Беты (редакторы): Parenek
Soundtrack: Cecile Corbel — «La Fille Damnee»Изжив себя вконец, рождает время время. Так продолжается и человечье племя. Но время времени нам кажется длинней Коротким временем нам отведенных дней. Подчас о времени мы рассуждаем с вами. Но время это — мы! Никто — иной. Мы сами! Знай: время без времен когда-нибудь придет И нас из времени насильно уведет, И мы, самих себя сваливши с плеч, как бремя, Предстанем перед тем, над кем не властно время. Пауль Флеминг[1] (1609 — 1640)
Катерину готовили к этому пять лет. Нет, слово «готовили» тут не подходит. Она просто знала, что как только о ней вспомнят, как только страшное чудовище по имени Густав Брайденштайн найдёт для неё время, её убьют. Катерина ждала этого пять лет. Нет, даже не ждала, а с ужасом и трепетом считала секунды, до своего изменения. Мать Катерины, Маргаретта, рассказала девушке о таинстве волшебства, которое ей предстоит пережить. И хотя девушка знала, что её продали, хотя и понимала, что её ждёт именно смерть, она не сомневалась ни на секунду.***
Шёнеберг, поместье Кормфилд, 1502 года Свадьбу сыграли, когда Катерине было шестнадцать. Её никто не спросил и не предупредил. За неделю до церемонии, молодой сын конюха Бэнджамин Грюневальд, попросил у Маргаретты руку и сердце дочери. Вдова же решила, что кроме руки и сердца у девушки есть ещё и очень богатое приданое, и нашла ей другого мужа. Вся подготовка к церемонии заняла менее двух часов. У невесты даже не было собственного свадебного платья, Маргаретта немного ушила своё старое. Жениха Катерина впервые увидела в городской церкви, где священник, которому неплохо заплатили за срочную ночную церемонию, довольно бодро и весело обвенчал их. В тот момент невеста ещё ничего не знала о вампирах, и о той судьбе, что уготовила ей мать, продав её вместе с имением. Из гостей на свадьбе было несколько слуг и незнакомцев, которых привёл суженый. Муж оказался красавчиком. Хорошего телосложения, высокий, статный. У него были тёмные густые волосы до плеча, тяжёлый взгляд, карие глаза под густыми изогнутыми бровями, тонкие длинные губы и красивая ровная светлая кожа. После церемонии гости проводили их до супружеского ложа, но никто не остался наблюдать за свершением обязательной части бракосочетания. Слуг выгнали, мать вновь отправилась к своему господину, сопровождающие мужа растворились в ночи. Вильгельм Равенсбург — так звали мужчину, которому теперь принадлежало имение Кормфилд — на пару минут задержался у постели, наблюдая, как Катерина, всхлипывая, снимает с себя светлое льняное платье. Девушка была невысокого роста, пряма и стройна как доска. Всего пару столетий назад такое телосложение считалось идеалом красоты, но Вильгельм не был в восторге от тех стандартов. — Ты некрасива, — сказал муж, оценив её тело. Катерина сжалась, почувствовав, как мужчина задумчиво приподнимает её длинные русые волосы, рассматривая грудь. Ещё раз презрительно фыркнув, Вильгельм вышел, с грохотом захлопнув двери. Она с облегчением вздохнула, радуясь тому, что ей не придётся ублажать нелюбимого мужчину. Потом снова расплакалась, осознав, что непривлекательна для законного супруга. Надев платье, девушка вышла из комнаты, пытаясь отыскать его. Молодая жена чувствовала себя оскорблённой и опозоренной. Может, её тело и не было идеальным. Но она чувствовала себя готовой к материнству, и крепкое здоровье помогло бы пережить роды. Обойдя несколько этажей, новая хозяйка поместья Кормфилд не нашла его. Слуги спали, и на улице была кромешная тьма. Ещё немного поплакав, она вернулась в спальню и уснула одна, так и не познав брачной любви. Дальнейшая семейная жизнь была скучна и однообразна. Вильгельм не появлялся неделями. Второй раз после свадьбы он пришёл через три дня, когда жена спала. Супруг грубо разбудил её и показал пришедшему с ним мужчине. Незнакомцу было лет сорок, но с огрубевшим и серым лицом он выглядел пожилым. Вильгельм вновь критично осмотрел жену, расписывая её недостатки. Он обозвал тело девушки деревенским, неказистым. Пытался доказать гостю, что это будет бесполезной тратой времени и крови. Но тот лишь пару раз усмехнулся и уверенно сказал: — Подождём пару лет, она ещё расцветёт. Оба мужчины ушли. И теперь девушка видела мужа лишь