Мышь Вселенной 25

Чтобы стало ясно, что произошло дальше, мне придется отвлечься и расписать, как выглядел наш городишко. Улицы, которые мы называли Линиями, пересекались, как рисунки на линолеуме. Всего Линий было двадцать, и те, что напрямую прилегали к нашему заводу – Восьмая, Девятая, Десятая, Одиннадцатая и Тринадцатая – были нашими давным-давно, и патрули на них водились неповоротливые и ленивые, потому что им редко выпадала возможность перемахнуться. Мэндер прикрывался Пятой, Шестой, Седьмой, Четвертой и Двенадцатой. Семнадцатая, Пятнадцатая и Четырнадцатая примыкали к Краюхам, и мы считали их своими, а Мэндер – своими. На них постоянно происходили стычки, но особо никто не упорствовал, потому что бороться там было не за что: выход к свалке. Первая и Вторая линии негласно считались общими: они выходили к платформам, где останавливались поезда с жратвой и шмотками. Бесы бы рады там поцапаться, но перемахи на Первой и Второй осуждались и дьяволами Мэндера, и дьяволами Генджера. Позже поясню, почему. Третья линия вела к Чьи-То Ноги. Самая широкая и длинная линия города. За нее постоянно шли бои, но не потому, что площадь была кому-то нужна, а потому, что Третья считалась чем-то вроде арены, где всегда можно размяться, продемонстрировать свою удаль демонам родного завода, совершить подвиг и все такое. Свободные от патрулирования бесы и патрульные, у который выпал свободный часок, стекались на Третью и бродили по ней туда-сюда, делая вид, что отправились на вечернюю прогулку и не больше. Бесы Мэндера занимались те же самым, и несколько групп могло пять или шесть раз пройти мимо друг друга, не схватываясь, до тех пор пока неосторожный взгляд или удар плечом не спровоцируют радостную свалку. Переходящие линии, которые действительно были нужны обоим заводам: Восемнадцатая, Девятнадцатая и Двадцатая. Контроль над ними переходил из рук в руки, и мечтой каждого завода был бы трехметровый забор вокруг каждой из них, а за заборами – огромный священный патруль из пятидесяти человек минимум. Дело было в том, что на этих линиях сохранились самые крепкие трубы: там всегда была чистая вода, а зимой стены распространяли тепло, хотя батарей нигде не было видно. Это были линии, где сохранились цветные мозаики – они изображали людей в надвинутых на глаза касках и с тяжелыми ранцами за спинами, развернутые яркие флаги и грозные орудия, нацеленные в синие небеса, где бесконечно падали маленькие самолетики с длинным белым следом. Эти мозаики все хотели считать своими. Они нас бодрили, как стакан водки холодной ночью. Глаза людей под касками были так похожи на наши – и так похожи были они все, сомкнувшиеся цепью, сжимающие в руках оружие, на нас… как никто никогда не был похож. Что-то было заколдованное в этих рисунках. Шестнадцатая линия не принадлежала никому и никто на нее не претендовал. Это была линия с усыпальниками, крематориями и конторами по выдаче талончиков. Дорога-дорожка в никуда. Теперь нужно вернуться к тому разу, когда все еще было спокойно, и мы с Четом стояли у проходной, на лесенке, и собирались нырнуть в камеры, чтобы через полчаса выбраться на сторону своей Вселенной. В этот день мы с ним в двадцать четвертой разминулись. Он пошел к Спартаку, а я отправился за кальками и шоколадом. Мне сейчас хочется думать, что я сам отказался идти к Спартаку, но на деле Спартак меня тупо выгнал. Сказал, что со мной все ему теперь ясно, и шел бы я подальше. Ну я и пошел, не особо расстраиваясь… Хотя – пизжу. Я и расстроился, и удивился, и разозлился. Этот белоголовый хуй годами трепал мне нервы, жевал меня, как старая беззубая лошадь жует сухие колючки; дергал меня за ручки-ножки, лез мне в душу, обучал всякому бесполезному говну, и вдруг отшил как наскоро выебанную малолетку. Он заменил меня Четом. Чет стал ему интереснее, и он хотел побеседовать именно с ним, а мне сказал что-то вроде: - Я