Уроки в Асгарде

Прежде всего - мои извинения за столь долгую паузу. И отдельно перед автором - за кое-какие отклонения от заявки. I'm sorry) - Ты ведь понимаешь, что сам это выбрал? - Уверяю тебя, этого я не выбирал. А что касается твоего подарка, то это просто издевательство. Фригг с усталым вздохом опустила скрещенные до этого на груди руки. Если бы Локи видел, сколько усталости в этом жесте, то наверняка сменил бы тон. Но он сидел спиной к гостье за небольшим письменным столом, изучая обложку книги для записей, принесенной приемной матерью. Листы пергамента цвета слоновой кости были перплетены кожей с вытисненным на ней рисунком: ветки плюща обвивали две витиеватые асгардские руны, гласившие: Локи Одинсон. - Тебе нужно чем-то занять себя, - мягко сказала Все-мать. - Ты ведь умираешь от скуки. Принц невесело рассмеялся. - Что верно, то верно. И что теперь, предлагаешь мне написать мемуары? А что, думаю, получилось бы недурно. К примеру, "Что делать, если вся твоя жизнь - вранье"... - Локи. - Или "Десять типичных ошибок завоевателя мира"... - Локи! - О, или вот: "Как сойти с ума от скуки за 1035 дней", - заключенный встал из-за стола и развернулся к матери. - Нет, прошу прощения. Тысячу тридцать шесть... Он осекся, посмотрев в глаза Все-матери. В удивительно теплые синие глаза, полные подрагивающих слез. - Мне пора идти, - наконец тихо сказала она, опуская взгляд. Локи шагнул вперед, пытаясь удержать ее, уже сделал вдох для самых важных слов на прощание - но опоздал. Его пальцы прошли сквозь тающую иллюзию. Лицо посетительницы растворилось в воздухе последним, оставив младшего сына стоять посреди одиночной камеры с рукой, протянутой в пустоту. - Мама... - не успев сдержаться, проговорил он, но Фригг уже не могла его услышать. Возможно, лишь поэтому он и смог добавить: - Прости меня. Ответа не было. Его и не могло быть. Глухо зарычав, Локи рухнул на колени, не в силах больше выдержать внезапно ставшего ужасно ощутимым чувства вины. Не перед Асгардом или Мидгардом, не перед фальшивым отцом и поддельным братом, а перед этой удивительной женщиной, которую он только что - уже не впервые - довел до слез. "Прости меня". Два таких несложных слова - и у него еще ни разу не получилось произнести их вовремя. Совершая дежурный обход коридоров темницы, один из стражей вдруг замер, заметив что-то странное в "особой камере", как ее называли между собой охранники. Что-то очень, очень странное... Впрочем, стоило моргнуть, как наваждение прошло. Недоуменно нахмурившись, стражник смотрел на царственного заключенного, вальяжно развалившегося на своей кушетке. Ничего особенного, он мог лежать так целыми днями. И с чего это ему почудилось, что принц стоит на коленях посреди комнаты, вцепившись в смоляные волосы и скрючившись, как от сильной боли? Не иначе как усталость сказывается. Да и свежего воздуха здесь, в подземелье, не хватает... С глубоким вздохом Локи опустил руки и встал. Подошел к столу, положил ладонь на темно-коричневую кожу и прижал, тихо шепча заклинание. Когда он отнял руку, вместо его имени на обложке зияла обугленная дыра. И она была похожа на правду куда больше, чем то, что было до нее. Скука была невыносимой. Если задуматься, то помимо нее он чувствовал лишь глухую, тлеющую ярость, вспыхивавшую с новой силой, стоило лишь вспомнить лицо Одина и последние слова, сказанные им приемному сыну. Ну, и еще вину перед Фригг - скользкое ноющее чувство, которое не давало ему заснуть по ночам. Не самый богатый спектр эмоций. Локи привык считать себя скорее мыслителем, чем воином. Он и трон-то асгардский получил (ну ладно, почти получил) скорее благодаря своему умению выстраивать логические цепочки, чем колдовству. Если уж по-честному, то даром шевелить извилинами принц гордился как главным достоинством. Ничего удивительного, что его интеллекту было попросту тесно в коробке из