Мышь Вселенной 25

На подходе к месту мы оба развернули шапки и превратили их в маски. Ничем особенным мы от толпы бесов Мэндера не отличались, да и они, оставшись без дьявола, болтались без особых целей и выставить нормальные патрули не додумались. Просто стекались к площади, которую называли Чьи-то Ноги. Название дурацкое, но точное. Посередке этой площади торчали чьи-то ноги, обломанные по колено. Судя по ногам, здесь когда-то возвышался голый мужик – не могли такие мощные икры принадлежать малышке. Голову и тело быстро разбили – я не помнил, как статуя выглядела целиком, а некоторые не знали, что это обломок статуи. Короче, остались Чьи-то Ноги. Мы так и говорили – нашел возле Чьи-то Ноги. Сомкнемся возле Чьи-то Ноги. Это было единственное место в городе, не заваленное разным хламом. Валялись, конечно, доски, выбитые булыжники, каменные завитушки, похожие на крем пирожных, но не было ни цистерн, ни баков, ни ящиков. Просторное местечко, никому особо не принадлежащее. Мы четко делили улицы на наши и не наши, но бороться за Чьи-то Ноги в голову почему-то никому не приходило. Может, потому, что за остатками статуи торчало мрачное и мерзкое здание первого центрального усыпальника, который закрыли всего пару лет назад. Поговаривали, здесь водились призраки. Я знал пару верных историй, а с Мертвым Бесом сталкивался сам – правда, мельком и не успев разобраться, что к чему, но я лично видел этого парня, и Крейдер говорил, что видел, а одна из боевых малышек по-пьяни умудрилась пригласить Мертвого Беса к себе. Он залез на нее и рассыпался на кучу костей и потрохов, так говорят. Здесь еще водилась дрянь по имени Наша Мама. Она заманивала бесов в усыпальник и укачивала, а утром они уже хрен просыпались. После встречи с Нашей Мамой выжил только один бес, и тот превратился в полудурка. Короче, местечко грустное, но для перемаха между демонами – самое оно. Полно свободного места и для демонов, и для зрителей. Здесь можно полностью оформить правильный и грамотный перемах – как положено. Мы с Митом влились в поток топающих к площади бесов и умолкли. Здесь должна соблюдаться тишина, и ее соблюдали. Выбравшись к Чьи-то Ноги, мы оба втиснулись между рядов. Справа от меня остался стоять Мит, а слева мрачно пыхтел рыжий бес с лицом, измазанным красной краской. Я пригляделся – у многих лица были раскрашены, и это был безмолвный сигнал. Красным цветом бесы демонстрировали поддержку Чету, черным – Каину. Выкрашивались по-разному – у кого-то просто полосы, проведенные по щекам, у кого-то отпечатки ладони. Некоторые просто измазались как попало. Кое-кто был в масках, и мы с Митом не особо выделялись. Я был уверен, что наших здесь тоже полно – зрелище пропускать не хотели, хоть и рисковали. Чета и Каина еще не было. На постаменте под Ногами сидел Лёд и курил, завернув руку чашечкой. Он торчал в середине один, как птенец под начинающейся бурей, но выглядел очень спокойным. - Он мастер сшивать, - негромко сказал Мит, и рыжий бес, стоявший рядом, неодобрительно покосился. Меня со спины кто-то прижал. Бесов надвинулось туча. Я коротким ударом локтя поставил навалившегося беса подальше, бес хрипло задышал, но давить перестал. Влажный холодный ветер забрался под куртку. В полной тишине я потянул молнию куртки вверх, и раздалось длинное з-з-з-з-з… Лёд выбросил окурок и выпрямился. Из его рукава выскользнула тускло блеснувшая металлическая дубинка, с коротким резким звуком ударилась о булыжник. Я потянул свою цепь, развернувшуюся с легким металлическим шелестом. Как град, прокатились щелчки кнутов, туманным грохотом прозвенело железо. Мит, не носивший оружия, сделал шаг вперед, и сотни бесов шагнули так же – слаженно и одновременно. Так же слаженно и одновременно взлетали помойные птицы, пока их всех не переловили на суп. Тяжелые подошвы разом ударились в мостовую, дубинки подхватили дробь. Бах-бах-бах, ветер взмыл. Снова щелкнули хлысты, рыжий бес, заметив мою цепь, дружественно приподнял руку, обернутую такой же цепью, и мы оба, дождавшись своей очереди, с длинного размаха обрушили цепи на землю под ногами, и жуткий свист перелетел через ряды бесов, приготовившихся к своему выходу. - Пе-ре-мах! – сиплым, надорванным голосом выкрикнул Лёд, и грянуло так, что я чуть не оглох: - Пе-ре-мах!!! Пе-ре-мах!!! Дальше все пошло быстрее: первыми отзывались кнуты, за ними тяжелыми печатями падали подошвы ботинок, следом звенел металл дубинок, потом – цепи, визг и грохот. Становилось жарковато. Краска на лицах начала подтекать, и красные и черные метки расплылись, смутно напоминая мне о каких-то жутких ожогах или просто разбитых и вмятых в грязь бесах, которых я видел и валил пачками. У Мита глаза были, как у психа. Как ебаные фонари возле центра изучения агрессивного поведения. Все мы такие были. Я сам не удержался и, в очередной раз разбивая цепью мостовую, в пыли и крошках замерзшего камня, раскрыл рот и начал орать: - Пе! Ре! Мах!!! - Пе-ре-мах!!! – грохотала площадь, и нихуя было больше не слышно, кровь гремела в ушах, во рту солонела слюна, глотка напрягалась, как вытянутый ремень. Лёд, поначалу наблюдавший с какой-то смиренной усталостью, тоже не выдержал, оживился и полез на постамент. Там он вытянулся весь, резким рывком поднял руку, и его короткая куртка задралась. - Пе-ре-мах!!! Я слышал его отчетливо, именно его сорванный голос. А потом он развернулся и обрушил тяжелый удар на Чьи-то Ноги, и кусок коленной чашечки откололся, поскакал по булыжникам, и об него споткнулся Каин, почти незаметно проскользнувший в центр. С противоположного конца площади раздался волчий вой в тысячу охотничьих голосов. Там почти у всех лица были черными. Я повертел башкой – мы с Митом влезли к красным, и наша очередь орать еще не пришла. Каин никак не вой не отреагировал. Он подошел к Лёду и что-то сказал ему, глядя под Чьи-то Ноги. Лёд помотал головой. Установилась зыбкая и невеселая тишина. Мы ждали. Медленно оседала каменная пыль и ледяная крошка. На Каина я смотрел с интересом – хреновато он выглядел, честно говоря. Неуверенно. У него даже ботинки были зашнурованы кое-как, и явно болтались, а не плотно прилегали к ноге, как положено. Он был бледноват и скован. Так я оценил его со спины и сбоку, но потом он повернулся, и я увидел, что с парнем все в порядке – глаза у него были правильные, злые и бесстрашные. Сбоку взвыл Мит, и рыжий бес начал драть глотку, а я примолк и орать не стал. Не мог я выть в поддержку Чета. Хуй его знает, почему. Просто не мог. Стоял, сворачивая цепь, и просто смотрел, как он идет по площади. Чет шел, волоча ноги и держа руки в карманах. Лицо закрыто маской-респиратором, алые иглы блестят, поднятые так старательно, будто он собрался не на перемах, а погулять по окраинкам и выбирать себе малышку на ночь. От края площади он еле-еле перся. Его шатало. Он похож был на меня, когда я пьяным крадусь по трубам под холмом. Ближе к серединке площади его шаг выровнялся и удлинился, но его все равно слегка пошатывало. - Он глаза закрыл, - сказал Мит, у которого со зрением было получше. – У него глаза закрыты с самого начала. К постаменту Чет вышел уверенным, ровным шагом, и так же уверенно запрыгнул на него и встал рядом с Лёдом. - Вот теперь открыл, - с легким удивлением сказал Мит. - Мэн-дер!!! – выкрикнул Лёд, и, наверное, собирался что-то добавить, но толпа подхватила, и еще несколько