Нет!

Артур послушно повернулся к отцу спиной и замер в ожидании удара. Утер замахнулся, но руку так и не опустил. Слишком странно все это было, слишком непривычно! Принц вел себя, как два разных человека! Король бросил ремень на кровать и развел руками: — Нет! Я так не могу! Ты провинился, ты отвратительно вел себя, ты должен быть наказан, но я не понимаю. Слышишь? НЕ ПОНИМАЮ! — Утер взял наследника за плечи, повернул к себе лицом и крепко сжал: — Артур, пожалуйста, расскажи мне, что ты делаешь? Зачем? Принц смотрел в родное лицо отца и пытался найти слова для объяснения. Он открыл рот, но Утер сильно встряхнул его и потребовал: — Говори! Губы Артура скривились в презрительной усмешке: — Что? Не веришь в то, что я наконец-то начал говорить тебе правду? Ты это называешь дерзостью и ставишь мне в вину? Неужели поднимется рука на родного сына? Утер стал вдруг удивительно спокоен. Он отпустил Артура и, не торопясь, взял с кровати свой ремень. — Это не просто дерзость, сынок, это хамство. Рука у меня и поднимется, и опустится. Пока ты снова не научишься нормально разговаривать с отцом. Ремень короля был широким, рука сильной, бил Утер размеренно и ритмично. Он уже прошелся несколько раз по широким плечам сына, но останавливаться или сдерживать удары не собирался. Было больно, но Артуру уже доводилось испытывать такую боль, от которой он терял сознание. Сейчас же он упирался лбом в колонну и кусал губу. Принц понимал, что в том, что происходит, главное не боль от ударов, а наказание за проступок. Он должен осознать, за что, и исправиться. Но как исправиться? Как?! «Я виноват... Ведь это я говорю все эти гадости отцу. Пусть я так не думаю, пусть это не мои слова, но говорю-то их я! Значит, я не могу справиться с чем-то нехорошим в себе. Я виноват, я заслужил...»,— словно молитву шептал про себя Артур, автоматически считая каждое прикосновение хорошо выделанной кожи ремня к своей спине. Король остановился и, сдерживая дрожь в руках, застегнул ремень на поясе. Принц не поворачивался, его дыхание становилось легче и ровнее. Утер поправил свою одежду и распорядился: — Я велю слуге тебя отвязать, и ты наносишь воды в кухню. Заполнишь там все емкости. Скажешь, что делать тебе нечего или что помочь решил... это твое дело, что скажешь! — Я не буду носить воду,— глухо отозвался Артур. — Что?! — Брови короля поползли вверх. — И не надейтесь, Ваше Величество! — Насмешливо протянул принц. — Я не буду выставлять себя посмешищем и таскать воду. Для этого существует очень много слуг. — Тааак,— Утер снова расстегнул ремень и взял его в руку. Артур прислонился щекой к колонне и следил за движениями отца. Король нахмурился: — Зачем ты так открыто нарываешься? Может, ты с кем-то поспорил? Принц молча, но энергично покачал головой. Утер помял в руках ремень и как-то очень спокойно спросил: — Что с тобой? — Не знаю, отец,— Артур переступил с ноги на ногу,— почему-то после твоих приказов я становлюсь непокорным, говорю дерзости. Я не понимаю, почему, но это не мои мысли, не мои слова. — Не твои? Но произносишь их ты? — Утер пожал плечами,— Артур, это же смешно. — Нет, отец, это больно. — Наносишь воды в кухню? — Наношу,— спокойно ответил принц. Король растерялся, он даже потер переносицу и решил избежать повторного наказания. Утер уже развернул ремень и подытожил: — Значит, к вечеру кухня должна быть обеспечена водой. И сделаешь это ты! Артур снова гаденько улыбнулся: — Нет, я передумал, не буду я носить воду. Пусть слуги занимаются своим делом! Король замер и уставился на сына: — Артур, почему ты так ведешь себя? Почему ты так разговариваешь? Ты издеваешься надо мной?! Принц потерся щекой о колонну, потом нежно прижался к ней и негромко сказал: — Я люблю тебя, отец. Я уважаю вас, король. Утер вдруг разъярился и снова сложил ремень в руке: — Любишь? Уважаешь? А по-моему, просто издеваешься! Карающая рука отца снова поднялась, а ремень опустился туда, куда должен был опускаться изначально,— на упругие ягодицы Артура. Теперь все длилось дольше, и было значительно больнее. Принц даже почувствовал, как от боли из глаз потекли слезы, сдержать которые было невозможно. Спина тянула и болела, а задница, на которую снова и снова опускался ремень, горела огнем. Когда Утер остановился и стало понятно, что это все, Артур бессильно опустился на колени и осторожно оперся животом на кровать, давая расслабиться спине. Прицепленные руки мешали, но в этой позе было все же намного легче. Король положил ремень на стол, налил себе воды и залпом