силового поля, где единственной пищей для ума были книги из библиотеки - да, заботливо отобранные самой Все-матерью и, конечно же, представляющие для него интерес, но все же всего лишь книги. Книга - хороший помощник, когда нужно чем-то занять мысли, но когда эти мысли нужно высказать... С Фригг он не мог быть полностью откровенен. Она понимала его так, как (это приходилось признать) он сам себя понять бы не смог, но при этом Локи чувствовал, что идиотское чувство вины то сдерживает его порывы искренности, то заставляет делать приемной матери больно. Ни одна из этих крайностей как-то не располагала к простой и непринужденной беседе на равных. Не поймите неправильно, бог лжи всегда ценил одиночество. К категории худших воспоминаний его юности относились те, в которых Тор со своей развеселой бандой заваливался в его покои, чуть ли не за шкирки отрывал братца от старинных манускриптов и тащил с собой в очередные неприятности. Лучшими же определенно были моменты уединения в библиотеке или в его комнате, с книгой и свитками для записей, когда он изучал заклинания, перенятые от Фригг, и создавал новые. Тогда одиночество было синонимом отдыха и свободы. Тогда оно было желанно. Тогда он и предположить не мог, что может быть по-другому. Но все меняется. Локи на свой счет не обманывался: в друзьях он никогда особо не нуждался. Но когда тебе безнадежно скучно, хороший собеседник подобен глотку свежего воздуха. Да, кстати, воздуха здесь тоже не хватает. В глубине души, так глубоко, что, пожалуй, лишь Фригг могла бы это увидеть, Локи признавал, что одинок. И еще - что ему страшно при мысли провести в этом одиночестве всю оставшуюся жизнь. А это очень, очень много лет. Он мог обманывать стражу и самого себя, делая вид, что плевать хотел на все живое с высоты своего непомерного эго, но порой все же терял контроль. Иногда, сидя за столом и от нечего делать выводя узоры на тонком пергаменте, он не замечал, как его рука сама собой выводит завитушки в форме фасада королевского дворца, арки, ведущей во внутренний сад, контуров Бифроста - всего, что было так близко, но что он уже не мог рассчитывать когда-либо увидеть вновь. А иногда, после долгого метания по камере, принц садился и вдумчиво выводил каллиграфическим почерком слова, которые не хватало сил произнести вслух. Дописывал, вырывал страницу, не перечитывая, и сжигал тут же, держа лист с ненавистными признаниями в длинных тонких пальцах. Собеседников, кроме матери, не было. Оставались только книги: безмолвные и безотказные. И, когда скука становилась просто-таки невыносимой, Локи читал. Будучи все же неизмеримо мудрее своего мужа, Фригг присылала опальному сыну не что-нибудь, а лучшие образцы литературы одного из Миров - того самого, который тот чуть было не уничтожил. Принц еще не решил, нравились ли они ему, но был поражен их разнообразием: по сравнению с книжными традициями Асгарда, которые в основном ограничивались сказаниями о древних и чуть менее древних подвигах да учебными манускриптами, это было нечто невообразимое. От глупых детских сказок до произведений, вполне способных претендовать на звание вечных. Были совсем странные, были смешные - смешных было больше, чем задумывалось их авторами. Были грустные. Были и такие, которые Локи откладывал, потому что чутье подсказывало ему: если продолжит читать, будет больно. Сдержанные, горькие книги Ремарка о войне он читал с усмешкой - судьбы жертв мидгардских распрей его мало трогали, но сам автор, его ум и проницательность радовали. Французских классиков он сжигал одного за другим, еле сдерживая тошноту - всех, кроме "Графа Монте-Кристо". В этой истории мести он нашел сюжетную линию, вызвавшую у него нечто вроде сочувствия, хотя автор (проклятый ленивый мидгардец!) не потрудился раскрыть ее как следует. Немецкие философы его забавляли, а вот "Государя" Макиавелли он прочел с