пока не нуждаюсь в твоих пояснениях, Кайл. Или что-то вроде того, вежливую дерьмовую фразочку. Я не гордый, я ушел. Я не стал ничего выяснять. Просто ушел. В общем, немного я потерял, потому что Чет все равно позже рассказал мне все, что хотел рассказать. По его словам дело обстояло так: Выпроводив меня, Спартак присел на край стола и щелкнул пультом управления. На экране позади него появилась отличная видеосъемка той моей ночи в его синей квартирке. Чет несколько минут смотрел на то, как я его ебу, потом спросил: - И что? Этот вопрос задал бы и я. В конце концов, все этим занимаются, и сложно дожить хотя бы до тринадцати, не оказавшись свидетелем чьей-то ебли, а Спартак вывесил видео с такой значительной мордой, будто раскопал что-то, что происходит раз в тысячу лет. Кадр остановился. Спартак задумчиво оценил ракурс и сказал: - Сплошная ненависть, да? Чет задумался. - Почему? – спросил он. - Вы ненавидите друг друга даже тогда, когда пытаетесь заниматься любовью. Это словосочетание - «заниматься любовью» - Чет не понял вовсе. Он у меня потом спрашивал, что я по этому поводу думаю, и я сказал, что если можно заниматься хуйней, то любовью, наверное, тоже, но как именно это делается, я не знал. - Я долго наблюдал за Кайлом, - сказал Спартак, - я обращался к разным точкам его души. Я хотел научить его верить, надеяться, беречь себя, любить себя и быть счастливым. Я считал, что это потребность каждого человека, вне зависимости от того, где он вырос. Перебрав множество вариантов, я нашел одну зацепку – Кайл искал для себя кого-то. Он постоянно анализировал и рассматривал окружающих людей, явно примеряя их на какие-то свои мерки и требования. Сначала казалось, что этим человеком должна быть девушка, но потом я понял, что ошибался, и он, за неимением лучшего, нацелился на меня. Сам этого не понимая, он пытался наладить связь, но не мог этого сделать по целому ряду причин. А потом появился ты, и я сразу увидел, что поиски закончены – Кайл нашел то, что искал, и готов отстаивать свое ценой собственной жизни. Я надеялся, что наконец-то протянулся провод между его душой и внешним миром, что он подключится к миру людей, станет… лучше и проявит себя настоящего. За этим нужно было понаблюдать. Спартак указал на экран и повторил: - Сплошная ненависть. Я сворачиваю эксперимент. К черту. Ты об этом не знаешь, Чет, но я был единственным, кто годами заставлял двадцать четвертую держать нейтралитет в отношении вас. Я вытаскивал из Кайла крупицы человеческого и предоставлял отчеты, заставляющие двадцать четвертую сомневаться в том, что ваша Вселенная населена человекоподобными животными. Я долго за вас боролся… так ему и передай. При случае. Чет покусал палец, задумчиво глядя на Спартака, и сказал: - Не лез бы ты в это, ублюдок. Это наши дела. Спартак бледно улыбнулся. - Поздно, Честер. Ты прекрасно все понимаешь, верно? Чет хмыкнул. Белые глаза светились холодной заинтересованностью. - Страшный ты человек, - отозвался Спартак, вынимая из деревянного ящичка золотистую сигару, - маленький страшный человек… хорошо, что умный. К тебе, Кайлу и любому из вас, крыс двадцать пятой, я отношусь с большим уважением. Проникся со временем… привык. Начинал – каждый раз руки мыл после разговора с такой «крысой». Мерзко было, брезгливо. А потом привык, рассмотрел, даже полюбил. Забавные вы, милые и забавные зверята. Маленькие, страшные, забавные… Чету надоело. Он поднялся, сдернул Спартака со стола – он не сопротивлялся, смотрел с интересом, - ткнул пальцем в экран и сказал: - Зачем я Риплексу понадобился? - Хочешь узнать – почему Риплекс в своих поисках остановился именно на тебе? – уточнил Спартак, поднятым коленом восстанавливая расстояние между собой и Четом. Чет сказал – Спартак оттолкнул его, чувствительно приложившись коленом в солнышко, спокойно и медленно. Так, как будто умел. Умел драться также, как и мы. В