Беты (редакторы): Simeon Stefan Batory
(Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла. 24 сентября 1808 год. День). Пятница (Бэн) Дита открыла коробку и ахнула. Бэн улыбнулся, наслаждаясь её восхищением. Девушка вытащила из коробки красивое платье и, прижав к себе, закружилась в танце. Ярко-алый наряд с белыми розами и белыми перчаткам. Бэну нравился красный, и Дите этот цвет очень шёл. — Такое прекрасное платье! Как мне отблагодарить тебя? — Сходи со мной на бал. Сегодня вечером. — Конечно! — Дита сияла. — Ты воплощаешь мои мечты в реальность! — Но обещай, что подаришь мне пару танцев, а не сбежишь, как только окажемся в зале. — Бэн, все мои танцы принадлежат тебе, — девушка присела в глубоком реверансе, и юноша расплылся в улыбке. — Я заеду за тобой в шесть. Будь готова. Покинув комнату девушки, Бэн поднялся в кабинет Марианны. Он не был уверен, зачем идёт туда, но это казалось ему необходимым. Постучав, он вошёл к ней. Женщина что-то писала, и, как только он появился, она вскочила. В её глазах читался испуг, но Бэн лишь кивнул приветственно. Встретившись с ней взглядом, он замер на мгновение, словно погружаясь в гипноз, но Марианна не стала его удерживать. — Для того, чтобы проникнуть в комнаты Джетта нужно быть связанным с ними третьими узами, — быстро сказал Бэн и, задумавшись, свёл брови. Марианна не позволила ему размышлять над сказанным и, проникнув в его сознание, стёрла последние пять минут. — Я пришёл сообщить, что заберу Диту сегодня, и, скорее всего, верну после заката, — Бэн тряхнул головой, отгоняя наваждение. Слуга Тремера кивнула и указала на дверь, не позволяя ему задерживаться. Юноша чувствовал вторжение в свой разум, но не мог понять, когда оно происходило и что толкает его на те или иные поступки. Путаница, вызванная изменением памяти, заставляла его вспоминать то, что было забыто. Но сколько бы он не думал, сколько бы не напрягал память, он не мог разобраться в деталях.***
(Берлин, Spandauer Straße. Ephraim-Palais. 24 сентября 1808 год. День). Пятница (Бэн) Известный прусский предприниматель и дипломат Бенджамин Ветель Ефрем[1] собрал гостей в своём замке в честь сорокалетия жены. Впрочем, большинство элиты причина мало интересовала. Сливки общества сбежались отдохнуть за чужой счёт и пособирать грязные сплетни. Бэн приехал с Дитой ровно к шести. Рядом с парадным входом гостей встречал хозяин дома, приветствовал дам и обменивался парой фраз с мужчинами, поэтому на входе образовалась небольшая очередь. Бэн был сосредоточен, рассматривал гостей, Дита же ярко улыбаясь: она не могла дождаться, когда окажется внутри, и в нетерпении подпрыгивала на носочках. Наконец Ветель принял и их. Назвав Бэна фельдфебелем[2] Лутсем, хозяин дома поцеловал ручку юной красотке и поинтересовался, кто сопровождает юношу. Бэн сухо ответил, что это его сестра, и поспешил исчезнуть в холе. Гости постепенно собирались, и гуль отпустил подружку полюбоваться на красоты дворца, небольшую выставочную галерею, что собрала жена Ветеля, и познакомиться со светскими дамам. Перехватив девушку перед самым началом открывающего полонеза, Бэн указал ей на мужчину с густой короткой бородой и такими же бакенбардами. — Попробуй познакомиться с ним, во время танца привлеки его внимание! — указал он. Дита на мгновение замерла с открытым ртом, но потом быстро кивнула. — Ты пригласишь меня на полонез? — Нет, найди пока другого кавалера. — Но в открывающем танце должны участвовать все гости! — Тогда сделаем вид, что меня нет, — Бэн серьёзно посмотрел ей в глаза и Дита с пониманием согласилась. Направившись к указанному джентльмену, девушка завела с ним беседу, в то время как гуль Палача скрылся из виду, преследуя свои цели. Дита немного расстроилась, что Бэн пригласил её на танцы, потому что у него были какие-то свои дела в доме Ефрема, а совсем не потому, что хотел потанцевать