Уличная магия 3: Турнир

Это мост между небом и землей, Между вами и нами, Едва изученный путь, Несмотря на преграды, мы связаны. (с) Le Roi Soleil – Entre Ciel Et Terre

– Сердечный ритм в норме, вот, взгляните сами, – медсестра протягивает мне лист с результатами анализа и улыбается во все зубы. Надеюсь, она просто любит свою работу. – Да, действительно, – пока я пытаюсь сделать вид, что что-то понимаю в неровной линии на мелкоразлинованной бумаге, она записывает данные в моем направлении. – Простите за любопытство, но вы случайно не знаете, что случилось с Куренай-сан? – Ей пришлось уехать, – печально вздыхает девушка. – Очень грустно, она ведь чудесный врач, стольких людей на ноги поставила... Действительно, чудесный врач, который вместе с насосом зашил в пациента смертельно-опасное устройство. И пусть она хоть тысячу раз хороший человек, даже угрозы – не оправдания. Конечно, часть меня всегда будет жалеть её. Другая часть – ненавидеть. Однако, будь я на месте Куренай, я бы нашел способ хотя бы сообщить об опасности. – Спасибо. Что мне делать дальше? – Запишитесь на прием. Вас поставят в очередь на операцию по извлечению насоса перекачки крови и всё, свобода! Медсестра мягко кивает на бумаги. – Долго мне придется ждать своей очереди? – От недели до месяца, в зависимости от занятости хирурга. – Что ж, всё ясно. Спасибо. Покидая кабинет, я думаю о связи Хаку с местными больницами. Что помешает Синтагме вмешаться в ход событий и опять засунуть в меня свой «цветок любви»? Есть и другой вариант. Когда мы разберемся с шоу, я могу довериться Кабуто, если он возьмется за операцию на сердце. Или, на край, попросить помощи у Джирайи... – Чего такой мрачный? – Саске поджидает меня у машины. На него заглядываются все прохожие, особенно дамочки – смотрят чуть заинтересованно и одухотворенно, будто вдруг заметили произведение искусства посреди скучного городского пейзажа. В мечтательном фиолетовом шарфике поверх длинного черного пальто, рядом с взятым напрокат фольксвагеном, весь нафуфыренный, распричесанный и гордый, как тысяча статуй свободы, он и вправду выглядит обалденно. Без шуток. Только кто ж ему скажет. – Я тут подумал... как насчет прогулки? Завтра концерт, вряд ли мы сможем что-то изменить за одну ночь. А так хотя бы проведем время с пользой. – С какой это такой «пользой»? Время, проведенное в твоей компании, как правило, потрачено в пустую, – ехидно отзываюсь я, запрыгивая в салон. Вместо ответной едкости Саске молча садится и заводит машину, что уже само по себе странно. – Что сказали в больнице? – С моим сердцем полный порядок, но вот извлекать насос теперь придется по записи к новому врачу. Не хочу ложиться под нож в больнице. Кстати, ты же у нас теперь практикующий хирург, как насчет еще одной маленькой операции?.. – Узумаки, ты сегодня точно огребешь. Пока я давлюсь сдавленным смехом, Саске выруливает на главную дорогу и тихо продолжает разговор, словно прочитав мои мысли: – Я доверяю Кабуто. Ладно, разберемся с операциями после. Время еще есть. В салоне так тепло и уютно, что я с удовольствием расстегиваю верхние пуговицы своего ярко-голубого пуховика и растекаюсь по сидению. Может быть, Саске прав, сейчас нам необходимо отвлечься от работы. Усталость и натруженные мышцы в самый ответственный день никому не пойдут на пользу. К моему огромному удивлению, Учиха паркует машину напротив одного из самых дорогих заведений в центральном квартале. Минуту-другую я в недоумении перевожу взгляд со стильной вывески на Саске и обратно. – Ты серьезно? – Можем же мы хоть раз хорошенько расслабиться? – Потратив половину накоплений? – Да ладно тебе, концерт всё окупит. Пойдем. И мне не остается ничего, кроме как плестись за сим новоявленным авантюристом. Хотя какая тут авантюра, скорее уж игра в богатых и успешных. Внутри нас встречает знакомый дизайн. Очень похоже на первоначальный вариант ремонта в квартире Учихи, эдакий современный модерн а-ля потомок графа Дракулы, строгая серость, мокрый асфальт, прямые углы и чистота линий. Саске выбирает столик с диванчиками, у дальнего окна, прикрытый ширмой с принтом ночного Нью-Йорка. Тут внезапно обнаруживается, что под пальто у него безупречно выглаженная рубашка. А я, как дурак, без задней мысли выперся из дома в самой обычной яркой толстовке. – Если ты запланировал это заранее, то мог бы меня предупредить. Я бы надел что-нибудь... подходящее. – Мне