Запах вишни

Когда Малфоя скрутили и повели прочь, у неё словно вырвали сердце из груди. Нет, буквально, Гермиона чувствовала разъедающий рёбра жар каждой клеточкой тела. Как будто жёсткая когтистая рука пронзила ее грудную клетку и вырвала жизненно-важный орган с корнями. Наверное, тогда на ней сказалась усталость — физическая и эмоциональная. Девушка не издала ни звука, когда упала. Малфоя в этот момент уже заковали в противомагические наручники и собирались трансгрессировать, так что парень ничего не увидел и не сделал. Да он и не смог бы. Рон испуганно склонился над гриффиндоркой, пока Гарри привлекал внимание колдомедиков. Гермиона дышала едва слышно, то и дело издавая грубые хрипы. Она казалась до безумия хрупкой и ранимой. Она такой и была. Разбитой и изувеченной. С того момента прошло девять дней. Грейнджер находилась в палате больницы имени Св. Мунго, свернувшись на койке в позе эмбриона. Шесть часов прошло с крайнего визита мракоборца, ведущего допрос гриффиндорки, и два часа оставалось до визита Поттера и Уизли. Гермиона считала минуты. На самом деле, только это ей и оставалось: ее лишили всего, начиная с книг и заканчивая палочкой. Девушка проходила строгую реабилитацию, по сути являвшуюся пыткой. Но она по-прежнему молчала. Нет, она не скажет поганому Дарнеллу ни единого слова о Малфое, Чаше Жизней и о том, почему они оба все ещё живы. Во-первых потому, что сама ни черта не знает. Во-вторых, она лучше подавится собственным дерьмом, чем поможет этому уроду. Гермиона вздохнула. Она не видела Малфоя девять дней. Девять безумно долгих и томительных дней. Она понятия не имела, что происходит, потому что никто не делился с ней подробностями процесса. Девушка сидела в палате как птица в клетке. Перевернувшись на другой бок, гриффиндорка прикусила губу и сосредоточилась на обрывках воспоминаний. Грейнджер, дыши. И она делала вдох. Я умру без тебя. Гермиона резко села на кровати, откидывая назад волосы. Думать об этом было ещё больнее, чем получать раны. Рука девушки инстинктивно дернулась к груди. Необъяснимо, но факт: ее прочерчивала тонкая алая линия шрама напротив сердца, взявшегося непонятно откуда. Когда Грейнджер касалась шрама пальцами, ее сразу наполняло какое-то тепло и возникало ощущение безопасности. И это было до безумия странно. В дверь палаты постучали, и Гермиона вздрогнула. Соскочила с кровати, поправляя волосы, и залилась румянцем, как будто занималась чем-то непристойным. Дверь медленно и робко открылась, и в палату заглянула магсестра. — Мисс Грейнджер, к вам посетитель, — прощебетала девушка и отступила, открывая дверь шире. Гриффиндорка натянула на лицо широкую улыбку, ожидая увидеть друзей, но в проеме показались совсем не они. Гермиона отступила, уперлась внезапно ставшими ватными ногами в кровать и присела. В палату вошёл Дарнелл. — Что вы... — прошептала девушка, но не стала заканчивать вопрос. За те девять дней, что она находилась в больнице, у неё успели побывать и мистер Уизли, обещавший сделать все, что в его силах, если Гермиона расскажет о случившемся, и всякие мелкие министерские сошки, протоколирующие каждый ее вдох и выдох, и даже Кингсли, давивший на гриффиндорку своим мягким и бархатным голосом, который, отнюдь, не был таким тёплым, как в доме на площади Гриммо, 12. Дарнелл пришёл впервые. Грейнджер строила множество догадок о том, почему этот ублюдок не почтил ее своим присутствием раньше, и все они основывались на самом страшном. Но сейчас, когда он стоял в ее палате, лишь в паре метров от девушки, та нутром почувствовала, что все ее догадки были лишь цветочками. По спине побежали мурашки, и Грейнджер сглотнула, как ей показалось, слишком громко. — Добрый день, мисс