тогда, когда ему нужно было отдать какие-то поручения крестьянам или что-то забрать из имения. Более она даже не пыталась с ним заговорить, Вильгельм же со скользкой ухмылкой смотрел на её попытки его игнорировать. Поддерживая репутацию правильной жены, девушка не бегала по лесам с крестьянскими подростками, не лазила по деревьям и не скакала часами на лошадях, как привыкла делать до замужества. Ей было тоскливо и безумно скучно. Но этикет этого времени уверял женщин с детских лет, что они являются полноправной собственностью своего мужа и должны вести скромную жизнь в подчинении и привязанности. Катерина часами сидела у окна, смотря, как друзья детства работают в полях, а после своего тяжёлого дневного труда бегают и резвятся на свободе. Её верный друг Бэн, тот самый мальчик, что пытался с ней обручиться, тоже не заходил. Она несколько раз посылала за ним, но, видимо, её статус замужней женщины не позволял ему принять эти приглашения. Поборов свою гордость и одевшись в старое платье, в котором раньше гуляла в полях, с восходом солнца Катерина выбралась из окна и направилась на конюшни, которые располагались в одной седьмой мили[2] от замка. Боясь попасться на глаза работающим с утра в полях крестьянам, она обошла всё имение кругом, двигаясь по болотистым тропинкам. Только к обеду девушка добралась до конюшен. Её друг, милый сердцу юноша, был там. Она заметила в стойле двух новых жеребцов, которым подросток чистил копыта. Тихонечко, стараясь не шуметь, Катерина подкралась к его напряжённой спине, и, остановившись в нескольких шагах, поздоровалась: — Привет, Бэнджамин. Юноша подскочил, как ужаленный и испуганно уставился на неё. — Ты... ты... — запинаясь, начал он, но потом, схватив её за руку, потащил в сарай. — Тебе нельзя тут быть, — зашептал юноша, — твоя мать очень рассердится, и... твой муж. Ты ведь теперь замужем и он вряд ли захочет, чтобы мы когда-либо виделись. — А он не узнает, — сказала Катерина, кокетливо улыбаясь, — он даже не живёт в этом поместье. — Всё равно! Ты знаешь, как болтливы слуги, уже через полчаса вся округа будет знать, что ты приходила ко мне! — Меня никто не видел, уверяю. Я прошла незаметно и тихо, — она продолжала улыбаться, слегка кружась перед ним. — Нет, нет, — Бэн замотал головой, — я не хочу, чтобы о тебе кто-то плохо подумал, — он остановил её плавный танец. — Не приходи сюда больше, прошу. — Тогда ты приходи, — она серьёзно посмотрела на него. — Если завтра в двенадцать тебя у меня не будет, я приду к тебе по главной дороге, и мне всё равно, если муж об этом узнает. И... он совершенно равнодушен ко мне. Я... — она замялась. Ей было стыдно и, вместе с тем, она понимала, что Бэн её поддержит и утешит, даже если Вильгельм был прав. — Я не понравилась ему, он сказал, что я некрасива. Бэна это ошарашило. Для него она была прекраснее солнца, светлая, яркая, как ромашка. Шелковистые тёмно-русые волосы, мягкие нежного розового цвета губы, большие красивые глаза, как васильковое поле. Он не смог ничего ей сказать, хотя видел, что она ждала. Ему просто не хватило слов и духу, чтобы выразить то, что он чувствовал. — Я приду завтра. Обещаю, — только и смог выдавить он. — А теперь поспеши, возвращайся домой, скоро придёт мой отец. Она, всё ещё недоумевая, почему юноша не осыпал её комплиментами и не опроверг слова жестокого мужа, ушла, опустив голову. Девичья мнительность мучила её всю дорогу. Заплутав, где-то сбившись с тропинки, она оказалась у болотистого озера. Катерина попыталась вернуться назад, но её следы уже пропали в мягкой траве, и через час хождения по лесу она поняла, что заблудилась. Её не слишком пугала перспектива ночевать в лесу, девушка лишь переживала, что завтра, когда Бэн придёт в двенадцать к её окну, она не сможет встретить его и юношу могут заметить и выпороть палками. Охваченная паникой, она стала спешить и суетиться. Несколько раз угодив ботинком в болото, насквозь промокнув, найти тропинку Катерина так и не смогла. Когда стало вечереть, её паника сменилась отчаянием, но слуги, уже давно заметившие отсутствие хозяйки, начали поиски ещё днём, и когда лес наполнился звуками ночи и светом луны, девушка услышала голоса искавших её людей. К двум ночи Катерина была дома, грязная, мокрая и измученная. Её