Глава XXVI
13 июня 2014 г. в 23:49
Грейнджер, не переставая взмахивать палочкой, создавала непроницаемый купол, и при каждом новом заклинании были видны вспышки отражающейся от него магии. Драко резко сел на земле, с хрипом втягивая воздух в лёгкие и тут же выкашливая его обратно вместе с кровью. Это было сравнимо с пыткой — Круциатусом, — когда ты вот уже несколько вечностей выгибаешься на мраморном полу и раз за разом тонешь в боли, переставая ощущать даже её.
Парень не чувствовал рук. Рвотный позыв прокатился по пищеводу, и Драко еле успел встать на четвереньки, прежде чем остатки завтрака хлынули из глотки. Всё-таки его вывернуло.
Малфой сплюнул горький привкус желчи и с полустоном-полухрипом отполз в другую сторону. Когда тошнота немного отпустила, юноша смог оглядеться.
Снег — липкое месиво — оставлял на одежде мокрые пятна и стремительно пробирался в ботинки. Редкие, но величественные деревья тянулись вверх облезлыми ветками, напоминающими чьи-то усохшие руки, покрытые ватными одеялами. Облака грязно-серого цвета застилали небо.
— Где мы?
— Лес «Лю Глору».
Грейнджер стояла на коленях и, не глядя в сторону парня, старательно копалась в своей сумке, засунув руку по локоть. Привычными движениями девушка вытряхнула оттуда палатку и взмахом палочки воздвигла тряпичный дом. Зажмурившись, словно это могло помочь перестать чувствовать пульсирующую боль в ноге, Гермиона встала и, хромая, вошла внутрь.
— Иди сюда, нужно обработать раны, — донёсся до Малфоя её голос, звучавший так, словно Грейнджер находилась минимум в десятке метров от него.
Парень тяжело поднялся и двинулся следом, на секунду замерев на входе. Удивляться предусмотрительности Грейнджер не было сил — сам-то он даже не подумал о подобном развитии событий, — так что Драко просто вздохнул и принял происходящее как должное.
Внутреннее убранство не впечатляло простором и стилем. Он с горечью вспомнил шатёр, что установил его отец на Чемпионате мира по квиддичу. Да, с тем дворцом этот клоповник не сравнится: от входа вёл узкий коридор с парой дверей, по одной с каждой стороны, заканчивающийся относительно просторной кухней с маггловской гарнитурой и маленьким дубовым столиком. Гермиона сидела за ним, раскидав по деревянной поверхности тюбики и баночки, и беспорядочно перебирала их, изучая этикетки.
— Кровевосстанавливающее, летейский, мазь от ушибов… Да где этот чёртов бадьян?
Малфой прошёл в помещение и поставил Чашу, которую всё ещё почему-то сжимал, на тумбочку возле раковины. Золото тускло блеснуло, запачканное кровью, и издало приглушённый звон при соприкосновении с поверхностью тумбы.
— Грейнджер.
— Вот, — та, даже не заметив махинаций юноши, села вполоборота, показывая Малфою тёмный пузырёк, подписанный от руки, и приглашающе кивнула. — Иди сюда.
Парень, прищурившись, посмотрел на неё, отметив, что руки у Гермионы слегка дрожат, и сел напротив. Грейнджер нервно открутила крышку непослушными пальцами и, нетерпеливо притопывая ногой, дёрнула на себя бинты, вызвав у Малфоя очередную вспышку тупой боли.
— Грейнджер, — предупреждающе процедил он, когда той всё-таки удалось снять повязки. Окровавленная материя с трудом отлеплялась от кожи, натягивая её как шкурку на рождественской индейке и сдирая тонкие слои рогового слоя эпидермиса. Теперь кисти парня выглядели покрытыми нежно-розовыми лоскутами блестящего атласа. Драко сглотнул. — Твою же мать.
— Дыши глубже.
— Ну спасибо за совет, мисс колдомедик, — прошипел парень, смаргивая мутную пелену, застилающую глаза. В носу предательски защипало.
Малфой зажмурился, всё-таки следуя совету Грейнджер. Игнорировать сотни впивающихся в плоть раскалённых иголок было не так уж и сложно. Главное — сосредоточиться на чём-нибудь другом. И, чёрт, только не на мыслях, беспорядочно мельтешащих в черепушке.