Грейнджер, — усмехнулся мужчина. — Вижу, вы идёте на поправку. Он окинул взглядом правую руку гриффиндорки, по которой у той от самого запястья бежали чёрные вены. Колдомедики сделали все, что могли, но объективных причин на то, почему рука не вернулась в привычное состояние, не нашли. Формально, Гермиона была полностью здорова, и кровь в ней струилась алого цвета. Только аспидная паутина на правой руке напоминала об ужасных событиях. Грейнджер сложила руки на груди, жалея, что на ней обычная больничная тога с коротким рукавом, и нахмурилась. — Зачем вы пришли? — сухо спросила она, окидывая Дарнелла непроницаемым взглядом. — Мисс Грейнджер, я пытался действовать по-хорошему. Мы предлагали вам множество вариантов: начиная от того, что вас взяли заложницей, и заканчивая Империусом. Учитывая вашу репутацию... — мужчина прикусил губу, намекая на Великую Магическую Войну, и не закончил предложение. — Увы, на сотрудничество вы не пошли. Теперь вам будет предъявлено обвинение в содействии Пожирателям Смерти и приняты соответствующие меры, но... я здесь не за этим. Дарнелл вздохнул, и гриффиндорка вдруг увидела на его лице такую вселенскую усталость, что на долю секунды девушке стало его жаль. Это длилось лишь мгновение. Мужчина прокашлялся и продолжил: — Я прибыл проинформировать вас, что вы вызываетесь свидетелем по делу мистера Малфоя в Верховный суд, и неявка будет сочтена за препятствие правосудию, что покарается самыми жесткими мерами, — Дарнелл дернул уголком губы, скрывая усмешку, его глаза блестели недобрым огнём. — Посмотрим, как вы запоёте, столкнувшись лицом к лицу с законом и Верховным Судьей. Суд назначен на завтра. За вами явятся к полудню. У Гермионы перехватило дыхание. Она вдруг почувствовала себя маленьким глупым ребёнком, который сдуру попытался облапошить родителя — ей такое никогда не удавалось. Одно дело молчать на допросах, когда ей не могут ничего предъявить. Другое — молчать и, тем более, лгать в суде, когда к ней могут применить и сыворотку правды, и воздействовать присутствием дементоров. — Это важное дело, мисс Грейнджер. Я бы даже сказал, великое. Так что прекращайте весь этот балаган. Завтра правосудие восторжествует. — По-вашему, это правосудие? — слова слетели с губ Гермионы прежде, чем она их обдумала. Девушка вскочила с кровати, гневно раскинув руки. — Вы судите человека за преступления его родителей! Вы не разбираетесь в ситуации, а лишь хотите... возмездия! Гриффиндорка всплеснула руками и гневно выдохнула, переводя дыхание. Короткая вспышка ярости словно высосала из неё все силы. — Порой возмездие и является правосудием, — пожал плечами мужчина и отступил обратно к двери. У Гермионы не нашлось слов. Дарнелл покинул ее палату так же внезапно, как и появился, оставив девушку одну, вновь разбитую на тысячи осколков. Она чувствовала себя невероятно, до ужаса, до безумия глупой и наивной. Дура. Чем Малфою поможет твоё молчание, идиотка? Ты лишь загонишь и себя, и его в могилу! Грейнджер обессиленно опустилась на койку. До суда оставалось меньше двадцати часов. *** Блейз мерил шагами комнату, поглощённый мыслями. Далеко не приятными, полными мерзопакостных вспышек и густой чёрной слизи отвращения. За окном светало. Юноша не спал всю ночь — просто не мог уснуть. До суда оставались считанные часы, и Забини совершенно не знал, что делать. Малфой влип. Капитально. На парня навесили всевозможные обвинения, и ему приходилось тащить их в одиночку. Блейз яростно саданул рукой по стене. Черт бы тебя побрал, Малфой! За коим хером ты решил все сделать сам? За коим хером поперся против долбанного Братства Крови? Вместе с Грейнджер! Забини не понимал, что конкретно его гложет. То ли обида на то, что Драко не