это я не верил, если честно. Я так Чету и сказал – херня. Умел бы – сто раз бы со мной уже схватился. Я ему поводов немало отсыпал, а он ни разу не повелся, значит, боялся. Чет только головой помотал. У него по этому поводу свои думки были. - Хочу узнать, - коротко согласился Чет, медленным взглядом оценивая снова движущиеся кадры. Когда он так делал – следил за движущимся предметом или изображением, его взгляд становился… разглаживающим. Я понимаю, что слово хреновое и совсем не подходит, но я только так его воспринимал. Я видел, как он разглаживает, останавливает, замедляет движение взглядом перенапряженных глаз. Спартак ответил. Он ответил, но Чет со мной этим делиться не стал, да я и не хотел знать, если честно. Все, что Спартак обо мне думает и считает – хуйня. Чет пожал плечами. Послушай себя, Риплекс, сказал он. У тебя куда ни плюнешь – в хуйню попадешь. То херня, это херня, там херня, здесь херня… Я сам ловил себя на том же. Что-то во мне изменилось и надломилось. Скорее всего, потому, что в башке бушевал ураган – у меня совсем недавно умер отец, и почему-то это совсем сбило меня с толку. Это произошло быстро и глупо. Он ворочался на полу большой, вытянутой в пенал комнаты, толкая мать и размахивая руками. Я посмотрел на это пару минут и вышел, засел у себя, захватив банку под окурки и две пачки сигарет. Грохот – бум-бум-бум – быстро утих. И тогда он начал звать меня по имени. Громким ясным голосом он звал меня по имени, будто я был маленьким мальчиком, которому он хотел показать красивый чертеж на склоненной доске под светлой маленькой лампой. От его голоса мороз по коже шел, и я курил одну за другой, стараясь отвлечься. Потом началось снова – бум-бум-бум. Я надеялся, что это агония, и скоро он сдохнет. Вечерок был. Весенний прозрачный вечерок. Я сидел на столе, глядя в проход напротив, и вдруг увидел, как в дверной проем выплывает тощее лицо с выпученными красными глазами. Отец приполз на карачках и выглядел, как больная собака. Он держался на кончиках пальцев, локти подламывались и хрустели, мокрые глаза пялились на меня. Это было так блядски жутко, что я выдернул из стола ящик и с воплем запустил его в отца. Ящик с треском ударился о его скулу, показалось розовое ватное мясо без капли крови. - Блядь! – выкрикнул я. – Съебись! Исчезни! О, черт, какой же был страшный, дико страшный вечер. Жуткое животное приползло за мной. - Кайл, - сказал отец обычным, очень спокойным голосом. - Сдохни! – заорал я и забился в угол, царапая крышку стола металлическими шипами ботинок. И он улыбнулся. Улыбнулся, закачался и упал носом вниз. Я только через десять минут смог спуститься, унять дрожь и забросать его диванными жесткими подушками, а труп вынес под утро, выдолбив две пачки сигарет и то и дело оборачиваясь: все ждал, что снова приползет из коридора что-то слепое, бескровное и тощее. Проберется на четвереньках, прохрипит мое имя и вцепится мне в глотку костлявой серой рукой. Блядь. В общем, я был не в форме. - Кальки, - сказал Чет и протянул руку. Я медлил, рассматривая его узкую белую ладонь с глубокими стрелками-полосочками в самой мякоти. Ветер, пропахший железом и креозотом, бил в затылок. Мы с Четом снова стояли там, между двумя поездами, на узкой щебневой дорожке. Здесь мы встретились в первый раз и продолжали сюда ходить, не сговариваясь. Он приходил, я приходил – так и встречались, будто случайно. Медлил я не потому, что не хотел отдавать кальки по каким-то там правилам – правила я нарушил еще в двадцать четвертой, вручив Чету пару пузыречков у проходной. Просто мне вспоминались выпученные и налитые кровью мешочки – то, что осталось от глаз моего отца, и поэтому я все не решался. - Чет, - сказал я. – Твой новый демон… Чет смотрел на кальки в моей руке. - Что – новый демон? - Где ты взял этого ублюдка? - Из бесов выбрал, - с легким удивлением ответил Чет, - ты не в курсе, что