минут гремела, повторяя за ним: «Мэн-дер! Мэн-дер!» Мы с Митом молчали. Не наша это была кричалочка. Каин отошел в сторону, отгуляв ровный полукруг, и остановился. Он то и дело поднимал руку к голове и трогал висок. Наверное, ему не хватало мотоциклетного шлема, в котором он обычно таскался по перемахам. Здесь ему приходилось обходиться без шлема. На маску Чета запрет на распространялся. Чет с высоты постамента обвел глазами толпу. По его глазам я ничего определить не мог: выжженные, они ни хрена не выражали. Точно током дернуло, когда он остановил взгляд на мне. Из всей хреновой толпы почти одинаковых бесов он безошибочно меня выделил, и Мит невольно шагнул назад – он тоже почувствовал напряжение и побоялся, что демону Мэндера придет в голову ткнуть в нас пальцем и натравить на нас всю разгоряченную бесовскую братию. Чет ничего такого не сделал. Он просто спрыгнул вниз и занял свое место напротив Каина. Стало ясно – он крупнее и тяжелее Каина. Но это нихрена не показатель, ведь даже маленький я уделал его, поймав цепью. Так что у черного демона полно шансов. Лёд отодвинулся в сторону, словно потерял к перемаху всякий интерес. Чет спокойным размеренным шагом подошел к Каину, который смотрел на него в упор и не мог сообразить, начинать ему перемах или нет, и есть еще что-то, что нужно сделать заранее. Пока он думал, Чет так же спокойно и очень тяжело ударил его – я даже не понял куда, таким быстрым был удар, и то, как Каин отшатнулся и как он поднял руки, защищаясь, нихуя не помогло понять, куда Чет бил. Понятно было одно – Чет будет пытаться держаться близко, очень близко, а Каину придется стараться от него отойти. - Слепой, - сказал Мит. Он быстро уловил то, что было неочевидно: Чет не полагается на зрение, он полагается на быстроту и силу. Каин прекрасно это знал, потому что отскочил и тут же заходил кругами, вынуждая Чета поворачиваться за ним и следить глазами. Я увидел красненький блеск под его правым ухом. Через пару секунд Чет остановился. Он не собирался больше бродить за Каином, он переходил в нападение и сделал это быстрым рывком, и снова Каин согнулся и закрылся руками. Расстояние между ними то сокращалось, то удлинялось. Каин искал точку, в которой Чет не сможет его достать, но осторожностью обрекал себя на постоянную защиту. Я такую тактику не понимал и не ценил. Хочешь перемаха – махайся. Не хочешь – иди пей водку и отдыхай. Мит смотрел на дело иначе: - Каин его вымотает, - сказал он. - Ну-ну, - сказал я. – Вымотаешь его… Чет разогрелся. Его атаки стали тяжелее и определеннее. Теперь я видел, куда он бьет, а бил он боковыми – в ухо и висок, страшные тяжелые удары для парня, привыкшего ходить в шлеме. Каин устал защищаться, его руки начали опускаться, и я подумал было: все так просто и быстро закончится… как вдруг случилась странная херня. За секунду все переменилось. Только что Чет нападал и шел вперед, и вдруг оказался боком прижат к осыпающемуся розовой крошкой постаменту и почти свален с ног – он упирался в к мерзлую брусчатку коленом, правую руку поднял к виску, а левая болталась вдоль тела, а Каин, нависнув над ним, быстрыми резкими ударами выбивал длинные нитки крови из-под маски на опущенном лице. - Понеслась… - протяжно сказал Мит. Его голубые глаза светились – азарт разобрал. Понеслась – Каина сорвало с катушек, и я его отчасти понимал. Когда тебя долго и упорно долбят в мозг, спокойным хуй останешься, хотя надо бы… Дури и силы в Каине оказалось полно, и он был в припадке бешенства, и в этом припадке умудрился вывести Чета из строя за пару секунд – это злой и недолгий припадок, половина ударов ушла в ноль – Чет все-таки умел закрываться, но остальная