посвятил друга в свои планы. То ли отвращение от того, что Малфой связался с грязнокровкой. То ли вина за то, что блондин в одиночку искупал грехи их семей. Меньшее, что светило Малфою — заточение в Азкабане на долгие годы. После Войны шутки с Пожирателями кончались плохо, а Драко, несомненно, вписали в эту веселую компанию. Забини выдохнул, зарываясь руками в волосы. Давай, Блейз, соображай. Чем ты можешь помочь другу, которому обязан жизнью? За окном рассвело. *** Когда Драко повели в зал суда, он еле переставлял ноги. Нет, парня содержали в приемлемых условиях. Не заставляли жрать с пола, как паршивую собаку — и на том спасибо. Малфой повёл губой. Слышал бы Люциус мысли сына, удавился бы собственными волосами. Подумать только, чтобы с Малфоями так обращались. Невозможно! Чтобы Малфой считал такое обращение сносным? Неприемлемо! Но Драко смирился. Когда проводишь даже один день в камере Азкабана, начинаешь ценить жизнь и всякие мелкие радости типа солнечного света и собственных воспоминаний. Да, только они у него и остались. За девять дней юноша постарел. Постарел безбожно. Дементоры опустошили его, но не погасили огонь до конца. Где-то в глубине души парень продолжал надеяться и верить. Верить в Грейнджер. Он не знал, что будет с ним, но искренне желал гриффиндорке счастья. Подумать только. Малфой. Гриффиндорке. Счастья. Сопровождающий махнул палочкой, и Драко дернуло вперёд, словно натянули невидимую веревку, связывавшую его руки. Докатился. Идёшь на привязи. Слизеринец отмахнулся от голоса отца, так некстати возникшего в голове, и постарался ускорить шаг. Каждое движение стоило тяжелых усилий, но блондин не подавал виду. Он держал спину ровно, а голову — высоко поднятой. Эти уроды могут измываться над ним сколько хотят, он терпел и не такое. Он сможет это пережить. Главное, чтобы Грейнджер была в порядке. Двери перед юношей раскрылись, и его окатило гулом голосов, но, когда парень вошёл в зал, все стихло. Присутствующих словно накрыло гробовой тишиной. На кладбище — и на том больше жизни. Малфой окинул зал непроницаемым взглядом, выискивая знакомые лица. Астория сидела вместе с Забини — вот новость — крепко держа того за руку. Драко поймал взгляд Блейза и кивнул тому. Слизеринец слегка улыбнулся. Да, Блейз. Все хорошо, и мне не светит пожизненный срок в Азкабане. Давай, удиви меня. Драко сглотнул и проследовал на своё место — уголок по правую руку от кресла Верховного судьи, окружённый защитными чарами. Как будто он ещё способен сопротивляться. Как будто ему оставили возможность воспользоваться магией. Ее здесь не было. Драко не знал, хорошо это или плохо, но Грейнджер среди присутствующих он не увидел. Сердце непонятно почему билось с перебоями, невероятно быстро. Малфой глубоко вздохнул, пытаясь успокоить пульс, но это не работало. Странно, учитывая, что однажды юноша справлял Рождество за одним столом с Темным Лордом. Тихий семейный вечер. Ему всегда удавалось контролировать себя. Стрелка на часах приближалась к полудню. С каждой секундой минутная словно ускоряла свой бег. Драко не понимал, что вызывает в его организме такую реакцию, но ладони его жутко вспотели. Он постарался незаметно вытереть их о колени и прикусил внутреннюю сторону щеки. Расслабься, парень. Хуже уже не будет. Когда часы пробили полдень, Драко скрутило живот. Спазмы прокатились по глотке, и блондин еле сдержал позыв опустошить желудок. Он глубоко вздохнул и почувствовал, как его трясет. Крупная дрожь пробежалась по телу юноши, и на лбу выступила испарина. Его словно подцепили крючком где-то под ложечкой, как при трансгрессии. Юноша зажмурился и крепко сжал кулаки, успокаивая тело. Да, ему было страшно. Черт возьми, его судили. Год назад на