нравится, когда ты выглядишь естественно. Так сказать, в своей шкуре. Когда он проходит мимо, ситуация начинает весело вилять хвостом, ибо следом тянется шлейф до боли знакомого аромата, от которого у меня происходит маленький коллапс психики. Мурашки разворачивают на коже ритуальные танцы, ноги резко подкашиваются. Но в процессе неизящного падения ниц, я успеваю схватиться за крепкое плечо. – Учиха... – Нравится? Производитель на время прикрыл эту линию, но спрос рождает предложение, хм. Я не отвечаю и, грохнувшись на диванчик, сосредотачиваюсь на глубоких вдохах. Не помогает. – Ты всегда балдел от него, правда? – с невинным любопытством усмехается Саске. Пока его высочество Превосходство делает заказ, я постепенно прихожу в себя. Моим мнением он особо не интересуется, но я доверяю домохозяину в вопросах еды. Он как никто другой знает о моих вкусовых пристрастиях. Боже, ну почему этот аромат так убийственно действует именно на меня? Так, всё, Узумаки, соберись! – Смотрю тебя накрыло, – Саске подпирает голову рукой, расслабленно наблюдая за тем, как умилительно офранцуженный официант плывет в сторону кухни. – Я рад, что всё еще могу сразить великого Призрака наповал одной маленькой хитростью. Тайное оружие, ха… – Ублюдок. Вообще к чему ты тут хвост-то распушил, а? – Завтра важный день. Так, как может случиться что угодно, я хочу... немного продлить этот момент. – Думаешь, у нас уже не будет возможности беззаботно посидеть вот так, наедине? От сказанного по шее ползет холодок, но мне удается удержать на лице слабую улыбку. – Не знаю. Пока есть возможность, почему бы и нет. Тем более, я хотел с тобой поговорить. – М? О чем? – О нас. Что мы будем делать дальше, Наруто? У тебя есть какие-нибудь планы? – Хм... Я хотел бы в отпуск. Куда-нибудь в незнакомое место, подальше от всей этой кутерьмы. – К морю? – Нет. Хочу в неизвестные города. Поглазеть на древние памятники. Куда-нибудь. Ты, я и куча иностранцев. Дикарями. – Звучит здорово. – А ты? Официант чинно ставит перед нами бутылку красного итальянского вина и два бокала. Саске молчит, дожидаясь, пока он разольет вино и оставит нас одних. – Думаю, я тоже хотел бы поглазеть на другие страны. Попутешествовать. Так что наши планы схожи. – Тогда, за воплощение идей? – Ага, – Саске мягко касается моего бокала своим и неожиданно дарит одну из тех самых, редких, уникальных улыбок во все тридцать два, с демонстрацией ути-пути-ямочек на щеках. Всё, я готов, уносите. – Чел, кто ты и куда ты дел мою занозу в заднице? Ну знаешь, такой, сволочной говнюк, ходит, ворчит и шипит на всех... – Сегодня я за него, – пожимает плечами Саске. – Он устал шипеть, наверное. Через двадцать минут мы принимаемся за ужин, болтая обо всякой ерунде. Саске выбрал блюда с морепродуктами, дабы я в полной мере оценил уровень поварского искусства, сравнив его творчество с работой элитного профессионала. Саске готовит в миллион раз лучше, но мне удается скрыть своё восхищение. Или не удается. Ну, я пытаюсь. После ужина он тащит меня на крышу. В глазах пляшет озорство и что-то похожее на детство, где шалости становились способом сбежать от больших проблем. Мы гуляем по краю, держась за руки, словно на первом свидании, сидим на выступе, свесив ноги в сторону проезжей части и думаем – каждый о своем и друг о друге. Ближе к ночи Саске окончательно сносит потолок. Он включает на телефоне какую-то нудную тягучую мелодию, бросает аппарат на бетонное ограждение и вдруг склоняется передо мной в идиотском бабском реверансе. – Как насчет танца, Ваше Придурковатое Высочество? – Нет, слушай, верни моего ублюдка, – почему-то краснея, сползаю с нагретого места. И крепко сжимаю его протянутую ладонь. – Ты очень рискуешь, приглашая меня на танец. Хочешь появиться на концерте со сломанными ногами? Он фыркает и, мягко притянув меня к себе, утыкается в шею. Спокойный темп медляка убаюкивает, и я быстро теряю желание спорить – слишком хорошо... – Всё в порядке, – шепчет Саске. – Давай просто побудем так еще немного? – В тебе умирает романтик? – хмыкнув, аккуратно трусь о теплый висок. Саске чуть-чуть отстраняется, но я первым поддаюсь навстречу и затягиваю сволочь в долгий, мучительно нежный поцелуй. Тепло губ на контрасте с прохладным осенним ветром, на фоне пьянящего аромата, с утроенной силой будоражит моё прихмелевшее сознание. – Ты лучший, Учиха. Я люблю тебя. Это срывается с