Беты (редакторы): Simeon Stefan Batory
(Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла. 21 августа 1808 год. День). Суббота (Амалия) Последние несколько дней в таверне были очень удачными. Дита работала в зале и обслуживала столы посетителей. Гули почти не появлялись, Анжело вообще не заходил. Гости были щедры, так что к вечеру второго дня у девушки скопилось почти два крейцера. Она была невероятно довольна собой, и, хотя этого не хватило бы на полноценный ужин, Коган сделал ей скидку и продал плошку супа и полбуханки хлеба. Дита, раскрасневшаяся от удовольствия и счастья, поглощала честно заработанную еду, когда явились Анжело и Ларс. Настроение сразу упало, девушка согнулась, чтобы её не заметили, и стала есть быстрее, боясь, что они отберут еду. Просто так, для развлечения. Мужчины заняли привычный столик и направились к стойке. Они оставили свои вещи и беспечно болтали с Коганом. Дита не смогла удержаться. Закончив с супом, она быстро проскользнула к сумкам и, приоткрыв одну из них, вытащила стопку писем. Даже не взглянув на них, она запихнула их в сумку второго и быстро вернулась на место. Её перерыв подходил к концу, так что, спрятав остатки хлеба в передник, она вернулась к столам, принимая заказы с довольной улыбкой. Гули вернулись к своим вещам, и Ларс сразу заметил пропажу. Это были его бумаги. Он гневно обернулся, оглядывая всю таверну с высоты своего огромного роста. Его взгляд упал на Диту. Девушка не смогла сдержаться и, хохотнув, убежала на кухню передавать заказ. Мужчина пошёл за ней, держась на почтительном расстоянии и не мешая, пока она не оказалась одна. Неспешно гуль вошёл в комнату для прислуги, где принцесса наполняла стаканы вином. Он стал в дверях, безумно улыбалась. Девушка, взглянув на него, сразу помрачнела. Она оставила вино и встала напротив. — Дай пройти! — крикнула Дита ему, стараясь не приближаться. — Попробуй! — он не шевельнулся. Девушка подошла к гулю и стала отталкивать, пытаясь пролезть между ним и дверным косяком. Ларс как всегда сильно пах лошадьми и потом. Даже стоять с ним рядом было неприятно, а приближаться и пытаться протиснуться - отвратительно. Дита задержала дыхание, стараясь не дышать, а Ларс посмеивался и толкал её, не давая пройти. Разозлившись, девушка со всем силы ударила его ногой по икрам. Мужчина сразу скривился и со всего маху ударил её ногой в живот. — Ублюдок! — выдавила девушка, пытаясь подняться. Ларс усмехнулся и, подхватив её за волосы, ударил лицом об колено, от чего Дита вскрикнула и стала реветь. — Прекрати! — она прижимала руки к разбитому носу. — Твои письма в сумке Анжело, я не забирала их! — Я знаю, уже нашёл! — Тогда оставь меня в покое! — Не могу, — Ларс тряхнул головой и, подняв девушку с пола, подтянул к себе. — Ты так пахнешь... — А от тебя несёт, как от скота! Оставь меня, мне надо работать! — Утоли мою жажду, — Ларс подтянул её к себе, вцепляясь зубами в шею. Он сжимал челюсти всё сильнее, и Дита стала кричать, когда кровь потекла из прокусов, а гуль стал втягивать соленую жидкость. — Прекрати, Ларс! Тебе нужна вампирская кровь! Мне больно! — Ты знаешь кто мой хозяин? Дмитрий – Носферату с отравленными зубами. Ему нравится твоя кровь, очень нравится, ты лучшая еда, которую ему приходилось пробовать. Ему хочется твоей крови снова и снова. Даже когда ты далеко, он мечтает о тебе и твоей крови, — Ларс сжал девушку сильнее, рассматривая, как из её шеи вытекает кровь. — Ты-то тут при чём?! — Дмитрий связан со мной телепатически. Почти всю ночь. Мы работам вместе, даже когда я не рядом. Он может давать мне