этом месте находился его отец. И где он сейчас? Малфой был в ужасе. До чертиков. Когда двери в зал скрипнули, пропуская очередную волну наблюдателей, Драко отпустило. Словно рукой сняло и дрожь, и спазмы. Сердце кольнуло, и блондин распахнул глаза, точно зная, куда смотреть. Она пришла. Грейнджер села неподалеку от Забини, окружённая министерскими шавками. Она тоже смотрела на него, и словно весь мир сосредоточился в ее шоколадных глазах. Огромные, испуганные, наивные — в них отражалось все то, что сейчас испытывал Малфой. Слизеринец почувствовал непреодолимое желание вскочить и сгрести Грейнджер в объятия, по очереди коснуться губами каждого ее века, зарыться лицом в волосы, которые наверняка пахнут вишней — как и в ванной в Башне старост после неё. Чертов кондиционер. Мерлин, Грейнджер, я не видел тебя девять дней. Девять дней, казавшихся вечностью. Гермиона сидела как на иголках. Суд начался, и Малфой заговорил. Его голос звучал твёрдо и уверенно. Парень ловко избегал всех компрометирующих Гермиону фактов, умалчивая и детали о том, что действовал по указу матери. По его рассказу выходило так, словно он получил письмо с угрозами, в котором обещали жестоко расправиться с его семьей, если он не прибудет в Малфой-мэнор. Гриффиндорка поражалась, как он это делает: перед дачей показаний слизеринец поклялся под присягой, а после выпил сыворотку правды. И все равно ложь слетала с его губ так ровно и гладко, словно он говорил правду. Он невиновен. Гермиона чувствовала непонятный жар, разливавшийся по груди. Ей было страшно. Она опасалась, что и ей дадут сыворотку, и тогда история Малфоя полетит к чертям. Ведь других свидетелей их истории не было. Грейнджер не понимала, какого черта вообще происходит. Она сжимала руки так крепко, что ногти врезались в кожу до крови. Это наверняка заметили мракоборцы, ненавязчиво сидевшие вокруг неё, но девушке было начхать. Ее колотило. Малфой, твою мать, что мне делать? Слизеринец сказал, что уговорил Грейнджер пойти с ним, так как девушка обладала обширным опытом в борьбе против Пожирателей и с почетом носила орден Мерлина II степени. Он не мог доложить о письме в министерство, потому что тогда его мать убили бы. С чего он взял? Мерлин, везде есть крысы. Уж вы-то должны знать это лучше всех. Когда парень так опасно намекнул на то, что в прошлом Пожиратели находились в рядах сотрудников Министерства, весь зал затаил дыхание, ожидая реакции судьи, но та лишь поджала губы и кивнула, веля продолжать. Сердце Гермионы пропустило удар, а потом ещё один. На самом деле, ей не было так страшно даже тогда, когда Гарри сражался с Волдемортом. Она не замечала взглядов сотен людей, пришедших на слушание, и лишь с третьего раза услышала, когда ее вызвали свидетельствовать. Грейнджер вытерла ладони о джинсы (они всегда потели, когда девушка волновалась) и встала. Ноги не слушались. Она медленно перемещалась к трибуне в центре зала, когда по нему прокатился удивленный шёпот. Грейнджер обернулась, почувствовав эту волну недоумения, и замерла, поражённая. В зал, гордо подняв голову, как и ее сын, вошла Нарцисса Малфой. — Я хочу свидетельствовать, — властно произнесла она, окинув аудиторию взглядом, и жёстко посмотрела судье прямо в глаза. — Мне есть, что рассказать. К женщине кинулись мракоборцы, словно только отмерли от Петрификус Тоталуса. В Нарциссу устремилось с десяток обездвиживающих, блокирующих магию, парализующих заклинаний, и женщина легко их встретила, не сопротивляясь. Она даже слегка расставила руки, встречая свою участь. — Нарцисса Малфой, вы задержаны по обвинению в... — Дайте мне сказать! — женщина дернула головой, стряхивая упавшую на лицо прядь, и гневно посмотрела на судью. — Я пришла