Gedenken
10 декабря 2013 г. в 21:35
***
Сильный толчок в грудь. Он летит на жесткий холодный пол.
Сколько он уже здесь? Сколько раз его уже окатывали ледяной водой? Сколько раз он падал голой спиной на этот холодный мокрый пол, усыпанный техническим мусором, крошками какой-то острой плитки или стекла? Сколько раз в него тыкали этой холодной палкой, пускающей огромные разряды электрического тока по телу?
Позвоночник снова ударяется о жесткую грязную поверхность. Нога в тяжелом ботинке давит на ребра. Слышен мерзкий треск поддающихся костей. Дышать трудно и без того. Из плотно сжатых зубов вырывается хрип. На грудь уже ничто не давит. На него снова выливают ведро воды. Реальность утекает вместе со струями.
***
Его тянут вверх за светлые отросшие волосы. Рука грубо стирает пену и воду с лица. Глазницы жжет неимоверно. Он по-прежнему ничего не видит. На растерзанном теле нет живого места. На яркие царапины, ожоги от электрошокера, на содранную кожу брызгают чем-то прохладным. В первую секунду Себастьяну даже немного приятно. Следующие несколько часов становятся для него адом. Это смесь какой-то химии. Она разъедает поврежденную кожу. Снайпер сжимает зубы так, что голова кружится. Неимоверная боль, как будто с него заживо сдирают кожу. Он хрипло кричит. Но недолго. Всего пару секунд. Потом он снова молчит.
***
— Иен, скажи мне, тебе нравится?
Себастьян снова сжимает челюсти. Его руки раскинуты. Одежды на нем – давно порванные штаны, оставшиеся еще со времен службы в армии. Голова гудит тупой болью. Во рту сухо, он уже не пил около суток. Сон к нему не благосклонен. Хотя как уж тут поспишь? Но и в небытие он теперь почти не проваливается. Сознание услужливо держит его в состоянии полного присутствия. Теперь у него должно было быть значительно больше шрамов. После того, что они плеснули на него чем-то едким, при каждом прикосновении к торсу, Себастьян резко дергается, старается отстраниться, а ощущения такие, будто подкожное кровотечение на максимуме, а по месту прикосновения бьет бейсболист-профессионал.
Иену явно нравится, потому что он продолжает осматривать тело Себастьяна, трогать его. Это чувствуется совершенно отвратительно. Мало Себастьяну было на войне всяких уродов-извращенцев. В обычной жизни он бы просто переломал руки этому ублюдку, прикосновения – не самое приятное воспоминание в жизни снайпера. Но сейчас он совершенно беспомощен. Сейчас каждое его движение только приближает прикосновения, только усиливает боль и отвращение. И он совершенно ничего с этим не может сделать.
***
Тяжелый ботинок прилетел ему прямо в область почек. Опять. Ох, когда же эти мудаки наиграются? Он в очередной раз отплевывается от собственной крови. Через некоторое время ему не будет от чего отплевываться. Джим огорчится, узнав, что его лучшего снайпера-телохранителя убили жалкие людишки. Надо сказать, что убивали долго и непрофессионально. Это даже немного оскорбило его профессиональные чувства стрелка. Он не любил всю эту грязь, кровь, не любил пачкать руки. Джеймс иногда приказывал ему убить кого-нибудь особенно жестоко, но он все равно не делал из этого глупую грязную пьесу. Нет. Он превращал убийство в спектакль. Он делал это красиво и изящно, без пошлости и грязи. Он всегда проявлял уважение к приговоренным. Так уж вышло.
- Ну что, полковник, берешь тайм-аут?
Еще один удар и его тащат в очень холодное помещение. Кажется, пол даже покрыт инеем. Во рту металлический вкус крови. Сил совершенно нет. Все это время он ничего не ел. И почти ничего не пил. Пора с этим завязывать. Все, босс, вернусь живым, – возьму отпуск на несколько месяцев.
***
Руки снова связаны. Запястья ноют страшно. Голова гудит. Он стоит на коленях. Сзади глухой хриплый смех.
- Нравится на коленях? Или по-твоему лучше лежа? Или еще как-нибудь? – он снова смеется. Тупой болван.
- Да пошел ты! – шаги, и на его затылок легла рука. Голова Морана моментально оказалась в емкости с водой. Двадцать секунд. Ровно. Потом рука исчезает, и снайпер вырывает голову из плена воды. Не страшно. Всего двадцать секунд.
Потом все слилось в сплошную череду воды и тяжелых ударов. Самый последний раз его держали под водой больше минуты. Потом полотенце на лицо. Мокрое. Толстое. Горячее полотенце. Оно обожгло глаза , мешало дышать. Вода в легких чувствовалась мерзко, ему не давали ее выплюнуть, не давали вдохнуть. Сознание стало медленно ускользать, только тогда они сняли с лица полотенце. Моран закашлялся. И все продолжилось.
***
Он очнулся снова, как будто его вырвали из-под воды. Он не ел уже около недели. Сейчас он чувствует свои кости. Каждую из них. Сейчас он должен выглядеть паршиво. Очень паршиво. Наверняка у него изменился цвет кожи, она всегда была очень светлой, а сейчас должна быть серой. Однажды он уже голодал вот так. Тогда он был мальчишкой, его заперли в сарае. Там было достаточно холодно, он сидел внутри около недели, а потом его нашел Огастес. Тогда его еще можно было найти. Мать рассказывала потом, как он «зеленел» при каждом движении. Но сейчас все должно быть значительно хуже. Сейчас у него нет Огастеса, который его спасет. Сейчас это совсем не сарай. Сейчас ему еще холоднее. Сейчас у него все болит не только от голода. Сейчас он не видит.
***
Следующий день, последний, был самым худшим. Все тело гудит от боли. Каждый предыдущий удар ощущается с новой силой. Холод ужасный. Все органы чувств притупились. Ощущается только боль и слабость во всем теле. Воспоминания всего произошедшего ужасно четко отражаются в памяти. Тело обжигает холодом, но внутри все горит. Каждая мышца сведена от напряжения. Глаза неимоверно жжет. Колени болят, локти тоже. Уголки рта потрескались. Чужой запах на нем вызывает отвращение. Он скребет обломанными ногтями по коже, раздирая ее. Его тошнит еще больше. Он переворачивается на бок и его рвет кровью и желчью. Чужой запах забивается в ноздри, не дает дышать. Он стоит комом в горле.
Шаги в комнате и приторный запах. Сознание уплывает, ускользает из обессиленных рук стрелка. Он с легким облегчением проваливается в небытие.