враньё о том, что она пошла в лес за ягодами приняли и больше никто ни о чём не расспрашивал. Под утро у неё началась лихорадка и небольшая прогулка свалила её с ног на месяц. Девушка не знала, явился ли Бэн. Проведя почти три дня без сознания, она пришла в себя, когда рядом был Вильгельм. Сначала Катерина испугалась, что муж застал Бэна и теперь накажет её, но оказалось, что его беспокоило здоровье жёнушки, и он пришёл её проведать. Девушка была не слишком-то благодарна, так как, убедившись, что супруга жива и отпустив снова несколько нелестных комментариев по поводу её вида и образа жизни, он сразу ушёл. Бэн появился к концу лета, когда хозяйка Кормфилда стала поправляться и уже начала иногда вставать. Юноша не предупредил о своём приходе, не стал звать её. Тихонько взобравшись по дикому винограду, обвивающему замок, он проник через окно её спальни. Катерина была так рада, что чуть не закричала, но он, приложив палец к губам, сел рядом с ней и протянул маленькую плошку лесной земляники. — Я чувствую себя виноватым, — сказал Бэн, перебирая шелковистые волосы девушки, пока она осторожно, чтобы не поранить больное горло, пыталась съесть ягоды. — Если бы я сразу прибыл на твоё приглашение, тебе бы не пришлось идти за мной через лес. — Это вина Вильгельма, — шёпотом ответила она, — он держит меня в доме, как будто я цепная собака. Я уже и забыла, как выглядит лес рядом с моим домом, а ведь раньше гуляла там много раз. Услышав имя мужа, Бэн сник. Смущённо улыбаясь и бормоча невнятные отговорки, он попытался уйти. — Приходи завтра, прошу, пообещай мне, что придёшь, — стала упрашивать девушка. — Я не могу, пойми, это неприлично, чтобы мужчина приходил в гости к замужней женщине. — Но ты не мужчина, ты просто мой друг! — воскликнула она. Бэн опустил голову ещё ниже и, быстро отвернувшись, направился к окну. — Ты даже не представляешь, насколько я мужчина, — тихо пробурчал он. Девушка вскочила и, хотя ноги её были ещё слабы, быстро добежала до него, вцепилась в рубаху и попыталась уловить его взгляд. — Пообещай, что придёшь, — повторила она. — Обещаю, — не глядя на неё, ответил юноша. Бэн сдержал обещание. Он приходил каждый день, на минуту, на две, приносил свежие цветы, ягоды, рассказывал о том, как объезжал нового жеребёнка, как отец в несколько ударов молотка подковал лошадь, как вкусно пахнет у соседской крестьянки свежий хлеб. Рассказывал и, не глядя на неё, спешно уходил. Через пару недель Катерина поправилась. Хотя погода для ранней осени была тёплой, выходить ей пока не позволяли. Позже она узнала, что это муж запретил выпускать её из замка, и даже поставил охрану у дверей. Это её сильно обидело и разозлило. Слишком долго она притворялась верной жёнушкой, в то время как Вильгельм даже не попытался стать правильным мужем. Катерина стала встречаться с Бэном, выбираясь из окна, бегала к крестьянским подросткам, которые первое время смотрели на неё как на чумную, но вскоре снова приняли в свои игры. На какое-то время ей показалось, что детство вернулось, что, даже не смотря на то, что и мать и муж её бросили, всё может быть не таким уж и плохим. Но тёплые дни заканчивались, ночи становились длиннее и холоднее, и муж, о котором она и думать забыла, стал приходить вновь. Замечая в полудрёме, как бледный сердитый мужчина стоит в комнате и смотрит на неё спящую, поначалу ей казалось это сном. Но утром она находила комки грязи и мокрые следы в том месте, где видела его. Девушка опросила слуг и охрану. Опуская или отводя глаза, те ответили, что по ночам приходит её муж, расспрашивает о ней, и уходит очень недовольным. Катерину охватила лёгкая паника, что Вильгельм сердится, и окончательно запрёт её в замке. Но в глубине души девушке хотелось обидеть и задеть его, хотелось, чтобы муж начал чувствовать к ней хоть что-то. И она продолжила свои вылазки ещё более открыто, чем раньше. Через пару дней Вильгельм показался. Девушка поздно ужинала в холле и грела у камина замёрзшие ноги после бега босиком. Слуги уже отправились спать, и в огромном каменном зале было тихо, лишь угли потрескивали в печи. На огромном столе, сбитым отцом хозяйки, стояли свежие фрукты и брусничный морс. От морса шёл очаровательный запах леса и свободы. Вильгельм вышел из тени так