Уличная магия 3: Турнир

– Наруто, а ты знал, что у вас есть фан-сайт? – присев на край постели, непрошибаемо-серьезно спрашивает Итачи. Приоткрытый ноутбук в его руках подсвечивает лицо рассеянными белыми бликами, глаза горят любопытством и диким азартом. Мрачные мысли, осевшие в моем мозгу после разговора с Кибой моментально разбегаются по черепу шустрыми тараканами. Чего-чего? – Фан-сайт? – пробую перевернуться на бок, чтобы увидеть, что там такого интересного Итачи выкопал из амбаров интернета, но глядя на мои бесполезные попытки, он сам разворачивает экран. И ухмыляется так… коварненько. – Ага. Его создали после вашего совместного концерта. Как я понял, сначала он был посвящен работе и творчеству, но постепенно… превратился в кое-что поинтереснее. Итак, одна только шапка способна шокировать своим содержимым – на фотографии Саске пафосно «умирает» у меня на руках. Слева большими буквами горит странноватое название «Магитайн», а ниже идет текст, воспевающий фокусы. Но! Мы с Саске везде! Везде и всюду! – Итачи? – кое-как справившись с недоумением, хриплю я. – Что они там обсуждают? – Вашу горячую любовь, – с готовностью отвечает тот. Нет, я ошибся, среди этой семейки нормальных людей нет. У них идиотизм в крови, по венам течет и формируется в костном мозге. – Тут есть раздел фанфиков. Есть арты. И даже ваши случайные фотографии «вне дома». Как я понял, эти ребятки не знают, где вы живете… но свято верят, что живете вместе, представляешь? Знали бы они, как близки к правде! – Что за ерунда? – с каждой секундой краснея все сильнее, спрашиваю я. И тогда Итачи показывает мне раздел «арты». С загадочным подразделом «NC-17». Подстава пришла, откуда не ждали. После короткого экскурса в народное творчество мне хочется закопаться с головой прямо в матрас, сквозь ткань. Протиснуться в пружины и остаться там навсегда. А Итачи заливисто хихикает, глядя на мое серо-зелено-красное лицо. Нет, не спорю, есть рисунки действительно красивые, но твою мать! – Зачем? – Чтоб было, – пожимает плечами Выродок Старший. Хочется дать ему чем-нибудь тяжелым по темечку, но под рукой только подушка и та неподъемно-тяжела для раненого. Несмотря на то, что прошло уже два дня, и рана вроде бы не представляет никакой опасности, не стоит лишний раз рисковать. Тут возмущение отходит на задний план, уступив место странно-идиотскому всплеску интереса. Видимо, это заразно. У меня тоже учихавирус в крови, причем давненько… – Саске уже видел? Широко распахнутые глаза Итачи сужаются до очень, очень плохих щелочек. – Еще нет. И лыба расползается шире. – Я хочу на это посмотреть! – фыркаю, перекатившись на край постели. Шевелиться еще больно, но ради такого я хоть с парашютом прыгну. Вот прямо сейчас прыгну, честно. – Уверен? Итачи внимательно наблюдает за моим гордым шествием от кровати к выходу. Видимо, пытаясь оценить, насколько хреново я выгляжу. Судя по молчаливому преследованию, моя оценка на сегодня «с пивом покатит». Саске обнаруживается в зале, задумчивый и тихий, разглядывающий картины на стене. По лицу можно определить, что он думает о чем-то мегадепрессивном, чем загоняет себя в еще большую тоску – все мы знаем, что Саске любит ковырять старые и новые раны, делая из них настоящие кровоточащие дыры, и из любой несуществующей мухи раздувать слона размером с планету. На наше появление младший придурок реагирует с запозданием – сама по себе картинка настолько нелепая, что его мозг не сразу принимает увиденное за реальность. – Итачи, какого хрена? – наконец, интересуется Саске, рывком поднимаясь на ноги. – Наруто надо лежать… – Ты знал, что у нас есть фан-сайт? – вместо отмазки забрасываю удочку. Итачи стоит рядышком, как стюардесса на демонстрации – улыбаясь мило-премило, прям-таки ангельски. Да-да, Саске, подстава пришла, откуда не ждали. *** На самом деле нет ничего удивительного в том, что мы постоянно попадаем в неприятности и никак не