указания, общаться, не отвлекаясь от своей обычной жизни. Я просто слышу его мысли. Его желания. Его эмоции. Дмитрий способен делиться со мной всеми своими чувствами, — Ларс опять вцепился ей в шею. — И все его желания направлены сейчас к тебе. С тех пор, как ты появилась в капелле, с тех пор, как он опробовал тебя, он не может думать ни о чём другом более. — Плевать на тебя и на твоего хозяина! Если он хочет моей крови, пусть приходит и платит! Я много стою, не может заплатить – пусть сидит и мечтает. А тебе так вообще лучше свалить, или я пожалуюсь Петру, и ты со своими выходками будешь наказан. Моя кровь не для тебя, а для господ. — Твоя кровь мне не нужна. Лишь Дмитрию. Я не могу справиться с его желаниями, — Ларс наконец отпустил её, и девушка сразу стала залечивать раны. — Накорми меня чем-нибудь другим, — сказал он, вновь к ней наклоняясь. — Отвали! — Может, займёшься со мной любовью? Да, должно помочь. — Не за что! Ты мне отвратителен! — Давай, голубка, просто проверим, поможет ли! — Ларс стал тянуть к ней руки и хватать за грудь. — У тебя животный магнетизм, сучка. С тобой надо совокупляться! — Нет! Оставь меня, — Дита резко вывернулась и, проскользнув мимо него, выбежала в общий зал. С трудом переводя дух, девушка спряталась за стойку, за которой сейчас дежурил Март. Она надеялась, что Март её не выдаст, или хотя бы просто поддержит. Но Март, увидев принцессу, послал её за очередным заказом. Девушка с неохотой направилась к клиентам. Краем глаза Дита заметила, как Ларс покидает капеллу, и с облегчением вздохнула.***
(Берлин, 21 августа 1808 год. Ночь). Суббота (Виктория Грейс) Мужской костюм, тяжёлый дешёвый плащ и толстая кепка – и никто более не обращает на тебя внимания. Тори перекусила двумя морячками и чувствовала себя прекрасно. Рассевшись на мостовой, она следила за редкими прохожими, надеясь найти кого посимпатичнее и утащить в тёмную подворотню. — Не мешаю? — раздалось за спиной и рядом с ней сел мужчина с очень глубоким капюшоном. — Грегорис, — поморщилась девушка, — какими судьбами? — Мне показалась, ты скучаешь, — сказал Носферату и придвинулся к ней ближе, чтобы прохожие не заметили его уродливого лица. — Я охотилась, а ты испортил весь настрой! — Прими мои извинения. Может, тогда прогуляемся? Я покажу тебе свои охотничьи угодья. Тори удивлённо глянула на вампира и интуитивно сморщилась, встретившись с его выцветшими глазами. — Ты приглашаешь меня на свидание? — Это будет совместная охота и милая беседа, — Грегорис улыбнулся. Женщина отшатнулась. — Кажется, ты забыл, что уродлив. — Раньше я был очень красив. — Тебе следовало обратиться ко мне «раньше». Тори поднялась и зашагала от Носферату прочь, но вампир не желал её отпускать, и, словно преследуя женщину, двигался в нескольких шагах за ней. В конце концов Виктория устала от такого общества и, внезапно увеличив скорость, скрылась в узких улочках старого Кёльна. Преодолев пару районов, она остановилась и огляделась, уверенная, что избавилась от преследователя. — Я тут, — сказал голос у неё за спиной. — Итак, куда мы идём? — сдерживая раздражение, спросила Тори. — В Темпельхоф. Там много расслабленных крестьян и есть один друг, что хотел бы с тобой познакомиться. — У меня нет друзей, — сердито оборвала его вампирша. — Теперь будет. Робин наслышан о тебе и очень ждёт в гости. — То есть у меня нет выбора? — Тори удивлённо глянула на Носферату. — Выбор у тебя всегда есть, дорогая, но я бы посоветовал принимать верные решения. — он внимательно на неё посмотрел, и Тори сжалась, чтобы не отвести глаз. — Робин ждёт, отправляемся. (Темпельхоф. Hermannplatz. 