Erzwingung

*** Он невероятно сильный даже теперь. Его тело идеально даже с язвами и шрамами, которых стало на порядок больше. Даже глядя на то, как он исхудал, как заметно состарился, он все равно идеальный. Они ничего не смогли с этим сделать. *** Джеймс обнаружил своего лучшего снайпера на пороге своей квартиры. Ему банально позвонили в дверь, и ушли, оставив Морана на пороге. Как унизительно! Ай-яй-яй. Нельзя так поступать с уважаемыми людьми. Но надо признать, что основную мысль заказчика они донесли. Когда истеричный Мориарти увидел, что они сделали с его Мораном, он был крайне напуган. Потому что Мориарти сам знал, насколько трудно сделать с этим человеком хоть что-нибудь. Потом Джеймс был взбешен. После того, как он с помощью своих амбалов с криками и шипением затащил полковника в квартиру, он пребывал в бешенстве, решая, что делать дальше. И правда, полковник сейчас лежит на его прекрасном мягком диване пепельно-серого цвета, пачкая его кровью и еще черт знает чем. От него воняет кровью, хлоркой и трупом. - Себастьян, ты что, даже в таком состоянии умудрился кого-то довести до состояния выделения трупного яда? – он нервно смеется и отпивает из большой бутылки старого коньяка. Решение приходит довольно быстро. Судя по хрипам, да и по внешнему виду мужчины здесь просто так не отделаешься. И вообще, учитывая то, сколько его не было, плюс еще то, что Джим не знает, когда все это началось, нужно срочно звонить в больницу. Выбор не велик, больница, самая лучшая, с которой заключен контракт, сделает все максимально качественно и максимально дорого, но тут уж даже сомнений нет, о деньгах Джим не будет и думать. *** Белые коридоры, идеальные медсестрички, презентабельные врачи. Все это уже порядком надоело. Полковник заставляет ждать себя очень долго. Там, на пороге квартиры Джима он все заляпал кровью, все теперь там отмыто, но Джеймс все равно не сможет забыть того, что увидел, особенно учитывая то, что Себастьян был одет, а соответственно и видна была лишь малая (!очень малая) часть его искалеченного тела. В больнице дело конечно идет куда лучше. Но уже примерно часов через шесть Джиму надоедает сидеть и ждать. Ему уже дали ноутбук, он уже решил пару глобальных проблем, он уже убил пару человек. Все равно. Гадкое чувство страха и подступающей тошноты не отпускает криминального гения. Так проходит еще несколько часов. И вот, наконец-то, та самая волнительная сцена, когда в белый коридор выходит врач, снимает с рук перчатки и выразительно молчит. Все уже на ногах, где он, что с ним? Джеймс встает с неудобного стула, смотрит устало на молодого врача, лет на десять всего его постарше. Тот молчит. Слышно, как работают люминесцентные лампы. - У него сломано невероятное количество костей, больше всего пострадали ребра, также раздроблены фаланги пальцев, обильные внутренние кровотечения, истощение. Запущен процесс деградации мышечных тканей, функциональность некоторых внутренних органов под вопросом. Также переохлаждение, обезвоживание и, - на этом моменте молодой человек замялся, - и есть признаки изнасилования. Ему повезло, что его сердце все это выдержало… и не только сердце. Сейчас он без сознания. Он практически в коме, на грани, так сказать. Вас к нему пока не пустят. Ему нужен покой и все такое… Джим стоял, и последние слова молодого доктора до него долетали смутно. В голове снова и снова прокручивались слова больше всего пострадали ребра, также раздроблены фаланги пальцев, обильные внутренние кровотечения, истощение. Запущен процесс деградации мышечных тканей, функциональность некоторых внутренних органов под вопросом. Также переохлаждение, обезвоживание и… и есть признаки изнасилования… Снова. И снова. Себастьян. Его Себастьян. Следующим, что сознание Джима выловило из слов врача, была фраза «зрение он временно потерял». На