***
Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла. 8 ноября 1808 год. Ночь. Вторник Максимилиан буквально впихнул ее в одну из комнат для приема гостей, и грубо усадив на диван, начал допрашивать. — По какой причину Карл покинул Берлин через восемь часов после прибытия? — Вампир не смотрел на Диту. — Почему он вернул Петру статус Лорда? Почему я не стал Регентом? У меня тысячи вопросов, а ты пропадаешь по делам Катерины, о которых Петр напрочь отказывается мне говорить. — Резко переведя взгляд на смертную, Максимилиан закричал, — где ты была? Отвечай! Девушка, поморщившись, отодвинулась от разозлившегося Тремера и, стараясь не смотреть ему в глаза ответила: — Карл мне тоже ничего не объяснил. Дите не хотелось говорить о придуманном задании Катерины. Она была очень благодарна Петру, который с радостью проглотил эту новость и поддержал ложь Палача. Старший Тремер был невероятно умен и изворотлив, и не удивительно, что Карл оставил его за главного. Может быть, в момент гнева Юстициар и обвинил Петра во всех своих бедах, но потом он одумался. — Я с Карлом после встречи с Густавом даже не говорила. Я не знала, что он покинул город, — добавила Дита. — Ты должна знать! Петр постоянно втягивает тебя в свои дела, рассказывает свои планы и науськивает против меня. Хитрец хочет получить «бездонный сосуд» в свое пользование, забывая, что ты принадлежишь Карлу. Тебе тоже стоит помнить об этом. Дита сжалась еще сильнее. Максимилиан терял контроль, и, нависнув над смертной, выпустил клыки, клацая ими перед ее лицом. — Я принадлежу Карлу. Будь уверен, я помню об этом, — равнодушно сказала она. — О чем вы договариваетесь с Петром? Что планирует этот изворотливый угорь? Уверен, что Петр действует против Тремеров, против Карла и всего клана! — Петр думает так же про тебя! — Удивленно ответила девушка. — Он просто затуманивает твой рассудок, ты ошибаешься и его намеренья злобны. Я поддерживаю Сира, твоего хозяина и тебе лучше быть на моей стороне! — Я на стороне Карла. Ни ты, ни Петр не имеете на меня влияния. Так что оставь меня в покое! — Дита поднялась и попыталась обойти Тремера. — Петр следит за мной, подсылает в мои покои Марианну, крадет мои свитки и зелья. Вмешивается в отношения с Карлом и пытается очернить его перед Советом. Петр желает присвоить библиотеку и мага себе, но такая добыча ему не по зубам! Передай ублюдку, что если продолжит лезть в мои дела, я нашлю на него Астора, и наглец будет казнен за свои поступки. — Петр ни делал ничего предосудительного! А ты заставил меня убить ребенка, убить королеву. Я ненавижу тебя! Дита выкрикнула эти слова ему в лицо, и Максимилиан с размаху ударил ее по щеке тыльной стороной ладони. Девушка отлетела к стене и замерла. Но через мгновение она поднялась, и Тремер отшатнулся в ужасе. Сквозь облик девушки он видел обезображенной гримасой ненависти лицо Лилии. — Мне не удается прорваться сквозь ее сознание, мой дорогой муж, — произнесла женщина, — но ее гнев направленный против тебя делает меня сильнее. Вскинув руки, она прошептала какое-то заклинание, и Максимилиан упал перед ней на колени, хватаясь руками за грудь. Его мертвое сердце пыталось покинуть тело. — Дита! — Закричал Тремер, взывая к магичке, надеясь, что она остановит Лилию. — Ты лишил ее сознания, глупец! Лилия сжала пальцы в кулак, и Максимилиан закричал от боли. С трудом справившись с силой смертной, он зажег огонь в своей руке и метнул его в женщину. Она взвизгнула, когда пламя опалило ее руки, и упала, уступая место истинному носителю. Дита пришла в себя, со стоном взглянула на обожженные кисти и стала их залечивать, даже не обращая внимания на сидящего перед ней на коленях вампира. — Мне нужно отвести тебя к Карлу. Он проведет ритуал по изгнанию призраков, и мы покончим с Лилией. — С трудом сказал он, излечивая внутренние повреждения. Дита с непонимание подняла голову. Она не чувствовала Лилию, словно аватар – ее покровитель отступил. Но Лилия редко подавала признаки существования. Лишь во снах она нашептывала смертной странные планы как убить и уничтожить