Erzwingung

*** - Джеймс? Джеймс, ты себе и представить не можешь, как я устал! Представляешь, я сегодня целый вечер сидел в этом вонючем баре, кварталах в пяти отсюда! И знаешь что, обслуживание там никакое! Бармен хам, посетители идиоты! Да там даже шлюхи, Джим, куда мы катимся? даже шлюхи, и те совершенно никакие. Слепой человек заходит в бар… черт, звучит как начало того плохого анекдота… - Полковник пьян, его речь прерывается, он невнятно что-то бормочет, начинает смеяться и сползает по захлопнувшейся за ним двери. Моран однозначно поцарапал весь замок, трость его черт знает где, а ведь она была такой красивой! Джим ее так долго искал! Она была изящной, джентельменской, а не слепецкой, а этот дурень ее уже где-то промотал… Но не в этом дело. Его всю ночь не было. Конечно, он взрослый дядя, но сейчас он слеп, черт его дери! Но ладно, Моран, сегодня тебе можно. Джеймс смотрит на своего снайпера и неодобрительно качает головой. Если тебя, чертов ты мудак, вывернет на мой ковер, я разделаю тебя на килограммовые стейки, пожарю и раздам своим бродягам, хоть бы ты и был мой лучший-когда-то-снайпер! Он подходит к Себастьяну и пытается поднять того с пола. - Себастьян, как ты умудрился так набраться! Я бы на месте шлюх тоже с тобой не пошел бы… - Джим хочет еще что-то сказать, но не успевает. Моран хватает его за болтающийся на шее галстук, который Джим лишь распустил, но так и не снял, когда несколько часов назад пришел домой. Сильные руки резко дергают кусок дорогого шелка вниз и Джим пригибается. Его ноги подгибаются. Теперь он стоит на коленях, в дорогом костюме, перед невообразимо пьяным снайпером. Галстук уже намотан на кулак Себастьяна. Лицо молодого гения всего в нескольких сантиметрах от лица его снайпера. Джеймс руками упирается в грудь Себастьяна, чтобы не завалится на Морана, когда тот слишком уж сильно тянет галстук на себя. Он судорожно вздыхает, когда Себ наугад подается вперед, неловко тыкается губами в скулу, почти не касаясь, ведет вниз по шее, встречается подбородком с жестким воротничком рубашки. Он расстегнут, но все равно мешает. Вверх, обратно к скуле, Моран проводит кончиком носа, принюхиваясь, будто запоминая запах своего мальчишки. - Что ты там сказал про себя на месте шлюх? – голос хрипловатый, от Морана несет алкоголем и табаком, легкая щетина покалывает нежную кожу, - Сколько тебе там лет? Ах, не важно, в любом случае больше шестнадцати. Лет девятнадцать-двадцать, да? – он слегка прикусывает тонкую белоснежную кожу, отчего Джеймс нервно вздыхает сквозь зубы и сжимает пальцами футболку Морана. По всему телу будто пробегает разряд электрического тока. У Джима немного подрагивают пальцы, он уверен, что Себ это чувствует. В голове у Джима совершенно пусто, лишь легкий туман холодит внутренние стенки его гениальной черепной коробки. Себастьян еще раз подается вперед, проходится щетиной по скуле Мориарти. Парень судорожно охает и уже, кажется, готов принять то высказывание о шлюхах, но галстук соскальзывает с сильной руки, Себастьян аккуратно поднимается и, пошатываясь, уходит, придерживаясь за стену, оставляя Джима на коленях в прихожей. *** Когда парень все-таки пришел в себя и поднялся на ноги, кончики пальцев все еще подрагивали. Мне однозначно надо успокоиться… Джеймс зашел в ванную и засунул голову под холодную воду. Черные как смоль волосы быстро намокли. Джим тряхнул головой, смахивая тяжелые капли и направился в спальню. Сейчас мне совершенно необходимо немного отдохнуть. Я просто переутомлен… Его размышления были прерваны, когда он переступил порог своей спальни. Моран лежал лицом вниз на его, Джима, кровати. - Чертов Моран! Ведь сам мне все уши прожужжал своими занудствами про соблюдение субординации и личного пространства. А теперь валяешься полуживой на моей кровати? – ответа, конечно, не последовало. Джим вздохнул и отправился в просторную гостиную, на диван. *** Солнце пробивалось сквозь неплотно задернутые шторы, мягко ложась на светлую кожу криминального гения. Шея затекла, спина неприятно гудела от ночи, проведенной в самом, что ни на есть неудобном положении. Джим медленно сел, свесив ноги с дивана. Кажется, скоро в его квартире появится новый. Диван или полковник, надо потом определиться. Из ванной доносится шум воды. Наверное, Лилит… ах, она же не наливает ванные Джиму. Только если она делает это для любимого полковника? А что, собственно, гадать? Оказалось, нет. Моран сидел