с ней. Впрочем, уже через пятнадцать минут жалеющих потанцевать у неё было хоть отбавляй, но девушка смогла уговорить бородача оказать ей честь открывать с ней бал. Этого мужчину звали Людовик фон Штроц, и он утверждал, что прибыл из Австрии для налаживания торговых отношений в столь тяжёлое для Берлина время. Девушка, начитавшись газет и книг для Бэна, была прекрасно осведомлена в политике и с лёгкостью поддержала беседу, вызывая почтительные кивки Людовика. После полонеза госпожа Мария Ефрем произнесла небольшую речь, поблагодарив тем самым всех гостей, которых собралось почти полтысячи, и описала программу предстоящего вечера. Дита слушала в пол уха, пытаясь отыскать Бэна, но его и след простыл. Вернувшись к Людовику, она протанцевала с ним ещё несколько танцев, но после кадрили мужчина сдался и поспешил к карточному столу. Дита, потеряв своего кавалера, поскучала немного, но потом гостей пригласили ужинать, и девушка, стараясь вести себя подобающе этикету, с восторгом рассматривала шикарно оформленные столы. Людовик снова отыскал принцессу, пригласил сесть за стол рядом с ним, и Дита была ему благодарна, ведь не придётся скучать одной, да и для дамы было неприлично оказаться на ужине без пары. Мужчина обслуживал девушку, поддерживая беседу, но с каждый минутой он становился всё молчаливей и задумчивей, и, когда ужин был закончен, откланялся и направился к мужчинам играть в карты. В зал вынесли цветы для котильона, и Дита оглядывалась в надежде, что и ей подарят букет. — Что ты о нём узнала? — внезапно за её спиной появился Бэн. Он переодел свой военный мундир и был в дорогом красном рединготе с вышитыми белыми розами, очень подходящими под платье Диты. — Немного. Он не хотел о себе рассказывать. Сказал, что прибыл из Австрии, но, судя по акценту, родом он из Испании. — Хорошо. Сможешь и дальше следить за ним? — Да, конечно. — И танцевать при этом? — С лёгкостью, — Дита пожала плечами. — Тогда приглашаю тебя на танец, — юноша прицепил к поясу девушки небольшой букет красных гвоздик, означающих семейную связь. Принцесса удивлённо взглянула на него. Она уже и не ожидала, что Бэн пригласил её, и с улыбкой приняла его ладонь. Следующими танцами были полька и кадриль, и хотя Бэн особыми талантами в танцах не обладал, их пара вскоре привлекла слишком много внимания, так что гуль поспешил покинуть зал. За это время Людвиг пообщался с несколькими представителями высшего света, а потом внезапно собрался и, откланявшись перед своими собеседниками, направился к выходу. Заметив это, Дита указала спутнику на сбежавшего гостя, и Бэн тотчас последовал за ним. Через минуту он вернулся и вручил девушке пару талеров. — Доберёшься до капеллы сама. Девушка кивнула. — И спасибо за танец. — Бэн улыбнулся, поцеловал ей руку, заставив красавицу слегка покраснеть, и оставил её одну. Дита наслаждалась высшим обществом ещё пару часов и, когда часы пробили десять, отправилась к своей обычной жизни. Покинув приёмный зал, Бэн скинул дорогой камзол, оставшись в жилетке, но красный цвет всё равно был слишком привлекательным, поэтому, подобрав в гардеробе чей-то серый плащ, он завернулся в него. Людвиг вышел из дворца, пересёк улицу и быстрым шагом направился к церкви святого Николая. Прямо напротив располагалась дорогая гостиница и, прошмыгнув к ней через главный вход, он поднялся на второй этаж. Об этом господине сообщила прошлой ночью Катерине владелица сети гостинец, Анна. Она утверждала, что постоялец не выходил из номера днём, его обслуживает двое слуг, и лишь ночью гость выбирается из своих покоев и возвращается туда до рассвета. Естественно, у неё появились подозрения, что это вампир, но Тореадорша сама предпринимать ничего не собиралась и свалила всё на Палача. Бэн за утро навёл справки о приезжем и выяснил, что Людовик ведёт активные переговоры с военной элитой Берлина. Также