интересом. Она почти производила впечатление. В общем, книг было много, но времени впереди - больше. И Локи не был уверен, что знает, как быть, когда книги закончатся. Книги никогда не закончатся, Алиса могла в этом поклясться. В пыльном, плохо освещаемом помещении их было не счесть. Вообще-то посетителям доступ в книгохранилище был закрыт, но за несколько вечеров регулярного вынужденного общения со старушкой-библиотекарем та прониклась к девушке таким расположением, что разрешила самостоятельно посещать эту святая святых. Алиса не была склонна списывать такую привилегию на свое обаяние - скорее всего, ровеснице мировой революции просто давно не доводилось общаться с кем-то помимо призраков писателей прошлого, так что общество единственной завсегдатайки заметно разбавляло ее будни. Казалось бы, что там ловить, в этом книгохранилище? Это была первая мысль, пришедшая ей в голову, когда Вилена Петровна (бедные, бедные советские дети...) предложила "душеньке" самой искать книги - вдруг найдет что-то интересное. В этом "душенька" сомневалась, но в книгохранилище все же заглянула как-то вечером перед уходом. И чуть там не заночевала. Ее пленила сама атмосфера этого места - неторопливо шагая между стеллажами, уставленными старыми, кое-где почти антикварными томами, вдыхая их запах, прикасаясь к шершавым переплетам, Алиса чувствовала себя как-то... как-то не так, как обычно. Неожиданно для себя она поняла, что ей нравятся библиотеки. Их школьная была ничего, но там было слишком много мебели и мало книг. Так что это было первое по-настоящему книжное место в ее жизни. Хотя книги по большей части здесь были допотопные, стеллаж с англоязычной литературой все же имелся. Девушка рассудила, что классика подходит для изучения нудных правил лучше, чем тексты западных рок-групп, так что вот уже неделю упорно штудировала оригиналы Сэлинджера и любимого Лавкрафта, выискивая там примеры последовательности времен или пассивных глаголов. И все равно она чувствовала, что никак не укладывается в сроки. Ее шансы подтянуть грамматику на уровень, необходимый для нормального аттестата и успешных тестов, росли с убийственно медленной скоростью. Настолько медленно, что со стороны могло показаться, будто... - Я понапрасну трачу время, - чуть ли не в слезах признала Лиса, опускаясь на скамью рядом с Максом. Внутренний двор школы был их любимым местом встречи перед уроками. - Так забей на это, - пожал плечами парень, беззаботно откинувшись на изогнутую спинку и подставив лицо недоверчивому весеннему солнцу. В следующую секунду он подскочил на месте от чувствительного тычка под ребра. Чудом не свалившись на землю, Макс возмущенно вскрикнул, посмотрев на подругу: - Ты чего?! - Легко тебе говорить "забей", - прошипела она. - У тебя с этим все в порядке. Не можешь сказать ничего умного, так молчи. Макс устало вздохнул, взъерошил и без того непослушные светлые вихры, думая, как утихомирить одноклассницу. Этот его фирменный жест почему-то лишь усилил ее раздражение, но дополнительных поводов для истерики не было, так что она лишь досадливо фыркнула. Несколько минут прошли в неловком молчании. - Ладно, пошли, - наконец выдавила девушка, вставая. Макс молча пожал плечами и последовал за ней. В течение последней недели между ними творилась какая-то хрень. Алиса видела проблему даже не в том, что сразу после уроков скрепя сердце шла в библиотеку и сидела там до вечера, оставляя друга одного, а в том, что этого самого друга, кажется, все абсолютно устраивало. Макс и виду не подал, что скучает по их совместным прогулкам и бесконечным разговорам. Отсюда вполне можно было сделать вывод: он прекрасно обходится без нее. У него остались друзья в старой школе, с которыми он и сейчас активно общался, так что подобное вполне можно было предположить. Больше всего на свете Алисе хотелось рассориться с ним в пух и прах, причем