21 августа 1808 год. Ночь). Суббота (Виктория Грейс) «Бруджа Робин славился дурным нравом и ледяным сердцем. Если с кем его и сравнивали, так только с Густавом. Правда, в отличие от жестокого Принца, Робин был молчалив, не проявлял никаких садистских наклонностей и вообще редко выказывал какие-либо эмоции. Именно это и делало его ещё более пугающим. Так как Робин проживал в доме Изабеллы, поговаривали, что они любовники. Это не мешало Изабелле держать в своём доме ещё одного мужчину – Бориса. Её Сир и невероятно красивый мужчина часто привлекал внимания Тореадорш и простых смертных. Но Борис был затворником и находился под полным контролем своей дочери…» — Спасибо за инструкции, — Тори кинула тетрадь Грегориса к нему на колени, — кажется, распространять сомнительные слухи – это твоё любимое занятие. — Почти, — усмехнулся Носферату. В приёмном зале, куда проводили их слуги Изабеллы, он снял свой плащ, и Тори старалась даже не поворачиваться к вампиру. Лицо, шея, руки Грегориса были изрезаны глубокими гниющими ранами, губы распороты, из-под них торчали четыре клыка, напоминающие звериные зубы. — А что ты рассказал Робину про меня? — Много интересного, детка, — в дверях появился бледный мужчина, и он быстрым шагом прошёл в комнату и сел напротив, не мигая, уставившись на девушку. — Доброй ночи, — произнесла Тори растеряно. — Сказал, ты просидела в тюрьме Густава месяц. Теорон неудачно выкупил тебя оттуда, и Принц решил вернуть тебя в клетку. Но Бэнджамин Груневальд вступился за тебя, и взамен ты стала спать с ним, — ответил на её вопрос Робин. — Что? — возмутилась Тори. — И в чём же я ошибся? — поинтересовался Грегорис. — Это было не взамен, — Тори расстроено опустила голову. Вот поэтому Бэн и просил её помалкивать. Вампиры любили перемывать косточки друг другу, распуская грязные сплетни. — Я соблазнила его дисциплиной. Он до сих пор очень зол. — Тебе повезло, что он тебя не прикончил. Наверно, ты смогла его удовлетворить, — хитро улыбаясь, прокомментировал Грегорис, и Тори сделала в его сторону неприличный жест. Вслед за Робином в комнату вошла красивая невысокая женщина с длинными русыми волосами. Причёска была закреплена тонким обручем, и её локоны спадали по платью странного покроя почти до колен. — Приветствую Грегорис, — сказала она, а затем повернулась к Тори и представилась: — меня зовут Изабелла Красимира, и я хозяйка этого дома. — Доброй ночи, — поднялась Тори, — Я – Виктория Грейс. Грегорис пригласил меня к вам. Сказал, что Робину есть, о чём со мной поговорить. — Мне кажется, это ты хотела поговорить с ним, — улыбнулась Изабелла и села напротив Робина. Трое Бруджа и Носферату сидели в образованном кругу, и Тори чувствовала себя очень неловко. — Тори недовольна своим положением. Тори ищет свободы, — с улыбкой сказал Робин, пристально смотря на женщину. — Да, — подтвердила вампирша. Стараясь не встречаться с ним взглядом, она металась от одного лица к другому, — мне не нравится, что у меня нет права голоса, что все мною потакают! — Что ты живёшь в доме, который тебе не принадлежит, что ты не можешь дневать за границей стены, что ты не можешь просто перекусить без контроля Петра, что будучи бессмертной тебе приходится преклоняться перед Анжело? — продолжила за неё Изабелла. Тори кивнула и посмотрела на Грегориса. — Я не знаю, почему Носферату привёл меня сюда. Законы Густава неоспоримы. — Дело в том, что недовольных режимом в Берлине много. Даже больше, чем ты думаешь. И если найти правильный подход, если верно подтолкнуть нужных людей к