как свидетель защиты. Судья посмотрела на правозащитника, испуганно сжавшегося возле Малфоя, и тот промямлил: — Миссис Малфой действительно записана, как возможный свидетель... Судья вздохнула. Это была полная чёрная женщина, наверняка закрывшая уже не одно дело. Опыт прошлых лет подсказывал ей, что стоит позволить Нарциссе свидетельствовать. Она выдохнула, поправляя белесый парик на голове, и махнула молотком в сторону трибуны. — Господа, проводите миссис Малфой к месту дачи показаний. Мисс Грейнджер, присядьте пока. Девушка отшатнулась обратно и практически упала на скамью. Внутри неё словно что-то оборвалось. Под ногами разверзлась пропасть, когда гриффиндорка увидела Нарциссу, и она туда упала. В голове билось: зачем? Гермиона посмотрела на Малфоя и увидела у того на лице отражение ее собственных эмоций. Непонятная тревога и тоска по Нарциссе охватила девушку. Пламя в груди загорелось ярче. Блондин вскочил, намереваясь сделать непонятно что, и Гермиона вскочила вместе с ним. Один из мракоборцев взмахнул палочкой, и Малфоя сковало невидимыми путами. Он опустился на сиденье. Взгляд юноши был абсолютно пустым. Гермиона медленно села на место и огляделась, но никто не заметил ее необоснованного порыва. Взгляды всех присутствующих были прикованы к Нарциссе Малфой. — Прошу вас, выпейте зелье, что стоит на трибуне, — обратилась к той судья. Нарцисса протянула бледную тонкую руку к небольшому стакану и залпом опустошила его. Гермиона поежилась: сыворотка правды на вкус была не очень приятна, даже если ее пил другой человек. — Клянётесь ли вы говорить правду, только правду и ничего, кроме правды? — задала стандартный вопрос судья. — Клянусь. Присутствующие подались вперёд, готовые к чему угодно. Казалось, что после Войны и сопутствовавших ей слушаний и судов над ПСами, магический народ уже ничем нельзя удивить. — Позвольте начать с предыстории, — произнесла женщина и тепло посмотрела на сына. Тот сглотнул. — Все началось ещё во время расцвета сил Темного Лорда. По залу пронёсся осуждающий шёпот. — Не знаю, как и откуда, но среди его последователей ходили слухи об артефакте неведомой силы. Поговаривали, что этот артефакт способен на великие, темные дела. Даже сам Лорд не решался им пользоваться. Гермиона прикусила губу, внимательно вглядываясь в лицо женщины. То было абсолютно спокойным. — Как водится в любых обществах, среди Пожирателей были явные поклонники Тёмного Лорда и... те, кто пошёл за ним, преследуя какие-то собственные цели, — Нарцисса вздохнула и отвела взгляд от Малфоя, прикусив губу. — Среди этих ярых последователей четко выделялись самые жестокие и бездушные. Они, после кончины... Того-Чьё-Имя-Нельзя-Называть, отказались прекращать борьбу. Зал пораженно затих, пробуя на вкус каждое слово Нарциссы. Люди словно дышали ее рассказом, боясь упустить любую крупицу кислорода. Грейнджер делала так же. — Артефакт был дарован Лордом нашей семье, нам было велено хранить и оберегать его, пока, — Нарцисса вдохнула, — не придёт его время. Гермиону словно по голове ударили. Что это значит? — О каком артефакте речь, миссис Малфой? — властно спросила судья, смерив женщину пристальным взглядом. — О Чаше Жизней, — просто ответила та, посмотрев судье прямо в глаза. — Чаше, способной забирать жизни... и даровать их. Женщина обернулась, мазнув взглядом как бы по зрителям, оценивая их реакцию, но на долю секунды дольше вгляделась в лицо гриффиндорки. — Замысел «Братства Крови»... — Постойте, чей замысел? — «Братство Крови». Его основали те самые ярые последователи Лорда. Они все были выходцами из чистокровных семей, так сказать, семей-основателей. Тех, в чьих жилах текла магическая кровь испокон веков. Судья вздохнула и откинулась