желательно - по его вине, чтобы хоть как-то компенсировать это омерзительное ощущение собственной ненужности. В глубине души она понимала, что мыслит на уровне детского сада, но какое это имеет значение, когда вдруг понимаешь, что значишь для кого-то отнюдь не так много, как он значит для тебя? Ведь, если разобраться, Макс был ее единственным близким человеком. Хреновенькое открытие, ну а что делать... Уроки прошли как один - однообразно, скучно и бессмысленно. Макс хранил осторожное молчание, явно остерегаясь злить свою неуравновешенную соседку по парте. Если честно, то под конец дня Алиса уже готова была принести извинения за свою грубость, но инициативы от друга она не дождалась, а сама заговаривать стеснялась. Так что разошлись они, обменявшись коротким "Пока". , Pain, without love, Pain, I can't get enough, Pain, I like it rough, 'Cause I'd rather feel pain than nothing at all Алиса осознавала, что депрессняк от Three Days Grace - не лучший музыкальный фон для поднятия настроения, но, с другой стороны, ей и не хотелось, чтобы что-то ее радовало. Вот она, вся прелесть подросткового возраста - ты доходишь до такой степени маразма, что готов получать удовольствие от собственной несчастности. Поздоровавшись с Виленой Петровной, она прошла в самый дальний угол читального зала, села за стол и достала учебники. И целых двадцать минут героически пыталась читать грамматику, прежде чем сдаться. - Вилен Петровна, я книжки посмотрю, ладно? - Да-да, душенька, иди, - кивнула старушка, не отрываясь от какого-то внушительного тома. Небось "Войну и мир" в десятый раз перечитывает. В книгохранилище Алиса шла уже инстинктивно. Здесь было спокойно, все книги стояли по алфавиту, словом - тишина и порядок. Полная противоположность тому, что сейчас творилось внутри нее. Нет, она, конечно, понимала, что большая часть ее проблем выдуманы, а те, которые все-таки имеют что-то общее с реальностью, она методично создает сама, да еще и на идеально ровном месте. Но легче все равно не становилось. С одной стороны, она изо всех сил боролась за свою независимость, с другой - отчаянно нуждалась в ком-то, кто был бы рядом несмотря ни на ее скотский характер, ни на вечные истерики и глубоко закопанные, но все равно существующие комплексы. Кто-то, кто не позволял бы оставаться наедине с демонами, которых она себе выдумывала. Потому что сама она с собой не справлялась. "Дура ты, Зарицкая", - в очередной раз резюмировала она, меряя шагами проход между стеллажами и машинально касаясь корешков книг - гладких на ощупь или грубоватых, глянцевых или (по большей части) потускневших от времени. За каждым из них - чья-то история. Хотелось верить, что все они интересные. Интереснее, чем ее собственная никчемная жизнь. Взгляд Алисы скользил по ничего ей не говорившим заглавиям, а в мыслях невольно снова и снова прокручивался список всех ее провалов: испортила отношения с родителями, вот-вот отвадит единственного друга, не может подтянуть элементарный предмет, и то ли еще будет... Хм, а это что такое? Она остановилась, чтобы рассмотреть то, что случайно привлекло ее внимание. Это была книга - ну а что же еще это могло быть... Обычная книга, не очень толстая, крупного формата, в твердом темно-зеленом переплете. Ничем не примечательная. Кроме знака, изображенного на корешке. Подойдя ближе, Алиса провела пальцами по тисненому рисунку: три переплетенных между собой черных треугольника. На первый взгляд - ничего особенного, нудотина уровня обложки учебника по геометрии, но что-то... что-то в нем цепляло. Она словно замерла, вцепившись взглядом в причудливый знак. В реальной жизни фигуры бы не смогли так сойтись, а тут... Безупречное соединение. Идеальный баланс. Да, немного баланса ей бы сейчас не помешало... Замысловатая фигура словно загипнотизировала ее. В ней чувствовалось нечто неземное, нечто выходящее