нужному решению, мы можем обрести свободу, — за Робина говорила Изабелла. — Свободу? — Тори фыркнула. — Для этого надо переделать не только устои Густава, но и вывернуть мозги простым смертным. Думаете, крестьяне знают, что такое свобода? Или мы, женщины? Думаете, у нас есть право выбора? — Я родилась на Руси, где у меня были права. Всё, что происходит в Европе, является результатом тирании Вентру. Сейчас, когда Римская империя пала, Вильгельм пытается либо наладить новое правительство, либо сохранить старое, так что у нас есть шанс подвинуть его с пьедестала или же надавить так, чтобы он прислушался к большинству. — Думаете, Вильгельм в ответе за весь этот беспредел? — Вильгельм сын своего отца. Он никогда не пойдёт против Принца и старается угодить ему во всём, так же, как и все остальные дети Густава. Но если мы лишим его точек опоры, ему придётся искать поддержки у тех, кто властен. — И что ты предлагаешь? — Тори свела брови. — Древо свободы должно время от времени удобряться кровью патриотов и тиранов[1], — громко произнёс Робин. — Революция? Как мы вчетвером справимся с такой задачей? — Не вчетвером, — улыбнулась Изабелла. — Я пытаюсь отыскать поддержку у других кланов, веду переговоры с Российскими Бруджа. Когда Густав решит-таки уступить Марселю, то нам останется лишь дёрнуть за свои ниточки, и, лишённый поддержки своих детей, Густав будет обязан принять слова Примогенов. — Изабелла хочет создать совет в Берлине, — пояснил Грегорис. — И создать ситуацию, в которой Густаву потребуется поддержка других кланов. — Я слышала, что Париж требует от Принца убийства шестерых Детей. Но я сомневаюсь, что он пойдёт на это, — вставила Тори. — Рано или поздно ему придётся согласиться. Наполеон держит позиции, Берлин в тяжёлом положении: из-за войн город ждёт голод, а крах Римской Империи привёл к политическому кризису, что заставил действовать простых смертных. Разозлившаяся толпа может намного больше, чем Каиниты всего Бранденбурга. — И всё же – бунт? — Когда люди в отчаянье. Достаточно небольшого толчка, и они рванут на улицы, требуя справедливости. — Если другие узнают, что мы стоим за бунтом, нас ждут большие неприятности! — Тори явно испугалась. — Тот, кто жертвует свободой ради спокойствия, не достоин иметь ни того, ни другого! — вставил Робин и опять замолчал. — Тори, дорогая, никто не будет делать ничего, не уверившись, что нам ничего не грозит. Сначала мы хотим надавить на Париж, таким образом заставив действовать Густава. Когда он лишится поддержки других Вентру, у нас будет свобода действий, и мы предложим ему помощь. Мы поплывём по течению событий, лишь немного подтолкнув реку в нужном нам направлении. — Я поняла, — Тори покорно опустила голову, — но что требуется от меня? — Ты молода, хорошо понимаешь людей. Просто послушай их, узнай их настрои. А мы пока рассмотрим пути для подготовки нашего плана. — Ну что ж. Это не сложно, — Тори кивнула, — я постараюсь быть вам полезной. Надеюсь, вам удастся добиться результатов, ведь тирания этого безумца лишает меня права на счастье! — Прибереги громкие слова, детка, тебе они пригодятся на баррикадах, — сказал Робин и поднялся. — До встречи, —не оборачиваясь к гостям, он ушёл. За ним поднялась Изабелла. Она попрощалась более вежливо и написала свой точный адрес, на который Тори может писать в любой момент. Так же Изабелла предложила свой дом Новообращённой, если ей вдруг потребуется защищённый ночлег не под крылом брата. Выбравшись из огромного поместья Бруджей, Тори расправила плечи. Рядом с Робином она чувствовала гнетущее пугающее