Драко с трудом разлепил глаза, выдыхая воздух сквозь стиснутые зубы, и уставился на первое, что увидел — лицо Грейнджер. Та хмуро изучала его конечности, задумчиво пожёвывая губу. Милая складочка между её бровей то исчезала, то становилась глубже, в зависимости от степени волнения девушки. Еле заметная ямочка на левой щеке подрагивала.
— У тебя кровь, — заметил Малфой, заслужив быстрый скептический взгляд.
— У тебя тоже.
Грейнджер резким движением отвинтила крышку с банки с экстрактом бадьяна и наклонилась ближе к рукам парня, закрывая ему обзор своей головой. Малфой был рад этому. Куда приятнее было пялиться на лохматые завитушки на башке Грейнджер, чем на отбивную, именуемую его руками.
— Сейчас будет больно.
— Куда больнее?
Не успел юноша натянуто усмехнуться, как Гермиона опрокинула на тыльные стороны ладоней зелье. Оно зашипело, пузырясь, и обволокло кисти искрящейся пеной. Теперь Малфой точно сварился.
Он издал звук, напоминающий нечто среднее между рёвом рассерженного квинтолапа и протяжной «О-о-о», но через секунду боль уже стихла. Парень почувствовал облегчающую прохладу, окутывающую его руки до локтей, и лёгкие покалывания в подушечках пальцев. Гермиона отстранилась, и он смог увидеть, как прямо на глазах его кисти и запястья покрываются ровным слоем регенерирующей розовой кожи. Через пару бесконечных минут его руки выглядели почти так же, как утром, когда его пальцы почти сомкнулись на снитче.
Почти — ключевое слово.
Грейнджер взмахнула палочкой, и, повинуясь невербальному заклятию, из пустоты вытянулись бинты, с противным шелестом обматывая кисти Малфоя.
— На всякий случай, — пояснила девушка. — Чтобы не повредить свежий слой кожи.
Малфой поморщился и для пробы пару раз сжал и разжал пальцы. Те, пусть и с трудом, повиновались. Немного онемевшие, но функционирующие. Драко выдохнул, чувствуя, как тугой узел свернувшихся желудка и кишок развязывается.
Гермиона тем временем закатала правую штанину, деловито осматривая ногу. В районе щиколотки на ней багровели четыре вздувшихся синяка, симметрично расположившихся на противоположных сторонах, и рваные, как будто кто-то выдрал оттуда предварительно вшитую проволоку, линии между ними. Отпечатавшиеся челюсти.
На лице Грейнджер отразилось отвращение, и она, тяжело вздохнув, отвернулась, негнущимися пальцами принявшись перебирать склянки на столе.
— Наверное, здесь нужно простое заживляющее, — пробормотала девушка в пустоту, просто чтобы отвлечься. Малфой подтолкнул к ней тюбик с мазью, оказавшийся возле него, и перевёл взгляд на стену. Там красовалась картина формата А3, абстрактно изображающая то ли коров, пасущихся на лугу, то ли улыбающуюся морду какого-то придворного шута. Настоящее дерьмо, но оно позволяло отвлечься от тяжёлых вздохов Грейнджер, путая взгляд в заплетающихся линиях и ярких геометрических фигурах.
Гермиона издала жалобный скулёж, и Малфой всё-таки посмотрел на неё. Девушка невесомыми движениями, едва касаясь подушечками пальцев, распределяла по ране густую прозрачно-жёлтую мазь. Её руки мелко дрожали. На пару секунд она замерла, восстанавливая дыхание, а потом быстро-быстро закончила обрабатывать укус. По её лицу струились непроизвольные слёзы, и Малфой не знал, чего ему хочется больше — отвернуться и сплюнуть или помочь.
Он устало протёр лицо, чувствуя сильный стерильный запах, и убрал со лба отросшие волосы. Гермиона наложила бинты и откинулась на стуле, хрипло вдыхая через рот. Не глядя, потянулась к лекарствам, и юноша напрягся.
— Что ты делаешь?
— Нужно принять ещё что-то, — прошептала девушка, сбивая баночки с мест. — Вдруг клыки были отравлены.
— Грейнджер, здесь нет противоядий.
— Должны быть.
