Уличная магия 3: Турнир

Странно. Вроде бы мы возвращаемся домой, но я не чувствую прежнего спокойствия. Если раньше оставалась хотя бы иллюзия свободы, независимости, то теперь я сам же её уничтожил, позволив Джирайе дорисовать белые пятна в картине происходящего. Это было глупо. Очень в моем стиле, не правда ли? Саске ведет машину осторожно – он устал, старается быть предельно внимательным, но все равно периодически проваливается в свои мысли и перестает следить за дорогой. Благо, на дворе уже ночь: фонари раскрашивают влажный асфальт огненными пятнами, вдалеке расплываются серые многоэтажки, сияя квадратами-окнами в мягкой тьме и машин намного меньше, чем днем. В лицо бьет поток свежего воздуха, влажного и капельку стылого, осень на дворе, как-никак. Перед отъездом Джирайя сунул бумажку с сотовым фокусника, который поможет нам освоить огненные фокусы. Это будет интересное знакомство, и мне не терпится начать учиться чему-то новому. Надо отвлечься, надо забыть об опасности и отдаться тому, что получается лучше всего. Я хочу наслаждаться жизнью, пока есть такая возможность. Наслаждаться близостью, отношениями, сценой и работой. Могу себе это позволить, так ведь? Пока не случилось ничего ужасного, пока не сделан первый ход. Хотя, кто знает, может быть и это меня не остановит? Может быть, надо упереться рогом и всегда оставаться на плаву, на виду, чтобы противостоять? Хотел бы я иметь власть подобную власти Джирайи. Была бы возможность спихнуть всю работу на кого-то еще, чтобы после со спокойной душой и стаканом дорогого алкоголя в руке наблюдать, чем дело кончится. Хотя старик давно потерял запал и желание бороться с всеобъемлющей сетью Данзо. А есть ли у меня этот самый запал? Хочу ли я подвергать опасности всё, что мне дорого? Нет, само собой, вернувшись сюда, я уже сделал выбор. А навестив Данзо в его кабинете – бросил камень в опасного противника. Но ведь еще не поздно решить, хочу ли я стоять под копьем, когда терпение этого старого хмыря лопнет? Могу ли я действовать иначе, не напролом? Могу ли искать лазейки, чтобы добиться желаемого? Наверное, даже если я решусь, то не найду подходящего пути. Или мне придется пройти по головам близких людей… – Приехали. Саске тихо выдыхает и касается моей шеи холодной ладонью. – Тебе надо зарядить «сердце». Точно. Я уже успел подзабыть об этой обязанности. Хорошо, что резервный заряд позволяет мне забывать. Жаль, что он не бесконечный. – Наруто… слушай… – Что? – вытащив из кармана зарядку, поворачиваюсь к Саске. В свете одного-единственного тусклого фонаря он выглядит как призрак, ладно я хотя бы их уже не боюсь. – Можно мне? – В этом нет ничего интересного, – пожав плечами, протягиваю тонкое белое устройство с лампочкой, напоминающее электронный термометр, только большего размера. – Ты даже ничего не заметишь. – Сегодня ты делал это только один раз? А если он отключится? – Внутри есть небольшой резервный заряд для подобных случаев. Создатель понимал, что человек может попросту забыть о том, что внутри него находится насос для сердца. Но резерв нельзя использовать постоянно, это опасно. Саске берет с ладони зарядку и, пересев чуть ближе, наклоняется к моей груди. – Неприятно думать, что эта штука может быть опасной. – Издержки. Лучше так, чем ходить подключенным напрямую к аккумулятору. Учиха осторожно расстегивает молнию куртки, а затем и толстовку, хотя в этом нет особой необходимости. Бинты отсутствуют – шов едва заметен и заживает, по словам медсестер, очень быстро. – Ты чувствуешь что-нибудь? Чувствуешь, как он работает? Наклонившись к ключицам, Саске медленно проводит зарядкой над моей грудью. Раздается писк, сигнализирующий о том, что сигнал пойман и устройство готово к работе. – Держи так. – Долго? – Около минуты. – Хм… Мы недолго молчим, прежде