желание сбежать. Чтобы Грегорис про Робина не написал, от него веяло нескрываемой агрессией и злобой. — Не хочу сюда больше ходить, — призналась она Носферату, пока они шли к конюшням за своими лошадьми. — Робин напугал тебя? — уловил он настрой женщины. — Не то слово. Он неприятный, и смотрит на всех, словно хочет съесть. — Поживи с его, может такой же будешь. — Брр, — Тори дёрнула головой, — иногда вечность пугает меня сильнее, чем смерть. Грегорис рассмеялся и, обняв женщину за талию, наклонился к её лицу: — Ты очень забавна, Виктория. И, мне кажется, у нас много схожего. — Фу! — она оттолкнула его. — Хватить уже липнуть ко мне! — Глупая женщина! Я не ищу с тобой интимности! — Грегорис рассмеялся, а Виктория обижено свела брови и ускорила шаг. — У нас много общего, и мы могли бы стать отличными напарниками, Тори. Я жажду избавиться от власти надо мной не меньше, чем ты. И если мы будем работать вместе, то добьёмся намного большего. — Я посмотрю за работягами, послушаю сплетни людишек, как и советовала мне Изабелла. — Старые вампиры имеют нехорошую тенденцию долгого планирования. Если ты не хочешь, чтобы планы Робина утянули нас в столетнюю борьбу против Густава, нам нужно действовать самим и быстро. — И что ты предлагаешь? — Посеем слухи. Они пустят корни, и дерево вырастит своды само прямо под нашими ногами. — Хватит идиом. Я не понимала ни слова из того, что говорил Робин, а теперь ещё и ты путаешь меня. — Всё просто, моя дорогая. Мне нужна армия, а тебе толпа. И мы заставим Робина выудить из Густава место Примогена!***
(Берлин, Prenzlauer Tor, военные казармы. 24 августа 1808 год. День). Вторник (Бэн) — Почему ты так быстро уходишь, милая? — Бэн не позволял Дите подняться с постели, поглаживая и прижимая к себе. — Ангелина сказала, ты спишь у нас дома, я спешил с обходом, закончил так быстро, как возможно, сразу примчался к тебе, а ты уже уходишь! — Мы провели вместе два часа, и я хочу поехать в лавочку почитать! — Дита покосилась на своё платье, в котором припрятала переписанные данные из документов, что вычитала у Бэна, пока его не было. Ей не терпелось избавиться от его общества и передать послания господину. — Мне мало двух часов, останься! — настаивал юноша, целуя девушку. — Я больше не могу любиться, Бэн, я устала! — Дита выбралась из его объятий. — Тогда поехали со мной. Я закончу дела, загляну в пару мест... — Я хочу дочитать книгу, которую начала вчера. Да и свежие газеты сегодня принесли из Франции, — Дита больше не обращала на него внимания и одевалась. Бэн расстроено сел на край постели и тоже стал одеваться. — Сегодня вторник, я надеялся, что ты останешься до ночи. Потом я отвезу тебя к Катерине, и мы закончим ночь в Шарлоттенбурге, — гуль поймал её руку, — ты меня больше не хочешь? Дита рассмеялась. Сев к юноше на колени, она стала целовать его. — Хочу тебя всегда! — Правда? Тогда почему сбегаешь? — Хочется кроме ласканий делать что-то ещё! — Опять меняешь меня на книги? — Пойдём со мной. Я покажу тебе отличные журналы, они тебе понравятся: разные научные и экспериментальные проекты. В них много красивых и познавательных картинок. А ещё учебники для университета, статьи от учёных мужей. Я не только глупости читаю. Бэн погладил её по волосам и нежно поцеловал руку. — Уговорила. Я быстро закончу свои дела, а потом поеду с тобой к книгам. Даже лучше, — он ухмыльнулся ей, и Дита заулыбалась ещё ярче. Она любила, когда у Бэна было хорошее настроение. — Я отведу тебя в городскую библиотеку и сделаю тебе читательский билет. Там книги можно брать с собой, так что ты сможешь