Однострочники и не только

- ...это неправильно, давать магам свободу. Так нас будут бояться еще сильнее. В золоченой клепсидре на столе последняя песчинка упала давным-давно, Тревеллиан остается только прикидывать - прошел час? Два? Вечность и еще нажий хвостик, по заветам Алексиуса и его гребаного амулета? Алексиус, по крайней мере, был разнообразнее. Вивьен повторяет одно и то же на разные лады, доказывает Инквизитору, что она неправа, что маги должны быть под присмотром, должны покоряться Церкви, должны, должны, должны... Каллен идет мимо, очень торопится. Тревеллиан замечает его боковым зрением, и подзывает жестом, словно пса. Ферелденского мабари. - Да, Инквизитор? - У нас достаточно лириума? - спрашивает Тревеллиан. Каллен темнеет лицом. То есть, дополнением к кругам под глазами. Лириума не хватает, они это все знают; и Тревеллиан мысленно кидает монетку с профилем Селины на одной стороне и церковным глазом на другой: искусится ли Каллен пением красного лириума, ведь его так много, он везде, бескраен, как Недремлющее Море. - Пара унций, - говорит Каллен. Тревеллиан разворачивается к Вивьен всем телом. Та хмурится. Наверное, она собирается продолжить свою отповедь. Кожа у нее блестит, особенно губы. Тревеллиан думает о свежем мясе - освежеванных тушах, голых сахарных костях. Псы едят мясо. Псы грызут кости. - Усмири ее, - говорит Тревеллиан Каллену. - Что? - вопрос-междометие похож на хлопок, какой издает проткнутый рыбий пузырь. В оствикском Круге рыбу готовили Усмиренные. Тревеллиан ухмыляется: - Ты говорила о том, как должно обращаться с магами. Любой может быть посажен в темницу. Любой может быть Усмирен. Вивьен пытается сказать что-то еще, глаза у нее такие темные, что Тревеллиан может разглядеть свое отражение. Оскал. Белые зубы. - Я буду милосердна к тебе, Вивьен. Тебя просто Усмирят, никаких темниц и цепей. Что, ты говоришь о справедливых судах и покорности? Любой маг - всегда виновен, потому что жрицы и храмовники слуги Церкви, а маги - опасные твари. Ты это сама говорила, нас боятся. Безопаснее всего - Усмирить, правда? Тревеллиан начинает кричать. Пахнет лириумом, должно быть от Каллена. - Когда мне было двенадцать, ко мне пришел храмовник. Он тискал меня за сиськи, и пригрозил, что если я проболтаюсь, то заявит рыцарю-командору, будто заподозрил в одержимости. Потом он засовывал мне пальцы между ног и говорил: твой первый чародей ничего не решает, он может только писать жалобы и сыпать угрозы, бесплодные, как зараженные скверной земли; все они могли творить что вздумается, и им за это ничего не было. Жрицы всегда на стороне храмовников. Храмовники - на стороне жриц. Аристократы - на стороне Церкви. Но хорошо, будь по-твоему: ты хочешь справедливого суда, как для обычного, рядового мага? Ты его получишь. Как звали того маркиза, которому ты подморозила яйца на приеме? Я думаю, он сумеет придумать тебе наказание. Ты всю жизнь пряталась за спиной твоего покровителя, и не знаешь, что в Круге усмиряют и за меньшее. Каллен. Провести ритуал завтра утром. - Инквизитор... - Или нет, - Тревеллиан щелкает пальцами. - У меня есть еще одно предложение, Вивьен. Я дам тебе ночь форы. Беги. А поутру мы объявим тебя отступницей и будем охотиться. Я думаю, я любила бы охоту, родись я не магом. Я никогда не пробовала, но мне должно понравиться. Собаки. Много собак и одна маленькая чернобурая лисичка. У тебя всегда последний довод - пинта собственной крови и приятели из-за Завесы. Почувствуй себя настоящим магом, а не любовницей герцога, Вивьен. Тревеллиан клацает зубами. Выдерживает долгую и тягучую паузу и улыбается. - Каллен, можешь быть свободен. Я пошутила.