в ванной комнате на полу в обнимку с унитазом и полотенцем, вода вхолостую хлестала из-под крана. Ну, так что добру то пропадать? Джеймс прошел мимо Себастьяна, заткнул слив ванной пробкой и присел на светлый край. - Хреново тебе, скотинушка? Так то. Не будешь больше так напиваться. И не будешь меня компрометировать. - Заткнись… - голос хриплый, сорванный. Себ, видимо, так вот уже не один час мучается последствиями дешевого алкоголя. Начало его тирады было прервано очередным зовом природы человека, которая яро сопротивлялась вчерашнему веселью (хотя веселью ли никто так и не поймет). *** Это был еще один непростой день. Как назло Лилит решила, что мальчики достаточно самостоятельны, и что их можно на пару дней оставить одних. У нее появились какие-то невероятно срочные дела в Уэльсе. А настроение снайпера не хотело понимать, что Лилит нет дома, что сегодня возиться с ним придется Джиму, а у того как раз сейчас нет ни сил, ни времени, ни желания. В общем, закон Мерфи в действии. Моран, как уж повелось, лежал лицом в подушку, в подушку Мистера Мориарти, если быть точным. Джим сидел за столом перед открытым и работающим во всю ноутбуком. - Моран, я надеюсь, ты там не задохнешься и не зальешь мою подушку трупным ядом, потому что он плохо действует на шелк, а еще эта подушка из дворца Ее Величества. Не испорть ее, - молчание. Моран вообще перестал отвечать, сейчас, вчера, утром. Ну, утром только чтобы заткнуть. Шея затекла, ноги оказалось совершенно некуда деть. Мориарти вдруг начал осознавать несовершенства человеческого тела. Ноги все время страшно мешали. Их вечно оказывалось некуда деть. Отвратительная ситуация, если честно. Странные неподходящие мысли, совершенно не относящиеся к делу, лезли в больную голову. Джим проведет в таком неудобно положении за компьютером еще немало времени. И он не заметит, что Моран уставился на него слепыми глазами. И если бы он заметил, точно бы испугался. А потом выкинул бы чертова полковника. Нанял бы ему лучшую няньку, нашел бы собаку, хорошую квартиру, но никогда больше не подошел бы к нему. Потому что когда Моран смотрел, хотя и видеть ничего не мог, в его подернувшихся туманом глазах было что-то животное, что-то, непохожее на нормальность. *** Лилит вернулась довольно скоро. За это время вся квартира провоняла дымом и недовольством. Мориарти все время дулся на полковника за курево и скотч. А Моран, несмотря на утренние мучения, продолжал литрами вливать в себя алкоголь. Он даже притащил в дом шлюху один раз, но тот оставил его в спальне и заявил, что тот слишком пьян. Что ж, и правильно. На улице сейчас завывал ветер, погода лондонская. Все стабильно. Моран шатается по кухне, вымеряя расстояние от стола до двери. Все относительно спокойно. - Себастьяяяян! – Джим громко завывает где-то в стороне ванной комнаты. Это продолжается не меньше получаса. Себастьян отчаянно не хочет прекращать свои хождения по кухне, а Джим настойчиво продолжает верещать. Лилит отошла, это все объясняет. Но, наконец, Себастьян не выдерживает и идет на крики консультанта. - Чего ты хочешь, несносный мальчишка? – Себастьян стоит в дверях ванной и слепо смотрит туда, где по его расчетам должен быть Джим. - Я хочу вчерашний вечер! – тянет Мориарти, лежа в ванной прямо в костюме, пиджак, правда, валяется где-то в коридоре, но штаны, рубашка и распущенный галстук уже насквозь промокли. - Джеймс, я чувствую, насколько эта вода холодная. А еще я чувствую раздражение, потому что ты чертовски капризный и избалованный ребенок… - Джим не дает ему договорить и начинает напевать что-то, а потом выдает. - Да, Моран, я замерз. Отнеси меня в комнату, я не хочу идти. - Ты охренел, да? - Моран! - в голосе уже нет капризности или скуки. Он немного отдает раздражением, и только. - Чертов ты мудак, - Себастьян аккуратно проходит к ванной, где лежит Мориарти. Он нащупывает бортик и, опираясь на него, низко наклоняется, давая Джиму возможность уцепиться руками за шею, подхватывает его на руки и выпрямляется. – Ты омерзительно мокрый, босс. И наглый. В следующий раз я утоплю тебя. Джеймс ничего не говорит, только прижимается плотнее к горячему телу полковника. Футболка быстро намокает, отчего контакт становится ощутимее. Вода с мокрого парня капает на пол, на ноги Себастьяну, оставляет холодные полосы на сильных руках. Оказавшись в спальне Мориарти, снайпер аккуратно опускает свою ношу на кровать, и уже собирается распрямиться, когда