всех. — О чем ты? Лилия – мой Аватар! И тебе лучше примириться с Петром, чем продолжать бегать за папочкой! — Лилия – озлобленный дух, глупая смертная, ты позволила поселиться ей в своем теле, и теперь Лилия только и ждет удобного момента, чтобы овладеть тобой. Она питается твоим гневом и болью, и когда-нибудь пожрет тебя полностью! — Максимилиан поднялся и направился к дверям. — Ты должна быть на моей стороне, Дита. Петр не поможет тебе, если Лилия заберет твое тело. Лишь я. — Макс! — Окрикнула его девушка. — Это ты начал конфликт! Петр не пытался вредить тебе! — Откуда тебе это знать? Ты ничего не смыслишь в политике и жизни вампиров. Петр стар, могущественный и параноидально боится потерять свою власть. Он сделает все, чтобы сместить всех, кто способен ему навредить. И во мне он видит угрозу, так как я Дитя Юстициара и мои силы во многом превосходят его. Я прожил дольше, я учился, имел допуск к древней магии. Я был магом почти двести лет, прежде чем Тремеры приняли меня как слугу. И я знаю, как сместить Петра с его насиженного, уютного гнездышка! — Это не Петр плетет интриги. — Вдруг с ужасом осознала девушка, — это ты затеял эту ссору! Если явится ваш Астор, то тебя он и покарает. — Девушек ошарашено смотрела на Максимилиана. — Астор покарает того, на кого укажу я. Потому что все убийцы клана учились ритуалам у меня. И я для них – настоящий авторитет! — Тремер гордо вздернул голову и удовлетворенно усмехнулся, заметив страх девушки. — Тебя устраивает Петр, потому что глупец не использует твои настоящие таланты. Скармливать тебя вампирам – самое глупое, что мог он придумать. Когда я избавлюсь от Лорда, когда я займу его место, я найду тебе достойное применение. — Я не буду тебе подчиняться. — Сказала смертная с ужасом. — Это мы еще посмотрим!***
Берлин, Prenzlauer Tor, военные казармы. 11 ноября 1808 год. День. Пятница. (Бэн)«Я буду с тобой до конца своих дней, только скажи, что я тебе нужен»(с)
— У тебя руки ледяные! — Снег выпал, не смогла удержаться, — Дита разбудила его, забравшись к Бэну под одеяло и прижимаясь, грелась об него. — Знаю способ, чтобы ты быстрее согрелась, — он подтянул ее к себе, целуя. Девушка хихикнула и обвила его руками и ногами, вцепляясь в его губы. Бэн обнял ее крепче, не позволяя уже подняться. — Эй! Я вообще-то работаю! — Возмущенно заметила Ангелина. — Мы тебе не мешаем, — сказал Бэн, не отрываясь от подруги. — Имей совесть! Бэн! Я при тебе со своими любовниками не развлекаюсь! Бэн не обращал на нее внимание. Увлекшись подружкой, он вообще ничего не замечал. Полностью сосредоточившись на ней и ее прелестях, юноша целовал девушку, поглаживая и тяжело дыша. — Она права, — сказала Дита, выводя его из развратных мечтаний. — Пойдем на улицу, прогуляемся. — Хочу тебя, — не позволял он отвлекаться подружке. — Заберемся на конюшни, останемся наедине! — Настаивала Дита. — Ладно. — Бэн резко поднялся и задрожал, встав на ледяной пол. — Черт побери, температура так упала. Словно уже зима. Девушка хохотнула и стала подавать ему плотные армейские штаны, рубашку, кафтан, камзол и сапоги. — Ей, Ангелина, если мы там замерзнем – это будет твоя вина, — сказал юноша, посматривая в щелочку ставень. Было всего час дня, но на улице пасмурно, и серое небо было закрыто тучами. Улицы были завалены снегом, мокрым и липким, который крупными сугробами падал с крыш, подтаивая. За ночь выпало более двадцати сантиметров снега, а дворники не утруждали себя уборкой возле солдатских казарм. Ангелина пожала плечами и показала стопку писем от Вильгельма, которые требовалось отправить в пятнадцать разных адресов, а значит переписать в пятнадцати экземплярах. После того как французские войска вышли из страны, Сенешаль активно занялся внешней политикой пытаясь объединить Прусское королевство. Дита не останавливаясь ни на секунду, бегала по каморке, собирая себе теплые вещички, надела перчатки Бэна и шаль Ангелины, обвязав так же и открытые плечи. Мода на ампир потерпела свой крах, когда в Европу пришла холодная зима, и новые платья стали делать из более плотных