***
Внутри сторожки было темно, сыро и прохладно - через прохудившуюся крышу в тазик капала дождевая вода. Старушка, бодренько подхватив переполненный таз, выплеснула воду на крыльцо и вновь поставила тару под капель, жестом приглашая Аню присесть за совсем не уместный в темной крохотной кухоньке стол, накрытый свежей накрахмаленной скатертью со старой алюминиевой миской, полной белых грибов и сыроежек. Сама избушка была и снаружи крохотной, и изнутри не отличалась барскими палатами - маленькие сени, больше похожие на ошибку строителя - едва одной можно развернуться, сразу за ними кухонька с печкой и небольшой предбанник-терраса, ведущие в заросший огород, из которого угрожающе протягивала листья метровая крапива. - Да присядь ты, не мельтеши под ногами, - гаркнула старуха, берясь за ухват и доставая из печки кастрюлю с кашей. От аромата овсянки желудок сделал кульбит и протяжно застонал - последний раз они нормально ели еще в Москве в столовой, а после от майора не дождалась ничего, кроме консервов и чая. Сама печка была старой, полуразвалившейся и местами промазана дешевой глиной, которая начала трескаться от жара практически сразу после нанесения, и промеж кирпичей виднелись алеющие угли. - Ишь ты, тощая какая. Сейчас да каши, да с маслом, а то как смерть страшная, - "обласкала" старуха Аню. У стола стояло четыре колченогих табуретки с вязаными накидками. Аня, разувшись еще в предбаннике, пропахшем сеном и животиной, оставила вконец расклеившиеся жертвы трудолюбия китайцев, стянула с ног промокшие носки и, не зная, куда себя пристроить, просто устроилась на табуретке, вытянув ноги поближе к остывающей, но все еще горячей печке. - Эх, городские. Держи, пока совсем не озябла, - бабка кинула под ноги два валенка огромных размеров и шерстяные носки. В них в миг стало гораздо уютнее, однако проблемы промокшей одежды оно не решало. Старуха цокнула языком и извлекла с баула на печке цветастый халат, рейтузы с оттянутыми коленками и ватник. - Конечно, это тебе не ваши московские тряпки, но или так, или ходи мокрой. Да не брезгуй ты, - бабка усмехнулась, глядя как Аня недоверчиво осматривает вещи. - Чистое все, внучкино. Она сюда специально покупала, да только вот приезжает редко. Аня, привыкшая дома к населению, не обремененному московской погоней за "трендом", с благодарностью приняла вещи и, юркнув за ширму, быстренько переоделась в сухое, еще хранящее тепло печи. Рейтузы оказались в пору, только больно вот завышенные - резинка аккурат пришлась выше пупка. Халат, наоборот, был велик, и пришлось им обернуться в полтора раза, да еще и подвязать шерстяным шарфом на пояснице. Выглядело это, конечно, комично, но одежда была сухой и теплой, а желания возвращаться обратно в тоненькую маечку и тяжелые от болотной жижи джинсы не было. - И не страшно вам одной в лесу? - спросила девушка, наблюдая за тем, как вроде бы сухая с виду старуха легко орудует с тяжелой кастрюлей, наваливая полную тарелку каши и щедро поливая ее вареньем и посыпая орехами. - А чегось страшного-то? Зверь давно ушел от людей подальше, а чужаки здесь не ходят - дорога-то осталась одна, и то разбитая и поросшая сорняком. Живых-то осталась я да пару человек на деревню - таких же старух. - А муж с сыном? - А что они, окаянные, два тунеядца на шее - тяжелую работу делают да бобылями на завалинке семечки лущают. Аня понимающе кивнула: в Ульяновске не везде было оживленно, даже более того, город сам больше напоминал пугало в красивых шмотках - высотки в центре, а чуть за город, так типичное село - плодящиеся серые женщины или дородные бабы и колхозные огузки. - На, надень, а то еще клещей нахватаешь, - девушке на колени упала выцветшая косынка. Ну, теперь точно доярка из Ульяновска. Анька грустно улыбнулась. От чего ушла - к тому и пришла.***
