***
Когда звенит звонок, Луи абсолютно бесстыдно подскакивает и зевает. Слава небесам, его дети тихо и безобидно сидят и списывают с учебника, и это даже хорошо, потому что Луи ненавидит ставить плохие оценки. Все его дети. Кроме одного. Кроме Гарри, который смотрит прямо Луи в глаза и его щеки розовые, и губы блестящие, и Луи хочется поцеловать его - так сильно, что даже больно. Луи видит улыбку в его глазах, и думает, что Гарри всегда улыбается, и его глаза всегда такие теплые и блестящие, как море в шесть часов утра. - Сдаем работы, - скрипучим голосом говорит Луи, - к следующему занятию, пожалуйста, прочитайте две первых части в поэме «Эндимион». И не забудьте принести розовые маркеры, или синие, любые, какие у вас есть. Мы будем рисовать звездочки на полях в ваших тетрадях. - До свидания, - слышит Луи ото всюду и просто кивает головой. Он хочет спать, и немножко кофе, и от сэндвича с ветчиной он бы тоже не отказался, но сейчас к нему придут младшеклассники, и Луи должен будет петь с ними песенки и рисовать зайчиков, для того, чтобы дети поняли и запомнили все, что написано в их учебнике. И Луи просто роняет голову на руки и пытается глубоко вздохнуть. Раз-два-три. Глаза безбожно слипаются. Дурацкие сочинения. Дурацкий выпускной класс. Раз-два-три. Просто дыши, Луи, просто дыши. - Мистер Ти? - раздается глубокий голос справа, и Луи медленно поднимает голову. Это Гарри, это всегда Гарри, с картонным стаканчиком в одной руке и слоеными пирожками в другой. Луи вопросительно поднимает брови. Сил на то, чтобы вымолвить хоть слово, просто нет. - Это вам, - говорит Гарри, и Луи чуть ли не задыхается от запаха черного кофе. Он срывает крышечку со стаканчика, как жадный волк, и делает глубокие глотки, и Гарри лишь мягко улыбается. Луи внимательно рассматривает картонный стаканчик, чтобы не сгореть, как птица феникс, от одного только взгляда этого зеленоглазого чудовища, и понимает, что Гарри не поленился сбегать в «Бургер Кинг», который находится через дорогу, чтобы купить там кофе и пирожки. - Спасибо, - хрипит Луи, - извини, Гарри, просто я что-то засиделся с этими сочинениями, и вот - - Все хорошо, - говорит Гарри и аккуратно складывает его книги в стопку на столе, - просто вы сегодня были…эм… слишком усталым, и я решил, чтобы ваше следующее занятие прошло не так… печально. - Я.. – Луи проглатывает слова, и сейчас он явно не учитель литературы, сейчас он двухлетний ребенок, который проглатывает окончания, - мне.. Спасибо, Гарри. Гарри смотрит на него так, как будто видит Луи впервые в жизни. Его глаза зеленые, как весна, и безумно удивленные. Там целое море удивления, и Луи хочет нырнуть в него. И Луи думает сейчас, любуясь профилем Гарри из-под ресниц, что еще никто, никогда не приносил ему кофе на работу. И Луи на самом деле страшно – потому что этот заботливый мальчик может запросто взять и разбить его сердце, сам о том не догадываясь. - Как продвигается твоя подготовка к Ежегодному соревнованию? – спрашивает Луи, и Гарри улыбается: - Я пока просто читаю все книги из списка, - говорит он, - ну у меня не так много времени, потому что, вы знаете, уроки и футбол... Гарри морщится. - Лиам серьезно относится к вашей школьной лиге, - Луи делает глоток, - он уверен, что вы сможете выиграть кубок или что у вас там... - Да, - говорит Гарри, смешно фыркая, - тренер Пейн так сильно верит в нас, что мы не можем его подвести, и – Луи кивает. Гарри смотрит в упор. - Вы же придете на матч, правда? Ох. Ох. Это удар под дых. Луи всегда равнодушно относился к футболу, и вид мокрого, растрепанного