ли, откуда демоны берутся? Сам Миту замену ищешь. Я искал Миту замену уже неделю и все тупил-тормозил. Мита решением Тая заперли в Краюхах без права высунуть оттуда нос. Вылезет – огребет от любого патруля, никаких церемоний. Попросту свалили гнить на помойке. Говорят, его там перекосоебило всего – сломанная челюсть никак не срасталась, провисла и воняла тухлятиной. Ну что уж поделаешь. Каждому свое. Меня лично никакие угрызения совести по этому поводу не мучили. А вот нового демона я подобрать не мог. Все у меня в башке смешалось и туда не лезли обычные дела-делишки. Чет нашел демона на следующий же день после того, как рассказал мне историю о Токсике на башенной стреле недостроенной высотки двадцать четвертой. И я очень хотел об этом демоне поговорить. - Этот придурок убил двоих наших бесов, - сказал я. – На Третьей линии. - Случайность, - ответил Чет. – И линия – Третья. Сами нарвались. Все было правильно, но что-то было неправильно. - Что это за парень, Чет? - Сам скоро познакомишься, - ответил Чет и снова потребовал: - Кальки. Я вложил ему в руку два тепленьких маленьких флакончика. Сопротивляться я не мог. После истории о Токсике я постоянно чувствовал себя Чету обязанным и сам не знал, почему. В общем, я медленно и верно превращался в то самое говно, которое месяц назад чуть живьем на платформе не спалил. И мне было хуево и все равно одновременно. Чет сунул кальки в карман куртки и застегнул карман на молнию. Раздался тоненький звук: з-з-з-ип-п. - Зиппер, - вспомнил я погоняло нового беса Мэндера. Чет быстро окинул меня взглядом и принялся топтаться на месте. Ему явно хотелось свалить. Кальки он получил, делать ему здесь было больше нечего. - Ты превращаешься в хуйню, демон, - на прощание сказал он мне. Очень серьезно сказал, как сказал бы Крейдер. Будто и не было ничего между нами. – Утри сопли и становись Риплексом, иначе тебя затопчут. Развернулся и полез было на ржавую влажную лесенку вагона, но повернул голову и спросил: - Что случилось-то? Я пожал плечами. Спартак от меня отвернулся. Отец умер, напугав меня до обоссанных штанов. Я предал Генджер, став поставщиком калек Мэндеру. Мой бог оказался последней сукой. - Все нормально, - сказал я. – Демон мне твой не нравится, вот и все. Чет улыбнулся. - Боишься его? - Да пошел ты, - с отвращением ответил я. – Не найдется такого парня, чтобы я забоялся и раскис. - Молодец, - равнодушно сказал Чет и полез наверх. Грохнув коленом о бок вагона, он забрался на крышу и исчез, а я остался между поездами, присел на мокрый щебень и закурил, разгоняя голубоватый дымок сорванной высохшей травинкой. Я приходил туда каждый день. Чет – через раз. Каждый раз я клял себя за слабость и собирался с духом, чтобы просто сунуть ему в морду, отвернуться и уйти, вернуться на завод и рассказать все Крейдеру, но каждый раз во мне что-то сбоило. Я видел его и радовался, как собака. Чет приходил то добреньким и своим в доску и тогда я прижимал его к вагону, запускал руки под его куртку, гладил бока и плечи, терся носом о его шею и висок, прижимался губами к обветренным и сухим губам. То он приходил злым и резким, как остро заточенный нож, и тогда мы курили, сидя плечом к плечу, обмениваясь короткими колкими фразами. Все это вышло на передний план, и слухи я фильтровал хуево, а слухи были такими: каждая стычка Мэндера и Генджера, где участвовал этот его новый демон, заканчивалась смертями. Про Зиппера говорили, что не бес это вовсе, а кто-то из прежних демонов, а может, даже дьяволов – только какого завода? – неизвестно. Что дерется он, как пять патрулей, вместе взятых и в пучок связанных, и что никто его не может узнать. Убивал он вроде бы невзначай – то бес упадет и башкой о бордюр приложится, то напорется на оградку, то еще какая-то хуйня… не придерешься, как и положено. Но надо быть совсем дебилом, чтобы не понимать – его цель – не просто отстоять