половина пришлась на слабо защищенное маской место – подбородок, и я мельком подумал: выбьет он Чету зубы, вот что… Бесы напряглись. Я их всех сейчас чувствовал – как общую мышцу, растянутую по площади. Я сам туда вливался, в это длинную мышцу, и тоже весь дрожал. Вязкая кровь стекала на мерзлые камни. Чет высоко поднял руку – рукав куртки соскользнул, и я увидел малиновую рябь на белой коже, и к горлу подкатило: это, блядь, мое. Мое тело, не его, я его забрал, и я не хотел, чтобы кто-то разбивал его и превращал в кучу хлама, пригодного только для помойки. Когда я опомнился, цепь уже холодила мне пальцы. Мит осторожно потянул ее звенья из моей руки, не глядя мне в лицо. - Ебнулся? – тихо спросил он. Рыжий бес посмотрел на нас с интересом. Я отвел глаза. Каин выдыхался. Он уже не бил, а просто валился на замершего Чета, выставив локоть, разбивал ему затылок всем своим весом, и это было хуже, чем удары. Это была попытка убийства, и я видел, как лицо Каина медленно заливает сосредоточенное выражение человека, который собрался быстро все закончить – такое же лицо бывало у Мита, когда он схватывался с бесами Мэндера, только Мит обычно улыбался, а Каин закаменел. Его черные волосы мокро блестели. Слева его словно вымазали малиновым вареньем: кровь быстро густела. Чет опускался все ниже. Я почти слышал хруст его колена, вдавленного в брусчатку. Я видел напряжение костей, и видел открытый, белый, равнодушно упершийся взглядом в мостовую, глаз. - Так, - сказал Мит. И больше ничего не сказал. Он весь горел – от него несло жаром, как от самодельной печки. Ему хотелось туда – сменить Каина и добить одним красивым ударом, чтобы после облизнуться и рассмеяться – хренов маньяк с хуевым чувством юмора… Лёд внимательно смотрел вниз. Он торчал на постаменте уже минут пять и таращился с вниманием, явно собираясь вот-вот прекратить перемах, но не зная, как это получше сделать. И когда ему пришло в голову слезть вниз и оттащить Каина, Чет вдруг выпрямился. Он встал так легко, будто ни хрена ничего не было: ни темной лужицы крови под ним, ни отбитой башки. У него даже колени не дрожали, а должны были – я знал, чего стоят такие удары в подбородок: вспышки белого и зеленого колючего света, темные всплески темноты, мозг в панике, локти, ноги и пальцы начинают плясать, и тряска не дает ни встать, ни сесть. Так все должно было случиться, но Чет просто выпрямился и притянул Каина к себе. Каин дернулся, но не смог поднять руки выше плеч. Они остались согнутыми и закачались, как веточки в ветреный день. Он устал, так явно устал, что сам это понял, и его лицо приняло истерзанное испуганное выражение. Заигрался-заебался, подумал я. Не уверен, что хватит сил добить – не прыгай так резко… Лёд попытался ускользнуть, но ему все-таки прилетело: от такого же спокойного и тяжелого удара, с каких все и начиналось, Чет почти сбил Каина с ног, и тот отлетел ровненько в Лёда – на жопу приземлились оба, но Каин оказался сверху. Чет шагнул вперед и снова ударил: на этот раз носком ботинка, потом еще раз, и опять ногой, и из-под Каина заорал придавленный Лёд, и я увидел, как на его запястье падают крупные тяжелые капли. Каин пытался встать и хватался руками за булыжники, но не мог – под ним возился и бился Лёд, и он ему пиздец как мешал. Все это выглядело странно: оба демона, сбившись в кучу, пытались расцепиться и расползтись, а Чет, убрав руки в карманы, медленно добивал Каина, оставляя грязные сине-красные рубцы на его скулах, лбу и губах. Выглядело так, будто Каина приложили о раскаленную решетку. Такая херня в правила перемаха не входила, но и за правила не вылезала. Лёд сам дурак, что сунулся, а Каин должен уметь махаться