тканей, с рукавами и закрытой шеей. Но для общественной еды гардероб никто не обновил и предназначенные для зубов вампиров места не должны были закрываться. Собрав себя и Бэна, девушка выбежала за дверь. Комната сразу наполнялась тяжелой гнетущей тишиной. Тихо щелкала свечка, прожигая увлажненный фитиль, скрипели доски ставень под напорами редких дуновений ветра, скрипело перо. Ангелина отложила письмо и с сожалением взглянула на закрытую дверь. Вот не было бы Бэна, Дита сидела бы рядом и, смеясь, рассказывала о своих проделках, хрустела сухарями и пересказывала очаровательные любовные романы. Ангелина поднялась и выглянула на улицу. В небольшие щелки заколоченных окон с трудом можно было разглядеть серую, невзрачную улицу. Но где-то там, вдалеке она четко услышала смех принцессы. Оставив работу, заперев дверь, женщина выбежала во двор. Дита забрасывала Бэна снегом, тот нахохлившись, стоял неподвижно, обиженный и обозленный. Такие игры старику были не по нраву. Но ради подружки он был готов немного потерпеть. Дита скакала вокруг, швыряя в него комки, и не обращала внимания на его перекошенную мину. Ангелина подобрала с земли мягкий, липкий снег и с силой сжала. Комок свернулся в шар и, уплотнив его до состояния ледышки, женщина прицелилась и зашвырнула его в Бэна. Юноша мгновенно обернулся и взглянул на сестрицу с еще большим гневом. Ангелина хохотнула и снова подобрала снег, лепя следующий снежок. Дита обрадовавшись появлению Ангелины, стала кидать в юношу снегом с еще большим азартом, крича при этом: — Артиллерия в бой, атакуй противника, преврати его в снеговика! Ангелина кинула следующий снежок и угодила напарнику точно в лоб. Бэн зарычал, стряхивая снег с лица, Ангелина замерла, смотря на его реакцию. Юноша прожигал ее взглядом, а потом дернул губой и, зачерпнув снега, слепил ком размером в голову, пульнул его в женщину. Ангелина со смехом отпрыгнула, готовя новые комки. Дита завизжала от восторга, а Бэн стал спешно лепить снежки и кидать их в сестрицу, которая отвечала ему тем же. Огромные комы снега запущенные с нечеловеческой силой влеплялись в стены казармы с оглушительным грохотом, пробивали канавки в сугробах, сбивали с ног гулей, Дита отошла чуть в сторонку и, хлопая в ладоши, подбадривала женщину. Но пару метких попаданий от Бэна свалили ее на землю, и Ангелина не рискнула подняться. Бэн подошел к ней и победоносно возвышаясь, усмехнулся. — Ну, кто кого? — Сказал он, подкидывая огромный снежок. — Дай мне время, отстрою крепость и тебе меня не одолеть. — Спорим на марку, что я тебя оттуда за минуту выбью? — Я тебе помогу! — Воскликнула Дита, присаживаясь к Ангелине и обнимая ее за шею. — Вдвоем мы с ним справимся! Бэн свел брови и опустил руки. — Так не честно, почему ты всегда на стороне Ангелины, — расстроился он. Дита не ответила, смеясь, она прижалась крепче к подруге. — Тебе в постели — мне в остальном, — тихо ответила ему женщина, и Бэн снова нахохлился и, отвернулся от женщин. — Не переживай, тебя же это устраивает? Каждому свое. — Ангелина поднялась и стала отряхиваться сама и помогать Дите почистить одежду. — Не замерзла? — Обратилась она к девушке. — Немного, но снег такой красивый! Я очень люблю снег, вот бы он был теплый, я бы жила в нем! — Смешная, — рассмеялась женщина. Закончив с ее одеждой, она крепко обняла подругу, — спасибо тебе, Дита! — И тебе спасибо, — девушка высвободилась из объятий подруги и, смущаясь спросила: — Ты на меня больше не сердишься? — За что? — Удивилась Ангелина. — Что ты с Бэном все время убегаешь? Дита спрашивала не об этом. Девушка чувствовала, как Ангелина нервничала, когда Дита появлялась в их комнате, словно женщина догадывалась о том, что Дита читает их письма. Но женщина ни разу не сказала ей об этом открыто. Дита с каждым днем сожалела все сильнее, что решилась на такое. Ей было тяжело брать у людей, что заботились о ней намного больше, чем Джетт. Но разве можно было пойти против желания господина. Дита хотела угодить вампиру, но и не хотела потерять ставших для нее близкими друзьями гулей Палача. Каждый день