Гарри в коротких шортах, наверное, сразит его наповал, но – - Разумеется, - говорит его язык, - с плакатами и всем прочим. Гарри смеется, и Луи хочется застонать. Это как Новый Год, как пузырьки шампанского, как фейерверки. - Почему ты не на занятиях? – спрашивает Луи, и Гарри лениво потягивается: - Мистер Малик вместе с Мисс Флетчер и ее классом поехали на экскурсию в Музей Современного Искусства. Да. Точно. Зейн же говорил об этом всю неделю. Ты отвратительный друг, Луи Томлинсон. Ты чертов эгоист. - И у меня сейчас целый свободный час, - продолжает Гарри, взлохмачивая кудряшки, - я хотел попить кофе с Найлом, но у него репетиция к Осеннему балу, и вот, - Гарри вздыхает. Луи не знает, что делать дальше, но видимо сегодня его тело живет какой-то отдельной жизнью. - Ты можешь остаться здесь,- говорит Луи, - у меня сейчас третий класс, и мы с ними проходим стихи Бернса, и – ты можешь остаться, Гарри, если хочешь. Гарри улыбается, широко и тепло, и спрыгивает с парты. - Можно?***
Надо признать, что Гарри очень хорош с детьми. Он похож на заботливого старшего брата, когда рисует смайлики на доске и пишет сегодняшнее число, и витиеватым подчерком с кудряшками, выводит посередине: «Поэзия Роберта Бернса. Анализ, трактовка, чтение наизусть». Когда звенит звонок и несколько пар блестящих пытливых глаз с удивлением смотрят на высокого мальчика в клетчатой рубашке, Луи выходит из-за своего стола и закатывает рукава у старого свитера: - Итак, - начинает он, и чувствует на себе пристальные удивленные взгляды, - Доброе утро. Я рад вас всех видеть сегодня. Мэдисон, мы не едим шоколад на уроке. Кстати, познакомьтесь – это Гарри, выпускник, футболист и наша гордость. Гарри краснеет и улыбается, широко и довольно, и он выглядит таким – таким польщенным? – что у Луи бегут мурашки по спине, хотя, черт возьми, отопление включили еще позавчера. - Привет, - говорит Гарри, - мне нравится Роберт Бернс, вы знаете? Он не такой идиот, как все думают. Луи хмыкает. Дети смеются. Кое-кто достает плюшевого динозавра из сумки. Кое-кто пьет шоколадное молоко через трубочку. Нет, Луи любит шоколадное молоко, но он еще ни разу в жизни не работал с такими детьми. - Пожалуйста, мистер Ти, - Гарри подходит к нему и шепчет в ухо, и Луи кусает губы, - разрешите мне... - Да, хорошо, - слабо выдыхает Луи и падает на стул, открывая первую попавшуюся тетрадку. Это эссе о демоническом начале поэм Байрона, и Луи с умным видом хватает красную ручку. Гарри, тем временем, раздает детям по аккуратно вырезанной бумажной звездочке: - Сейчас вы напишете здесь свое имя и фамилию, - глубоким голосом говорит он, - а потом мы будем выбирать по жребию, кто пойдет к доске, рассказывать стихи наизусть. Луи поражается, прикрываясь Байроном. Гарри такой мягкий, такой терпеливый, и дети так благосклонны к нему. Они, слегка запинаясь, продираются сквозь дебри английской поэзии, и Гарри без устали бормочет: «молодец, умница, все правильно», и слегка высунув кончик языка, делает пометки в своем кожаном блокноте. Под конец занятия они играют в игру: «найди четыре метафоры и получи в подарок наклейку в виде собачки» и громко поют песни Джастина Бибера – вместо слов Джастина, конечно, у них стихи Бернса. Звонок тонет в аплодисментах, и восхищенных «ух ты», и «вау, он крут», и Гарри с сияющей улыбкой подходит к Луи, и солнце золотит его волосы. - Ну как? – спрашивает он, и зеленый в его глазах такой беспощадный. - Ты удивителен, - искренне говорит Луи - ты никогда не занимался этим раньше? - Я иногда работал няней, - Гарри пожимает плечами, - спасибо, что разрешили мне. - Спасибо тебе, - Луи старается не смотреть на него, - ты молодец. Гарри улыбается снова, и Луи медленно сползает под стол. Нет. Только не это. Не сейчас. И в середине октября, после двух часов улыбок Гарри и его дурацких шуток, и умных замечаний, и прекрасно написанных сочинений, Луи вваливается к себе в квартиру, и, не разуваясь, падает на диван. Три недели – три недели ушло у него на то, чтобы влюбиться в своего ученика.***