он узнал, что слуга предполагаемого вампира собирается посетить Ефрема, и раздобыл пригласительные. В течении всего вечера Людвиг общался с королевскими охранниками и министрами, что навевало неприятные мысли. Людовик был старшим слугой неизвестного приезжего. Еще гостя сопровождал мальчик лет пятнадцати, который подавал лошадей и чистил обувь. Подросток дневал в номере, не покидая комнату без господина. Сам вампир выглядел лет на тридцать пять, он был немного высохший и с грубой кожей. В свет он выходил в дорогом сюртуке и тяжёлой шляпе, но его видели также передвигающегося в лёгком камзоле и деревенских кальсонах. Подойдя к распорядителю, Бэн поинтересовался, где проживает Людовик фон Штроц, и за пару гульденов он легко дал ответ. Стараясь двигаться бесшумно, юноша поднялся к указанной комнате. Встав чуть поодаль, он прислушался, напрягая свой слух вампирскими способностями. Вдруг дверь раскрывалась, и на пороге появился Людовик, рядом с которым стоял заспанный мужчина в нижних кальсонах. Дав ему денег и какие-то распоряжения, он вернулся в комнату. Бэн бы согласился с предположением Анны, что второй – вампир, так как мужчина был болезненно бледен, но коридор был ярко освещён солнечными лучами. Расстроившись, что наводка оказалось ложной, он стал спускаться по лестнице. Но потом передумал и снова спрятался в коридоре. И вовремя. Людвиг вернулся с тарелкой, полной еды, и двумя ломтями хлеба. Оставив всё это своему товарищу, он снова ушёл. Бэн немного выждал и приблизился к дверям, прислушиваясь. Человек в комнате ел. Закончив трапезу, он отложил тарелку и лёг на кровать. Через пару минут гуль услышал его спокойное дыхание, означающее сон. Осторожно взломав замок Бэн вошёл в комнату. Окна оказались плотно занавешены, и лишь тонкие крохотные лучики проникали в помещение. Мужчина на кровати и вправду крепко спал. Рядом валялись еще не разложенные или уже собранные чемоданы. Возможно, смертный был болен, поэтому появлялся в обществе по ночам и был бледен. Такие как раз и создают впечатление существования вампиров и заставляют активироваться Инквизицию. Но если это был обычный смертный, Бэн ничего не мог поделать. Всё казалось нормальным, но вместе с тем что-то продолжало беспокоить гуля. Он снова вышел, спустился на первый этаж гостиницы. Людвиг пил кофе рядом с журнальным столиком и почитывал газеты. Обычная компания двух мужчин. Бэна осенило и быстро поднявшись, он вернулся в комнату со спящим. Осторожно, чтобы не разбудить больного, Бэн стал простукивать полы, открывать шкафы и ящики. Везде было пусто. Потом его взгляд упал на чемоданы. Выбрав самый плотный, он открыл его. Как и предполагалось, в нём спал мальчик-подросток. Спал мертвецким сном. Анна ошиблась лишь в одном. Вампиром был не взрослый мужчина. Осторожно, чтобы не разбудить Каинита, он вынул тело из чемодана и положил его на пол. Вытащив кол, он прицелился, зная, что промах может стоить ему жизни, и ударил со всей силы. Мальчик дёрнулся, кол не достиг цели, но Бэн ожидал это и ударил ладонью по колу, вбивая его глубже. Мальчишка был обездвижен, но на шум поднялся его слуга. Бэн не дал ему шанса и, метнув нож, пробил череп. После он вернул тело мальчика в чемодан, и покинул комнату. Кем бы ни был это вампир, он нарушил закон Густава, который требовал немедленного представления по прибытию в его домен. Помня прошлую ошибку, он решил показать находку сначала Катерине и, водрузив чемодан на свою лошадь, направился в Шарлоттенбург. Вечерело, и Бэн спешил, боясь, что не застанет госпожу или что пропустит момент её пробуждения, и Катерина уже не позволит ему позаботиться о теле и одежде госпожи. Палач в эту ночь выбираться из постели явно не собиралась, но услышав новости, приободрилась и сразу бросила любовника. Тело рассматривали в саду. Катерина попыталась разглядеть его прошлое, но быстро устала и