читать у меня дома, а не пропадать днями неизвестно где! — Библиотека! Просто мечта! Но у меня нет никаких документов, — Дита вздохнула, — я бы давно уже сделала бы себе читательский билет, но у меня нет личности. — Не переживай. Я всё устрою! — Бэн любовался её сияющими глазами. — Спасибо, спасибо! — Дита обнимала его и целовала. — Но сначала ты пройдёшься со мной по моим делам! — Хорошо! Я согласна! Бэн усмехнулся, довольный тем, что смог уговорить принцессу. Время с девушкой летело незаметно. Оно не давило однообразием, а вечность не казалось такой мрачной. Бэн действительно ожидал появления Диты каждый день, однако она заходила всё реже: у нее всегда находились какие-то другие более важные дела, другие заботы. Если девушка не появлялась несколько дней подряд, гуль впадал в депрессию и, скучая, донимал Ангелину, чтобы та сходила и позвала к ним подружку. Сам он старался не появляться в капелле лишний раз, не желая быть замеченным рядом с Дитой. Но когда ожидать её более не хватало сил, Бэну приходилось самому приезжать в Либеайме, чтобы побыть с ней хоть немного. Гуль цеплялся за девушку как за спасательный круг в своей рутине. Бэн видел в ней нечто очень ценное. И не только потому, что его тянуло к Дите физически и духовно: Катерина неустанно повторяла ему, что «бездонный сосуд» дарует ей жизнь. А это для слуги было самым ценным. До библиотеки они добрались через полчаса. Дита в обители книг выглядела невероятно счастливой, и Бэн с улыбкой следил за её восторженными вздохами и горящими глазами. Девушка и ему предложила несколько полезных томов, но у гуля на книги не было времени. — Прочитай сама, потом расскажешь всё самое полезное мне. Дита читала очень быстро. И у неё была прекрасная память. Девушка отлично передавала прочитанное, и Бэн советовал ей читать литературу, которая могла бы быть полезна для него. Когда Дита болтала о прочитанных историях или просто рассказывала о прошедшей неделе, Бэн вслушивался лишь тогда, когда она начинала говорить о книгах, которые он сам просил прочитать, а так же о газетах и политических сводках. Остальное он пропускал мимо ушей. Совсем не потому, что его совершенно не интересовала жизнь подружки: Бэну просто нравилось слушать её голос, прижимать к себе тёплое тело, радоваться присутствию. День рядом с девчонкой пролетел незаметно. В десять вечера Катерина связалась с ним и сообщила, что ей потребуется одежда для охоты. Бэну пришлось сделать небольшой круг и заехать в казарму, чтобы забрать вещи госпожи. Каждый раз, когда Катерина покидала постель любовника, настроение у юноши поднималось, а проведя почти целый день с подружкой, он был счастлив и полон сил. Катерина питалась быстро, игнорируя недовольный тихий писк смертной и восторженные взгляды слуги. После Бэн помог вампирше одеться и остриг её волосы. Палач, оставив парочку в Шарлоттенбурге, умчалась в город. Воспользовавшись пустой постелью, Бэн задержал Диту на полночи, а Петру он без зазрения совести врал о том, что девушку задерживает госпожа. Против Вентру Тремер возразить ничего не мог. В пятом часу Бэн подвёз девушку до капеллы. Дита после нескольких чудесных часов в постели с любовником что-то напевала, шуршала ему на ухо, смеялась и тёрлась о его плечо. Ему нравились её расслабленность, свобода и открытость. Когда Дита так себя вела, хотелось обнять её крепко, крепко, подхватить на руки и забрать к себе, чтобы дарила она эту радость лишь ему. Девушка перестала его бояться, и, хотя он почти не замечал прежних страхов принцессы, Бэн радовался, что она стала относиться к нему теплее и