В понедельник утром Луи вваливается в класс с больной головой и резью в глазах. Он падает на стул, даже не сняв бини и джинсовой куртки, и открывает журнал. Черт бы побрал Зейна и его традиционные воскресные вечеринки с бутылкой виски и марафоном романтических комедий. Луи отключился в начале «Дрянных девчонок», и когда утром его разорвал на части звонок будильника, он увидел Зейна, спящего на полу, прямо посередине его гостиной, в окружении коробок от пиццы и пролитого пива. Но у Зейна сегодня выходной, а у Луи – три урока и консультация. И ему даже немножко стыдно перед учениками – в особенности, перед одним, в черных скинни и с татуировками на руках. - Доброе утро, - бормочет он, открывая журнал, - давайте отметим присутствующих. Гул в классе затихает. - Джонсон, Брайан. - Здесь. - Блумвуд, Эми. - Здесь. - Хоран, Найл. Луи поднимает голову. Жизнерадостного розовощекого блондина нет на привычном месте, за третьей партой. Как нет и его – зеленоглазого чудовища в скинни и теплой улыбкой. - Мистер Пейн отпросил Хорана и Стайлса, сэр, - говорит девочка с первой парты, - у нашей школьной команды завтра четвертьфинал, или что-то типа того, и у них официальное освобождение с занятий. - Спасибо, Кэти, - Луи мрачно рисует крохотную звездочку напротив имени Гарри,- пожалуйста, откройте свои тетради и запишите тему урока. Сегодня мы начинаем изучать прозу, слава богу, потому что в поэзии у нас с вами была абсолютная задница. Класс смеется. Луи растерянно обводит его взглядом. - Я сказал это вслух? – беспомощно спрашивает он, - да? Ну ладно. Пожалуйста, откройте ваш учебник на странице 134, и законспектируйте первые две главы. Через пару минут в классе слышны лишь скрип ручек и шум страниц, и Луи замечает картонный стаканчик кофе на своем столе. «Луи» написано там, фирменным «старбаковским почерком», и в уголке чья-то рука еще пририсовала крошечный смайлик, и Луи даже знает, чья. В груди становится тепло, и он снимает пластиковую крышечку. - Прекрасно, - улыбаясь, говорит он, - английская проза. Начнем с Голсуорси?***
- Ну и что мы тут забыли? – Зейн раздражен, но это не мешает продавщице билетов строить ему глазки, - Лиам все равно не даст мне поносить его крутую новую кожанку. Лу, ты представляешь! Кожанка! Зачем она Лиаму? Зачем? Он же ложится спать в футбольных шортах, и просыпается в них же! Но нет! - Зи, - тянет Луи, устало и безнадежно, пока они пробираются к своим местам, - хочешь, я уговорю его отдать ее тебе на неделю? Ладно? Только, пожалуйста, замолчи. Зейн кивает, плюхается на стул и через минуту вскакивает, громко взвизгнув: - Ай! Томмо! Здесь вода! Кто пролил сюда воду? - Тихо, - Луи дотрагивается до своего сидения, - вчера весь день шел дождь, если ты не заметил. - Конечно, я не заметил, - Зейн достает сигарету и вытирает сиденье бумажными платочками, - у меня было три контрольных вчера. Три! И коллоквиум! О господи, когда уже это все закончится! Он щелкает зажигалкой и блаженно затягивается. - Ненавижу дождь, - говорит он, - и тебя. И твоего Стайлса. - Простите, сэр, здесь нельзя курить, - извиняющимся тоном говорит стюард, подходя к Зейну. Луи закусывает губу и старается не расхохотаться. Зейн с угрожающим видом тушит сигарету. Он похож на огнедышащего дракона. - Зи, - Луи гладит его по спине, - помнишь, ты видел в «Мире Искусства» серебряную пепельницу? Я куплю ее тебе на Рождество. Зейн хмыкает и смотрит на поле: - Ладно, Томмо, давай посмотрим на то, как играет твой мальчик. Луи несильно бьет его кулаком в плечо и тихо шипит, прямо в ухо: - Вместо пепельницы получишь никотиновый пластырь.***