можем наладить стабильный быт. Когда в людях нет ничего постоянного, их жизнь похожа на вечную беготню за десятью зайцами: бывает так, что зайцы ловятся – но даже в этом случае охота не всегда заканчивается радужно. Зайцы бывают клыкастыми или когтистыми, и раны от их маленьких ножей заживают далеко не сразу. Эта мысль посещает меня в тот момент, когда старший Учиха организует брату пятый стакан виски. У моих ног лениво развалился Кьюби, на спинке дальнего кресла вытянулась Шарин. Тишина, покой, одни только мы страдаем какой-то хренью. Что хуже – Саске с маньячным блеском в глазах сёрфит ссылки на чертовом «Магитайне». А я… А что я – у меня дырень в груди, обезболивающее постепенно давит боль, так что хочется смеяться и говорить о каких-нибудь глупостях. Например, о зубастых зайцах. Особенно с Итачи. Он вообще отдельная тема для книги-пособия: «Первое впечатление обманчиво или как я промахнулся в своих предположениях». Название длинновато, но это черновой вариант. Коротко можно просто «Кошмар». Нет, «Кошмар и его длинные ресницы». Так определенно лучше. Он псих. Если Саске любитель сходить с ума по поводу и без, то Итачи профессионал – ему нет равных в этом непростом деле. – Наруто, мы вообще похожи на братьев? – он обводит рукой часть своего лица и лица Саске. Последний на миг отрывается от чего-то крайне интересного, громко хмыкает, и снова погружается в чтение. – Похожи. Но… – Но? – Иногда ты выглядишь младше. Хотя нет, вы кажетесь почти ровесниками. – Как близнецы? – Нет, не совсем. Тебе правда интересно? – Давно думал об этом, так что да, мне интересно. – Ну… у Саске глаза совсем чернющие. У тебя с кофейным оттенком… да и черты лица у вас, в целом, разные. Подбородки одинаковые. И скулы. Громко захлопнув крышку ноутбука, Саске тянется за виски. У него моральный шок – вон, румянец растекся по щекам, что уже само по себе событие. – Что вычитал? – осторожно интересуется Итачи. – Фанфик прочитал, – коротко отрезает Саске, прежде чем залпом опустошить стакан. И всем своим видом дает понять, что вдаваться в подробности не будет. Ни. За. Что. – Итачи, включи музыку, а. Старший братец оперативно тырит ноутбук и оставляет нас один на один примерно на десять минут. Саске уже развезло – подперев голову рукой, он начинает разглядывать меня из-под полуопущенных ресниц. Серьезно, вдумчиво. В таком уютном молчании мы сидим до самого возвращения Итачи – а тот, судя по выражению лица, придумал что-то весьма небезопасное. Кстати говоря, сколько эти двое выжрали? Я как-то не следил… Скоро комнату заполняет музыка. Что-то отдаленно похожее на… сальсу? Расслабленное лицо Саске вытягивается, потом он округляет глаза и мотает головой. – Итачи, даже не думай! Слышишь, ты! Завязывай с этим! – Что? Что такое? – кипишую, обращаясь, в основном, к старшему – тот уже плавает по комнате по одному ему понятным траекториям. Страдальческий стон, случайно вырвавшийся из горла Саске, напоминает предсмертный волчий вой. Все очень плохо. – Он занимался латино, – выдает заклинатель змей, отползая в угол дивана. А Итачи с хитренькой ухмылкой пританцовывает к стороне брата. – Пошли. Да не ной ты, чего как баба? – Мне уже не пятнадцать, Итачи, мать тебя раздери! – Хочешь, чтобы моей партнершей стал Наруто? Саске переводит на меня взгляд. На лбу у него бегущая строка: «Боже, за что мне это?». Но сквозь панику пробивается осмысленное «Никому не позволю страдать». Героизм. Вот что отпечатывается на его лице, когда выродок встает на ноги. Медаль на грудь повесить и вот она, надежда всея мира. – Шаги помнишь? – полностью игнорируя ярко выраженную жертвенность на лице брата, спрашивает Итачи. – Нет. А то, что творится дальше, дает мне убедиться наверняка: они оба одинаково сумасшедшие. Итачи медленно шагает – уже первые несколько движений гипнотизируют, настолько плавными и изящными они выглядят. Саске со стоном повторяет, правда, ему явно недостает