за рамки обыденного. Нечто такое, что хотелось забрать с собой. Часы свои Алиса купила на деньги, которые предки подарили ей на четырнадцатый День Рождения - более чем предсказуемый подарок, кстати. Это был массивный медальон на цепочке, украшенный злобно насупившимся черепом. Он открывался нажатием на кнопочку, а внутри прятался циферблат. Когда она увидела эти стремные часики в магазине девчачих штучек в центре города (и как они там оказались, среди всех этих бантиков и цветочков?), то первой ее мыслью было - "мне это срочно нужно". Зачем - она даже не пыталась понять. Просто положилась на чутье и не прогадала: именно из-за них Макс, впервые зайдя в аудиторию, сел за ее парту. Сам он сказал когда-то по этому поводу: "Разве я мог пройти мимо девчонки со взглядом убийцы и медальоном, как у капитана Барбоссы?". Ерунда, конечно, но факт был упрям: тогда Алиса поступила так, как не могла не поступить. И сейчас тоже. Достав телефон, она быстро сфотографировала символ. Камера на отнюдь не новой Нокии была так себе, но благодаря вспышке треугольники были видны хорошо, а это главное. Кажется, пора воплотить в жизнь свою старую сумасбродную идею. Татуировку она себе хотела давно. Так давно, что даже не помнила, когда эта мысль впервые пришла ей в голову. Но еще в младших классах, вскоре после того, как ее мир пошел трещинами и развалился на осколки, она взяла старую коробку из-под обуви, наклеила на нее смазанный ПВА тетрадный лист с корявыми детскими буквами, гласившими: "ТАТУ" и с каждого Дня Рождения или любой другой даты, в честь которой в ее маленькие ручонки попадали более-менее существенные суммы, откладывала по чуть-чуть в эту самую коробку. Ее сокровищница хранилась под кроватью рядом со стеной, в самом-самом углу, и терпеливо ждала своего часа. Кажется, час пробил. По субботам Алиса частенько оставалась дома одна - родители, заправские интеллектуалы, брали с собой Катю и отправлялись то в кукольный театр, то в музей, то еще куда-нибудь, где ребенок сможет получить очередную порцию иллюзий насчет окружающего мира. Судя по звукам сборов, под которые проснулась девушка, сегодняшний день исключением не был. Она лежала лицом к стене, прислушиваясь к голосам родителей и сестры, и ждала, пока в квартире станет тихо. Но вместо хлопка входной двери услышала, как кто-то стучится в ее собственную. - Лис, Лиса... Черт, только не это... Дверь у нее за спиной открылась. Алиса съежилась под одеялом, пытаясь сойти за спящую, но незваную гостью это не остановило. - Ли-ис, ты спишь? - негромко спросила Катя. Девушка сердито вздохнула. - Кто разрешал входить? Несколько секунд за ее спиной виновато молчали, а потом девочка спросила: - Ты с нами в зоопарк поедешь? - Не поеду я никуда, дверь закрой. Еще пара мгновений тишины - и ее распоряжению молча подчинились. Алиса осталась одна в пустой комнате. Дура. Бессердечная злобная эгоистка. Ребенок-то в чем виноват... Когда в квартире наконец стихло, она встала, неторопливо прошла в ванную, оттуда - на кухню. Заварила крепкий чай, разбавила молоком. Есть не хотелось совершенно. Алиса с неудовольствием отметила, что здорово нервничает. Все-таки первая татуировка... Даже для нее, давно плюнувшей на все авторитеты, это было событием. Она бы точно чувствовала себя комфортнее, если бы хоть кому-то рассказала о том, что собирается сделать. Не родителям, конечно... Максу. Ну да ладно, Макс узнает в свое время. Решительно поставив пустую чашку в раковину, девушка направилась в свою комнату одеваться. Тату-салон работал с двенадцати и только открылся, когда она вошла. Лисе стало немного спокойнее: несмотря на всю свою показную брутальность, она точно чувствовала бы себя неловко перед толпой разрисованных байкеров и модных чикуль, решивших набить очередную бабочку в очередном интересном месте. Навстречу вышел (к ее огромному облегчению, кстати) не