неожиданно, что Катерина, удивлённо вскрикнув, поднялась со скамьи. Муж смотрел на неё исподлобья, хмурясь и раздражённо сжимая кулаки. — Тебе нравится позорить меня, мерзкая девчонка? Он медленно приближался к Катерине, и в его взгляде она увидела что-то такое, что безумно напугало её. — Пока я пользуюсь этим именем, не хочу никаких грязных слухов. Мне НЕ НРАВИТСЯ, когда моё имя очерняет какая-то деревенская потаскушка! Девушка столько времени готовила для него гневную речь, но сейчас, когда муж стоял напротив и пыхал гневом, у неё от ужаса пересохло во рту, и она не могла вымолвить ни слова. Вильгельм медленно ходил вокруг неё: — Горько это признать, но ты не только уродлива, но и глупа. Я говорил Густаву, что ты безнадёжна, и это было безрассудством давать обещание твоей матери. Всем будет проще, если я просто убью тебя. Хозяйка Кормфилда вздрогнула. Его слова привели Катерину в чувства, гнев вернулся и, выплёвывая слова, она тихо ответила: — Ты сам позоришь себя, Равенсбург. Ты бросил свою жену, запер её в доме и не исполнил супружеский долг. Вся окрестность смеётся, зная, что мы вместе уже более полугода, а я всё ещё не беременна. Ты знаешь, что о тебе говорят крестьянские мужики? Они называют... — Мне плевать на твоих жалких холопов. Моя жена спит с ними, пока я работаю и забочусь об их благосостоянии. Вот о чём говорит весь город, вот какие слухи меня беспокоят намного сильнее! — Он зло дёрнул девушку к себе, приблизился к её лицу и, смотря в глаза, чётко произнёс: — Ты больше не будешь... Вампир не успел договорить, так как Катерина сильно ударила его по щеке. — Не указывай мне, что я должна, а что нет! Ты не исполняешь свои обязательства, и я не хочу исполнять свои! — Так вот что тебе надо, потаскунья? — Он схватил её за кисть и, сильно дёрнув, кинул Катерину на холодный пол. Потом посмотрел на неё сверху, возвышаясь над ней, распростёртой на камнях, и, галантно улыбнувшись, протянул руку. — Пойдём, милая жёнушка, на наше семейное ложе, я доставлю тебе радость первой брачной ночи. Её охватили смешанные чувства. Девушка приняла руку, ощущая, как лёгкий румянец начинает заливать лицо. Она ждала этого уже давно, но вместе с тем чувствовала себя обманутой, как будто мужчина делал ей одолжение. Пара поднялась в семейную спальню, где более пяти месяцев девушка спала одна. Задув свечу и скинув с себя платье, она нырнула под тёплое овечье одеяло. В тёмной, неосвещённой даже звёздами комнате она с трудом различала силуэт мужа. На мгновение ей показалось, что его глаза светятся дьявольским жёлтым светом, как глаза кота, но он тут же оказался рядом с ней в постели, и, засмущавшись, девушка забыла об этом. Его холодные, каменные пальцы коснулись её тела, пробежав по груди и шее. — Моя грудь и бёдра выросли на ползоля[3], — проговорила Катерина. Вильгельм проигнорировал её слова. Молча и грубо лишил её девственности и снова покинул дом. Катерина проснулась рано. Попыталась встать, но тело как будто окаменело, голова кружилась и её мучила тошнота. Всю ночь её донимали кошмары, в которых она занималась любовью со своим мужем, но выглядел он чудовищно страшно. Его глаза горели, изо рта торчали ужасные клыки, и он впивался ими в шею девушки, поглощая её жизнь. Она потёрла то место, куда во сне кусало чудовище. Шея затекла и ныла, как будто её и вправду покусали. Наконец собрав силы, девушка поднялась с кровати. На льняной простыне осталось кровавое пятно — доказательство её невинности. С трудом спустившись на ватных ногах в обедню, она попыталась поесть, но ей всё ещё было дурно. Она сразу решила, что беременна. Служанки часто рассказывали о первых признаках — тошноте и слабости. Эта мысль так заняла её, что она забыла о встрече с Бэном в деревне, и весь день провозилась в комнате, разбирая свои детские вещи. К вечеру Бэн сам пришёл к ней. Забравшись через окно, сев на подоконник, он окликнул её. Вздрогнув, Катерина взглянула на него, вдруг поняв, что сегодня ей не хочется его видеть. Готовясь к вечернему приходу мужа, девушка надела чистое красивое платье, уложила волосы, помыла лицо и руки. — Ты сегодня... — Бэн хотел сказать «так прекрасна», но, сглотнув, продолжил, — ...