Значит, Лондон (рабочее название)

От лица Софии       Часов пять я без отрыва от монитора ноутбука пишу сказку. Она о трех капитанах-пиратах, решивших направиться в разные стороны в поисках птицы Феникс. Для деревянных кораблей это не самая подходящая находка, но все не так просто. Что конкретно будет непросто, у меня пока только предположения. Это экспериментальный текст: сперва я пропишу море для всего повествования, которое будет меняться на протяжении всего сюжета, реагировать на события, менять цвет и состояние. Отдельно написан план с ключевыми элементами сюжета. И когда все эти тонны воды будут готовы для всего текста, я начну погружать в них корабли, людей, рефлексию, погоду и события. Главное – сохранить суть, ощущение моря. Оно – полотно произведения, основа. К полудню я завариваю семнадцатую кружку чая и иду проведать Анжелу. Она сидит на кровати, привалившись спиной к стене и откинув назад голову. Блокнот лежит у нее на коленях, карандаш почти выпал из расслабленных лежащих на покрывале рук. Когда я захожу, Анжела переводит взгляд на меня. - Куда мы идем сегодня? – спрашивает она. - В кино. - Серьезно? Надеюсь, что не на Тора. Я усмехаюсь. - На Тома Круза, с ним у тебя отношения попроще? К счастью, я вижу проблеск улыбки на лице Анжелы. - Предельно простые: он мне не интересен. - Отлично, подходит. Собирайся. По дороге заскочим на блошиный рынок, я куплю себе пару музыкальных альбомов. - Вижу, как горят твои глаза, - бурчит Анжела, но заталкивает блокнот в сумку, валяющуюся у кровати. - Что ты собираешься рисовать? – спрашиваю я, пытаясь застегнуть молнию платья на спине. - Дай я, - Анжела быстро влезает в свободную белую футболку, подходит ко мне и помогает. – А рисовать я буду кинотеатр изнутри, окей? Обходит меня и саркастически смотрит мне в глаза. - Подумай о том, что там темно, окей? – в тон ей спрашиваю я. - Софа, прекрати, - Энж смеется. – На самом деле я буду рисовать, когда твои шутки исчерпают себя. Кажется, это будет достаточно скоро. Я пытаюсь не улыбаться, пытаюсь придумать угрозу. Тщетно. - Мы можем добираться пешком до рынка, а можем на метро. - Какая разница по времени? - Где-то час. Анжела перестает перебирать одежду в шкафу и оглядывается на меня. - Насколько это место вообще по пути к кинотеатру? - Просто скажи, что мы едем. - Послушай, - она моментально становится серьезной. Актриса. – Я выдержу прогулку. - А я не испытываю тебя. - Я испытываю себя. - Что ты сейчас думаешь обо всей этой ситуации? – застегиваю босоножки и беру со столика очки. - С Томом? – Анжела улыбается, через улыбку я вижу грусть. Её губы подрагивают и непроизвольно кривятся. – Пара дней и я успокоюсь. Слишком много важности для человека, имя которого состоит всего из трех букв. - Думаешь, он удалит твой номер из телефона? - Я не уверена, что он вообще его записывал. Это просто флирт, кокетство. Так можно сказать о мужчинах? – спрашивает она меня. – Неважно. Давай продолжим разговор на улице? Иначе мы никогда не выйдем. - Так вот, - продолжает она, едва за нами закрывается дверь отеля, - думаю, что он вертел хвостом. Это в крови у людей его профессии. - Ты думаешь, что он вертел хвостом? – я внимательно смотрю на Анжелу, поскольку чувствую её неуверенность. - Нет, я так не думаю. – Отрезает она. В этом-то и проблема. - А что, в таком случае, ты действительно думаешь? - Я боюсь, что он как-нибудь по ошибке наберет этот номер, может, даже после нашего возвращения домой, и не вспомнит меня. Или осознанно позвонит через пару недель и снова меня всколыхнет. Как будто он держит пульт от моего электрического стула. - Давай я сотру его номер и утоплю твой телефон в