- Сейчас поедим и на погост сходим, – сказала старушка, помешивая отвар из трав. От кастрюльки шел едва уловимый запах ромашки, зверобоя и чего-то горького. Полынь? Но зачем варить полынь с ромашкой? Ане стало ещё жутче. Время шло к вечеру, и посещение кладбища в этой глуши казалось не самой лучшей затеей. За окном мелко накрапывала противная морось. На столе одиноко стояла свечка, с которой тяжело скатывались в блюдце капли парафина - на потолке висела лампочка, но старуха сказала, что электричество от деревни давно отвели за ненадобностью. Дома-то все сгнили, а кто будет на отшибе в гнилой избе искать бабульку, которая уж не помнит и который год идет на дворе. - Да ты не боись, милая, не там надо бояться, – успокоила её старушка, видя, как Аня побледнела. – Там все свои, родные. Там никто не тронет. Слова бабульки не сильно успокоили полицейскую. Да и кто по осени ездит на могилы в дождь? Там в сухую надо погоду. - Бабушка, а зачем вам такая большая лопата? – осторожно спросила Аня. - Известно для чего! – ухмыльнулась старушонка. – Я тут ёлки посадить решила, вот из лесу привожу. Хотя теперь уж приношу на собственном горбу. Убежала моя коза в лес на днях, и с тех пор ни слуху от неё, ни духу. А раньше и молоко давала, и дрова привезти можно было. Э-эх… Старушка вела Аню мимо покосившихся крестов и заросших осокой могил, что–то бурча себе под нос. Ане стало немного не по себе, но виду она не подала. Все равно бежать некуда. Вокруг стеной стоял густой лес, откуда время от времени доносились чьи-то уханья, шорох и вой. «Когда же этот дурдом закончится?» - подумала девушка. Бабулька тем временем подошла к одной из могил, отличавшейся от остальных относительной ухоженностью. - Как вы там? – спросила она, наклоня голову. Полицейская молча стояла рядом, наблюдая, как бабушка на коленях перед серым могильным камнем вела свой непонятный монолог. Небо к этому времени уже начало темнеть, делая обстановку еще жутче. Неподалеку в траве кто-то шуршал, но Ане меньше всего хотелось знать, кто это. - Скучаете по маме? Потерпите, родненькие, я вас не оставлю. Вы мне помогали, и я вам помогу, – дрожащим голосом причитала старушка. – Все там будем. Из-за дел тех окаянных все это произошло. Теперь дрожим, расплачиваемся. Господь терпел и нам велел. Аня, хоть и была одета по последней деревенской моде, но даже ее потихоньку пробирал вечерний холодок. Выбивая дробь зубами, она переминалась с одной ноги на другую. «Может, пройтись?» - подумала она. – «Буквально пять шагов, а то совсем окоченею на этом кладбище». Мелкой трусцой девушка дошла до соседней могилки, растирая красные от холода пальцы. Она уже хотела двигать обратно, но ее внимание привлек позеленевший камень над заросшей могилой. От ограды не осталось и следа (видать, снесли в металлолом), и полицейская вплотную подошла к надгробию. «Печкин Игорь Иванович. 1936-1987» - было написано на эмалированной табличке. Сердце Ани забилось чуть сильнее. «Наверно, это родственник того Печкина» - подумала она и начала рассматривать потускневшую фотографию. Щупленький мужчина лет пятидесяти с залысиной, усами и слегка приподнятым носом смотрел на девушку сквозь года. «Прям как почтальон!» - подумала она и вздрогнула. Сходство с ТЕМ Печкиным у человека на фотографии было буквально фотографическое. Аню охватил мандраж. Не медля ни секунды, она побежала к бабушке, которая к этому времени уже окончила беседу с усопшими и собиралась двигаться домой. - Что с тобой? – спросила она, глядя на побледневшую девушку. - Замерзла, – дрожащим голосом выпалила полицейская. – Погреться хотела. - Хорошее место ты нашла, чтоб погреться, – сердито сказала старушка с хитрым прищуром, как будто догадываясь, что залетная гостья дрожит не от холода. – Пошли в избу, там уж и печь истопилась. Аня легла на еще не остывшую печь, укрывшись цветастым пледом, от