в толпе, и это его проблемы, что он не смог быстро отвязаться от Лёда. По-хорошему, это было самое времечко нахер добить Каина, но Чет вдруг отступил и дал ему время подняться. Лёд тут же вскочил на ноги и унесся назад на постамент. Он был всклокоченный и весь в чужой крови. Каин, закрывая лицо обеими руками, встал. Его шатало. Я видел, что стоит он, полностью оглушенный, и сам не знает, зачем стоит. Чет несколько секунд внимательно на него смотрел, а потом развернулся к нам. Ему здорово досталось. Белела только полоска лба. Под глазами черными полосками наметились будущие синяки. Это от сотряса – ни одного удара туда не пришлось. Шея и куртка спереди блестели красным лаком. Он неплохо так кровью облился - я снова подумал о том, что Каин, должно быть, выбил ему зубы. - Плохо, - сказал Мит, и я заметил, что его азарт слился – теперь он смотрел очень-очень серьезно. – Он неубиваемый, блядь. Чет снова осмотрел толпу, потом повернулся к Каину, который болтался вправо-влево, как пряга ослабленного ремня, и подошел к нему. Каин, разглядев его яркую куртку, попытался защититься, но Чет ему коротко что-то сказал, я нихрена не расслышал, и этот момент потом долго переваривал – Чет наклонил к нему голову, уперся лбом в лоб, и коротко, тепло что-то, блядь, сказал, и сделал такой жест, будто собирается Каина обнять, но рука его медленно обошла шею Каина и так к нему и не прикоснулась. Каин кивнул, и Чет убрал руку – снова медленным полукругом. Хрен знает, что это было, но Каин теперь стоял и улыбался мокрым окровавленным ртом, потом согнулся, уперся ладонями в колени и долго-долго сплевывал густую красную слюну. Тишина была острой. Она продлилась бы секунду – не больше, я точно знал. Но Чет успел эту секунду использовать. - Кальки нужны? – устало сказал он. Его голос легко разнесся по площади. Я узнал особый, четкий выговор букв – он так нажимал на них, как дети нажимали на мягкие мелки, когда рисовали на асфальте в далеком детстве двадцать четвертой; и они так же крошились, как мелки, с легким рассыпчатым звуком. Бесы шевельнулись, но все еще молчали. Тогда он снял маску, отстегнув ремень, крепивший ее на затылке, и показал лицо – белое, в плотных багровых разводах. Глазами он указал на Каина. - Вот этот вам калек не даст, - хмуро сказал он. – И Генджер он не свалит. Его голос упал до шелеста, и бесы подались вперед, прислушиваясь. Чет, казалось, перестал на них внимания обращать и болтал сам с собой. - Мне нужен третий демон, - озабоченно сказал он. – Третий-третий-третий демон… Кто хочет? Бесы подтянулись. Все хотели. Ситуация прояснилась – Каин остается в игре, и высвобождается свежее приятное местечко. Этап с принятием Чета проскочил мимо, как товарный вагон. Он быстро переключил их на нужную волну – им теперь не о дьяволе думалось, а о себе. - Любой из вас, - сказал Чет, с хрустом разворачивая сломавшийся респиратор. – Вот ты. Иди сюда, бес. И он вытянул руку и показал на меня. - Н-да, - горячим шепотом сказал Мит. Рыжий бес смотрел на меня, как глупый старый конь на трехметровый забор. Вот блядство. Во мне снова заварился кипяток. Если этим бесам только намекнуть, что здесь ошивается демон Генджера – меня размажут по площади тонким слоем. И Чет прекрасно это знал, сука. Пока я стоял в толпе, я был в безопасности. Но мне предстояло вылезти в центр, где хрен знает что могло произойти – стоило Чету только стянуть с меня маску и прощай, Риплекс, твой бог ждет тебя, он наверняка поделится сигаретами скажет: «Ну ты попал, придурок». Картинка отпечаталась у меня в башке, как предсмертная открытка маме от сына-самоубийцы. Лед, застывший на постаменте и опершийся на Чьи-то Ноги. Каин, медленно