не пришла на поле. Она, отвернувшись к своим вещам, сбивчиво произнесла: — Да, я была занята. — И всё ещё занята? Мы могли бы прогуляться, нарвать спелых яблок, посмотреть, как моя кобылка рожает. Да, это было ей очень интересно. Стараясь пересилить своё желание броситься за Бэном, она снова уткнулась в свой сундучок. Но стоило ей на секунду задуматься о веселье и прогулке на свежем воздухе, как она быстро покидала все вещи на место и, радостно кивнув, пошла за ним. Вечером Бэн провожал девушку. Начинало темнеть, и он переживал, что она снова заплутает. Девушке не хотелось, чтобы друг приближался к дому, но Бэн настоял. Они вернулись к хозяйскому двору, когда было уже совсем темно. На улице никого не было, и хозяйка поспешила к своему окну, чтобы незаметно пробраться в спальню. Но под окном стоял Вильгельм, и взгляд его был такой же жёсткий, как и вчера. Вампир посмотрел на мальчика, который шёл за ней следом, на её испачканное в конском навозе платье и растрёпанную причёску, и громко усмехнулся. Бэн, который только сейчас заметил его, в ужасе замер. Склонив голову, он бросил на землю обувь подруги, которую нёс в руках и отступил на шаг. — Кажется, ты не поняла, что я сказал тебе, — произнёс Вильгельм своей жене, — ты больше не будешь бегать с деревенскими, ты будешь сидеть дома. Всё время! Тебе ясно? Она судорожно кивнула. — А ты, грязный мальчишка, пошёл вон, — зашипел он на Бэна. Бэн, ещё раз поклонившись, бросился бежать. Вильгельм с усмешкой смотрел на испуганную девушку. Убедившись, что она не изменяла ему, он почувствовал свою власть и теперь играл с ней, наслаждаясь каждой минутой. Схватив её за горло, он стал сдавливать его: — Тебя ждёт серьёзное наказание. Боль от его хватки была невыносима, и девушка стала кричать. Вильгельм удовлетворённо улыбнулся, вслушиваясь в ночь: мальчишка Бэн остановился и повернул назад. Вампир обнажил клыки и девушка, поняв, что вчерашний кошмар вовсе не был сном, стала кричать ещё громче. Мужчина, вонзив зубы в её шею, стал пить кровь, которая доставляла ему мало удовольствия. Сделав пару глотков, он закрыл рану. — Твой муж вернулся домой, чтобы исполнить свой долг, — проговорил он, бросая её на мокрую траву. Вильгельм дождался, когда глупый конюх подойдёт достаточно близко, чтобы видеть, и взял свою жену у него на глазах, с наслаждением впитывая злобу и боль юноши. На следующий день конюх и его сын были выселены из имения. Хозяин не слишком честно рассчитался с ними, забрав большую часть их имущества и двоих из трёх лошадей, что принадлежала семье Грюневальд, и передал их новому конюшенному, вместе с остальными лошадьми поместья Кормфилд. Вильгельм пришёл на следующую ночь вновь. Она ждала. И стоило ему появиться, девушка достала отцовский меч, который даже не знала, как правильно держать. — Не смей приближаться, чудовище, ты показал свою истинную натуру, теперь я уничтожу тебя, — она была очень напугана. Библейские истории о демонах пересказывались в народе как притчи о чудовищах, и девушка видела сейчас перед собой монстра, который с призрением рассматривал её и был способен убить в любую секунду. Она понимала, что либо он, либо она и желала ему смерти, несмотря на то, что была уверена, что ждёт от него ребёнка. — Чудовище? — спросил он, смеясь. — Это я-то, по-твоему, чудовище? Интересно, что ты скажешь о своём будущем Отце, — он продолжал смеяться, приближаясь к ней. — Не подходи! — крикнула она. — Или я проткну твоё гнилое сердце! — Думаешь, у меня есть сердце? — Вильгельм подошёл ближе, позволяя ей беспрепятственно нанести удар. Она вздрогнула, и опустила меч. Страх сковал тело, хотя сейчас ею больше двигал гнев, что Вильгельм вторгся в её жизнь. Заметив её слабость, он продолжил двигаться к ней и Катерина, снова подняв клинок, попыталась угрожать ему, направляя оружие в грудь. Встав напротив неё, чудовище вырвало меч из дрожащих пальцев, схватило жену за горло, оторвав её ноги от пола, и, пронеся через всю комнату, прижало её к кровати. Девушка попыталась кричать, но он встал коленом ей на грудь так, что она не могла выдавить из себя ни звука. — Я бы с радостью убил тебя, ты глупа и бесполезна, тратишь моё время и твоя кровь отвратительна, я презираю тебя и всех на тебя похожих, жалких, беспомощных слабаков. Если бы Густав не был так полон решимости изменить тебя, ты давно была бы