Темзе? - Можно просто выбросить карточку, - по-настоящему улыбается Анжела. - А зачем тебе телефон без его номера? Подруга смеется. - Действительно. В этот момент мы доходим до той станции метро, с которой могли бы подъехать к самому Portobello Market – блошиному рынку. Указываю на вход в подземный мир Анжеле. - Поехали, - говорит она. - Ты же хотела пройти. - Больше я ничего не хочу себе доказывать. Поехали. Мы проезжаем от Holborn Station шесть остановок и выходим на Notting Hill Gate Station. - Вау, - ахаю, когда мы поднимаемся на улицу. Это длинная, не очень широкая улица, уходящая дугой и поэтому закрывающая сама себя поворотом. По бокам все первые этажи заняты магазинами с разными вариациями слова «антиквариат», а сама улица заставлена лотками и столами со всякой всячиной, она гудит от людских голосов и шелеста перебираемого барахла. Кто-то совсем рядом с нами пробует звонок на велосипеде. Что-то вроде гонга, возвещающего о нашем прибытии? - Господи, мы никогда не уйдем отсюда, - шепчет Анжела. - Почему? - Ты ищешь музыкальные альбомы, но в том времени, откуда все эти вещи, их еще не существовало. - Порисуй пока. - Не вижу здесь ничего любопытного. Ладно, пошли смотреть, чем нас возможно удивить. Нам на глаза попадается все, кажется, с начала сотворения мира. Вот этим динозавры играли в карты, в это неандертальцы смотрелись, в этом ходил Иисус. Стекло, фарфор, посуда, сумки, украшения, чайники, даже попадаются новые шарфы и перчатки, зеркальца. И все это лежит на стульях, столах, в коробках на земле, на тумбочках. Мы проходим мимо девушки, рассматривающей круглый плафон с золотой окантовкой. Продавец с соседнего столика играет в шахматы с облупившейся краской с другом. У короля нет головы, потерял в лихие, явно не королевские годы. Теперь разжалован. Люди ходят туда-сюда с самыми разными и странными вещичками и коробочками. Анжела рассматривает лампу с узким желтым плафоном. - Думаю, что она из тех времен, когда лампы изобрели, но еще не поняли для чего. Сюда нельзя даже лампочку вкрутить, смотри. Но я рассматриваю странную железную статуэтку: худая обнаженная женщина на пьедестале с занесенной вверх рукой с кулаком и очень странной прической. Я думаю, что это бигуди. Потом мое внимание привлекает стоящая вертикально нарисованная горизонтально картина с пейзажем. Зелено-голубой идиллический мир с парой деревьев в потрескавшейся широкой раме. Анжела дотрагивается до ножки торшера и задирает голову посмотреть на плафон – тот выглядит как перевернутая летающая тарелка серебристого цвета. Я вижу на горе жестяных коробочек деревянный кораблик с черным корпусом. Явно пиратский. Рассматриваю его, фотографирую на телефон. Когда я сяду за свой текст, буду отталкиваться от вида этого кораблика, надо только выяснить названия всех этих мачт, перемычек, парусов. Наконец самоварчиков, коробочек, ваз и горшков становится меньше. Их сменяют вешалки с одеждой, стойки с целыми кучами таких вешалок, подставки для шляп и шарфиков, полностью забитые тем, для чего предназначены. - Смотри какие, - толкает меня локтем Анжела, указывая на очки с очень узкой овальной оправой. – Винтаж. И поднимает брови, видимо, для убеждения меня в их ценности. Оглядываясь на потрясающего яркого цвета желтое пальто с рукавами три четверти, я иду за Анжелой, которая вещевую часть пытается пройти быстрее. По фонарю мой взгляд поднимается до крыш зданий. Как же там пусто и хорошо. Даже на секунду застываю. - Осторожно, - Анжела тянет меня за руку, потому что между рядами пытается пройти мужчина с высокой горой книг в руках. Я отскакиваю. И натыкаюсь взглядом на прилавок с пластинками и дисками. Подхожу