Гриффиндорка выбрала самую большую бутылку и так же, не глядя, откупорила ее.
— Грейнджер, — напряженно протянул Малфой, наблюдая за ее действиями. — Ты помнишь, что колдомедицина не терпит пустоты?
— Что?
— Если ты выпьешь что-то, что не требуется твоему организму, это «что-то» с лихвой восполнит упущение.
— Конечно…
Девушка сделала большой глоток. Парень резким движением выбил бутылку из ее рук и, схватив за плечи, встряхнул.
— Грейнджер!
— Это просто кровевостанавливающее, — устало покачала головой та. — Ничего не случится. Я потеряла достаточно крови.
Малфой прищурился, бросив взгляд на бутылку в дальнем конце комнаты, и, разглядев на этикетке соответствующие очертания букв, выдохнул.
— Но вдруг в организме яд, — продолжала бормотать гриффиндорка. — Мне нужен безоар. Ты не видел? Где безоары?!
— Эй!
Слизеринец снова встряхнул ее и, ловя расфокусированный взгляд, обхватил лицо девушки ладонями. Ее зрачки безостановочно сокращались, а лоб и щеки были такими бледными, что парень всерьез подумал о возможности отравления. Тем не менее, он четко и спокойно произнес тихим, немного рычащим голосом:
— Все. Будет. Хорошо.
И она поверила ему.
Грейнджер судорожно вздохнула, накрывая руки парня своими, и позволила ему в очередной раз взять верх. Почему она вообще паниковала? Это совсем не в ее стиле. Она всегда была рассудительной и спокойной на фоне Малфоя, пытающегося контролировать эмоции, но теряющего голову рядом с ней. Просто эта ситуация до жути напоминала ей гонения прошлого, когда она скиталась с мальчиками в постоянном страхе смерти. Гриффиндорка считала, что с этим периодом ее жизни покончено раз и навсегда.
И — надо же — все повторилось. Из-за него. Из-за чертова Малфоя.
Гермиона сглотнула. Парень дышал через рот, и его губы влажно блестели. В уголках запеклась кровь, и девушка медленно протянула руку, желая стереть красную корочку. Юноша настороженно проследил за ее движением, и когда пальцы Грейнджер коснулись его рта, задержал дыхание. Девушка, не отрываясь, смотрела ему в глаза. В них отражалась она сама и еще буря чувств, но главное полностью совпадало с чувствами гриффиндорки.
Они подались навстречу друг другу одновременно, и губы Малфоя накрыли губы Грейнджер. Сухие, воспаленные, потрескавшиеся. Ее рот имел горький привкус лекарства и немного — металла. Рот слизеринца наверняка был полон вкуса крови и желчи, но Грейнджер целовала его с таким остервенением, что эти мысли тут же выветрились из головы парня.
У нее был дерьмовый день. Ей это нужно.
У него был дерьмовый день. Ему это нужно.
Саданув бедром по столу, Малфой встал, притягивая к себе гриффиндорку. Та двинулась к нему слишком резко, и юноша, пошатнувшись, отступил, упираясь спиной в кухонный шкаф. Девушка, разомкнув поцелуй, виновато прикусила губу, глядя на него снизу вверх из-под полуопущенных ресниц.
Это сводит с ума.
Этот-ее-невинный-взгляд. Наполняет чем-то нереальным, эфемерным, ускользающим сквозь пальцы. Чем-то, что он должен удержать любой ценой.
Драко притянул ее к себе, зарываясь рукой в густые волосы и натягивая корни, отчего гриффиндорка еле слышно застонала, и прикусил ее нижнюю губу. Так, что наверняка останется синяк. Плевать. Грейнджер запустила руки парню под толстовку, скользя ладонями по горячей коже так нестерпимо медленно, что хотелось рычать. Она просто наслаждалась. Впитывала в себя пульсирующее тепло и выступающие очертания ребер, как изголодавшийся нищий набрасывается на еду. Как дорвавшийся наркоман.
Просто воткните эту чертову иглу ей в вену, потому что иначе — она просто сдохнет.