мертва. Она пыталась столкнуть его, чувствуя, как задыхается. Вильгельм отпустил её, когда лицо девушки начало синеть. Упав на пол, Катерина стала судорожно откашливаться, пытаясь восстановить дыхание. — Сколько бы я не говорил Сиру о твоей никчёмности, он не склонен изменить своё мнение. Его упорство может обернуться против него самого, Густав насколько же слеп, насколько и стар, — Вильгельм продолжал говорить, игнорируя её. — Неужели так трудно найти более стоящий, чем ты, материал. И тебя и твою мать нужно было уничтожить ещё пятнадцать лет назад, забрать ваши земли и забыть о существовании семьи Кормфилд раз и навсегда. Достав из-под матраца спрятанный нож, девушка резко поднялась и попыталась ударить его по открытому горлу. Ей повезло — удар вышел чётким и сильным, но нож, как будто наткнувшись на камень, лишь прошёл вскользь, оставив слабую царапину, из которой не пошла кровь. Рана мгновенно исчезла. Девушка ошарашено уставилась на демона. — Глупа. Безнадёжно глупа и уродлива, — повторил Вильгельм, отбирая нож. — Сколько раз тебе это нужно будет повторять, чтобы понять элементарное — ты не способна меня убить, слабачка! Вампир потряс её, не зная, как ещё унизить. Катерина была в шоке, потеряв дар речи от ужаса и отчаянья, она не знала чего ждать от него. — Ничего, я сделаю из тебя приличный товар. Завтра же начнёшь обучение, и не только человеческим наукам, — Вильгельм склонился над девушкой, заглядывая в глаза. — Ты больше не покинешь этот дом без моего разрешения, — произнёс он, проникая в её разум. Вильгельм сдержал слово. Уже на следующий день к ней стали приходить учителя. Её обучали этикету, танцам, картографии и языкам. А также её стала навещать Маргаретта, которая, наконец, объяснила дочери её участь. Рассказав, что взамен на имение Кормфилд, которое после свадьбы получил Густав — таинственный господин Маргаретты, девушке обещали бессмертие. Так, обучаясь и взрослея, запертая в доме, она ожидала своей смерти. Муж посещал её теперь крайне редко, проверяя успехи. Девушка была не слишком усердна, и знания давались тяжело, зато фехтование, учителя которого она пригласила лично, стало её любимым предметом, и она быстро и легко осваивала любое холодное оружие. Мать же обучила её примитивной грамоте тёмного мира, мира, который должен был стать её домом на будущую вечность. Густав приходил к ней ещё дважды, он одобрительно кивал, смотря, как она ловко обращается с мечом и, запинаясь, читает латынь. Вильгельм, присутствовавший при этом, гордо расправлял плечи, но Густава больше интересовали тёмно-синие глаза девушки, чем её успехи в образовании. Вильгельм выходил из себя, срывая злобу на своей неудачной ученице. Когда хозяйке Кормфилд исполнилось двадцать один, Густав при очередном посещении назвал девушку «прекрасным цветком» и поцеловал её мягкую руку своими ледяными губами. Девушка со своего шестнадцатилетия не подросла ни на дюйм, так и оставаясь миниатюрной девочкой чуть ниже пяти футов[4]. Плоское худощавое тело было лишено груди, она по-детски выпячивала живот и выгибала спину. Но с годами её лицо заострилось, придав ей черты настоящей сильной женщины. Её тёмно-русые волосы опускались до пояса, а синие глаза стали ещё темнее. И хотя Густав называл её великолепным образцом женской половины человечества, Вильгельм считал жену непривлекательным ребёнком. Мужчины покинули её, велев готовиться к ритуалу. На следующий день Маргаретта пришла готовить деву к таинству Становления. Мать причесала и аккуратно уложила длинные волосы Катерины. Достав из заморской коробочки какой-то порошок, слегка припудрила дочери лицо, выравнивая и увлажняя кожу. Натёрла приятно пахнущим бальзамом всё тело, очищая его от лишних волосков и затирая все пятнышки и выступы. Подстригла и начистила ногти, вымочив кисти в винном экстракте. Почистила зубы и уши. Девушка чувствовала себя взволнованно, растерянно, словно молодая кобылка, которую вели на продажу. Теряясь в своих мыслях, она пыталась вспомнить, что ей говорить будущему Сиру, как кланяться и куда идти. И хотя весь сценарий был тщательно выучен и подготовлен, когда явился Густав всё пошло не так, как ожидалось. Вильгельм снова критично осмотрел жену, фыркая от запаха и подшучивая над цветом кожи. Густав не слушал