тонкие руки, уже почти отпустившее его, резко дергают мокрую ткань футболки на себя. Несчастная ткань трещит по швам, мокрые босые ноги скользят по паркету, и Себастьян, не удержавшись, падает сверху на Джима и чертыхается. Мориарти сталкивает мужчину с себя на другую половину большой кровати и нависает сверху. Недовольное бурчание снайпера прерывается, когда Джим, практически ложась на него, целует в губы. Себастьян замирает, он никак не ожидал, что Джим поцелует его. Да, он часто ловил на себе взгляды босса, замечал, как тот все время вертится перед ним, что он уделяет ему больше внимания и все такое. Но он все равно не ожидал. Поэтому он замирает, задерживая дыхание на несколько секунд, и не отвечает на поцелуй. Когда он слегка приоткрывает рот, консультант проходится языком по ровным зубам, по языку. Поцелуй не нежный, но и не грубый. Моран упирается руками в грудь молодого человека и аккуратно отстраняет его от себя. Невидящие глаза полузакрыты, парень смотрит на мужчину несколько секунд и снова припадает к его губам. На этот раз Моран никак не противится действиям молодого босса. Джим горячо целует его в губы, отрывается, чтобы набрать в легкие воздуха, и снова целует, на этот раз немного смазано, в скулу, потом в шею. Моран тихо выдыхает сквозь сомкнутые плотно зубы. В его голове отнюдь не пусто. Он уже долго об этом думает. Джим симпатичный мальчишка, со всеми синдромами гиперактивности. Ему не повредила бы взбучка. Или хороший трах. Но ведь со своими деньгами он может купить себе любую девчонку или любого хастлера. Моран же даже не проявлял никаких признаков симпатии. Он, наоборот, показывал равнодушную холодность. И почти не лгал. Но Мориарти решил не искать сложностей на стороне. Ну и черт бы с ним. У Морана не было особенной жажды секса или какого-либо другого контакта с человеком с некоторых пор, хотя то, что происходило сейчас, сложно было назвать неприятным. Можно представить, что это тот рыжий чертенок с Пикадилли, с которым полковник познакомился где-то полгода назад, сейчас выцеловывает, буквально вылизывает его шею. Им тогда помешали, поэтому так ничего и не случилось. А он был одним из самых красивых парней, которых когда-либо видел полковник. Джим уже стянул с Себастьяна мокрую футболку, и поэтому, когда он оставляет засосы на ключицах, холодная от воды рубашка неприятно проходится по голой коже. Моран немного вздрагивает от этого и выныривает из своих мыслей, наконец. Джим был милым пареньком, но совершенно безумным. Никогда не знаешь чего от него ждать, хотя снайпер, кажется, уже перестал удивляться – в этом все равно нет никакого смысла. Поэтому сейчас он аккуратно кладет руки на ребра парню, проводит вверх, к плечам, хватается за воротничок и дергает его. Пуговицы легко поддаются, ткань расходится, и Джеймс уже сам выпутывается из мокрых рукавов. Рубашка остается где-то на полу, а гений криминального мира возвращается к своему занятию. Моран снова выдыхает, шипя, сквозь зубы и откидывает голову, открывая шею. Мужчина возвращает руки на ребра мальчишки, но теперь он аккуратно изучает пальцами каждый выступ на стройном теле. Потом Джим спускается ниже, расстегивает штаны Морана и через ткань боксеров сжимает его член. Главное теперь – не думать, потому что отсутствие зрения сейчас и тогда не мешает памяти живо подкидывать красочные палитры эмоций прошедших дней. Надо отдать должное Джиму, он однозначно знает, что делает, потому что Себастьян снова судорожно выдыхает и запускает руки Джеймсу в угольно-черные волосы. Парень умело берет в рот, обводит головку, слегка касаясь зубами, отчего все тело мужчины будто прошивает током. Он чуть сильнее сжимает волосы консультанта и оттягивает его чуть назад. Джим с пошлым чмоканьем выпускает член изо рта и смотрит на своего полковника. На Моране из одежды уже ничего нет, на Джеймсе все еще надеты брюки, и они все еще мокрые. Волосы у Мориарти растрепаны, глаза горят, как у сумасшедшего. Он избавляется от одежды и снова целует Себастьяна, нависая над ним. Парень немного вздрагивает, когда сильная рука притягивает его к горячему сильному телу, обвивая за талию. Джеймс ахает в губы снайпера, когда вторая его рука сжимает ягодицу, а первой он еще сильнее прижимает мальчишку к себе. Моран перекатывается, подминая Джима под себя, и уже сам целует его, раздвигая коленом длинные ноги самого опасного человека в Лондоне. Джим мелодично стонет и изящно