Парень отстранился на мгновение, чтобы стянуть наконец с себя эту гребаную толстовку и закинуть куда подальше. Грейнджер жадно вдохнула ударивший в нос аромат соли и пота и припала губами к впадинке на шее слизеринца. Она должна была запомнить его вкус, чтобы проигрывать его потом снова и снова в своем сознании. Обостренными рецепторами, как кошка, почуявшая добычу. Поцелуй за поцелуем, спускаясь все ниже, кончиком языка касаясь затвердевших горошин сосков. А руки уже скользнули вниз, цепляясь пальцами за ремень брюк, а потом, дразня, прижимаясь к выпирающему из-под плотной материи бугру.
Слушать голодные стоны Малфоя — непередаваемо.
Парень резким движением поднял Грейнджер, почти за волосы, и жадно впился в ее губы, одновременно с тем разрывая рубашку на ней к чертям собачьим. Пуговицы затрещали, обрываясь, и разлетелись по комнате осколочной бомбой. Скользящая ткань упала на пол.
— Чертов… — пробормотала совершенно не возражающая против такого вандализма Грейнджер, стряхивая с себя остатки блузки и сражаясь с пряжкой на ремне Малфоя. Дрожащие пальцы никак не могли справиться с застежкой, и парень, не выдержав, быстрым движением выдернул ремень из петель. Девушка на секунду застыла, а потом, улыбнувшись приоткрытым ртом, запустила руки под резинку боксеров. Малфой застонал.
Все ее движения и удивленный вздох, когда ее пальцы коснулись его вставшего, как херов кол, члена, и лихорадочный румянец на щеках, выглядели так по-грейнджеровски. Всю происходящую ситуацию можно было описать этим словом. Потому что. Малфой дышал ею.
— Иди сюда, — выдохнул куда-то ей в макушку, поглаживая обнаженные плечи в попытке притянуть гриффиндорку. Глотку сдавило в отчаянном желании почувствовать вкус ее языка. Коснуться своим внутренних сторон щёк, просовывая до самых гланд. Вылизывать ее рот, пока Грейнджер выстанывает что-то, изгибаясь под горячими руками, как кусок пластилина.
— Сейчас, — прошептала гриффиндорка, плавно ведя руками вниз по его бедрам, спуская атласные боксеры до колен. Слизеринец выдохнул, когда его член свободно врезался в воздух, не сдерживаемый больше тугой материей. Кровь отхлынула от лица, чтобы сосредоточить все свои резервы в паху.
Девушка прикусила уголок губы, увидев блестящую от смазки розовую головку, и заглянула в глаза Малфою, словно решаясь на что-то. Там горел огонь — отражение пламени, что полностью владело ее телом. Это было словно катализатор.
Грейнджер аккуратно сжала член парня у основания в тот момент, когда из его рта вырвалось:
— Что ты… — оборвавшееся подавившимся вздохом.
Господи. Что она делает?
Малфой откинулся на шкаф и закрыл глаза, растворившись в ощущении сомкнувшихся в кольцо на его плоти пальцев, осторожно ведущих вверх и вниз, распределяя по стволу блестящую смазку. Одно движение — и внутренности сковывает пылающим взрывом в ожидании следующей ласки. Искры рассыпаются под закатившимися глазами, и кажется, что сейчас либо умрешь, либо кончишь.
От одного только. Прикосновения.
Такого никогда не бывало с Пэнси.
Мерлин, почему такого никогда не бывало с Пэнси?
Да такого ни с кем вообще не бывало.
— Грейнджер, — пробормотал парень, открывая глаза, сам не зная, что собирается сказать. Сообщить, что она первая, с кем он испытывает эти охуенно-нереальные ощущения? Такое признание лучше держать при себе.
Но необходимость разговаривать вообще отпала, ровно как и необходимость дышать. Одна мысль — господичтоонаделает, — словно выжженная в мозгу, затопила сознание вместе с накрывающей волной тугого жара. Потому что. Грейнджер стояла перед ним на коленях, сосредоточившись на пенисе блондина. Потому что. Ее лицо выражало непередаваемую смесь трепета, испуга и решительности, выносящую мозг.
Потому что. Сложившись в распахнутую «о», ее губы сомкнулись на его члене.
О, Мерлин, черт подери твою задницу.