посадила за это нудное занятие своего слугу. Сама же прогуливалась вдоль прудика, мечтательно заглядываясь на запозднившихся садовников. — Информации немного, госпожа, — подал голос Бэн, когда закончил рассматривать ауру. — Он в Берлине более недели, держался в тени слуг, которые общались с разными людьми. Не понял зачем, но словно он собирался штурмовать город. Или, может, какой-то дворец. Больше информации дать не могу. — Плохо. Мало. Слабо, — Катерина нагнулась над личиком мальчишки. — Вези его в Кепеник. Навещу старого должника. Пусть поработает с его памятью. Бэн кивнул, и Палач сразу исчезла. Запихнув вампира вновь в чемодан, Бэн направился в указанном направлении. Палач собиралась задействовать Дмитрия, и гуль знал, куда ему ехать. Катерина не первый раз использовала Носферату для допроса незваных гостей, а Дмитрий, связанный с ней Узами, никогда не отказывал в помощи. Тем более Носферату тоже была с этого выгода: сплетни и слухи – конёк крыс. От Шарлоттенбурга до Кепеника было более двух часов пути, а так как приходилось поддерживать тяжёлый чемодан, то Бэн задержался, прибыв к конюшням Дмитрия только к двум часам ночи. Катерина уже расхаживала по его двору, доводя гулей Носферату до отчаянья. Они боялись грозную вампиршу и не знали, чем ей угодить, чтобы она убралась по-доброму. Катерина, хотя наслаждалась их страхами, с унылым лицом прогуливалась от одного дома к другому. Когда прибыл Бэн, Палач вызвала хозяина домена. Дмитрий появился перед ними мгновенно. Носферату уже давно присутствовал рядом, скрывая себя тенью. — Чем обязан? — спросил он, поглядывая на женщину. — Пришла дань собирать, — усмехнулась Катерина. — Я думал, мы в расчёте. — Мне мало, — Катерина встала напротив него, сверля глазами уродца. Дмитрий был значительно выше Палача, но ходил сгорбившись, опустив плечи и голову, от чего не казался таким уж рослым. При этом Носферату был сух, слишком худощав для мужчины, и напоминал тощего крестьянского подростка. Его маска, что носил он при всех, тоже изображала подростка лет семнадцати, с изъеденным оспой лицом и тонкими выпадающими седыми волосами. Лицо столь неприятное и неприглядное, что многие считали его умения изменять внешность незначительными, но те, кто был знаком с его талантами ближе, знали, что это такой же обман, как и его несчастный помятый вид. — Хорошо, чего ты хочешь? — со вздохом спросил Дмитрий. — У меня есть вампир и мне нужно, чтобы ты узнал, кто он, зачем прибыл в Берлин и что уже успел натворить. — Конечно. Разве я могу отказать? — Дмитрий нервно пожал плечами и повёл женщину за собой в один из дальних амбаров. Бэн остался на улице один. Территория конюшен Носферату была огромна. В Айсхорне покупали лошадей даже маркграф и его семья. Сотни жеребцов в год покидали Кепеник, чтобы занять должное место на скачках, в каретах или охотничьих загонах. В большом амбаре на окраине его земель располагалась живодёрня. Или пыточная. Развлечь себя там могли многие. Пройдя через всё здание, Дмитрий отпер последнюю дверь, за которой был огромный зал, уставленный всеми возможными приспособлениями. После того, как вампиры вошли в помещение, в дверях появился Ларс – старший гуль Дмитрия и его правая рука, – и замер у двери, подпирая косяк. — Подготовь его, — указал вампир, и слуга сразу распаковал чемодан и установил тело мальчика на стенде, приковав его руки и ноги. Когда приготовления были закончены, Дмитрий установил рядом с вампиром несколько свечей, чтобы лучше видеть его глаза, и положил руки на плечи. Ларс встал рядом и, взявшись за кол, ожидал команды. Дмитрий не сделал и жеста, его слуга вынул кол. Пленённый дёрнулся, но Носферату сразу надавил ему на плечи и проник ему в сознание. Мальчик замер, впадая в транс. — Как твоё имя? — стал допрашивать Дмитрий. — Мило Сантьяни. — Откуда ты и кто твой Сир? — Я прибыл из Милана. Моя