моих губ прежде, чем я успеваю подумать, так что звучит даже чересчур откровенно. Саске молчит, но выглядит таким серьезным, словно от выражения его лица зависит вердикт строжайшего судьи. – Не просто. Не просто любишь. И после этих слов мир для меня меркнет где-то на границах органов восприятия. – А что же тогда? Учиха вновь наклоняется к моим губам и шепчет пронзительно, самоуверенно, так, что кровь стынет в жилах: – Ты от меня без ума. *** Слияние со сценой – это уникальное чувство. Полное и безоговорочное единство с идеей, ощущение принадлежности делу жизни, истинное волшебство. На вкус оно как пересахаренный шоколадный пудинг: и тошно, и невероятно, и хочется добавки. Приторная сладость, тающая на языке волнением и незамутненным счастьем, вот что такое сцена. На ней прошли самые лучшие мгновения моей жизни. Коктейль из дерева, покрытия и чистого теплого света, до отказа наполненный магией, являет собой то, ради чего я существую. Каждый шаг перед зрителем – это испытание. Кто-то способен возрождаться из пепла каждую секунду, кому-то подобные мучения не по силам. Кто-то ищет в этом избавление, кто-то – выгоду, а мне нужна только любовь. Десятки голубей разлетаются над головой, аплодисменты звенят в полную силу, и я чувствую искристое, кристальное блаженство. Ради этого стоит сражаться до последней капли крови и умереть, если потребуется, самой страшной смертью. Сладость растекается под сердцем, течет по артериям, кружит голову. Я наркоман. Сцена – мое маленькое, но очень гордое эльфийское королевство. Я здесь хозяин. И как король, я просто не могу проиграть Саске. Только не ему. За несколько часов шоу мы возрождаемся и расправляем крылья тысячу раз подряд. Если на то пошло, то это самое безжалостное очищение на свете. Что может быть серьезнее, чем испытание духа перед публикой? Я отдаю себя ей. Мое тело. Мою жизнь. Мою душу. Не примут? Пусть. Не поймут? Бывает. Полный зал людей. Сотни любопытных глаз. Так много, что стоит только подумать о масштабе, коленки начинают дрожать и в груди замирает, как перед прыжком с парашютом. Они пришли сюда ради грандиозного обмана. Думаю, желание быть обманутым заложено в нас с самого рождения. Люди хотят верить в вечную любовь, в инопланетян, атлантов, богов и жизнь после смерти. Иной раз мы обманываемся, даже не подозревая об этом. Ищем в пустом тайнике вечных истин то, чего там быть не может, ходим тропинками, ведущими в никуда. И это только ради самих себя. Простейший принцип самообмана так стар, что укоренился в нас на уровне костей и жил. Глубоко. Глубже, чем живое существо может себе представить. Иногда кажется, что обман и есть сама суть человека. Нам лгут близкие, далекие. Звери, глаза, книги. Голоса и мечты. Звезды на небе, даже само небо – все вокруг соткано из ткани человеческих иллюзий. Так что нет ничего странного в том, что людям нравится обман. Правда – слишком жестокая и пугающая штука. Одна мысль о том, что вне наших маленьких сознаний осталась бесконечность, пугает до чертиков. Мы лжем себе, что являемся центром мира. Лжем, что знаем всё. Лжем, что понимаем эту маленькую планету-теплицу и изучили космос. Игнорируем то, что один шаг к разгадке тайны открывает перед исследователем сотни новых неизведанных дорог. Кому хочется знать, что бога нет, а тело после физической смерти, не способно сохранить то, что называют личностью? Кому хочется видеть, что небо – прозрачное, космос – пуст и бесконечен, история человека – всего лишь череда случайностей? Лучше пусть будет рай, инопланетяне и судьба. Пусть будут единороги и истинные, проходящие сквозь время и пространство, чувства. Именно это я и рассказываю своим зрителям. Верьте в обман. Тогда, возможно, если все мы хорошенько постараемся, фантазия может стать нашей реальностью. Пусть в душе будет Турнир между перченой правдой и сливочной ложью. Пусть у каждого будет своя собственная истина. Я искренне верю в то, что могу управлять предметами на расстоянии, зажигать лампочки без розеток, заставлять снег появляться из пустоты и падать на головы мирных зевак. Я могу проходить сквозь зеркала, телепортироваться и, конечно же, летать. Саске может безболезненно и безвредно разбирать людей на составляющие, читать мысли, гнуть металл, ускользать из любых ловушек. А если совсем честно, только по секрету... Мы можем всё. Абсолютно. Секрет в том, что никакого секрета нет. Мы всего-навсего люди.