Она обхватила губами головку, медленно опускаясь и вбирая глубже, помогая себе руками. Жарко. Влажно. Драко вдавил руки в столешницу так, что костяшки мгновенно побелели, и сильно ударился затылком о шкаф, сомневаясь, реально ли происходящее. Грейнджер вздрогнула, на секунду выпустив член изо рта, но в следующее мгновение ее горячий язычок коснулся самого кончика, слизывая обильную смазку, и он понял — да, реально.
Господи, он точно сдохнет.
Тугие движения, от которых головка плотно скользила по нежному небу рта девушки, стали быстрее и увереннее. Малфой практически закричал — дадада! — когда гриффиндорка ускорилась. И начал подаваться к ней тазом, крепко вцепившись в непослушные волосы, задавая темп.
Сумасшедшая девчонка.
Стоны Грейнджер, глубокие, утробные, вибрирующие, импульс за импульсом сотрясали член слизеринца, подводя его к краю. Малфой шумно дышал, где-то с периодичностью раз через три толчка роняя шепотом: «Да, детка… Да…».
Он чувствовал. Тепло тонкой шеи Грейнджер, ее чуть шершавый язык, мощь ядерного взрыва, прокатывающуюся от макушки до паха. Что-то ослепляющее, сотрясающее.
Выгибающий до хруста костей оргазм, ломающий все тело, стирающий в пыль сознание. Он уничтожил его на секунду, утопил на дне. И непонятно чего — захлебывающегося дыхания или протяжного стона гриффиндорки, звучавшего так, словно девушка и сама кончила. И обжигающее нутро чувство, перемешивающее внутренности в коктейль Молотова.
Пару секунд. Дайте ему пару секунд.
Рука обессиленно отпустила волосы девушки, безвольно повиснув вдоль тела, и Малфой сглотнул, чувствуя, что в глотке его развернулась колючая пустыня. Все, что он еще мог делать, заключалось в том, чтобы часто дышать пересохшими губами и блуждать взглядом по блестящему лицу Грейнджер. На большее просто не оставалось сил.
Девушка отстранилась, аккуратно вытирая губы ладонью, и подняла на парня взгляд. Свой потрясающий, теплый, шоколадный, опьяняющий, словно коньяк.
Малфой утонул снова.
Кое-как, ватными руками, натянул спущенные штаны, не отрывая взгляда от глаз гриффиндорки. Потому что она смотрела точно так же. И вопрос на ее лице, готовый сорваться с губ, горел так ярко, насыщенный жгучим восторгом, что рот сам невольно расползался в полуулыбке.
— Ну… как? — хрипло спросила девушка обрывающимся голосом. — Я… старалась.
И, ну надо же, покраснела до самых корней волос. Немного поздно для смущения, не находишь?
Малфой, вместо ответа, осел на пол рядом с ней и притянул Грейнджер к себе, целуя во влажный от испарины лоб. Та замерла, уткнувшись носом блондину в ключицу, а потом так же мягко и тепло поцеловала парня в плечо.
И больше — ничего не нужно. Вместо сотен слов. Просто слушать выравнивающееся дыхание и чувствовать на себе обнимающие руки.
Целая вселенная заключена между ними.
Грейнджер вслушалась в стихшее сердцебиение парня, словно делая ставку — душа на кону — когда он снова отшвырнет ее? Отбросит, как использованный материал, потому что он всегда так делал.
Но сейчас почему-то не делает.
Лишь его руки сжимаются крепче, перехватывают поудобнее, и горячее дыхание, ерошащее волосы, пробирает до дрожи.
Гермиона тихо выдохнула Малфою в плечо, как можно осторожнее, чтобы не спугнуть это ощущение спокойствия, и закрыла глаза. Откуда-то из-за спины подкралось дикое желание спать. Пришло понимание, что день действительно выдался тяжелый — тут тебе и матч по квиддичу, и бег с препятствиями за Чашей.
Чаша.
Девушка совершенно забыла о ней. Суровая реальность навалилась мешком с цементом, и гриффиндорка прикусила губу. Ей не хотелось размыкать объятий, но она должна была убедиться, что с артефактом все в порядке. Чертова ответственность.
Грейнджер выдохнула и отстранилась от слизеринца, чувствуя, как его руки размыкаются — вместе с ними размыкалась и тонкая цепочка уверенности, сковавшая на несколько мгновений охапку проблем. А в следующую секунду девушка поняла, что Малфой никак не реагирует на ее действия. Гермиона взглянула на парня, и ее губы расползлись в невольной улыбке умиления.