создательница – Алиса Саргос. Дмитрий заёрзал. Он не ожидал такого поворота событий и не обговорил его с Катериной, но продолжать допрашивать Дитя своего врага при ней Дмитрию не хотелось. — Цель приезда в Берлин? — Выманить и уничтожить Джетта. Теперь встрепенулась Катерина. — Любопытно. Спроси, как он собирался это провернуть. И кто вообще донёс Алисе про пирата. Дмитрий передал вопрос. — Атака на цитадель пройдёт через три дня. Я организовал местных предпринимателей, который согласились освободить Шпандау своими личными силами от шведских захватчиков. После того, как смертные войска будут уничтожены, мои слуги отыщут покои Джетта и пленят его. Информацию продал связной. — Что за связной? Его имя? — спросил Дмитрий. — Не знаю. Алиса не говорит. Она общается через Сеть. Носферату замолчал. — Спроси, что за «сеть»! — указала Катерина. Но Дмитрий не подчинился. — Алиса ищет лишь Джетта в Берлине? — спросил он тихо. — Нет. — Кого ещё она разыскивает? Имена других вампиров! — сразу потребовал Дмитрий. — Не вампиров, — ответил мальчик. — Алиса скупает информацию о «бездонном сосуде». — Ваш связной продаёт такие данные? — Я не знаю. — Узнай, как он связан с ещё пятью саббатниками, что появлялись в Берлине неделю назад, — крикнула Палач, заметив, что Дмитрий отступил. — Я прибыл один, — ответил мальчик. Дмитрий отошёл, отпуская сознание пленника, и Ларс сразу вогнал кол на место. — Ты получила, что хотела. Тело оставь мне! — Вот ещё! Мне надо доставить его Густаву! — Я привезу его до рассвета. Скажу, что ты его поймала. Мне нужно ещё кое-что проверить. — Проверяй при мне! — настаивала Палач. Дмитрий дёрнул узкими прозрачными губами, показывая свои иллюзорные клыки, и отвернулся от неё. То, что может ещё рассказать Мило, было слишком важным. Но важным лишь для него. Мило знал тайны Алисы, и упустить шанс вытащить их он не мог. — Я заплачу тебе. Получишь всё, что пожелаешь! — Третьи Узы! — быстро назначила свою цену Палач. — Не за что! — Тогда ты не получишь пленника. Дмитрий стал ходить взад-вперёд, словно рассчитывая и принимая решение. Наконец, встав напротив неё, он принял маску уродливого Носферату. — Прошу. Это очень для меня важно, — сказал он. Его низкий бесцветный голос казался отвратительным дополнением его страшного лица. — Ну, возможно, — Катерина хохотнула, — если ты встанешь передо мной на колени и будешь умолять сделать тебе одолжение! Вампир с презрением смотрел на Палача, а та продолжала улыбаться и хихикать. Наконец Дмитрий сдался и, опустившись перед домитером на землю, стал молить её. Катерина посмеивалась, вызывая негодование и злость Носферату, но, насладившись его унижением сполна, оставила его с пойманной жертвой. — Я подозреваю, что ты так плохо учишь меня гипнозу именно потому, что тебе нравиться собирать информацию с моих пленников, — заметила она перед уходом. — Я объясняю тебе всё тщательно. Но ты пропускаешь занятия и не запоминаешь элементарного! — Может, ты сам будешь ко мне приезжать, чтобы мне не приходилось бродить по болотам, добираясь в Кепеник. — Ни за что! Берлин навевает тоску! — Дмитрий покачал головой. (Кёпеник, конюшни Eichhorn. 24 сентября 1808 год. Ночь). Пятница (Бэн) Оставшись один во дворе, Бэн достал свою записную книжку и стал перечитывать последние записи, сверяясь со сделанной работой. Его отвлёк один из слуг Дмитрия, работавший на конюшнях. — Доброй ночи, Бэн, — поздоровался Готс. — Доброй, — Бэн кивнул, и, убрав записи, пожал мужчине руку. — Приехал выбрать новую лошадку? — спросил гуль Носферату, обходя Силь и похлопывая её по крупу. — Да. Не мешало бы похлопотать. — За лето родилось почти тридцать прекрасных жеребят. Или они слишком молоды для тебя? — Нет, Силь пока на ногах. Я выберу молодого коня и оставлю вам на воспитание, пока не придёт срок для этой. — Жаль, что ты не согласился сделать Силь гулем. Столь