линию и перемахнуться, показав силу своего завода. Его цель – прикончить каждого, кто встал на пути. Мы не сразу смогли поверить в то, что так оно и есть. Все-таки, нас было мало, и любые потери ощущались всерьез, поэтому соблюдался некий неписанный закон – делай, что хочешь, но никогда не ставь целью убить противника. Это правило в свое время нарушал Мит, но делал он это аккуратно, например, убирал торжков вроде Буббита – особого урона заводу это не наносило. Бесы прекрасно знали, что могут покалечиться, лишиться руки или ноги и нормально к этому относились, и даже жизни готовы были лишиться, но – по стечению обстоятельств. К демону-убийце никто готов не был. Это смахивало на полнейший пиздец. Если бы Зиппер начал махать ножом, Генджер знал бы, что предъявить. Но Зиппер действовал в рамках обычных перемахов, и предъявить было нечего. Просто его перемахи заканчивались для наших бесов крайне хуево, вот и все. Мы с Крейдером все извилины свернули, пытаясь разрулить ситуацию и доебаться до Мэндера по правилам, а в это время наши бесы сходили с ума по-своему: они принялись нападать на патрули Мэндера по поводу и без повода и явно стремились отомстить – двоих бесов Мэндера притопили в канализации, еще одного посадили на пику красивенького забора, окружающего разваленное здание театра. Мэндер озверел в ответ. Обычные патрульные прогулки превратились в гонки на выживание. И причиной всему этому был неуловимый демон – Зиппер, и Чет, который его прикрывал со всех сторон, но делал вид, что все в норме. В конце концов я собрал мысли в кучу, прикинул так и сяк и сообразил, что Мэндер пробивается к Семнадцатой и Пятнадцатой линиям. Зачем? Я так и не понял. За этими линиями начинается свалка, а кому и зачем нужна свалка? Этот вопрос я и задал Чету, когда он явился в очередной раз разжиться кальками на халяву. Прошло не больше месяца, весна только-только начала разогревать Вселенную, а мы вместо того, чтобы радоваться солнышку, бесперебойно закапывали мертвых бесов и недосчитались уже двенадцати человек. И ранним серым утречком, вытаскивая из примерзшей за ночь лужи беленькое тельце малолетнего беса (эти мудаки зачем-то его раздели, и тощие ножки все были заляпаны черной грязью, яйца примерзли к жопе, а рука - к земле, и я с треском отдирал от нее мертвого беса), так вот, ранним серым утречком, закончив эту мерзкую работенку, я решил – пошло все на хуй. Я демон Генджера. Бесов моего завода крошит какой-то ублюдок, снимает с них штаны и кидает гнить в лужах, а я в это время сижу на шпалах и жду подачки от дьявола Мэндера, надеясь, что мне перепадет кусок его задницы. Охуеть картинка нарисовалась, правда? Я чуть зубы себе не раскрошил в припадке ненависти. По-хорошему, не идти бы мне в тот день на железнодорожные пути, но я не утерпел, пошел, и встретил Чета на прежнем месте, только на этот раз в карманах у меня не было калек, а в груди гудело от напряжения и злости. - Риплекс, - сказал Чет таким радостным тоном, будто год меня не видел. – Очнулся? - Это не дружеская встречка, дьявол, - сказал я. – Генджер заебался терпеть твоего ублюдка. Выводи его сегодня на Третью, я давно хотел с ним познакомиться, да что-то он кругами бродит, как под заказ – лишь бы со мной не встретиться. - Да без проблем, - отозвался Чет. – Все, наш мирок окончен? Он назвал эти встречи мирком. - Окончен, - подтвердил я. – Ищи кальки по помойкам, как и раньше. Захочешь поебаться – приходи, разложу, если желание будет. Не будет – придется тебе под своих же бесов ложиться. Чет шагнул ко мне, прижался и запустил руку под мои иглы, поднятые на затылке. Теплая ласковая рука, и глаза у него потеплели и стали почти ласковыми. Сила тока и напряжение выросли до гудения под ногами. Я внутри весь размяк, как подогретая на костре каша, а снаружи подобрался и руку его отбросил. - Риплекс, - с приятным раскатистым «р» проговорил Чет, - красивый