Лицо юноши выражало умиротворение. Ресницы на закрытых глазах чуть подрагивали, а полуоткрытые губы влажно блестели. Ровное дыхание парня свидетельствовало о том, что тот банально заснул. Прямо здесь, на затертом полу избитой палатки, плевав на привычные шелковые простыни и пуховые подушки.
Рядом с ней.
Грейнджер осторожно встала и поежилась. Голые плечи тут же обдало холодным воздухом, и нестерпимо захотелось снова окунуться в теплые объятия крепких рук. Вместо этого девушка распахнула дверь в спальню и аккуратно отлеветировала парня на кровать. Тот не проснулся, и гриффиндорка радостно улыбнулась. Было в этом что-то притягательное — видеть Малфоя таким беззащитным, отданным на ее волю.
Гермиона постояла с минуту, просто наблюдая за ним, а потом вернулась на кухню собрать разбросанные склянки с лекарствами. С грустью посмотрела на порванную рубашку, а потом заметила скомканную толстовку Малфоя, повисшую на дверце кухонного шкафчика. С каким-то трепетом сняла ее и зарылась в материю лицом, вдыхая аромат соли и металла — свидетельства бурного дня.
Развернув ткань, задумчиво посмотрела на выгнутую змею, напоминающую букву «S», подобрала с пола палочку и прошептала:
— Экскуро.
Словно пылесос, дерево всосало в себя мельчайшие частицы грязи, оставив в руках гриффиндорки свежую, словно выстиранную, толстовку, горящую ярким зеленым. Повесив ее на спинку стула, девушка направилась в душ.
Забравшись под горячую воду, гриффиндорка поняла, что ей действительно не хватало этого массирующего каждую клеточку тела тепла. Горячие струи омывали лицо, и на эмалированную поверхность дна кабинки стекали грязные разводы. Гермиона даже не подозревала, что так вымазалась.
Спать хотелось все сильнее, а левую ладонь жгло неприятным зудом, словно рубин напоминал: пора заняться Чашей. Грейнджер поморщилась, вытираясь ватным полотенцем, укуталась в него целиком, и прикусила губу. Кое-чего ей в этот момент хотелось больше всего, и она собиралась пойти на поводу у своего желания.
Девушка выскочила из ванной и пулей пролетела на кухню, схватив толстовку слизеринца. И, не мешкая, натянула ее, скинув полотенце. Толстовка, доходящая гриффиндорке до середины бедра, приятно облегала тело. Гермиона выправила мокрые волосы и натянула рукава до кончиков пальцев. Хмуро посмотрела на так и не собранные лекарства и махнула рукой — в конце концов, прибраться можно будет и потом.
Сейчас она должна была — просто обязана — пойти спать. И не потому, что глаза слипались даже после душа, который, по идее, должен был освежать. Потому что — в постели растянулся Малфой, загребший под себя почти все одеяло.
Гермиона снова улыбнулась, отметив, что слишком часто уголки ее губ приподнимаются в этот день. И совесть совсем молчит.
Девушка покачала головой и забралась на кровать, только сейчас заметив, что нога ее совсем не тревожит. Осмотрела лодыжку и икру — от укуса остался лишь огромный багровый синяк. Куда лучше рваного шрама.
Обожаю магию, — пронеслась мысль, ставшая неким девизом золотой троицы.
Грейнджер оттянула на себя часть одеяла, касаясь ногой бедра Малфоя, от чего по коже бежали легкие мурашки, и с наслаждением потянулась. Ей вдруг пришло в голову, что это первый раз, когда они со слизеринцем оказались в одной постели — по-хорошему. Пожалуй, с этого и надо было начинать.
Гермиона повернулась на бок, подложив под щеку сложенные лодочкой ладони, и вздохнула, изучая лицо блондина. Он хмурился во сне, и девушка осторожно освободила одну руку, чтобы запустить ее в платиновые пряди, успокаивающими движениями убирая волосы со лба юноши.
Стоило жить только ради этого момента.
На кухне слабо звякнула Чаша, на мгновение вспыхнув тусклым золотом, и быстро погасла. «Что-то идет», — как будто говорила она.