прекрасный образец! — Готс приподнял лошади губы, рассматривая состояние зубов. Кобылка раздражённо откинула его пальцы. — Гули подчиняются хозяевам. А Катерине не нужна лошадь. — Понимаю, — Готс продолжал ходить кругами, растягивая слова, словно чего-то вынюхивая. — Ну, так что, покажешь жеребят? — не выдержал его медлительности Бэн. — Конечно. Все молодые особи ещё при нас. Только парочка забронирована другими гулями, но если ты захочешь, я позволю тебе перебить цену, — гуль поманил его за собой и направился к загону для молодых. Силь осталась у забора, обижено тряся головой, словно понимала, что ей ищут замену. — Смотри, выбирай, — Готс махнул рукой на открытый загон, в котором паслось более сорока жеребят от года до полутора месяцев. С малышами рядом дремали мамаши. — Через пару недель переведём их в крытые стойла. Тот, кто тебе приглянется, пойдёт в элитное жильё для будущих чемпионов, — усмехнулся мужчина. Бэн вошёл за ворота и неспешно прогуливался между животными, изредка интересуясь их возрастом и родословным. Никто особенно ему не приглянулся, но в итоге его выбор пал на совсем молодого жеребёнка. Животное имело очень красивый окрас. Шерсть красно-коричневого цвета и чёрная грива. — Прекрасный выбор, — монотонно заметил Готс. — Дашь ли имя? — Рэм. — Ему два месяца. За содержание и обучение плати вперёд. Когда придёшь забирать, избыток получишь назад. — Знаю, — Бэн вытащил кашель и отсчитал монеты, — сорок талеров. На первое время хватит. — Ага, — Готс пересчитал деньги, — если только на еду, то года на четыре. За жеребца ещё пятнадцать и тренировки по два талера в месяц за грумера. — Я знаю ваши расценки. К весне привезу остальную сумму. — Меня устроит. Запишу Рэма за тобой, — Готс неспешно двинулся к выходу, также неспешно, как и говорил. Бэн всё ждал сообщения от Катерины, не уверенный, что может покинуть Кепеник без неё, и не зная, насколько она ещё задержится. Вернувшись к Силь, он забрался в седло, рассчитывая съездить в городок и купить чего-нибудь съестное. Готс не отставал и, не позволяя ему уехать, теребил морду лошадки, что-то ей нашёптывая. — Чего ещё? — рассердился юноша. — Продай мне её, — заискивающе сказал Готс. — Зачем она тебе. Силь стара, ей почти тридцать лет. — Она всё ещё сможет стать гулем. Я отпою её кровью. Силь знаменита и на арене сможет заработать огромные состояния. — Я не позволю выставлять мою лошадь на арену! — Бэн ударил пятками Силь в бока, и кобылка попыталась обойти назойливого слугу Носферату, но Готс схватил её за узду, не давая проходу. — Я хорошо заплачу. И тебе не придётся беспокоиться о заслуженным отдыхе своей старушки. — У Силь не будет отдыха. Она погибнет в бою, как и подобает солдату, — отпихнув Готса от морды лошади, Бэн вывел её со двора. (Кёпеник. 24 сентября 1808 год. Ночь). Пятница (Бэн) Катерина связалась с Бэном, когда он заканчивал поздний ужин. Оставив пару монет трактирщику, юноша быстро направился к указанной точке, где Палач ждала его. — Вампир прибыл по душу Джетта. Передам Вильгельму, пусть он сам решает дела с Бруджа. Очень раздражают зачастившие к нам гости, — сказала Катерина, как только Бэн поравнялся с ней. Женщина забралась к нему на лошадь. Сев перед ним на колени, она вертела головой, принюхиваясь к ночному холодному воздуху. — У Джетта надёжная защита от проникновения. Днём его там никто не отыщет, — заметил гуль. — Ага. Если только цитадель не сожгут. Что ещё удалось узнать про его охранные заклинания? — Я предполагаю, что если я буду держать в руках его слугу, то смогу преодолеть барьер. — Попробуй. Но Джетт будет вне себя, когда узнает, что ты ползаешь по его подземельям! — Я буду осторожен. Он никогда об этом не узнает, а мне необходимо выполнить ваш приказ. Катерина промолчала. Бэн ждал её дальнейших указаний, но Палач сидела тихо. — Я не давала тебе приказа следить за Джеттом, — наконец