суровый лысый мужик в пирсинге и тату, а молодой парень вряд ли намного старше ее. Тоже в пирсинге и тату, да еще и с цветом волос весьма специфическим, но с ним все равно было как-то легче иметь дело. - Добрый день, могу чем-то помочь? Алиса набрала полную грудь воздуха. Ладно, отступать уже поздно. - Вы можете сделать тату по фотографии? Да, он мог. Было далеко не так больно, как она боялась, но и удовольствия процесс не доставлял. Алиса сидела в кресле, наклонив голову, чтобы мастеру было удобно наносить рисунок. Поза уже успела ей надоесть, да и беспрерывное покалывание, чего таить, радости не доставляло. Неприятнее всего было, когда очередь дошла до нижнего треугольника - он задевал кожу на верхнем позвонке. Девушка до боли закусила губу, чтобы не выдать себя недостойным нытьем. Когда работа была закончена, Ярослав (хоть убей, но это старинное княжеское имя синевласому панку никак не шло) наложил компресс, прочитал лекцию о том, что можно, что нужно и чего нельзя делать в ближайшие пару недель (пунктов из двух последних категорий было ощутимо больше, чем оных из первой), взял деньги, вручил визитку и пожелал всего доброго. Выйдя на улицу, Алиса заметила, что провела в салоне около двух часов. Домашние, скорее всего, еще не вернулись, та что у нее было время вернуться домой и как-то замаскировать обернутую компрессом шею, которая наверняка вызовет кучу вопросов. Рано или поздно древний символ, вытатуированный у нее сзади на шее, все же попадется родителям на глаза, но этого девушка не боялась: они так устали от ее истерик, что предпочитали особо не докучать, да и потом, Зарицкие вам не маргиналы какие-нибудь, чтобы на детей голос или, упаси Бог, руку поднимать. Поохают, поахают и оставят в покое. Следующие четыре дня прошли более-менее спокойно. Ночью субботы она сняла компресс, а пленку, которой накрыла тату, спрятала под горловиной свитера. Так и ходила - и дома, и в школе, и в библиотеке, пока, согласно инструкции Ярослава, не пришла пора снять и пленку, дабы явить новообретенную красотищу миру. Мир отреагировал довольно предсказуемо: родители в шоке, учителя в истерике, одноклассники так и не определились. Макс, увидев подругу в блузке, открывающей "обновленную" шею, да еще и с собранными в узел волосами, сначала выпал в осадок, а потом, забыв о размолвке, выдал: - Зарицкая, ты двинутая. Выходи за меня. Они посмеялись, и идиотская натянутость, возникшая было между ними, окончательно осталась в прошлом. В общем, Алиса была собой довольна и искренне верила, что татуировка стала символом перемен к лучшему До поры до времени. - Лис... Она уже лежала в кровати, готовая ко сну, но решила еще раз почитать про разновидности сослагательных наклонений в английском. Подняв голову от книги, девушка увидела сводную сестру, замершую в дверном проеме. Катя была ее полной противоположностью: неудивительно, ведь по крови они никем друг другу не приходились. Светловолосая, голубоглазая, с очаровательными ямочками на щеках, она влюбляла в себя всех вокруг - кроме своей засранки-сестры, конечно, но это уж была не ее вина. Впрочем, нельзя было сказать, что Алиса ее ненавидела. Если честно, она и сама не знала, как относится к этому не по-человечески доброму, беззлобному ребенку. Не далее как сегодня утром накричала на нее за взятый без спроса маркер, а сейчас от одного взгляда на девочку в смешной желтой пижамке как-то непривычно щекочет в груди. Девушка подавила вздох. - Что ты хотела? Катя шмыгнула носом. - А то это у тебя за треугольнички на шейке? - Ну... это украшение такое. - Это тебя чертик пометил? - Что?! Такой версии о происхождении "треугольничков" Алиса еще не слышала. Младшая заметно оробела, но продолжила: - Ну... к нам сегодня Оксана Василльна заходила, она на меня посмотрела так... и сказала, что вот эти штучки черные, это у тебя от чертика метка. - Ох... - только