в кресле, слегка оттянув ворот мантии. — Продолжайте. — В общем, замысел их был прост: в ночь Кровавой Луны провести магический ритуал, сутью которого являлось уничтожение всех обладателей смешанной крови... полукровок и грязнокровок, — слова слетали с губ Нарциссы легко и непринужденно, но Гермиона заметила, что руки женщины были сцеплены в крепкий замок. Люди в зале отпрянули, и гриффиндорка почувствовала, как волосы у неё на теле встают дыбом. Волна сплошной ненависти ударилась ей в спину, прошла через органы, затопила легкие и накрыла Нарциссу. Народ загалдел. Люди возмущались в полный голос, с каждой секундой осознавая слова миссис Малфой. Грейнджер испуганно посмотрела на неё, на слизеринца, а после на судью. Та, словно почувствовав взгляд девушки, несколько раз громко ударила своим молотком и грозно приказала: — Тишина в зале. Постепенно народ затих. Нарцисса прикрыла глаза. Было видно, что признание даётся ей тяжело, и Гермиона испытала прилив жалости и... нежности. Это было странно, потому что Грейнджер не то чтобы питала тёплые чувства к чете Малфоев. — Продолжайте, миссис Малфой, — так же властно велела судья, и Нарцисса вздрогнула. Чем дольше она находилась под прицелом глаз присутствующих, тем тяжелее ей давался самоконтроль. То и дело наружу пробивалась ослабленная, полная безысходной тоски женщина. — Малфой-мэнор был избран местом для проведения ритуала, так как до сего дня являлся самым защищённым и сокрытым от чужих глаз и магии местом. Увы, Люциус отказался проводить туда членов Братства, и тогда... — Нарцисса судорожно вздохнула и часто заморгала, прогоняя непрошеные слезы. В зале послышались смешки и невнятные возгласы типа «Так ему и надо!». Женщина выдохнула и твёрдо продолжила: — Его убили в надежде разрушить защитные чары. Но их носителем, по наследию, стал наш сын, Драко. И тогда Пожиратели пришли за ним. Блондин подался вперёд, внимая словам матери. Он был поражён тем, что та пришла на слушание, жертвуя своей свободой, в попытке защитить сына. Конечно, попытка выглядела достаточно жалкой: в лучшем случае их посадят обоих. В худшем... Малфой вздрогнул, не желая думать о худшем. Нарцисса продолжала: — Драко обманом выманили из Хогвартса и заставили открыть дорогу к поместью. Но, если бы не он и... мисс Грейнджер, ритуал бы состоялся, и мало кто из вас сейчас находился бы в этом мире. В зале наступила тишина. Гриффиндорке казалось, что она буквально слышит, как бьется ее сердце. Раз-два-три-четыре. Каждый вдох был нестерпимо громким. — Позвольте задать вам вопрос, миссис Малфой, — судья склонилась над столом, словно бы пододвигаясь ближе к женщине, создавая иллюзию того, что диалог ведётся тет-а-тет. — Вы сама являлись или являетесь членом «Братства Крови»? Все взгляды переключились на Нарциссу. Гермиона чувствовала невероятное напряжение. В воздухе витало столько электричества, что можно было бы использовать обычные маггловские лампочки без подключения к сети. И, самое главное, девушка ощущала, как напряжен Малфой. Каждым движением юноша показывал, что близок к срыву. Вдох. — Да. Выдох. Гермиона была ошарашена. Огромная волна, цунами, накрыла девушку с головой. Что-то внутри, натянутое до боли, оборвалось, и с громким треском посыпалось все, что удерживала прежде невидимая нить. Малфой вскочил и закричал что-то, но Гермиона не слышала. Она изумленно смотрела на Нарциссу и то, как она смаргивает слезы. Неужели эта женщина... была заодно с теми уродами? А все ее письма, мольбы о помощи — были уловкой? Этого просто не может быть. Зачем тогда она пришла сюда сегодня, зачем рассказывает об этом сейчас? Нет, если бы Нарцисса действительно являлась одной из них, она бы не преминула возможностью