Отпрыска. — Хороша, — повторял Густав, вызывая её скромную улыбку. Девушку уложили на холодный каменный пол в семейном склепе, Густав сам сделал ей маленький надрез на кисти и опустил руку в чан. Она чувствовала, как холодеют ноги, пронизанные ледяным огнём могилы, и как её тепло вместе с кровью покидает тело. Было страшно. Да, мать объясняла ей, что сначала она умрёт, чтобы вновь возродиться, но теперь, когда всё происходило наяву, девушке хотелось убежать. Она несколько раз порывалась встать, чтобы всё остановить, но Вильгельм довольно грубо укладывал её назад, ругая и обзывая. Вскоре её тело ослабло, и она стала плакать, поняв, что более не в силах сопротивляться. Ей было безумно холодно, голова кружилась, и снова начало подташнивать, как после первой ночи проведённой с мужем. А потом всё прошло. Холод всё так же сковывал тело, но теперь это был холод сна. Девушка засыпала, понимая, что это её последний сон. Когда кровь перестала течь из раны, Густав подошёл к ней, погладил по голове и, успокаивая, приказал засыпать. Потом указал на неё Вильгельму, и тот, опустившись рядом с её телом, вонзил свои страшные зубы около пореза и стал допивать её жизнь. Уже теряя сознание, Катерина увидела его презрительный взгляд и отвращение. А потом девушка погрузилась во тьму.***
Шёнеберг, поместье Кормфилд, 1507 год Катерина падала. Чувствуя, как ветер свистит у неё в ушах, и она быстро летит вниз. Вокруг неё с бешеной скоростью мелькали какие-то образы, знакомые и не очень. Это длилось недолго, но показалось, что вся жизнь в самых ярких и приятных тонах пронеслась перед ней, забыв напомнить про её одиночество. Образы слились в весёлую картину бесконечного смеха, сумасшедшей беготни, танцев, песен и тонкого ромашкового венка, который незнакомый мальчишка одел ей на голову, нежно поцеловав в ледяные губы. Но падение закончилось, когда она с грохотом ударилась об землю, опустившись в своё мёртвое тело. Девушка знала, что тело мертво, потому что каждая холодная вена и остывшая жила отзывались беззвучной болью в её душе. Катерине хотелось кричать, но горло было мертво, и из него не доносилось ни звука. Она пыталась пошевелиться, просто открыть глаза, но мышцы окоченели и не слушались. Что-то тёплое, сладкое, яркое, как сама жизнь, проникало в её рот, восстанавливая тело. И голод. Голод пробуждался в ней всё сильнее, оживляя быстрее, чем волшебная влага. Первым, кого она увидела, был Вильгельм. Муж стоял над ней с чаном в руках, медленно вливая её собственную кровь в её приоткрытый рот. Она чувствовала, как жизнь наполняет тело вместе с кровью, что проникала в неё. Но голод — он не проходил. Серый склеп был освещён единственной свечой, что держала её мать — незнакомая, чужая женщина. В её венах, таких тонких и ломких она чувствовала кровь. Чувствовала движение каждой клеточки под тяжёлым платьем смертной. Эта кровь манила. Её же кровь... была... такая, как говорил Вильгельм — отвратительная. Катерина сделала ещё глоток и оттолкнула супруга. Собственная рука показалась ей чужой, двигаясь, словно сама по себе, хотя ей и хотелось этих движений. Новорождённая вампирша попыталась встать и чужое тело повиновалось. Девушка почувствовала, как ледяные окаменевшие сосуды наполняются её бывшей кровью и ей стало плохо. С трудом сдерживая рвотные порывы, Катерина попыталась нащупать опору. Её... нет, чужие пальцы, они наткнулись на что-то твёрдое — Вильгельм протянул ей руку. — Я приготовил тебе твою первую еду, — его голос, такой неожиданно мягкий и спокойный, показался ей странным и незнакомым. — Ты ведь голодна? Вампирша молча кивнула и, продолжая держать его, пошла следом. Маргаретта двигалась за ними, освещая путь. На её лице не было никаких эмоций. Женщина ни секунды не переживала за дочь, которую отвергла ради Густава девятнадцать лет назад. Они зашли в соседнюю комнату склепа, где на полу, сжавшись, сидела нагая девица. У простолюдинки были длинные тёмные волосы, грубые широкие ладони и длинная белая шея, которую тёмными полосами изрезали вены, полные тёплой, манящей жизни. — Тебе нравится? — спросил Вильгельм у Катерины. Та не ответила, зачарованно приближаясь к девушке. Вильгельм шёл рядом, слегка придерживая жёнушку. — Осторожно, нам нужно это тело. Две женщины