отработанности. Когда они ускоряют шаги, я очень жалею, что в руках нет чего-нибудь записывающего – хотелось бы потом пересмотреть видео, чтобы убедиться, что это было взаправду. Но я рад, что могу хотя бы смотреть, широко раскрыв глаза, глупо улыбаясь и стараясь не пропустить ни одного движения. Невероятно же. Итачи танцует безупречно. Двигается, как ленивый, сытый кот, пригревшийся на солнышке – плавает над полом легчайшими шагами, невесомо, будто лапами перебирает. Это не просто любительский уровень. Профессиональный, не хуже, чем карточные фокусы Саске, а может даже и лучше… Но не в этом вся соль, нет. Саске с самым печальным лицом, на которое только способен, берет его протянутую руку, и они курсируют по залу латино связочками. Не очень сложными, но тут даже такой танцевальный пень, как я, поймет – это происходит не в первый и не во второй раз. Господи. Саске танцует латино! Скотина! Он даже пьяный неплохо вышагивает между прочим! Почему я об этом не знал? Хотя, логично, конечно, все связанное с танцами напоминало о «мертвом» брате, так что вряд ли он горел желанием вспоминать этот навык. А теперь вот, пожалуйста… Раз, два, три, раз, два, три. Видимо, мое надутое лицо что-то там шевелит в мозгах Итачи – он закручивает Саске обратно на диван и подает руку мне. Но я-то трезвый! – Ты сдурел? – дыша через раз, сипит младший придурок. – Он же… – От кизомбы не упахается, – фыркает Итачи. Я как-то механически цепляюсь за тонкие пальцы. – А ты вообще сиди жри свои яблоки, понял? Если не съешь, я тебя еще разок прогоню. Бачату будешь плясать. Женскую партию. – Иди ты! – сквозь улыбку шипит Саске. Но разве этому маньяку кто-то указ? Не то, чтобы меня это смущало. Итачи действует непринужденно и естественно. Очень скоро вообще перестаешь замечать, что танцуешь с парнем – он умеет одним видом вызывать в душе космическую гармонию. Думаю, если бы Итачи гулял по городу полностью обнаженным, окружающие бы принимали это как само собой разумеющееся. А что тут странного, действительно? Мне достаются куда более простые связки, да и Итачи аккуратно прижимает к себе почти вплотную, не давая сделать лишнего движения. Танец совершенно неспешный, похож на ленивую прогулку. Кизомба, ха? – Женская партия в кизомбе выглядит упомрачительно, – шепчет он. – Но, боюсь, если я покажу тебе все движения, Саске меня прибьет. – Почему? – выдыхаю, стараясь дышать как можно медленнее – боль пока не беспокоит. – Слишком откровенно. Мы делаем всего два круга по залу – медленно, почти ни о чем. Зато мое настроение прыгает куда-то до небес. Забавно… Когда я плюхаюсь на диван, Саске бросает в мою сторону тяжелый взгляд. Он становится куда более понятным и читаемым, когда выпьет. Хоть сейчас бери и составляй пособие «десять способов отличить пьяного Саске от трезвого и понять его чувства». Это будет моя вторая книга, ага-ага. – Ты чего? – Опять ты танцевал и не со мной, – фыркает, закинув руки на диван. – И вообще, надо выселить этого нахлебника – а то, глядишь, через неделю-другую спать с нами будет. Ему только дай волю. Пока я сдавленно хохочу, Итачи меняет музыку. Латиноамериканские ритмы переходят во что-то мелодичное и интересное. Затем Учиха разваливается на полу, тянется в шпагате минуту-другую. Не то, чтобы я удивлен. Он ведь Учиха, а эти сволочи все в чем-то да талантливы. Даже иногда чересчур – смотришь на них и думаешь, есть ли какой-нибудь край? Потолок там. Рамки? У Итачи явно никаких рамок нет – ни приличия, ни загонов, ни комплексов. Последние несколько лет он только и занимался тем, что подчинялся чужим правилам… после такого наверняка хочется свободы от любого эмоционального груза. Я удивлен, как он до сих пор не пошел в разнос, а только нас с Саске разворошил, заставляя чувствовать, понимать и видеть, как прежде. Как было до Розы и ситуации с Кибой… Кстати, гаптофобия Итачи по отношению к нам больше не работает. Осталась только