выпил. — Пить хочешь? — Не оборачиваясь, спросил он. — Да, пожалуйста... Утер налил полный кубок воды и подошел к сыну. Ему пришлось сесть на кровать и держать кубок у губ Артура, пока тот не осушил его. — Спасибо, отец. Король отшвырнул ненужную посуду и тяжело посмотрел на сына, который натянутой струной стоял перед ним на коленях, не в состоянии опуститься на пятки, расслабиться. — Ты понял, что здесь произошло? — Да, отец. Это было наказание. — Та считаешь, что не заслужил его? — Я заслужил его. — Почему ты так считаешь? — В последнее время я ужасно веду себя... Дерзость и хамство с моей стороны... Это недопустимо. Утер расслабленно выдохнул: — Надо же. Кажется, старые дикие дедовские методы работают. Король наконец-то застегнул ремень, поправил одежду и пошел к выходу. Он взялся за ручку двери и остановился. — Сегодня воды ты уже не наносишь, но завтра вечером кухня твоими силами должна быть обеспечена водой! Ты меня понял? Бдительность короля была усыплена покорностью сына, поэтому, услышав за спиной тихий смех, он сразу и не понял, что произошло. Полный презрения голос Артура негромко произнес: — Конечно! Великому Утеру Пендрагону мало того, что он до полусмерти избил своего наследника, надо же растоптать и уничтожить полностью! Не дождешься! Я не буду носить воду на кухню! Король на мгновение замер, после чего открыл двери и велел стражникам позвать рыцарей из его личной охраны. Два немолодых воина в красных плащах появились через несколько секунд и поклонились Пендрагону. По знаку короля один из них закрыл дверь, после чего Утер распорядился: — Принца отцепить и в подземелье! В ту самую камеру, без окон, без решеток, чтобы любопытные не заглядывали. Закрыть в колодки на ночь! Невысокий и крепкий рыцарь повел плечами и осмелился обратиться к своему правителю. Немногочисленную личную охрану короля составляли люди, с которыми Утер в свое время прошел огонь и воду, каждому из которых он мог доверить новорожденного Артура, а это для него было больше, чем жизнь. — Ваше Величество,— рыцарь стал на колено,— колодки — это очень тяжелое наказание, вы помните, когда я попал в плен, мне пришлось выстоять в них два часа, я думал, что умру от боли в шее и спине. К тому же такому наказанию не подвергаются даже слуги из дворца, это удел черни. — Выполняйте, сэр Роджер. — Тихо произнес король и медленно вышел из покоев сына. Рыцари очень аккуратно отцепили Артура и Роджер участливо спросил: — Вы сами встанете, принц? Артур сделал какое-то движение, а потом только покачал головой. Рыцари подхватили его под руки и потащили в подземелье. Роджер помнил королеву Игрейн и сразу после ее смерти держал в руках самый драгоценный для Утера сверток — его новорожденного сына. Сейчас же он не понимал безумной жестокости Пендрагона. — За что тебя, сынок? — Не выдержал сэр Роджер. — Я виноват,— прошептал Артур,— заслужил... Когда приказ короля был выполнен, рыцари не спешили уходить из камеры. Они обеспокоено смотрели на принца, который балансировал на грани сознания. У него подкашивались ноги, и единственной опорой становилась шея, которая упиралась в деревянный паз колодок. Горло передавливалось, Артур начинал задыхаться и из последних сил пытался снова удержаться на ногах. Друг Роджера покачал головой: — Он так и часа не продержится. Потеряет сознание, обвиснет и задохнется. Что делать? — Вынимай его! — Решился рыцарь. — А Утер? — Ну... Пусть меня за это закроет в колодки, я-то хоть стоять в них смогу. Собери сухую солому и застели тот угол, он, вроде бы, посуше. Туда принца и положим. Вынув Артура из колодок и уложив его на солому, рыцари ушли из мрачного подземелья. Сэр Роджер пожелал другу спокойной ночи, себе пожелал, чтобы Утер не захотел проведать принца ночью, и отправился к лекарю. Гаюс и Мерлин не спали. После рассказа мага о том, что приказал ему сделать принц, старику было немного не по себе. Он боялся за Артура, потому что хорошо знал нрав короля. Рыцарь из личной охраны Утера застал Гаюса и его ученика сидящими за столом и изучающими огромные книги. Роджер почтительно кивнул лекарю и доверительно проговорил: — Гаюс, я бы на твоем месте озаботился здоровьем наследного принца. Только завтра уже, не сегодня, хорошо? — Хорошо, сэр рыцарь,— величаво кивнул Гаюс уходящему Роджеру. В одну секунду Мерлин оказался у только что закрывшейся за рыцарем двери. — Мерлин! Аккуратно. Очень аккуратно, мальчик мой! И ничего не предпринимай сам! Будь чрезвычайно осторожен. — Даже не говорил, а умолял Гаюс волшебника.