вытирающий руки с тонкими алыми полосами на запястьях, и полосы эти то и дело расплывались и растекались. Чет, опустивший разбитый респиратор. Чет с белым веселым взглядом рысьих глаз, похлопывающий себя по бедру – иди сюда, песик, ну-ну-ну… Я пошел, и Мит только бесцельно скользнул пальцами по моему рукаву. Остановить меня он не мог и не знал, как это решить по-другому. Согнув плечи, я брел по брусчатке, стараясь не поднимать голову и выглядеть так, как никогда не выглядел: каким-нибудь нелепым и неуклюжим, блядь, каким-нибудь невдалым паралитиком, кем угодно, но не первым демоном Генджера. Когда я подошел ближе и остановился, Чет обнял меня одной рукой за шею – он был мокрый, холодный и скользкий от крови. Обнял, заглянул в глаза и спросил: - Хочешь быть демоном Мэндера? Острый ледяной запах – кровь, ветер, одеколон. Ебаный ветер снова разнес его голос по площади. Я не мог ответить – нет. Я не мог ответить – да. Я молчал. Чет с интересом смотрел мне в глаза. - Ну, - сказал он, - чего растерялся, бес? Демоном никогда не хотел стать? Не хочешь прижать Генджер? Никогда не мечтал? Или ты не с нами? Толпа всколыхнулась. Я видел только кнуты, цепи, обрезки труб, зажатые в руках, видел тяжелые подошвы ботинок и видел, как все это превращает меня в кашу. Мита я больше не видел. Он втихую слинял. - Ебал я тебя, - проскрежетал я. Чет наклонил голову. - Громче скажешь? – ласково спросил он. Я только хмыкнул, и он тут же тяжелой ладонью прикрыл мне рот. - Ладно. Иди на место, псих… Что там было дальше и чем закончилось, я знал только по слухам, потому что тут же смылся, затерявшись в толпе. На хер такие приключения. И я знал – он дал мне уйти, потому что ветер снова принялся разносить его четкие, короткие слова, рассыпавшиеся, как мягкий мел, но я уже не уловил их смысла, а бесы вдруг подхватили их ревом, забившим мне уши мокрой ватой. Так сменилась власть в Мэндере. Короткая история с большим продолжением. Неделю я переваривал события. Они варились на самом моем донышке, а сверху ничерта не было, кроме постоянной беготни вокруг подыхающего Крейдера. Я возился с ним, как с новорожденным щенком – еще одно яркое воспоминание – лето в двадцать пятой, и мы нашли слепую собачку, и пытались кормить ее консервами и заворачивать в тряпки, но собачка дрожала, слабела и в конце концов издохла, быстро закаменев. Крейдер был похож на эту псину. Дрожал, слабел и хрен знает, как еще держался на этом свете. Я пытался кормить его, поить и развлекать, и перестал лезть к нему только тогда, когда заметил, что он жрет, пьет и пытается улыбаться только потому, что я для него стараюсь, а на самом деле ему похуй. Мит держался от него подальше, уверенный, что обязательно заразится. Он пропадал на улицах, шатаясь с нашими патрулями, разбирая мелкие стычки и тихонько продвигая территории Генджера в сторону Сто Пятой – Мэндер молчал и ничем себя не проявлял. У них там затевались какие-то изменения, и в это время все было так тихо, что даже не верилось. Я с патрулями сталкивался редко и мельком: то тащился к станции за какой-нибудь особой банкой консервов, надеясь заинтересовать Крейдера хотя бы жратвой, то искал остатки таблеток и порошков по заброшенным квартирам и находил, хотя по большей части просроченные. От таблеток Крейдеру иногда становилось легче, а иногда нет. Если легче ему не становилось, я укладывал его в кальку. Последний его осмысленный разговор со мной состоялся как раз в минутку просветления. За час до этого я скормил ему три большие зеленые пилюли, рассыпающиеся в пальцах. Заставил сожрать их все, и температура у него спала. Мокрый, но вполне в сознании, без этого своего навязчивого бреда и