выгибается под сильными руками снайпера. Сейчас он должен быть особенно красив, но Себастьян, к сожалению, не имеет возможности увидеть своего босса в этой ипостаси. Пока не имеет. Джим впивается тонкими пальцами в плечи полковника, вскрикивает, прижимается плотнее, притягивая Морана к себе ближе, пока тот трахает его. Кажется, Моран уже услышал все верхние ноты в исполнении Джима, на которые тот был способен. И о да, это невероятно красиво. И он чувствует каждый дюйм раскаленной кожи парня под ним, чувствует его прерывающееся дыхание, капельку пота, скатывающуюся со стройной ноги. Когда Джим стонет особенно громко, Моран закрывает его рот грубым властным поцелуем, в котором мальчишка стонет еще сильнее. *** Следующий день для Мориарти начинается как раз ко времени вечернего чая. Он сонно потирает глаза и пытается сесть на постели, но громко охает и снова ложится. - Чертов Моран… А Себастьяна в квартире уже нет. Примерно год назад он ездил навестить матушку Моран. Она, как радушная хозяйка, дала сынку пару советов и цианид в скляночке. Себастьян еще долго думал, что же матушка имела ввиду. Старая любила говорить непонятно., очень путано и образно, чтобы даже самая простая мысль была овеяна туманом загадочности и тайны. Но когда пророчества старухи сбывались, все становилось ясно, как день. И в тот раз она не прогадала со своими вечными анафорами и антитезами. - Матушка, это я, Себастьян, сын Огастеса Морана. - А… Ты, собачий сын. Раз пришел, слушай. Ты сейчас живешь как все. Скоро тебе придется жертвовать. Выбор будет не твой. Все зависит только от воли Судьбы. Чем жертвовать – сейчас не знаю. Ближе видно будет. Но помни, что чем ближе ты проходишь, тем страшнее будет твоя расплата. Ближе всего к тебе стоит Роза и Молния. Рядом с Розой много воды налито, много песка нанесено, есть одна искра, уводящая в мир сказок и разбитый черепок. Молния тоже несет много воды, а еще темноту. А в самом конце, за Молнией, не знаю, что будет. Когда придет тебе время платить, вернешься. - Спасибо, матушка. Что мне сделать теперь? - Мне нужен черный петух и твой брат. Ты знаешь мои сроки, а теперь уходи! Конечно, и черный петух и брат повидали старуху вовремя. А Себастьян еще долго ломал себе голову, что же это за Роза и Молния. А вчера он вдруг понял, о какой Молнии и воде говорила матушка. Поэтому сейчас он направлялся именно к ней. Она никогда не ошибалась, значит и сейчас должна знать хоть что-то. Уже через четыре часа Моран выходит из такси рядом с одним из полуразвалившихся домов и по памяти доходит до двери. На дорожке появились новые ямки, значит собака все таки вернулась. Год назад она уходила, Северин мог привести новую или найти старую. Но это не главное. Лая не слышно. Себастьян доходит до двери и стучит. Слышно шарканье старухи и цокот когтей по старому проваливающемуся полу. - Чего тебе, чертово ты отродье? - Это я, матушка, Себастьян… - Да знаю я кто ты. Ослеп, дурень. Так заходи, коли не забыл, где дверь. Дверь открывается не сразу, со скрипом и скрежетом, ощущение такое, будто она сейчас же и развалится. Моран низко наклоняется и заходит, чуть-чуть не доставая головой до верхней балки. Зайдя, он тут же попадает лицом в паутину, и, распрямляясь в полный рост, цепляется светлыми волосами за что- то не слишком приятное. - Это мои летучие мыши, не нужно было их тревожить. Садись, коли найдешь, где, да слушай. Ты должен был и сам уж догадаться, что за кара это была. Подробностей я даже знать не хочу. Но сейчас тебе нужно будет вернуться в прошлое, к третьим петухам, там будет твоя беда и твоя судьба. И там же твои глаза. И твои третьи петухи должны повториться. Если сможешь – вернешь себе глаза. Если нет – сам узнаешь. - А тебе, матушка? - Тот ребенок все еще с тобой? – Себастьян хотел уже переспросить, что за ребенок, как вспомнил о Джеймсе. Он сам всегда смотрел на него как на нестабильного и неуравновешенного, избалованного подростка. - Да. - Тогда он и скажет тебе, что мне нужно. Раз ты потревожил моих мышей, пускай они и будут твоими вестниками. Бери одну и после седьмого крика я заберу свою плату окончательно, - Себастьян, увы, знал, что это значит. Но все же у него все еще был надежда, что старая просто свяжется с Мориарти и на этом остановится. – Запомни, Моран, до седьмого крика! Ты должен успеть сделать все, и вместе с восьмым криком, если ты сделаешь все как надо и отдашь мне мою плату, ты получишь свои глаза назад.