стояли друг напротив друга не в силах оторвать взгляда. Одна испуганно дрожала, с надеждой вглядывалась в тёмные глаза, вторая дрожала от нетерпения. Вампирша не знала, что ей нужно делать, но рот наполнился горячей слюной, зубы стали ей мешать, а в ушах завораживающе звучало сердце жертвы: «тук-тук, тук-тук». — Не спеши, первое кормление запоминается надолго, — шёпотом проговорил Вильгельм. Он потушил свечу и выгнал Маргаретту, встав чуть в стороне и наблюдая за ученицей. Катерина приблизилась к жертве, приложив свой рот к её шее. Зубы мешали и царапали ей губы, и вампирша продолжала громко и быстро дышать, хотя и не нуждалась в этом. В полной темноте она на ощупь пыталась найти еду, её трясло от нетерпения, и всё тело стало болеть, требуя крови. Наконец погрузив зубы в шею жертвы, Катерина стала с наслаждением пить. Красная пелена застелила ей глаза яркими пятнами и брызгами, осветив сознание незнакомыми образами жажды и насилия. Она поглощала кровь с жадностью, как будто голодала всю свою предыдущую жизнь. Казалось, что весь смысл её короткого существования сжался в этом блаженном миге поглощения деревенской девицы. Вампирша прекратила питаться, когда кровь перестала вытекать из вен. Жертва упала к её ногам полностью обескровленная. Убийца не чувствовала ни раскаяния, ни печали. Она то, что есть — чудовище, питающееся жизнью других. Она ждала этого, она была готова. День Катерина провела в склепе, и это был мертвецкий сон. Когда она проснулась, то вновь почувствовала голод. Он будоражил её, заставлял спешить и двигаться. Выйдя наружу, вампирша направилась к реке. Было темно, но она знала, что в это время рыбаки забирают сети. Двигаясь медленно, тихо, сливаясь с деревьями, девушка подкралась к двум дремлющим мужчинам. Рыбаки сильно пахли тиной, сивухой и старостью, но этот запах только притягивал. Выбрав того, что покрупнее, Новообращённая тихо нагнулась над ним, освобождая его шею, и нежно уложила голову набок. Стараясь не разбудить его, вампирша воткнула свои зубы в горячее тело. Мужчина на мгновение проснулся и вновь погрузился в сон, убаюканный приятным чувством блаженства от её острых зубов. Но, сделав глоток, она почувствовала отвращение. Это была не та кровь, что девушка пила вчера, это была мёртвая, грязная сонная кровь, не дававшая жизни. Катерина резко отпрянула, и её вырвало, а голод, вцепившись в горло, стал сжигать всё сильнее. Пораненный мужчина проснулся и, уставившись на бледное лицо мёртвой девушки, в ужасе закричал. Она толкнула его и бросилась бежать назад к склепу. Вильгельм и Густав уже ждали там. Густав улыбкой поприветствовал её, привычным движением погладив по сбившимся волосам. — Я снова голодна, — растерянно сказала она Вильгельму. — Это нормально, — улыбаясь, произнёс Густав. И, надкусив свою руку, протянул ей. — Пей, дочь. Катерина с жадностью прильнула к ране, игнорируя ошеломлённый взгляд Вильгельма. — Она ничего не знает, — осуждающе и раздражённо произнёс он. — Ты не даёшь ей выбора! — Он ей не нужен, — спокойно ответил Густав, наблюдая, как ЕГО Дитя пьёт ЕГО кровь. И эта кровь была божественна. Всего несколько глотков наполнили всё тело девушки, ей казалось, что сердце вновь забилось, ткани ожили и стали петь в унисон с её душой. Она с благодарностью посмотрела на Густава, зализывая рану, как её учили. — Хорошая девочка, — сказал он одобрительно. — Пойдём. Вильгельм накинул на неё тяжёлый плащ, она всё ещё видела его раздражение и возмущение. Девушка закуталась в балахоне с головой, и трое вампиров направились к свежей могиле на другом конце кладбища. Несколько крестьянских девушек и юношей, вкусных как молодое вино, стояли со свечами над могильной плитой. Новообращённая встала чуть позади, наблюдая за каждым их движением, мысленно представляя, как будет вонзать в их мягкие тела свои зубы. Среди них стояла одна до боли знакомая фигура — светловолосый юноша в дешёвом и простом кафтане. Что-то болезненно далёкое и важное вспыхнуло в её памяти и тут же потухло. Она перевела взгляд на могильный камень, на котором спешно и неровно было вырезано имя: «Катерина Кормфилд, 1486 — 1507, любимая жена и дочь» — Кто это? — тихо спросила она у Густава. — Кто тут похоронен? — Это ты, — смеясь, ответил Сир. — Моя милая Катерина.