ты… не думай, что все пройдет, как ты хочешь. Сам прибежишь, и я тебя на колени поставлю, вот увидишь… Он с такой заботой и нежностью всю эту дрянь выговорил, что аж скулы от бешенства свело. - Иди на хуй, дьявол, - сказал я и полез по вагонам прочь. От слабости и злости меня пошатывало, но я чуял, что вся херня осталась позади, я освободился, сдернул ошейник и готов снова гулять по своей Вселенной, звеня цепью и громким свистом оповещая свои патрули – демон идет, ребята. Все будет хорошо. Мне казалось, что все будет хорошо. Я даже не волновался. К вечеру выставил иглы заново, теперь уже мылом, а не слюной – так они крепче держались, обмотался цепью, плотно застегнул весеннюю узкую курточку и вышел в темноту, полную шорохов, эха и топота тяжелых ботинок. У подъезда меня поджидал патруль – Кривоглаз и братья-Яйца. Сид и Син. Кривоглаз простуженно шмыгал носом, Сид выглядел бледновато, а Син улыбался. - Это мы сейчас их Зиппера… того? – спросил он скороговоркой. – Блядь, заебал он, сил нет. Ходишь по линиям, как приговоренный… Я потопал по линии вверх. Встречку мы назначили на Третьей, до нее еще пилить и пилить. Кривоглаз побрел следом, братья резво зашагали, гремя подошвами. Син продолжал болтать: - Ну это пиздец, конечно, - делился он на ходу, - что за поебень-то? Патруль есть патруль, мы свое охраняем, они свое. Какого хера Мэндер принялся головы отламывать? Совсем борзые стали, суки… собраться бы и выжечь их всех на хер… Какая-то быстрая мысль мелькнула у меня в голове, но я ее не додумал. Кривоглаз тронул меня за рукав и прогудел: - Патруль на патруль? Или на толпу притащимся? - Демон на демона, - сказал я, - вы так… группа поддержки. Кривоглаз шмыгнул носом и отстал. Крейдер ничего про этот поход не знал. Его дело – считать, что мы случайно с Зиппером встретились. Я так много Крейдеру в последнее время врал, что эту ложь добавил уже без стеснений. Каплей больше, каплей меньше. - Риплекс, а кто вторым демоном Генджера-то будет? – спросил Син, забегая мне под правую руку. – Мэндер быстро новым обзавелся, а у нас все пусто, дела кое-как идут… - Я тебе, блядь, руку сломаю, - сказал я. – Дела у него кое-как. Держаться надо крепче, а не ныть, тогда дела нормально пойдут. Хули вы этого Зиппера все боитесь? Из кого мне демонов выбирать, из груды ваших обоссанных штанов? - Не, ну он страшный все-таки, - рассудил Син, - махается, говорят, так, как никто у нас не махается… - Придурок… - Не в Зиппере беда, - вдруг хрипловатым голосом сказал Сид, - он так, шавка. В Чете беда. Слишком он жесткий дьявол, даже для своих. Каин, говорят, после того перемаха подстилкой ему стал… - Кем? Чем? – Я аж затормозил. - Мнения своего не говорит, - пояснил Сид, - только поддакивает и кудахчет. Совсем гордость потерял. Так нельзя. Демоны на то и демоны, чтобы не давать дьяволу с катушек съезжать, а эти хором съехали… - Блядь, - фыркнул я, - подстилка… нашел же слово. - Я в словах не спец, - степенно согласился Сид, - какое на язык легло, то и сказал. - Бесы… - с тоской протянул я, - какие же вы у меня… вы уж лучше молчите, что ли. И все трое умолкли. Братья-Яйца подтянулись и стали совсем серьезными, Кривоглаз высморкался. Перед нами развернулась широкая и блестящая, как река, полоса Третьей линии, на которой было почти пусто – даже удивительно. Почти пусто, только в тени старого дома, стоящего на надтреснутом фундаменте, держались рядом две тени – всего лишь двое, и при нашем приближении они выступили на свет, и я впервые увидел Зиппера. Он меня одним своим видом в бешенство привел. К тому времени я уже нормально еблю с парнем распробовал и как-то незаметно для себя приучился парней так же оценивать, как и малышек. Даже если на тебя прет малышка с хлыстом и с явным намерением выбить тебе глаз, все равно остается минутка, чтобы оценить ее сиськи и представить, какова она в позе раком. То же самое у меня