чем я собираюсь с силами, чтобы ответить. – Куренай-сенсей говорила, что я не должен ничего чувствовать. Ничего, кроме легкого дискомфорта во время активной физической работы. Но мне постоянно кажется, что внутри что-то давит, распирает легкие. Это не мешает им работать, как и сердцу, но немного… настораживает что ли. – А вдруг что-то не так? – Нет, всё должно быть хорошо. Одна из медсестер упоминала – впечатлительные люди говорят, что даже «слышат» аппарат, хотя это невозможно. – Уверен? Учиха без предупреждения наклоняется еще ниже и прижимается ухом к моей груди. Вот бы хоть раз поверил на слово, а. Бессмысленно путаюсь пальцами в его растрепанных волосах, вбирая ощущения, как губка. Страшно представить, что творилось в этой больной головушке несколько часов назад. Да и что творится в ней сейчас – та еще загадка. – Слышишь что-то? – Между ударами… перестук. И всё. – Ну вот, говорил же, ничего интересного. Тебе надо отдохнуть, Саске. Пойдем в дом. Мы не спеша вываливаемся из машины, вместе подходим к двери. Зачем-то обмениваемся взглядами на крыльце. Очень хочется знать, что он сейчас чувствует. О чем думает, что его беспокоит. Но спрашивать напрямую не вариант – надеюсь, что Учиха сам все расскажет, когда посчитает нужным. – Наруто, – неожиданно напряженный голос бьет по нервам. – Здесь кто-то был. Посторонний. Замок закрыт на два оборота. Мы снова переглядываемся, прежде чем переступить через порог. Усталость Саске и моя рассеянность отходят на второй план – мы крадемся сперва по коридору, откуда Учиха заглядывает на кухню, затем так же осторожно идем в сторону зала, стараясь не перегонять друг друга и не шуметь. В нашем доме был кто-то. А может быть, есть до сих пор. Посторонний. От одной мысли внутри всё холодеет. Что он тут делал? Искал? Вынюхивал? Или кто-то пришел за нами? Опасения рассеиваются, когда я натыкаюсь взглядом на любимую оранжевую стену. Больше она не пустует. Лишь убедившись, что поблизости нет никакой опасности, включаю свет и застываю в нелепой позе, с прижатой к выключателю рукой. Устройство зарядки в кармане начинает истошно пищать, сигнализируя о том, что скорость ударов перешла через нежелательную границу. Саске касается руки, потом слабо дергает меня к себе за плечо, но я вырываюсь из цепкой хватки и двигаюсь в сторону стены. Кто-то повесил на нее три картины. На первой – россыпь ярко-желтых и алых мазков и белое сияние солнечного диска. На второй тонкая капля, повисшая на краю огромного алого цветка. На третей изображены пятна облаков, видимые сквозь красивые осенние ветки. В уголке каждой картины замысловатая подпись «Хабанеро». «Розовый закат», «Роса» и «Поднебесная». Это картины моей матери. В памяти всплывает один из самых чудесных дней – все были дома, вместе, в отличном расположении духа. Мы с папой наблюдали за тем, как рождалась «Поднебесная», подкалывая маму насчет аккуратности. Она вся, с ног до головы, была вымазана в голубой краске. И когда у неё не получилось создать нужный эффект кистью, мама начала рисовать облака пальцами. Мы были заворожены, но смущались признать это и прятали восхищение за смехом и улыбками. Когда мы окончательно ее достали – оба получили палитрой по голове. В тот же день, вечером, я подслушал один интимный разговор – отец спрашивал, о чем она думала, когда рисовала эту картину… Ответ стал для меня настоящим откровением. «О Наруто. О его мягкости – в этом небе… и о его решимости. В осени есть решимость, желание начать все заново. Только слепые дураки называют осень временем увядания. Эти же идиоты, кстати, называют смерть – концом всего». Я помнил, что красный цветок символизирует Кушину. А нежный пламенный закат – это рисунок о Минато. Сейчас места названий занимали другие таблички. Из бестолковых слов складывалась фраза. Но мне