постоянного кашля, он лежал на матрасе у стены, а я сидел возле его колена и курил. Это был белый день-денек, солнце ползло сквозь ржавые ставни, красная пыль кружилась в воздухе, и застарелая вонь копоти и гари растворилась в легком ветерке. - Риплекс, - сказал Крейдер сухим, ломким голосом. – Что делать будем? Ему что-то глотку сдавливало, и говорил он с короткими паузами. - В усыпальник хочешь? - Я не о себе, - пробормотал Крейдер, - но не хочу. Жалко мне его было. Пиздец как жалко. Надо же было так простудиться… - Если я так и буду здесь валяться, то возьми себе демона из бесов и… будешь дьяволом. К Таю никого пока ходить не учи. Жди, пока появится идиот вроде тебя – тогда научишь… - Не буду я дьяволом, - сказал я и щелчком отправил окурок в стену. – Меняй планы, Крейдер. На меня не полагайся. Я тебе врал, и я в такое ввязался, что дьяволом мне быть никак нельзя. Крейдер привстал, опираясь на острый локоть, и заглянул мне в глаза круглыми спокойными глазами – они у него как у совы были, а лицо стало узким и серым. - Давай, - потребовал он, - рассказывай. Я глянул на него, отодвинулся на всякий случай подальше и доложил: о том, что Чет ловил меня где только мог и просился в Генджер, о том, что ночной перемах с потерей троих бесов – моя вина, что я вытащил Чета в двадцать четвертую и подписался его туда таскать дальше, что я всю голову сломал, пытаясь понять, нахуя мы так поделились и зачем? Проблем мало было? Умолчал я только о ночке в квартире Спартака. Это я описать не мог. И закончил так: - Кальки я им не сливал. И не буду. Я буду держаться Генджера, как и полагается. Но я не понимаю, зачем. Крейдер смотрел на меня, прищурившись, и я пояснил: - Бля, я могу думать одно, а делать другое. И буду делать, что положено, но думать как положено – не буду. Такая вот хуйня. Нам все равно всем вместе здесь подыхать – и кальки им нужны так же, как и нам. Так какого хрена? Это просто мысли, Крейдер. Просто мысли, но какой из меня нахер, дьявол с такими мыслями? Мит знает. Он меня сдаст и все, не будет больше Риплекса, будет совсем другой Генджер, без меня и без тебя. - Он тебя не тронет, - неожиданно спокойно сказал Крейдер, заваливаясь на спину. – Кальки двадцать четвертой - редкие кальки, Риплекс. Лично тебя многие бы хотели уделать в ноль, но даже Мэндер в курсе, кто таскает сюда эти кальки, и старается не втягивать тебя в перемахи. Ощущение было, будто он мне по яйцам с ноги приложил. Я еле отдышался. Риплекс-Риплекс, ты снова просто калька. Пиздец. - Что будешь со мной делать? – спросил я через несколько секунд. - Ничего. Я и так знал. И ждал, пока тебя наконец прорвет, - ответил Крейдер. – а чтобы с тобой разобраться, мне надо на ноги встать. - Э, нет, - сказал я, - давай, подыхай теперь. Не хочу я потом с этим разбираться. Пусть останется между нами. Нахер-нахер, знаю я твое – на ноги встать… мы так не договаривались. У него в глазах мелькнула жуткая тоска. Будто я его уже на помойке прикапывал, засыпая лицо хламом, промерзшими тряпками и консервными банками. - Это шутка, - сказал я, втаптывая ботинком уголек в цементный пол, - хуевая, но шутка… - Риплекс, - позвал Крейдер, - блядь, я так умирать не хочу… Голос у него сорвался, в груди снова засвистело, как в большой пустой цистерне, в которой воет осенний ветер. - Ладно тебе… - пробормотал я. – Давай еще поговорим… забудь. Но он уже смялся в комок, прижал руки к лицу и попытался отвернуться, но задохнулся, завелся-закашлялся, и я, хоть и обнял его и попытался утешить, но он уже отключился от меня, Мэндера, Генджера и всех наших дел, еще соображал, но уже внутри себя, сам с собой беседу вел, а на все остальное не реагировал, а к