туда, спрашиваю у продавца о современных альбомах. Он вытаскивает из-под стола коробку. Современность тут явно не в цене. Долго рассматриваю диски, обложки, списки песен. Как же я это люблю, как редко натыкаюсь на такие места. Я покупаю несколько альбомов, Анжела покупает пластинку какого-то исполнителя, подозрительно похожего на русского. - А дома ты такую купить не можешь? - Отстань, я называю это патриотизмом, - Энж улыбается продавцу, сует пластинку под мышку, и мы удаляемся от прилавка. Дальше начинаются ряды с фруктами и индийскими сладостями. Я покупаю несколько апельсинов и банан, Анжела внимательно приглядывается к рахат-лукуму. Пока мы идем дальше, я чищу апельсин, руки становятся липкими, но приятно пахнут. Делю его пополам, Анжела в два счета съедает свою часть. Я ем как можно медленнее, цитрусовая мякоть растворяется во рту, насыщает этот день новым цветом. На ум приходит опять то желтое пальто. Через улицу выходим на остановку и садимся на автобус, идущий по 23-му маршруту. - Знаешь, сколько мы едем? – спрашивает Анжела, но по её голосу я знаю, что она в курсе. – Полчаса, София. Это по какой такой дороге нам был этот рынок? - По такой, которая круговая. Она усмехается и весело качает головой. Предлагает мне свои индийские конфеты. Но они слишком для меня сладкие, о чем я и сообщаю. Анжела делает каменное лицо, закатывает глаза и переводит взгляд в окно. Это могло бы быть обидно, сиди она возле окна, но возле окна сижу я. - Это любимый кинотеатр Тарантино, - говорю я, когда в наше поле зрения попадает Prince Charles Cinema. - Сейчас узнаем, какой вкус у Квентина. Среди десятков одинаковых постеров с тремя мужчинами, один из которых как раз Том Круз, прикрепленных за стеклянными стенами кинотеатра, мы находим не менее стеклянную дверь. Из нее как раз выходит девушка и любезно придерживает для нас дверь. Я подхожу к кассам и покупаю два билета на фильм, который начался только что. Так что мы с Анжелой залетаем в зал, через десять человек прыгаем в центр седьмого ряда и, запыхавшись, выключаем звук на мобильных телефонах. Темнота действует успокаивающе, мне даже кажется, что Анжела может уснуть. Не знаю, рисовала ли она сегодня и не мучилась ли бессонницей. Когда фильм заканчивается на какой-то жутко лирической ноте, бросаю взгляд на Анжелу. У нее абсолютно равнодушный вид, она рассеянно проводит пальцем по ребру картонной упаковки пластинки, но это еще ничего не говорит. Моя подруга не плачет в сложные моменты, она становится растерянной, как будто потеряла что-то важное и внутри себя перебирает все варианты, куда могла положить. - Неплохой фильм, - выносит она вердикт. – Для одного раза. Давай поедим где-нибудь? - Тебе не понравится мой вариант. - Не исключено. Мы снова будем ехать сорок минут по кольцу в бесконечность? - Да, но это место стоит того. - Я куплю бургер здесь в кафе, тогда поедем, хорошо? Или даже пойдем. - Конечно, возьми мне там пирожок. - Жди меня, - кивает Анжела, я оглядываюсь в поисках диванчиков. С самого утра мы как-то упустили еду из виду. Могу понять Анжелу, но что случилось со мной? Минут через пять подруга появляется в поле видимости, озирается, крутится на месте. Как будто не может сосредоточиться, как будто не выспалась. Но дело тут вовсе не во сне, некоторые вещи просто так не проходят. Я поднимаюсь, подхожу к ней. - Ваш пирожок с вишней, - протягивает Энж мне картонную коробочку. – Идем. О чем ты сейчас пишешь? Стеклянная дверь долго впускает внутрь людей, прежде чем выпустить нас. - Сказку о пиратах и птице Феникс. - Как их зовут? - Это твой любимый вопрос? Еще не думала над этим. Или по канону будут Старшим, Средним и Младшим, или