потребовалось больше минуты, чтобы подавить в себе ураган эмоций и понять, какой смысл в них заложен. «Не желающий. Знать. Правду». Не помню, чтобы я когда-либо испытывал такую сильную ярость. Все мои недавние впечатления, ощущения, эмоции сносит волной сильнейшего гнева. Да куда там – я забываю обо всем на свете. На миг кажется, что я растворяюсь в яде злости, что теряю себя в этом огненном мареве и это уже не исправить – слишком сильный удар, слишком глубокий провал в пропасть. Не знаю, сколько времени проходит, прежде чем меня приводит в чувство легкая боль – Саске аккуратно бьет по лицу раскрытой ладонью. Это помогает, но временно. – Да что с тобой?! Что это?! – Это картины Кушины Узумаки, – Учиха вздрагивает, наконец, став единственной точкой сосредоточения моего внимания. Отвратное впечатление дополняет еще и голос – ядовитый, пропитанный жгучей горечью. На фоне тревожно пищит гребанное устройство, но сейчас это последнее, о чем хочется думать. – Наруто? – в растерянном взгляде Саске постепенно появляется осознание, а затем и эмоции. – Саске, пожалуйста… я не могу. Дай мне минуту. – Это же не настолько… ты же… Мы просто смотрим друг на друга – и впервые не знаем куда деваться. Саске тянет руку, но я сбиваю ладонь в полете, не позволяя прикоснуться. Звонкий хлопок заставляет вздрогнуть нас обоих. – Не трогай меня. – Что ты… что это значит? И тут внутри что-то надламывается, крошится. Слова вырываются сами собой, как и ураган разрушительных эмоций. – Эти твари напоминают мне, что я игнорирую правду о смерти моих родителей, ясно?! Я не хочу допускать даже мысли, что их смерть – не несчастный случай, не стечение обстоятельств, но не могу с этим бороться! – Ты же знаешь, что это – провокация! – Я пытаюсь, Саске! Я пытаюсь держаться за это, черт возьми! Но как… Сильный толчок к стене выбивает из меня дух и боль волной проходит по телу – от груди, до колен. Лицо Учихи тоже искажено, он смотрит мне в глаза, теряясь перед чем-то абсолютно незнакомым. – Успокойся! – Я же попросил не трогать меня! Истерический писк переходит в другой – более громкий и протяжный, что означает, что мой пульс приближается к недопустимому. Этого не должно происходить, и я усилием воли заставляю себя вникнуть в суть проблемы. Надо собраться. Надо погасить эмоции. – Успокойся сейчас же, – шипит Саске. Но сила его влияния на меня встречает сопротивление – злость. Злость, с которой мы оба еще не имели несчастья столкнуться, злость, делающая меня сторонним наблюдателем и полностью поглощающая разум. – Убери руки. Он не убирает ладоней, не слушает, не хочет – как всегда. Поэтому я вырываюсь сам, перебарываю сопротивление и отхожу в другой угол, как раздразненный зверь, подальше от источника моих страданий. – Наруто, ты… – Дай мне прийти в себя, черт тебя раздери! Отвали и не действуй на нервы хоть минуту! Я знаю, что ты собираешься сказать! – И что же?! – Что я должен вспомнить кто я такой! Я знаю – и видишь?! – рывком развожу руки в стороны. – Да, во мне есть и это! Разочарован?! – Какой же ты идиот, – ядовито выплевывает Саске, прежде чем обжечь меня взглядом и уйти из комнаты. А я, беспомощно глядя ему в след, окончательно теряю твердую почву под ногами и хватаю первое, что попалось под руку – сувенир, корабль в бутылке. Звон разбитого стекла как лезвиями по барабанным перепонкам, но ярость не уходит, а лишь сильнее жжет изнутри. Чертова клетка. Чертова Синтагма. Чертов Данзо и его игры. Я должен был знать, что столкнусь с чем-то подобным, но это всё равно оказалось шоком. Навернув с десяток кругов и обессилев окончательно, оседаю рядом с разбитым кораблем. Ну почему я чувствую это? Почему сейчас, уже сейчас мне хочется плюнуть и пойти на поводу у эмоций, сделать то, чего они добиваются? Да куда там. Твою мать. Какой же я идиот…