вечеру ударился в полную бессознанку, хрипел и с трудом отплевывал длинные серые лохмотья слизи. Я вылез во двор и свистнул двумя долгими позывными. Издалека ответил Мит – «занят». Пришлось тащиться обратно, в нашу конуру с ярким костром посередке – я от волнения целый пожар развел и напустил жару. Крейдер то утихал, и тогда я лез послушать – дышит-нет, - то снова заводился булькать и хрипеть, и я начинал кусать губы и в итоге прокусил старый пробой, но легче мне не стало. Темная, страшная херня подбиралась к нам обоим этой ночью. Она была страшнее Мертвого Беса и Нашей Мамы. Она забиралась по лестницам, и мерзкое эхо молчало, потому что было с ней заодно. Я ничего не мог против нее сделать – цепи и дубинки здесь не помогут. Она придет, белая и липкая, вынет из Крейдера мозги и сжует их, как заплывшие жиром старые консервы, а мне останется тело, которое потом тащить хуй знает куда и закапывать… Я так хорошо представил себе эту страшную херню, так в нее поверил, что чуть в костер от страха не прыгнул, когда по лестнице загремели тяжелые шаги, и в проеме появилась темная фигура, ярко подпаленная оранжевыми бликами. - Твою мать! - Невежливый ты, Риплекс, - заметил Чет, оглядывая комнатку и останавливаясь глазами на Крейдере, который давно стал похож на мешок с тряпками. – Лёд. Из-за его спины медленно выплыл Лёд, держа на вытянутых руках маленький беленький пакетик. - Твою мать… - повторил я. - Что дашь за жизнь своего дьявола, Риплекс? – спросил Чет, обходя костер и приседая на корточки возле Крейдера. Его ботинки легонько скрипнули, бледное лицо с черными кругами под глазами выглядело как лицо той самой твари из моих невеселых мыслей. – Думай быстрее, времени мало. Это мирок. Цена? Лёд то разворачивал свой пакетик, то снова сворачивал. - Кальки. Сто штук. Хватит? - Нет. Он отвечал, но на меня не смотрел. Пальцами аккуратно развязывал старые шарфы, которыми я обмотал Крейдера, добирался до его горла. - Что хочешь? - Кальки Мэндеру на постоянку. Через торжков, как положено - халява нам не нужна. И про дьявола своего расскажешь. Не этого – другого, которого прячете. - Нет у нас такого. - Не еби мне мозги, Риплекс, - сказал Чет, - мы с тобой отлично друг друга понимаем. Если ты неделю тут торчишь и бегаешь по всей Вселенной за таблетками, значит, тебе твой дьявол нужен позарез. Если он тебе нужен – плати. Он злился. Я по голосу определил – пиздец как он злился. - Лёд, выйди, - сказал он через секунду. – Проверь двор, патрули. Следи, чтобы мирок не помяли, а то сцепятся, суки, хер потом докажешь, что все по правилам было… Лёд положил пакетик на обгоревший с левого уголка ящик и послушно вышел. Когда его гулкие шаги затихли, Чет быстро поднялся и крепко взялся за ворот моей куртки. Уперся лбом в лоб. Белые выжженные глаза стали оранжевыми – так их раскрасил мой костерок. - Нормальный демон всегда метит на место дьявола, - с расстановкой сказал он, - Мит правильно сделал – бросил Крейдера подыхать и ходит-гуляет с патрулями, они ему уже готовы жопу лизать. А ты остался. А ты спасаешь, блядь. Это значит, он тебе не просто дьявол. Он тебе – кто? Кто он тебе, Риплекс? - Завали ебало, - сказал я, - и двигай отсюда нахер. Я мирок не принимал. В это же время я мучительно пытался решить вопрос: что было бы Крейдеру важнее – его жизнь или жизнь Тая, Генджера и наши кальки? По всему выходило, что последнее. «Блядь, я так умирать не хочу…» Гони эти мысли к черту, Риплекс. Крейдер бы не сдал Генджер. Ты его хорошо знаешь, Риплекс, и он бы не сдал… правильно или нет? Как же мне хуево было, кто бы знал. - Ну что, - вдруг спросил Чет. – Пусть дохнет? Риплекс, определяйся. Я же вижу, как тебя крутит.