сказала она. — Я думала, это твоя инициатива! — Катерина подняла голос. — Но... — Бэн опустил голову. — Простите. Кто-то использовал на мне гипноз. — Эрих! — прошипела Палач, сжимая кулаки. — Уничтожу ублюдка! — Не думаю, что это он. — Бэн заметив её гневный взгляд, съёжился, — сегодня я встретился с Марианной, и у меня было сильное ощущение дежавю. Возможно, за всем стоят Тремеры. Я не знаю, почему Пётр решил использовать меня, но в его интересах было бы следить за Джеттом, учитывая, что Дита обманула их. — Возможно. Но Эриха со счетов не списывай. Сначала он натравил на тебя Викторию, теперь ещё и группу саббатников на своей территории встречал... — Уверен, это так же был не Эрих... — Не спорь, скот! — Катерина зарычала на него, и Бэн втянул голову в шею. — Обосновывай, — немного успокоилась она. —Я нашёл ту лошадь. Её тело было в Потсдаме с отрубленной головой. От неё избавились, а значит Каинит, что пользовался ею, знал, что его будут искать. — И что? Где доказательства, что Эрих не причём? — В ту ночь Шериф провёл более шести часов с Каспаром, Вильгельмом и Густавом, обсуждая контрибуции. На этой неделе Берлину придётся выплатить более сорока миллионов марок, и у нас нет таких денег. Эрих был там, он не мог встречаться с Саббатом. — Вот как он всегда умудряется ускользнуть от подозрений! — Катерина перестала злиться, и Бэн тоже расслабился. — Ладно, говори, кто тогда встречался с саббатниками! — Я сделал список всех подозреваемых. Из всех тех, кто владеет подходящим телосложением и дисциплиной, чтобы скрыть свою внешность. — И сколько подозреваемых? — Пять: Дмитрий, Давидов, Борис, Робин и Пётр. — Все подозрительны! Тщательнейшим образом проверить! Хотя Дмитрия оставь. Уродец и шага без Эрилес не сделает. Тремер делает вид, что страдает агорафобией, но думаю, его ритуалы опутывают весь Берлин. Остановись сперва на нём, у него и гипноз силён. И когда узнаешь, кто лез тебе в голову – сразу сообщи, — Катерина злобно усмехнулась. — Поговорю с ним по душам. И продолжай держать контроль над Викторией. Узнай, чего добивается. — Хорошо, Катерина. — Жаль, след двоих выживших потерян. Я бы их попытала!***
(Шёнеберг, поместье Кормфилд. 1809 год). Дневник Бэнджамина Груневальда Вторую неделю мне не везло. Словно сговорившись, неприятности толпились у моей двери и приходили одна за другой. Я совершал ошибки и, споткнувшись раз, не мог поправиться, подняться. Казалось бы – мелкие оплошности, но когда Катерина начитала злиться на меня, всё валилось из рук. Словно я был не способен порадовать госпожу, словно был необразованным молодым рабом, не знающим, как правильно себя вести. Ошибки в моём возрасте недопустимы, но я так привык к своей власти, своей вседозволенности, что, принимая решения, давая распоряжения, нередко забывал, что всё имеет свои последствия. И теперь мне приходилось расхлёбывать последствия своей глупости. Я пересматривал отчёты о двухнедельной слежке за Джеттом и с ужасом осознавал, что делал это по приказу какого-то неизвестного мне вампира. Как избавиться от внесённой гипнозом команды? Как защититься от новых? Я понятия не имел, кому и зачем хотелось следить за новоприбывшим пиратом. А рядом, всего в двух шагах, крутилась и щебетала ангельски прекрасная, с невинным личиком и наивным блеском в глазах, профессиональная лгунья. Я не говорил ей, что тайна Джетта мне известна. Не говорил, что, возможно, об этом скоро будут знать и другие. И хотя Дита умело претворялась гулем Карла, волей-неволей я слышал от неё печальные вздохи и сожаления о бывшем господине. Возможно, она доверяла мне, возможно, не думала, что я следил за ней. В любом случае сейчас я не хотел ей говорить о том, что знаю. Хотя бы потому, что не был уверен, на кого работаю. Но даже зная о приказе, даже чувствуя, как что-то чужеродное толкает меня к дальнейшим действиям, я не мог