приветливей. И его это грело, подталкивало на какие-то откровения. С ней он словно ожил, словно вновь научился дышать. У капеллы Бэн спустился с лошади и провёл животное до стойл, где привязал её и помог спуститься девушке. Но идти в таверну она отказалась. — Кристьян меня караулит, — пояснила она, указывая на плотную фигуру секретаря Принца. — Опять его разозлила? — Да яйцом тухлым кинула, мелочь то, — махнула она рукой. — Он всё отстать не может, сам нарывается. — Пошли, провожу, — улыбнулся юноша и протянул ей руку, но девушка отшатнулась. — Вот ещё, ты уже как-то меня пытался выручить, так только хуже стало, Кристьяну только повод дай! Он ещё и Анжело скажет, что ты за меня заступаешься! Бэн замер, что-то обдумывая. — А чего Кристьяну от тебя надо? — Покровительство предлагает, — фыркнула она. — Как стаду Петра? — Ага, но у меня же уже есть покровитель, — она улыбнулась Бэну, а тот помрачнел и побледнел. — Кто? — Ты. Или нет? — Дита внимательно на него посмотрела. — Я не могу тебе своё покровительство предложить, — Бэн нервно сглотнул, — тебе Анжело войну объявил, а мне госпожа не велела с ним ссориться. И так всё время конфликты. Дита лишь вздёрнула брови и усмехнулась. — Ну, ладно. Не ты, — она помахала ему рукой. — Пока! — Стой! — Бэн сильно её одёрнул. Его лицо стало ещё мрачнее: — я твой покровитель, но никто не должен об этом знать. Ты поняла? И не вздумай другого искать! Забудь о других мужчинах! — юноша пытался распоряжаться ею. — Сама решу! — Дита сжала губы. — Ты – моя! Ясно! Только если Анжело узнает, будут неприятности, так что… — Я не твоя! — выкрикнула девушка. — Я принадлежу хозяину и лишь ему подчиняюсь, а покровитель мне и не нужен! Я не смертный скот, а гуль! — она смотрела на него, полная возмущения. — Я неверно выразился, — он вдруг занервничал и взгляд стал растерянным, — да, конечно, ты гуль, просто если тебе нужна моя защита… Дита не слушала: она направлялась к капелле. — Не нужна. — Подожди, — Бэн поймал девушку и, обняв, стал удерживать, — не сбегай! — его голос стал мягче, хотя и смотрел он на неё всё так же сурово, словно имел право распоряжаться принцессой. — Ты скажи: как хочешь, так и будет. — Не сбегаю я, Бэн, мне в капеллу вернуться надо, — она вдруг поняла причину его сердитости: мальчишка был невероятно ревнив, — не нужен мне покровитель и другие мужчины не нужны. Просто не забывай, что я – гуль! — Если ты будешь ходить на тренировки к Анжело, то и другие слуги будут относиться к тебе как к равной. — Подумаю, — она отмахнулась. — Увидимся, Бэн. Бэн вздохнул, провожая девушку взглядом. Старший гуль уже пытался насмехаться над ним, видя его заботу к Дите. Когда Анжело при нём сказал, что объявил о своей протекции Дите, Бэну показалось, что он на месте придушит соперника. Если открыто выказать своё расположение принцессе, Анжело взбесится не на шутку. А объявить о своих отношениях – значит поссориться со слугой Сенешаля. Однако, если оставить всё как есть, значит дать другим гулям возможность претендовать на место мужчины Диты. Такого допустить Бэн не мог. От одной только мысли, что подружка заменит его на кого-то другого, Бэна начинало трясти. И не только потому, что гуль стал считать принцессу своей собственностью. Нет, эти мысли он старался отгонять, ведь Дита действительно была рабыней крови, и Бэн не мог ею владеть, как бы ему не хотелось, а потому, что чувства, навязанные Вильгельмом, давно прошли и заменились другими – настоящими. И эти чувства, как бы юноша не гнал их и не отталкивал, одурманивали его рассудок, сжимали сердце и не отпускали.