я сяду и начну вычитывать мужские имена по порядку, пока какое-нибудь не откликнется. - Назови их Толи, м-м-м, - Анжела задумалась, - Танис и… не знаю, придумай еще одно на «т». - Расчленив еще какое-нибудь русское имя? - Все равно ни Анатолий, ни Станислав мне не нравятся. Так они хоть обретут вторую жизнь. Мне хочется перевести тему на её рисунки, но трогать тему с Томом… по-дружески? Энж начинает первая. - У тебя хоть тема есть, - улыбается Анжела. – Моя от меня, кажется, уходит. - Устала от лиц? - Я сажусь рисовать и только представляю его лицо, как передо мной всплывает пейзаж, он начинает говорить слова, и я исчезаю в мыслях. Так пять тысяч раз подряд. Очнусь, сосредоточусь, и снова блокнот оказывается в другой реальности. Как будто он стал слишком живым, чтобы быть нарисованным. - Вот это проблема, конечно, - улыбаюсь я. - Думаешь, это смешно? – пронизывает меня взглядом Анжела. - Думаю, ты смешная. Соответственно, все твои слова тоже. - Какой ужас. – Она пытается это осмыслить, но у нее ничего не получается, кроме генерирования испуганного вида. - Вы стоите друг друга с Томом. Он же тебя веселил? - Мне весело даже наблюдать за его мимикой. - Отлично, вы можете открывать совместное клоунское агентство. Пусть он будет мимом, например. Анжела отворачивается от меня, рассматривая деревья в сквере, мимо которого мы идем. - Ты что, обиделась? - Думаю над названием, - бубнит она. Мне на эту тему в голову ничего не приходит, поэтому я перевожу разговор на английские пончики. Вчера мне довелось наткнуться на одну кофейню с большим ассортиментом круглых глазированных шоколадно-бананово-клубнично-кокосовых сладостей. Я провела там слишком много времени. Не так много, как потом в церкви, когда я раскаивалась за все это, но все же. Город обступает нас высокими зданиями, шпилями, маленькими и широкими магазинчиками, но обступает на почтительном расстоянии, не касаясь. Пытается развлечь рекламными роликами, красивыми мужчинами и женщинами на плакатах. Соблазняет запахами из пекарен и кофеен. Мы почти сдаемся. Держимся шутками, разглядыванием архитектуры и прохожих. Анжела ни разу не достает блокнот. Надеюсь, дело в том, что город не привлекает её, а не в том, что Том перевел фокус на себя и сбил со всего остального. Стеклянные витрины ресторана Ottolenghi отгораживает от нас подставки разной высоты с тарелками, которые уложены тонкими крафтовыми листами и заземлены салатами. Перед каждой цветной горкой салатов из овощей, мяса и рыбы торчат, как визитки, белые прямоугольнички с указанием ингредиентов. - Интересно, если бы у меня была такая карточка, что бы на ней было написано? – вслух думаю я. - Сарказм, Софа. Что там еще может быть написано? Идем. Внутри ресторан очень светлый и оттого просторный. Целую стену возле кассы занимает большой стол с белой скатертью, на котором рядами, как ребята в хоре, размещены огромные блюда с салатами. В каждом бюджетной триумфальной аркой стоят щипцы для салата. Кроме того, между салатами и на отдельных полочках стоят блестящие жестяные ведерки с цветами – очень большими букетами, в которых преобладает зелень листьев. В другой витрине стоит выпечка: кексы, пирожки, что-то кремовое, пироги, плоские круглые торты, даже пончики. Каким чудом они ярусами нависают друг над другом, мне в общем ясно. Но я все же предпочитаю не понимать и считать это волшебством. Посередине ресторана есть небольшая квадратная тумба, на которой стоят чизкейки, политые джемом, пирожные прямо в противнях, капкейки, политые сиропом маленькие кексики. - Как мы здесь что-то выберем? – спрашиваю у Анжелы. - Никак. Мы выселяемся из гостиницы и въезжаем сюда, - она смеется. Я