разобраться в том, что из этого мои решения, а что навязанный указ. — Как ты справляешься, не видя свою госпожу по несколько дней? — спросила Дита, прерывая свой рассказ о каком-то загадочном архитекторе, о котором прочитала в газете. Во внезапно наступившей тишине мне показалось, я слышу, как скрипят мои собственные мысли. На мгновение я задумался: терять Катерину в рассвете, отдавать госпожу Вильгельму и не видеть хозяйку ночами действительно было сложно. И только мысль о том, что всё, Мною делаемое, делается для Катерины, помогала мне не бежать к ней сломя голову. — Тяжело, — честно ответил я. — Ты бы смог пережить разлуку с ней в несколько недель? Месяцев? — Нет, я бы умер, — это действительно было так. — Отвези меня к Джетту, — в голосе Диты было столько тоски. — Прости, но тебе придётся смириться с тем, что он более не твой хозяин, — я сделал вид, что увлечён бумагами и уставился на свой отчёт, бегая глазами по строкам, которые гласили, что в подземелье пирата может проникнуть лишь связанный с ним Узами Крови. Дита поднялась с постели, на которой валялась, подошла ко мне и обняла. Я словно случайно перевернул лист. — Не мешай, — убрал её руки, но девушка снова обняла меня. — Тебе льстит, что ты был моим первым мужчиной? Мм... живым мужчиной? — прошептала она мне в затылок. — Что? — я не был готов к таким подробностям её жизни. Мне не удалось бы вспомнить, как звали или даже как выглядела моя первая женщина. И всё же это мне польстило. — Ты неплохо справлялась для первого раза. — Джетт многому научил меня, он был отличным учителем… — Мне кажется, мы не достаточно близки, чтобы обсуждать твоих бывших любовников, — я снова попытался оттолкнуть девчонку, но она цеплялась ко мне, как паутинка в лесу. Разговоры о связях Диты с другими мужчинами взрывались в сердце безумной ревностью. Я всегда был ревнив, жаден, это сердило Катерину и раздражало Вильгельма, но Дита была лишь рабой, и в случае с принцессой я надеялся быть единственным владельцем. — Разве есть у тебя кто-либо ближе меня, кроме Катерины? — прошептала девчонка, прилипнув к моим плечам. Она была права. Я всё же отцепился от её пальцев и усадил к себе на колени. Дита ребячилась, улыбалась, дёргала курносым носиком, и невольно я залюбовался ей. Сближение со смертной могло плохо отразиться на моей работе, отвлекало, и я всячески старался оставаться холодным, неприступным. Но разве можно быть холодным, когда горячая как огонь девица скачет в моих руках? — Мне тяжело не думать о Джетте, — прошептала девушка, успокаиваясь, и положила голову мне на грудь, от чего стало ещё горячей. Я понимал её, но ничем не мог помочь. Задумываясь над словами девушки, я почувствовал, какой опасной может стать для меня эта близость. Конечно, эти чувства не сравнить с моей безграничной любовью к моей госпоже, но Дита стала мне дорога по-настоящему. Дита стала частью моей вечной жизни, которую я уже не представлял без неё. Это было моей слабостью, а слабостей у меня быть не должно. Мне следовало бы откинуть смертную, избавиться от неё и забыть раз и навсегда, но я не мог, и каждый раз осознавая, что Дита имеет на меня огромное влияние, с которым мне необходимо справиться, я начинал уверять себя, что рано или поздно Пётр избавиться от неё сам. Диту отправят к Тремерам в Вену или просто кто-то убьёт, не удержав Зверя. А пока я мог насладиться девушкой ещё один день, ещё один месяц, а лучше год. Похлопав подружку по руке, я стащил её со своих коленей и усадил рядом. Я бы хотел сделать для Диты хоть что-то, но не мог лезть в дела Джетта и Густава. Проще было чем-либо отвлечь принцессу. — Хватит болтать. Лучше помоги мне грамотно составить письмо для графа Гумбольдта[3]: мне нужно побольше красивый фраз и оборотов, ведь он считает себя весьма образованным господином. Дита вздохнула и, взяв перо, стала выводить красивые ровные буквы.