этом Джеймса переклинило. Теперь он уже ничего и никого не слышал. Он отшатнулся от врача и уперся спиной в стену. Ноги подкосились, и он сел на идеальный чистый блестящий кафельный пол. В глазах все расплывалось, щеки горели, голова кружилось, ему стало холодно. Кажется, его пытались поднять и увести… *** «Зрение он временно потерял» Что, черт возьми, это значит?! Кто это мог сделать? Понятно одно. Себастьян стал одной из тех средневековых <i>живых записок. А ведь, Джеймс, ты сам, блять, виноват! Это ты сказал Морану тащиться на это гребанное задание. Ведь там должен был быть Оскар! Это он должен был попасться. Это была подстава. Точно. Крыса. Только вот кто? Это мы как раз и будем выяснять. А потом эта крыса умрет. </i> *** - Когда? Когда вы его сможете отдать мне? – Холодно. В голосе есть истерические нотки, он опять подводит Джима, опять подрагивает. В горле опять ком. Глаза, кажется, выцвели. Под ними залегли темные круги. Под растрепанными волосами прячется неаккуратная царапина. Он разбил стакан и поскользнулся. Был бы Моран, ничего бы не случилось. – Когда? - Сэр, мы не знаем… повреждения очень серьезные. Когда он немного адаптируется, может быть, через месяц… сейчас ему точно нужен профессиональный уход. Его зрение, как собственно и психика, сильно пострадали… Джим срывается и кричит, перебудив, должно быть, всех в чертовой больнице. Он орет что-то о том, что у самого доктора скоро не будет ни глаз, ни психики вообще, что его Моран здоров уже почти, что никто кроме Джима ему не нужен. В итоге Джим получил хлесткую пощечину и резко заткнулся, слегка всхлипнув. - Сейчас мы делаем все, что можем. Максимум, что я могу для вас на данный момент – показать его палату. Вы сможете провести с ним некоторое время. Но только, я повторяю, только, если вы будете вести себя прилично. Если вы не будете больше кричать и кидаться на персонал больницы, - Джим согласно кивнул, все еще держась за щеку, - Вот и хорошо. Доктор зашагал вперед по гулкому светлому коридору. Джим немного постоял и кинулся вдогонку молодому врачу. Тот все так же шел, не обращая на криминального гения ни малейшего внимания. Вскоре он остановился возле одной из совершенно одинаковых дверей светлого дерева. - Вам сюда. Надеюсь, вы помните, что я вам сказал. Потому что иначе мне придется запретить вам вход на территорию данного заведения. Он не дождался ответа и ушел. А Джим все стоял перед дверью, не решаясь войти. Мимо прошла медсестра. За ней следом какая-то высокая тонкая женщина процокала каблуками. Шлейф ее дорогих духов накрыл Джеймса с головой и вывел из состояния оцепенения. Он открыл дверь и шагнул в помещение. *** - С… Себастьян… - слова застревают в горле при виде Морана сейчас. Он весь покрыт новыми отметинами. Джеймс слегка приподнимает одеяло. Больничная рубашка не закрывает многое. Сейчас видно ноги лучше всего. И о г о с п о д и . Ноги все в новых синяках, в кровоподтеках, в царапинах и порезах. Ожоги на щиколотках и следы от веревок или еще чего-то подобного. Тоже похожи на ожоги. Кожа ближе к голени воспалена, как от обморожения. Дальше Джеймс не смотрит. Его резко начинает мутить. Себастьян… Себ… Кто посмел? Приборы мерно пищат, полковник дышит не то со свистом, не то с хрипом. Грудь его медленно вздымается и опускается снова. Куча трубок и проводков идут к измученному телу мужчины. Мориарти опускается на колени рядом с кроватью своего снайпера. - Себ, прости меня, это все я… я виноват… Вдруг раздается отвратительный писк прямо над ухом. Что-то в организме Морана отказывает. Джеймс срывается с места, вот он уже высовывается из двери и, что есть сил, кричит. Медсестры уже бегут к палате. Джима выталкивают за дверь. Вся возня и достаточно громкие переговоры до него уже не долетают. Он опять сползает по белой больничной стене и закрывает глаза.