теперь было с бесами-демонами, и Зиппер моментально натолкнул меня на мысль: он мог быть причиной равнодушия Чета ко мне. Чет меня последний месяц сторонился, держался холодком и только последнее прикосновение напоминало те первые, в квартире Спартака и на башне крана. Если бы у меня под боком постоянно терся кто-то вроде этого Зиппера, я бы тоже, наверное, переключился бы с одного на другого. Он был высоким и сложенным так, как мало кто у нас был сложен – обычно мы либо не вырастали вовсе, либо со временем превращались в крепыш-квадратик, набивая мышцы на коротеньком теле. Крейдер был таким крепышом, Ежик… я удался в другую сторону – мелкий и тощий. Спартак сказал, что витаминов нам каких-то не хватает, поэтому высокие ребята у нас редкость, и чем дальше, тем меньше у нас будет высоких парней. Зато мы были сильными и выносливыми, вот что я вам скажу. Но разговор не об этом. Зиппер был высоким – выше меня на две головы, а Чета, наверное, на одну. Ноги у него были длинными, руки тоже, бедра узкими и прямыми. Он весь был таким правильным и четким, что его тянуло схватить и сжать в комок. Пощупать все это твердое, литое, сильное, вытянутое, ровное, идеальное, блядь, как изгиб радуги на сером-сером небе. В лицо бы ему заглянуть, но лицо он скрывал. Носил плотный лиловый капюшон с горизонтальной прорезью застежки-молнии. Через щель расстегнутой молнии видны были только темные глаза – цвет я не разобрал, но кальками парень явно не увлекался, и уложенные сосульками вниз длинные иглы – белые-белые, но с черной угольной каймой. Видно, красил иглы в черный, а потом вытравил цвет. Кончики никогда нормально не перекрашиваются. И кожа у него была белой. Я к нему потом близко-близко подошел и увидел, что низкие веки цвета плотно слепленного зимнего снежка – белющего и полупрозрачного. Капюшон этот его был пришит к мягкому свитеру с обрезанными по локти рукавами, тоже фиолетовому, короткая куртка вся сплошь расшита молниями – не разобрать, какая она там, а вместо джинсов – из мягкой ткани штаны с миллионом карманов, треугольных, прямоугольных, всяких… штаны в пятнах и разводах – отмачивал в тазике с хлоркой. И в старых-добрых «танках». Вот так бес… и где он такого взял? Бродил, наверное, этот Зиппер под левым погонялом типа Блэки, красил иглы в черный, одевался в хуйню, рваные кеды леской подшивал, но прошелся мимо дьявол, заценил парня и вытащил его из грязи… И есть теперь у Мэндера демон-убийца, которого знать никто не знает, и есть у Генджера демон, охуевающий от наглости бывшего жалкого беса, нацепившего нормальные шмотки и возомнившего о себе хуй знает что. Ладно. Неважно, кем он был. Это я зря загнул. Все мы – бывшие бесы, и никто не лучше другого. Просто кольнуло меня больненько в солнышко – Чет, как бы зубы ни сжимал, но ебле всегда рад и вполне себе результатами доволен… и не мог он не увидеть в этом парне неутомимого гладкого ебыря, как раз себе под характер и запросы… Если уж даже Каин у него в шавках ходит, то недавний бес стопроцентно готов на все, лишь бы перед своим дьяволом выслужиться. В общем, жопой я чуял, что этот парень – преграда между мной и Четом, и что стоит мне его убрать, как вернется старая добрая двадцать пятая, и я смогу снова уводить Чета за собой и просыпаться с ним, разговаривать с ним по-нормальному, без этого его фирменного «отъебись» в каждом слове, пусть он опять будет теплый и спокойный, и его можно обнять и прижать к себе, всем телом, раздетым телом без одежды, и знать, что ему приятно, и что чертов лед наконец-то снова треснул, и что не кальки причина наших встреч. - Это все? – спросил я, кивая на спутника Зиппера. Зиппер повернулся и посмотрел на своего беса. - Да, - сказал он, - мы же по-честному? Демон против демона? Твои тоже не полезут? - Не полезут, - сухо сказал я. В ворохе вопросов от новенького демона чуялась неуверенность. - Хорошо, - радостно