она надеялась, что Джетт разрешит ей остановить эту слежку. Что ее тревогам придет конец и эти отношения, ценные и важные больше не будут под угрозой. — Ага, — кивнула Дита. — Я люблю тебя, милая, как я могу сердиться! — Воскликнула женщина и обняла ее. Дита радостно обняла ее в ответ. — Я тоже люблю тебя! Бэн опустил голову еще ниже и зашагал проч. Его сердце болезненно кольнуло от этих слов. Почему ему не хватало смелости открыть ей свои чувства? Потому что он боялся, что ему Дита так не ответит. И ему нужна была не простая любовь, не такая о которой говорила Ангелина. Бэну хотелось большего. Дита заметив его удаление, чмокнула подругу на прощание и поспешила за юношей. Догнав его, она вцепилась в его руку, повисая, но Бэн резко отдернул ее, стряхивая. Девушка не наставала, и стала идти рядом, о чем-то безостановочно щебеча. Отойдя от казарм подальше, Бэн остановился и сердито посмотрел на спутницу. — Помолчи, ладно! — Сказал он сердито. Дита кивнула и умолкла. С непониманием она смотрела на юношу, ожидая его дальнейших слов. Но Бэн молчал. Опустив взгляд, он сжимал кулаки и словно сам ожидал от подруги чего-то. Но девушка молчала, как он и попросил. — Обними меня, — приказал гуль, и Дита обхватила его шею мокрыми руками, положила ему подбородок на плечо. — И не отпускай! Бэн стоял неподвижно, слушая ее дыхание, вдыхая запах ее волос и наслаждаясь ее теплом. Девушка рядом с ним грела его душу. Даже в мокром, холодном платье, она обжигала его сердце, так, что ему казалось, все внутри полыхает огнем. — Когда же это пройдет? — Спросил он в пустоту, наконец, отвечая на ее объятья. — Весной, — рассмеялась Дита, — в Берлине часто снег лежит? В Гамбурге снег таял в марте. А тут? — Весной, — вздохнул он. — Ты меня любишь? — Спросил Бэн, тихо, не решительно. — Ты мой хороший друг, Бэн, — спокойно ответила девушка ему в ухо, все еще вися на его плече. — Лишь друг? Дита молчала, и Бэн сжал веки, до белых пятен, в ожидании его ответа. Но Дита так и не ответила. На что похожа любовь? Бэн искал ее, испытывая свои и чужие чувства. Встречаясь и расставаясь, молясь Катерине и мечтая о ней. Умел ли он любить? Тысячи трупов на его совести, поклонение госпоже и лишь ее образ в голове сотни лет. Как долго можно любить? Бэн верил, что любил и любит Катерину все триста лет. Но разве можно было полюбить кого-то еще, если для Бэна никогда никого не существовало кроме его госпожи. Настоящая Любовь стала тюрьмой. Любовь к смертной сковывала, давила на грудь неподъемным камнем, разрывало сердце, и лишала рассудка. Он не хотел себе в этом признаваться. И не хотел, чтобы она об этом знала. Ведь Дита всего лишь стадо для его госпожи. Катерина желала получить девушку, и Бэну нужно было постараться добить ее, во что бы то ни стало. Но чем дольше он сжимал ее в своих объятьях, чем чаще засыпал с ней и любовался ее улыбкой, тем сильнее он осознавал, что старается не для Катерины. А лишь для себя. Получить Диту, удержать, владеть. Дита должна была стать его и только его. Пусть ненадолго. Бэн уверял себя, что сможет смириться, если кто-то из вампиров поглотит девушку, убьет в порыве Зверя. Но пока она жива он не позволит ей уйти. Любой ценой. Любыми способами. Дита должна быть его. И лишь его. Юношу охватило безумие, липкий прожорливый страх сжимал его, царапая длинными когтями рассудок. Бэн уверял себя снова и снова, что Дита не важна для него, что эта временная связь. Что скоро все пройдет, забудется. Он с нетерпением ожидал этого момента, когда осознает, что девчонка больше ему не нужна. Но любовь словно вирус, проникала все глубже. Одно ее прикосновение и он хоронил все свои мысли, поддаваясь эмоциям. Дита же закрывалась, ее чувства оставались для него недоступными. И гуль был готов на многое, чтобы узнать ее мысли, или чтобы девушка просто разделась с ним рядом. Дита приносила боль. Но эта была самая сладкая боль в его жизни. — Я не знаю, что такое друг, — осипшим голосом произнес он. — Ангелина твой друг! — Уверено сказала Дита. — А ты? — А я… — Дита запнулась, — я твой друг и твоя любовница.