял нападение Мэндера. Я пытался выставить возле себя Яйца, но тогда некому было отдавать длинный пас, а короткие распасовки больше не проходили: Каин понял, как их остановить, и вис на моей правой руке, не давая сделать бросок. Мы не считали очки, потому что на поле не было ворот и не было возможности разыгрывать дополнительные, мы считали тачдауны, и через пятнадцать минут Мэндер вел со счетом четыре – три. Им оставалось сделать последний, и тайм-аут запросил я, отчаянно пытаясь придумать хоть что-то, чтобы спасти свою шкуру. Подавлены были все. Время улыбок прошло. Линия тяжело хрипела, согнувшись и опираясь руками на колени. Они были в крови и грязи, струйки дождя размывали на лицах извилистые дорожки. Ёжик – патрульный с талантом к коротким пасам – устал донельзя, и у него дрожали руки. Яйца тоже приуныли, а Правое еще и огребло от кого-то в висок, и свинцовая бледность расплылась по его щекам. От меня валил пар, с голых рук вода чуть ли не испарялась. Свитер прилип к спине, мокрые джинсы - к бедрам, и я больше не мог двигаться свободно. Плечо ныло, и поднять руку выше головы я уже был не способен, да и плевать было на это: мне все равно не давали пасовать, мы постоянно сидели в защите, и Чет не давал нам из нее вылезти. - Не волнуйся, Риплекс, - сказал Ёжик, - все бесы будут знать, что Мэндер нас засудил. Они меня, блядь, уже утешать начали! - Плевать, - сказал я, - линия, не стойте столбами. Опрокиньте их. Беритесь за руки, ноги, жопы и тяните на себя. Ебнетесь вместе с ними – неважно. Через кучу Каин быстро не перепрыгнет. Яйца… - Мы поняли, - сказали Яйца хором, - мы сделаем. - Хорошо. Вы братья, что ли? А зовут как? Яйца оказались братьями, и звали их Сид и Син. Сид – Левое, и ему я был безмерно благодарен, потому что вся наша жалкая игра держалась на моем умении отдавать длинные пасы и его умении делать все: и бегать, и блокировать, и ловить. Он не был ресивером, я ошибся. Это был отличный тайт-энд, и я бы ему значок за старания выдал, если бы у меня был такой значок. - Риплекс! – позвал меня Чет, наблюдавший издалека за нашим отчаявшимся сборищем, похожим не на совещание игроков, а на хоровод инвалидов, вылезших из помойной ямы. Он был судьей, и мне пришлось подойти, хотя глаза б мои его не видели. - Покури, успокойся, - насмешливо сказал он, когда я подошел ближе, оставив своих бесов за спиной: линия сразу же уселась на землю, переводя дух. Я отказываться не стал. Он распечатал пачку «Биннерса», протянул мне, и я вынул из плотного ряда белую с синими полосками сигарету. Зажигалки у меня не оказалось – просрал где-то на поле, и Чет поднялся, сунул руку в карман джинсов и достал свою. Мокрыми пальцами два-три раза безрезультатно выбил слабую искру. - Прикрой. Я шагнул вперед и наклонился, сложив ладонь так, чтобы защитить огонек от дождя и ветра. Пламя занялось и погасло. И тогда Чет сделал страшную вещь: он положил руку мне на спину и притянул к себе, как малышку в парном танце, и я на секунду оказался с ним в каком-то плотном куполе тепла, ощутимого настолько, что волоски на руках дыбом встали. - Ты весь мокрый и горячий, - с легким удивлением сказал Чет. Я распаниковался, но виду не показал, прикурил от наконец-то вспыхнувшей зажигалки и медленно высвободился, настороженно оглянувшись. Никто на этот короткий эпизод внимания не обратил. Мои бесы разминались и приводили себя в норму, бесы Мэндера занимались тем же самым, но в отличие от моих, выглядели радостными, и только Каин, стоявший в сторонке, смотрел в нашу сторону в упор и задумчиво кусал шнурок, свисавший с капюшона его жилетки. - Игра! – крикнул я, поспешно затягиваясь. Спину жгло, будто меня пнули ботинком с титановой шипованной подошвой. Ветер донес слегка приглушенный голос Чета: - Мэндер в нападении!