сказал Зиппер, - бес со мной пришел для… отчетности. Бля буду, я этого Зиппера знал. Знал, но вспомнить его не мог. Братья-Яйца и Кривоглаз выстроились за мной стеночкой. Зиппер подошел ближе, наклонился надо мной и внимательно вгляделся темными глазами. - Только извини, - сказал он, - я неосторожный. Могу случайно убить. - Это я знаю. - Заранее извини, - повторил Зиппер и вынул руки из карманов. Мои бесы молчали. Должны были объявить перемах, но почему-то молчали. - Риплекс, - прошуршал наконец-то Кривоглаз, - а ты уверен… - Да иди ж ты на хуй, - не выдержал я, - что ты как благотворительное общество, блядь. Объявляй. - Перемах, - ломким стеклянным голосом сказал Син. - Перемах! – подвыл ему Сид, и только Кривоглаз закашлялся и ничего не объявил. Цепь я вытянул моментально, так быстро, как никогда не вытягивал. Предупрежден – вооружен. Я справился в долю секунды, молнией, и белой свистящей молнией эту цепь на башку Зиппера нацелил. Цепь ударилась, взвизгнула и тяжко взмыла вверх. Зиппер стоял рядом и смотрел на выщерблину в асфальте. Потом он повернулся ко мне и снова пытливо заглянул в лицо, выбесил меня до зеленых искр, и я принялся вокруг него плясать, как привык, танцевать, топтаться, окружать, затягивать в свое кружение, а он доверчиво и быстро поворачивался ко мне то боком, то передом, то плечо подставлял, но каждый раз, когда цепь достигала цели, этой целью оказывался ебаный асфальт. - Ты очень быстрый, - с уважением шепнул мне Зиппер на ухо и тут же утек от цепи куда-то в сторону. Пришлось припомнить, как я ловил Чета под колено, и повторить трюк, но Зиппер аккуратно, высоко подняв ногу, вышел из ловушки и остановился поодаль. Цепью махать – это вам не бабочек ловить. Она тяжелая и требует хорошего замаха. Дольше трех минут я с ней никогда не прыгал – всегда успевал садануть в черепушку или еще куда, чтобы надолго отбить желание сцепляться с демоном Генджера. В этот раз я махал ей куда дольше, и в итоге от моей куртки пар валил, спина чесалась от едкого пота, руки уже нихуя не держали. Я не пропустил ни одного удара, потому что ударов не было – Зиппер не стремился меня ударить, он просто растекался кругом и уползал, ускользал, утекал от цепи, и тоже запыхался, но не так сильно, как я. Он дерется так, как никто у нас не дерется, сказал Син, и мне эти слова раз пять в голову пришли, пока я пытался Зиппера достать. Тогда как он дерется, блядь? Как кто? Все мы росли на одних линиях, все мы одной школой учены, кто-то выбирает цепь, кто-то кнут, кто-то дубинку или кастет, но никто не учится заниматься такой хуйней, какой занимается Зиппер – он не делает ровно ничего. Время я вычислить не мог. Наверное, прошло минут двадцать, а для меня – потная болезненная вечность. Руки окончательно сдали. Они дрожали и опускались, в плечах ворочалась боль. Поднять цепь, замахнуться, ударить – больше я не мог этого сделать. Я сам себя прикончил – я еще могу пинаться и бить башкой, но есть ли смысл? Парень успевал за быстрыми ударами цепи, а уж от пинка может отойти в сторонку даже взяв перерыв на перекур. Попал ты, Риплекс. Слился ты, сдался и размяк. Новые демоны наступают на пятки, и хуй ты от этого позора теперь отмоешься… - Теперь я, - сказал Зиппер, глядя на меня внимательно. – Можно? Мои бесы зашевелились. - Стоять, - сказал я, - перемах есть перемах. Все по-честному. Дышал я так, будто с выдохом у меня по глотке проволочный ершик волочился. И все-таки Кривоглаз меня сдал. Он сунул пальцы в рот и выдал длиннющий свист-позывной Генджера. Вызвал подмогу. Зиппер с удивлением посмотрел на меня, а я развернулся и пнул Кривоглаза под колено. - Отменяй! Отменяй позывной, блядь! Демон сказал! Я бы сам свистнул, но руки поднять не мог. - От-ме-няй. Кривоглаз потер колено, выпрямился и выдал три короткие трели – отбой тревоги. - Ну давай, - сказал я Зипперу, - чего там у тебя… за что извинялся? Бей.