Однострочники и не только

До Вольной Марки бунты эльфинажей доходят не скоро, но обрушиваются тяжелой волной прилива. Эльфы не ведают жалости, равно как люди сотни лет не знали жалости к ним. Сначала городская стража еще сдерживает бунтовщиков - забивает до смерти плетьми, вешает, травит собаками. Эльфинаж только бесится сильнее, подобно одержимому, подобно зараженному скверной зверю, рвется за стены убогого закоулка на окраине города, выплескивается сначала на рынок, в квартал мастерских, и дальше, дальше. Прилив накрыл собою даже богатые районы. Аристократы прячутся в поместьях, выгнав всех слуг до последнего, но самые преданные и забитые эльфийки-служанки втыкают ржавые вилки в горло своих хозяев, режут кухонными ножами, поджигают каменные хоромы, и горят они, облитые светильным маслом, весело и ярко, почти так же, как горели лачуги в эльфинажах, начиная с Халамширала. Эльфам нечего терять. Эльфы пьяны от крови - и, наверное, счастливы. До Себастьяна каждый день доходят скверные вести. Лорда такого-то нашли мертвым в собственной постели. Постельная девка-служанка отгрызла ему член и запихнула в рот. Другой леди шпильками для волос вынули глаза и воткнули кровоточащие "украшения" в прическу. Подметальщик утопил в канаве детей-близнецов, наследников судьи, их трупы нашли по утру, затканные тиной, со ртами, полными нечистот и ряски. Старкхевен завален эльфийскими трупами - стражники срезают острые уши и прибивают к деревьям и стенам домов, чтобы запугать бунтовщиков, но это лишь подхлестывает их. Проклятые остроухие, думает Себастьян. Прежде он не ненавидел эльфов. На самом деле, у него даже был эльф-приятель. Но теперь все изменилось, он готов лично перерезать глотку каждой из этих богомерзких тварей. Нужно найти лидера, напоминает себе Себастьян. Это правильно и логично. У каждого бунта есть кто-то главный, кто-то, кто греет руки на пожарище; эльфы научились появляться из ниоткуда и исчезать в никуда, должно быть, это какая-то мерзкая магия, вроде той, что Себастьян видел в Киркволле. Нужно найти. Однажды Себастьян уже справился с источником мерзкой магии. В этот раз он, забыв о своих регалиях принца, идет по следам. Следы пахнут кровью. Себастьян жалеет, что рядом с ним нет его киркволльских друзей... а потом вспоминает, что среди них было целых два эльфа. Пожалуй, не стоит. След приводит его к зеркалу. И к магу - конечно же, всегда за каждым злом стоит маг, это Себастьян тоже помнит еще по Киркволлу. Зеркало спрятано в коллекторах под Старкхевена, Себастьян успевает отметить, как внутрь шмыгают несколько оборванных эльфов - прямо внутрь. Его передергивает. Затем он замечает фигуру - это очередной эльф, у него светятся глаза, он одет в странные золотые доспехи и голова гладко выбрита. Конечно же, это малефикар. Все эльфы-маги - малефикары. Еще один киркволльский урок. Вот только Себастьян подготовился, с ним двое храмовников. - Во имя Андрасте, ты умрешь! - храмовники бьют "святой карой", а Себастьян натягивает лук. Эльф хватает стрелу так, словно Себастьян подкинул ему яблоко - мол, на, угощайся. - Андрасте, - усмехается он, его лицо меняется, глаза желтеют, а голый череп словно бы разрывает пара рогов. Голос вибрирует - и это то ли рык дракона, то ли... да, женский голос. Эльф - то ли мужчина, то ли женщина, то ли дракон подходит ближе. Храмовники кидаются на него и с грохотом падают в грязь, от доспехов поднимается черный дым с густой вонью жареной плоти. Когтистая лапа сжимает горло Себастьяна. - Андрасте была одной из моих дочерей.