скрыться. Пока мракоборцы успокаивали Малфоя, судья наводила порядок в зале. Парень бесновался, вырываясь из крепких рук, державших его. В конце концов, его обездвижили чарами, и блондин затих, обмякнув на кресле. Как мантру, он повторял одно слово: нет. Нет. Нетнетнетнетнет. Нарциссе задавали ещё какие-то вопросы, но суть ее ответов сводилась к одному: ее сын невиновен. — П-позвольте, — правозащитник робко обратился к судье, поднимая руку. Гермиона поразилась, как этот человек вообще способен спасти кого-то от заточения в Азкабан. — Следующей я бы хотел вызвать мисс Гринграсс. Грейнджер нахмурилась и обернулась. Она думала, что после Нарциссы вызовут ее, и на этом дача показаний закончится. Астория в качестве свидетеля оказалась неожиданностью. Слизеринка мягко поднялась и грациозно прошествовала к трибуне. Забини кивнул девушке и впился в неё таким пристальным взглядом, что Гермионе даже стало как-то не по себе. Астория была облачена в широкое свободного покроя платье, но даже в нем казалась изящным лебедем. Гермиона на секунду позавидовала красоте девушки и чуть не прыснула со смеху, осознав, как это мелочно в данной ситуации. Блондинка держала одну руку на животе. — Здравствуйте, — улыбнулась она и резко опустошила стакан с сывороткой. — Клянусь говорить только правду. Астория быстро поведала о том, что Малфою действительно приходили какие-то письма, но об их содержании она не знала. — Позвольте добавить, —выдохнула слизеринка, закончив рассказ. — Драко — очень хороший человек. Возможно, он вставал на неверную дорожку, но кто из нас не сбивался с пути? — Астория нервно хихикнула и поправила волосы левой рукой, правой все ещё прикрывая живот. Что-то на краю сознания Гермионы заскреблось, сигналя, что это не означает ничего хорошего. — Я... я его люблю. Действительно. И... я жду ребёнка. Гермиону словно ударили под дых. Воздух в очередной раз вышибли из лёгких, и девушка до крови прикусила губу. — Отцом ребёнка является мистер Малфой? Раз. Два. Три. — Да. Гермиона вскочила. Присутствующие вопросительно уставились на девушку, но та не смотрела ни на кого. Она чувствовала, как скулу ей прожигает горячий взгляд еговзгляд, но намеренно не смотрела в сторону блондина, слава Мерлину, он все ещё был под Силенциумом. — Простите, мне нехорошо, — невнятно пробормотала и выскочила за дверь. Она чувствовала себя невероятной дурой. Мерлин, разве такое бывает? Я жду ребёнка. От Малфоя? Боже, Грейнджер, да ты - конченная идиотка! Гриффиндорка глубоко вздохнула, зарываясь руками в волосы, и быстрым шагом двинулась вперёд по коридору. Впервые она пожалела, что не позволила Гарри и Рону прийти на слушание. Сейчас бы ей не помешала крепкая дружеская рука. И на что она надеялась? Что слизеринца оправдают, и они будут жить вместе, долго и счастливо? Грейнджер нервно рассмеялась и резко умолкла, осознав, что находится в Здании Суда. Черт, девочка. Да ты наивна до невозможности. Остаток заседания Гермиона стояла в конце коридора, разглядывая улицу за окном. Там находился городской парк, и жизнь в нем била ключом. Гриффиндорке казалось нереальным, что всего в нескольких метрах от нее обычные магглы веселятся, радуются. Живут. В то время как она падает в бездну, и чёрная пустота поглощает ее, заполняет каждую клеточку тела. — Г... Гермиона? Гриффиндорка вздрогнула и обернулась. К ней неуверенно подходил Забини, и это было до того необычно, что Грейнджер потеряла дар речи. Он что, назвал ее по имени? — Знаешь, ничего личного, — продолжил слизеринец. — Так было надо. Гермиона ничего не понимала. Какого черта Блейз заговорил с ней? — Просто... Вот, — парень протянул девушке конверт. — И приди на оглашение приговора. — Думаю, для него это важно.