и сумела выдохнуть девушка, устало прикрывая глаза ладонью. Фэйспалм, что тут скажешь... Океана Васильевна была завучем по воспитательной работе и по совместительству прихожанкой какой-то христианской секты. Алисе оставалось только удивляться, как ее еще не облили святой водой... пардон, бензином, и не подожгли прямо во дворе школы. Катя, кажется, воспринимала столь критичную оценку старшей сестры вполне серьезно. На огромных светлых глазенках выступили слезы. - Лиса, а что с тобой теперь будет?? Старшей Зарицкой пришлось приложить все усилия, чтобы не засмеяться. - Ничего со мной не будет, - твердо сказала она, снова поднимая, глаза на сестру. - А Оксане Васильевне я скажу, куда ей со своими диагнозами идти. Не бери в голову, мелкая, иди спать. - Правда? И ты чертику служить не пойдешь? На этот раз сдержать вздох все-таки не получилось. - Нет. Никаких сделок с нечистой силой. Делать мне больше нечего... Топай давай, уже поздно. Катя слабо улыбнулась и, прежде чем закрыть за собой дверь, тихо проговорила: - Спокойной ночи. - Спокойной ночи, мелочь. Оставшись одна, девушка потрясенно покачала головой. Это ж надо додуматься: сказать впечатлительной третьеклашке, что ее сестра заключила сделку с дьяволом... Не школа, а приют юродивых какой-то. Отложив книгу (пожалуй, на сегодня хватит), она погасила ночник и легла, свернувшись калачиком. Заснуть ей удалось на удивление быстро. Локи проснулся от какого-то странного ощущения, что он в камере не один. Некоторое время он лежал, глядя в белеющий сквозь тьму потолок, и прислушивался к инстинктам. Никакой опасности вроде не чувствовалось. Неужели Фригг решила посетить непутевого сына в столь неподходящее время? Осторожно спустив ноги на пол, он встал с кушетки и, взмахнув ладонью, заставил ее загорется ровным голубоватым светом, достаточным, чтобы осветить помещение, не привлекая внимания стражников, дежуривших в конце коридора. И то, что он увидел, заставило его подумать про себя: "О, ну все, прощай, разум". Потому что было проще поверить в собственное сумасшествие, чем в то, что на полу чуть ли не под его ногами мирно валяется человеческое существо - судя по длине волос и очертаниям фигуры, женского пола. Мидгардийка (Мидгардом от нее пахло за милю, ошибиться невозможно) лежала на боку спиной к принцу, подложив одну руку под голову, разметав по полу камеры огненно-рыжие волосы. И спала как ни в чем не бывало. Судя по одежде - нелепые штаны и рубаха из мягкой на вид темно-синей ткани, - засыпала она в своем мире и вряд ли планировала просыпаться в каком-либо другом. Локи несколько секунд ошарашенно таращился на нее, изо все сил пытаясь понять, какого йотуна все это значит. Обернулся к прозрачной стене, что выходила в сторону сторожевого поста. Оттуда не доносилось ни звука - видимо, дежурные либо отдыхают, либо и вовсе задремали. Если бы вот это несли мимо них, они бы точно заметили. Другого пути к темницам нет. Как же она здесь очутилась? Перенеслась прямиком из Мидгарда? Но каким образом? Наверное, логичнее всего было бы разбудить пришелицу и спросить об этом у нее, но младший принц успел кое-что уяснить о натуре жителей Среднего мира, а именно: большинство из них идиоты и в любой мало-мальски непривычной для них ситуации свои и без того незавидные мыслительные способности теряют окончательно. Лучше подождать, пока сама проснется, а тем временем придумать, куда ее девать. Стражники ведь ни за что не поверят, что он никак не причастен к появлению в своем скромном обиталище некой девицы, которая к тому же... погодите-ка... Маг опустился на колени рядом с мидгардийкой, поднес светящуюся ладонь к ее обнаженной шее. Задержал дыхание, глядя на вытатуированный ниже линии волос Валькнут. Она здесь не дольше минуты - переплетенные треугольники еще мерцали последними искрами. ...которая к тому же - новопосвященная Странница Древа.