которого пахло пылью и стариной. Старушка же устроилась на широком сундуке, постелив на него полосатый матрас. Задув догорающую свечу на столе, она, шаркая ногами по скрипучему полу, двинулась к спальному месту и уже через минуту мирно спала, тихо посапывая. Но девушке не спалось. По нескольку раз она прокручивала в голове события последних дней, пытаясь разобраться в них. Печкин с ружьём и его изображение на могильной плите, Дядя из ниоткуда, теперь еще эта старушка, живущая в заброшенной деревне. Все они переплелись в воспаленном сознании полицейской, не давая ни минуты покоя. На ум приходили самые фантастические версии происходящего. Но ход мыслей прервал громкий стук в дверь посреди ночи. Аню накрыла волна адреналина. На собственном опыте она узнала, что по ночам редко приходят желанные гости, а в этой глуши ночному визитеру было бы лучше не открывать. Бабушка спала чутко и моментально соскочила с лежанки, сунув ноги в валенки, зажгла свечу и двинулась к двери. Аня хоть и была заметна за трубой в ворохе перин, но все равно замерла, стараясь даже не дышать. - Уходи! – твердо сказала старушка, будто она была не пожилой женщиной за восемьдесят, а бравым командиром. В ответ на это ночной гость еще раз постучал так, что стекла в окнах задребезжали. - Что, упырь, думаешь, сойдет тебе все это? – укоризненно произнесла она. – Нет тебе места ни в раю, ни в аду, убирайся прочь, окаянный! Думаешь, если тогда убил, то и сейчас убьешь? - Кем ты себя возомнила, старая карга? – раздался приглушенный голос с улицы. – Боишься, что и до тебя доберусь? Бойся, вот только рыпаться не надо. Ты пойми, не я виноват, что вышло так. А вот тебе перед людьми должно быть стыдно. Что скажешь, когда до тебя доберутся? Никто не поверит словам выжившей из ума старухи, живущей в лесной глуши, рядом с домом которой убивали людей. - Только попробуй сунуться ко мне, – предупредительным тоном произнесла бабушка, достав из вязанки дров заточенный кол. – Просто так ты до меня не доберешься. За дверью раздался гулкий хохот. Аня вжалась в печку, закрыв уши, чтобы не слышать демонического смеха. «Лучше б пошла в техникум на повара!» - подумала она, когда хохот стих и за окном шумели только деревья и ночные птицы. Девушка перевернулась на спину, тяжело дыша. Посмотрев в потолок несколько минут, она сама не заметила, как заснула.***
- Выспался? - Пауль ощутил на себе тяжелый взгляд майора. - Можешь не отвечать. Я сам спал отвратно. Всюду чудился чертов почтальон. Руку с кобуры не снимал. Они расположились на лаптях поваленной кем-то ели. На иголках не так холодило от земли, да и сырости все же было поменьше, чем в той же траве, промокшей насквозь от дождя. Мохнатые мощные ветки соседних деревьев сверху прикрывали от непогоды и ветра, да и вообще в ельнике оно как-то спокойней было, чем в той же березовой рощице, что они проходили раньше. Солнце зашло уже за верхушку леса, и внизу, средь елового подлеска уже вовсю буйствовали сумерки. Полицейский удивился разговорчивости своего обычно молчаливого коллеги. Видимо, сон (пускай и в сыром лесу) хорошо повлиял на его настроение. Мужчины, оба помятые, мокрые и грязные, все с ног до головы в сухих иголках и пыли, скопившейся на лаптях и прилипшей к мокрой одежде, сидели, вглядываясь в сумерки и гадая, что делать дальше. Голод верно и уверенно уже схватил за желудок, заставляя судорожно сглатывать только от мысли найти где-нибудь поблизости хотя бы сырые грибы. Немец шумно сглотнул, представляя сейчас молоденькую картошечку да с белыми грибами и мясом. - Только жрать хочется. - Дядя блаженно потянулся. - Уже сутки как во рту крошки не было. Шарикофф только развел руками. Все скромные запасы пищи остались в машине, и теперь рассчитывать приходилось только на оставшиеся с лета ягоды или заячью капусту. Найденная Федором с утра