минут десять ошарашенно передвигаюсь по всему ресторану, накладываю себе в тарелочки рыбные салаты, салаты со специями, салаты с тысячей видов фасоли, жареную кукурузу с зеленью и чем-то, похожим на ленты лосося. Надеюсь, «ленты лосося» не стоит объяснять, поскольку их нельзя объяснить иначе. Три маленьких круассана, эклер, пирожное в песочной корзиночке со взбитыми сливками по краю и клубничинами в середине. У меня устают руки и горло схватывает от голодных судорог, а я не взяла еще даже трети того, что запланировала. Мы сталкиваемся с Анжелой возле одного из столов и некоторое время созерцаем горы еды в руках друг друга. - Мы можем купить то, что съедим сейчас, а потом докупить то, что съедим потом, - приходит мне в голову мысль. - Не можем, - усмехается Анжела, - я все это уже не выпущу. К нам подходит официант и помогает с окончательным выбором, рекомендует еще пару блюд, забирает часть тарелок из наших рук, несет к кассе. Там салаты перекладывают в коробочки и пакеты, сладкое заворачивают в бумагу и фольгу. Часть остается на тарелках – мы планируем с Энж вынести это в себе. Когда нас спрашивают, что мы будем пить, я в ужасе смотрю на подругу, а она – на меня. Мы совсем об этом забыли. Наконец нам предлагают несколько морсов, соков, чаев, и мы останавливаемся на некоторых из них, отрезая дальнейший выбор, как вторую руку. Ощущения болезненные от утраты возможности. - Здесь не продают еще желудки? Мой маловат, - говорю Анжеле, когда мы находим место, где можно присесть. - Те желудки, что здесь продают, ты максимум можешь съесть. Пихать в них что-то я бы не советовала. - Что это у тебя? – замечаю пирожное, на котором на чем-то лимонном выложен гребнем крем. - Лимонная тарталетка. - Я не видела такую. - Что поделать, – Анжела на моих глазах откусывает от нее. - Как что? Пойти и найти. Я встаю и опять теряюсь среди сладостей. Возле стола Анжела встречает меня словами (и набитым ртом): - Давай реально найдем гостиницу возле этого места? - Совсем с ума сходишь? Из чего бы ни была твоя душа, её однозначно можно приготовить. Вечер проходит в номере. Потому что передвигать тяжелые тела, перегруженные пакетами и желудочным соком, не так-то просто. Анжела засунула пластинку к салатам, и некоторое время известный исполнитель соседствовал с «Цезарем». Рассевшись на кроватях и попивая мой любимый каркаде, мы составляем планы на следующий день. В планах Анжелы напиться. - Ты же любишь пробовать себя в качестве настоящей англичанки, так почему ты не хочешь попробовать себя в качестве лондонского алкоголика? – смеется Энж. - Надеюсь, предлагаемый список ролей не заканчивается портовыми шлюхами, - мы хохочем в голос. Но это не смешно. В моих планах поиграть в настольные игры в каком-нибудь английском антикафе, как типичный лондонец. С тем отличием, что я буду спотыкаться в языке. - Будем играть в сражения среди бумажных замков? – спрашивает Анжела. - Или составлять слова, или отгадывать загадки. Мы вольемся в команду каких-нибудь английских красавчиков… - Разумеется. Ведь все модельные вечеринки проходят в задротских клубах. - И будем еще больше счастливы, чем сегодня в ресторане, - заканчиваю я. - Игра в какой-нибудь твистер может поставить только антирекорд, София. Если мы придем туда без выпивки, что будет превращать в наших глазах людей в красавцев? или игры в веселое времяпрепровождение? - В конце ваших цирковых выступлений все будут рыдать от боли, дорогая. Можешь сделать это своей фишкой. - Я подумаю об этом. Пока попробую порисовать. – Анжела лезет в сумку за блокнотом. Я перемещаюсь на кухню к своему ноутбуку, достаю круассанчики… через пару минут уже плыву на корабле.