Гарри хорош. Луи вообще думает, что Гарри безупречен во всем. Потому что – нет, ну откуда он взялся, такой – кудрявый, светлый, похожий на шоколадный зефир? - Давай, Найл, давай! – кричит Зейн, забыв о плохом настроении и мокрых джинсах, - ох, Джош, тащи, тащи! Джош? Найл? Господи, для Луи не существует никого, кроме этого высокого кудрявого парня в чуть приспущенных гетрах. Луи видит, как в перерыве Лиам что-то подсказывает Гарри с тренерской скамьи и Гарри, кивая головой, что-то спрашивает у него обратно и улыбается. Второй тайм начинается с ливня и забитого гола Найла, и Луи с Зейном сидят, прижавшись друг к другу под зеленым зонтом, который им одолжила милосердная преподавательница биологии, чей внук защищает ворота. - Твой Стайлс ничего так, - стуча зубами, говорит Зейн, - я думал, он не слишком быстро бегает, при его габаритах, но оказывается – Зейн не успевает договорить, потому что, словно в подтверждение его словам, Гарри забивает гол со штрафного, и несется на тренерскую скамейку, обниматься с Лиамом. - Оу, - слышит он бархатный голос Зейна, - а он неплох! Он совсем даже ничего, Луи, ты посмотри, какой бриллиант падает к тебе в руки. Луи закрывает лицо руками и откидывается на сиденье.***
- Ну что, парни, по пиву? – радостно спрашивает Лиам, встречая их на парковке, - господи, неужели мы в полуфинале! С ума сойти! Луи издает звук раненного зверя и достает ключи из кармана: - Простите, парни, я домой. У меня три непроверенных контрольных, и – - Разбитое сердце, - вставляет Зейн, пытаясь прикурить. Луи даже не спорит с ним. Это чистая правда. - Ладно, приятель, хорошо тебе провести вечер, - Лиам крепко обнимает его за плечи, - я знаю один хороший рецепт от разбитого сердца, между прочим. - Да? – оживляется Луи, - какой? - Напиться и забыться, - вставляет Зейн и застегивает пальто, - ну что, Ли, куда мы? Луи закатывает глаза и идет к своей машине. Это, надо признать, неплохая идея. Но все мысли о дешевом алкоголе и непроверенных сочинениях вылетают из его головы, когда он замечает сквозь лобовое стекло долговязую фигуру, которая медленно плетется к автобусной остановке. Гарри, - думает Луи.- Гарри. Хаз. "Он не сахарная трубочка", - говорит одна его сторона, - "не растает". "Он твой ученик!" – говорит другая, - "ты не дашь своему ученику заболеть и пропустить все четвертные контрольные". Да. Да. Конечно. Луи опускает окно и кричит: - Стайлс! Гарри поворачивается в его сторону, и на его мокром лице расцветает глупая, солнечная улыбка: - Мистер Ти! – выдыхает он, - вы после матча? Что вы здесь делаете? - Еду домой, - отвечает Луи, открывая ему дверь, - садись, Гарри, давай, я могу подбросить тебя. Гарри смотрит на него пару секунд и хмурится: - Это удобно? - Да, - нетерпеливо говорит Луи, - запрыгивай, Стайлс, заодно расскажешь мне о своем матче. Гарри плюхается на переднее сиденье и трясет головой, как мокрый щенок: - О, вам понравилось? - Да, - без раздумий отвечает Луи, - ты молодец, Гарри. Куда нам ехать? Гарри улыбается еще шире, еще теплее. - Просто прямо, сэр, - говорит он, - а дальше я покажу.