некоторая настороженность к чужим людям, а перед своими он даже не заморачивается – делает, что хочет. И как хочет. Вот и сейчас… Короткий взмах. Прыжок, больше похожий на падение – акробатические трюки ему даются просто и непринужденно. Итачи красиво выгибается, тянет руку. И начинает танцевать так, как будто находится совершенно один. Только он, музыка и полная, безграничная свобода движения. Это похоже на ураган из карамели – нечто тягучее и мягкое, плавное и грациозное, в сочетании с резкими разворотами и отточенными движениями. Он похож на пантеру. Хотя, нет, на какое-то немыслимое, мифическое существо. Гибкий, непредсказуемый, как черт – не поймешь, что сделает в следующий момент. От каждого «па» на обнаженных руках проступают стальные мышцы и майка взлетает к подбородку – легкий… Одинокое безумие. В его танце много чувств, эмоций, и плохого, и хорошего. Я бы поверил, что Итачи только что сошел с ума, если бы не знал, что он и так полный псих. И лицо удивительное. На одном из таких небезопасных рывков с него слетает резинка, волосы растрепанной копной облепляют чуть румяное лицо. И прячут от нас с Саске лихорадочные, блестящие глаза. Кстати о Саске – не дышит. Замер, стальной пружиной собравшись в углу дивана. А потом он встает и уходит, но я успеваю заметить страдание на лице и прижатую к груди руку. Хочется пойти за ним, успокоить, но я не могу. Итачи по барабану есть ли кто-нибудь в комнате. Это важно только для меня – я должен досмотреть до конца. Он не обращает внимания, что Саске ушел – и будь я на его месте, тоже бы не обратил. Просто Итачи утонул в своих воспоминаниях… Это начинает проявляться в изломах – словно бы вывернутых руках, наигранно-неправильных движениях. Думаю, ему не хочется быть настолько откровенным в этом танце, но оно идет само. Совсем как у меня, когда руки вдруг становятся деревянными. Чувства, эмоции, накрывающие бездонный колодец вдохновения тяжелой железобетонной крышкой… Чужая жестокость. Отвращение. Страх. Итачи легко передает это – словно перетанцовывает свою историю, собственную судьбу. Заново. И когда он заканчивает, моя внутренняя крышка трескается и рассыпается в пыль. – Почему? – спрашиваю обо всем и ни о чем одновременно. Итачи падает рядом на диван, на место Саске и тяжело дыша, начинает рассказывать: – Однажды… была какая-то тусовка, вроде вечеринки. Там была девушка, совсем новенькая, лет двадцати, ей только-только сделали операцию… ее заставляли танцевать. – Ты тоже «участвовал»? – Я занимался кухней – таскал напитки, убирал тарелки. И я просто не мог смотреть на это… – Что ты сделал? – Рискнул выставить себя. Гости долго ржали, но в конце концов позволили мне попробовать. – И что из этого вышло?.. Итачи стирает ладонью капли пота со лба. – Я танцевал двое суток. Безостановочно. Потом меня чуть не продали одному из гостей за целый особняк. Понимаешь… свобода человека и свобода тела близко связаны, но все же это разные вещи. Я никогда и никому не позволял отнять у меня свободу движения. Пускай они имели надо мной власть, но… с этой возможностью я становился выше и лучше них. Я научил этой свободе всех, кто был со мной в плену – забываться без алкоголя и наркоты, без страха и без боли… Кто-то пел. Кто-то рисовал. Кто-то мог вытащить монетку из уха… все мы искали свою свободу. Хаку тоже не понаслышке знает, что это значит. «Это символ твоей свободы» – эхом звучит в моем разуме. – О чем ты мечтал? – О чем?.. Мечтал о доме. О том, что когда-нибудь смогу уснуть на собственной подушке, укрывшись своим одеялом. Еще я мечтал еще хоть раз в жизни… один разок дать Саске пендаля и отправить его жрать яблоки. Итачи переводит на меня взгляд и слабо улыбается. – Иди. Только ты сможешь с этим справиться. Сейчас он мягкий, как глина, так что не ошибись. – Понял, – киваю и, собрав себя в кучу, топаю в сторону подвала. С совершенно пустой головой. Если я начну думать – точно ошибусь.