заначка белки, состоящая из нескольких орехов, голод не утолила, но здорово разыграла аппетит. О своей трапезе Дядя тактично умолчал: все равно нескольких орехов (один из которых оказался горьким) на двоих не хватило бы. А белку не жалко, у нее таких схронов на зиму все равно множество, и о половине она тактично забывает. Пауль с благоговением вспоминал аромат суррогатного бульона из "Дошижрака", которым однажды побаловал их майор. Обычно приходилось довольствоваться более дешевым "Сроллтоном", который, тем не менее, неплохо шел с тушенкой. Никто не знал, сколько именно они двигались сырые по не менее сырому лесу. Телефон Шарикоффа приказал долго жить после купания в трясине, таким образом полностью лишив связи полицейских с миром. Майор был абсолютно уверен, что они идут на север, ориентируясь по муравейникам и мху, но никакого намека на цивилизацию не было. Ни бутылки, ни пакета, оставленного приезжими, не встретилось за все время пребывания в лесу. - Как по грибы к Рязани, так весь лес устлан, как от Коломны пару километров, так проще встретить оленя, чем мусорный пакет, - бухтел майор, хлюпая прохудившимися сапогами. Неожиданно Федор встал. "Чш-ш-ш!" - он прижал палец к губам, глядя на изумленного товарища. - Смотри туда, только ни звука! - сказал он громким шепотом, указывая пальцем в чащу. Впереди, аккурат рядом с поваленной березкой, сдавшейся под натиском елок, пощипывая пожухлую листву, стояла коцая тощая коза с набухшим выменем и равнодушно ощипывала ветки березы, уминая их мощной челюстью с оттопыренными зубами. Белая, безрогая скотина обернулась на шум хрустнувшей под ногами немца ветки и, не долго думая, громко блея, дала деру в густой подлесок, смешно ковыляя из-за мешающегося вымени. - Стой, паскуда! - с воплем "убью падлу" майор рванул следом. Коза, истошно блея, но довольно быстро для своих коротких ног вырвалась на протоптанную тропинку и по ней дала деру к покосившейся избушке, по ходу дела выбивая из сырой земли почву и откидывая ее копытами в лицо разозленному майору. На отчаянное блеяние козы из сторожки вышла бабулька с какой-то женщиной средних лет, одетой по типичному деревенскому обычаю - что было, то и надела. Рогатая скотина с затаенной обидой и жаждой мести спряталась за спиной хозяйки, оттуда роя землю копытом и угрожающе наклоняя голову. Старуха же, смахнув с кормилицы налипшие травинки, укоризненно посмотрела на выбежавших следом ребят. - Почто скотину мучаете, аспиды? Майор, зло утерев потный лоб, охрипше пробубнил, что они только всего-то подоить хотели. Даже бравый Дядя всегда тушевал перед вроде бы хиленькими, но такими злобными бабулями, привыкшими в горящие избы заходить, танк на ходу останавливать и бухого мужа скалкой отрезвлять. - Ишь, ироды, совсем обнаглели, вот я вам... - не успела бабулька осуществить задуманное, двинувшись на ребят с кочергой, как ее обогнало то самое тело в тряпках и, плача, повисло у Федора на шее. - Аня! - обрадовался немец, слегка, правда, сконфуженный, что на шею кидаются не ему, относительно чистому, а перемазанному с ног до головы тиной майору. - Аня? - удивленный майор осторожно приобнял девушку за талию, отстраняя от себя и вглядываясь в лицо, утирая грязной ладонью не менее грязное девичье лицо и размазывая по мокрым, дрожащим щекам льющиеся слезы. - Ну, успокойся, тихо, - стянув с головы девушки косынку, майор сконфуженно утер грязные разводы на лице, запоздало замечая красивую русую косу и шелковистые кудряшки на висках. Сержант зареванно утирала чистым рукавом глаза, не в силах что-то сказать. Пережив такой испуг и бегство от сумасшедшего почтальона, она просто была рада видеть своих друзей в этом богом забытом месте. Девушку била крупная дрожь от всего пережитого. Хлюпая носом и перебарывая истерику, она с надрывом сказала: - Я видела могилу Печкина.