***
Дорога домой была для меня самой долгой. Минуты тянулись целую вечность, а свет уличных фонарей неимоверно раздражал. Мама молчала, безотрывно вглядываясь в темное стекло автомобильной двери. Она хотела остаться в больнице на ночь, но беспринципный врач заверил нас, что медсестры обо всем позаботятся, и за состоянием отца будут внимательно следить. Ник вел машину и по тому, как сильно он сжимал руль, можно было только представить каково ему сейчас. Хотя мне сложно вообразить себе человека более эмоционально закрытого, чем мой брат. Не могу понять, как он все еще держится, не кричит, не паникует. Взглянув ему в лицо можно сказать, что он спокоен, но я знаю, это лишь маска. Ему так проще. Уставшая и убитая горем мама пошла к себе, как только мы зашли в темный холл дома. С болью в сердце я проводила ее взглядом, когда она на ватных ногах поднималась наверх. Ник тихо поплелся на кухню, и через минуту я услышала шорох закипающей воды в чайнике. Не включая свет, я также бреду вслед за братом, почему-то просто боясь остаться одна. Казалось, что я сама сейчас ранена и у меня есть весомый шанс истечь кровью и потерять сознание от боли, которая так стремительно завладела всем моим существом. — Чай будешь? — предложил Ник, будто кроме этого совершенно нечего было сказать мне. — Нет, — качаю головой я, даже не представляя себе, что совсем недавно чувствовала голод. — Тогда иди спать, завтра рано вставать… — Я не пойду завтра в школу! — моментально реагирую я, не понимая, как Ник может еще думать об этом. — Завтра мы снова поедем в больницу… — Но без тебя, — отрезает брат, даже не пытаясь проникнуться моим горем. — Что бы ни случилось — это не повод не учиться. Кроме того, ты ничем не поможешь. Лучше не огорчай мать, у нее и так сейчас достаточно проблем. Как можно быть таким непробиваемым?! Как можно думать о чем-то ином, кроме нашего горя?! Нет, я его никогда не понимала… — Я никуда не пойду! — повышаю голос, разворачиваясь и стремительно покидая кухню. — Я буду рядом с мамой! Слезы снова потекли по щекам, а в горле застрял ком, не позволяющий даже дышать нормально. Захлопнув дверь в нашу с братом комнату, я забираюсь на кровать, поджав колени к подбородку и обняв их руками. Мне так тяжело сейчас, так пусто внутри, а еще это отвратное чувство полного одиночества давит словно тисками. Страх за отца, наверное, был самым всепоглощающим чувством из тех, что клокотали сейчас во мне. Даже обида на брата казалась ничтожной. Все вокруг настолько незначительно, едва ли различимо по сравнению с тем горем, что нависло над моей семьей. Я бы пошла на все, чтобы освободить мамин взгляд от той тоски, которая так ясно в нем теперь читалась. Но что я могу сделать?.. Я никчемное, бесполезное отягощающее обстоятельство. Не более того. Тихо скрипнула дверь, впуская в комнату Ника, на которого я даже не удосужилась взглянуть. Не хотелось бы показывать ему своих слез, но прятать их сейчас я просто не могла. Я не замечаю, в какой момент брат подходит к кровати, лишь чувствую, что он садится рядом, затем прислоняется к стене и привлекает меня к себе, крепко прижимая к своей груди. Почему-то захотелось разрыдаться, но вместо этого я утыкаюсь носом в его плечо, желая раствориться в этой спонтанной заботе. Продолжаю плакать, но теперь от этого становится немного легче, а крепко сжимающие меня руки вселяют силы держаться хоть как-то. Оказывается, мне это было нужно. Вот так просто выплакаться на чьей-то груди. Чьей-то… Собственного брата, от которого я не ожидала никакого понимания. Сейчас же прижимая меня к себе, гладя по волосам и слушая мои тихие сдавленные поскуливания, Ник успокаивал меня также, как совсем недавно маму. Или даже не так… Более уверенно, четко осознавая, что именно так крепко нужно держать меня в своих руках, не говоря пустых фраз, не утешая, а просто помогая перехватить глоток наэлектризованного вокруг воздуха, не позволяя задохнуться собственной болью и бессилием. Прошло еще немного времени прежде, чем я обняла озябшими ручонками брата за шею, дыша полной грудью, с наслаждением вдыхая тонкий аромат его парфюма. Так же пахло и от отца... Бесспорно, Нику тоже требовалась поддержка. Никто не знает, что ему, может быть, даже тяжелее, чем нам с мамой. Никто не знает, но почему-то я была в этом уверена. Поняла это. Почувствовала. Мы не говорили друг другу, что все будет хорошо, прекрасно осознавая, что хорошо уже не будет. По крайней мере, не в ближайшее время. Но также мы чувствовали, насколько нужны друг другу. Никто, кроме нас не поймет этой скорби. Никто, кроме нас двоих не знает, как придать сил и проникнуться хотя бы малой толикой уверенности, что когда-нибудь тот вчерашний день вернется. А пока остается лишь ждать, помогая друг другу пережить эту неопределенность, что бесцеремонно вошла в наш дом, в наши жизни...3. Оборачиваясь назад.
18 декабря 2013 г. в 02:35
Иногда хочется остановить время. Нет, даже не так… Задать часам обратный ход, чтобы остановить мгновенья, а затем вернуться в то, где ты был немножечко счастливее. А после этого, избежать той страшной секунды, которая перевернет жизнь, расставит иные приоритеты, заставит прочувствовать, что такое настоящее горе. Потому что это страшно — страдать. Страшно переживать потерю близкого человека, страшно иметь желание помочь и не находить возможности это сделать. А еще страшнее ждать. Ждать какое решение примет судьба, чтобы заставить механизм жизни снова привычно двинуться дальше. Пока же он находится в ступоре — это самое трудное время, как оказалось, для меня. Нет ничего хуже неопределенности, а когда эта неопределенность измеряется днями, неделями, месяцами — хочется лезть на стену от безысходности. Но как бы я не изнывала желанием отсчитать минуты назад, время шло своим чередом, впитывая в себя все мое горе, все страдания моей семьи…
Папа впал в кому не приходя в сознание после серьезной аварии на трассе. Когда мама сообщала нам с Ником об этом, мне казалось, что вся жизнь для всех нас остановилась, замерла в ту же секунду, как перестал звучать голос одного из нас.
Разразившись рыданиями, я припала к груди так же плачущей матери. Казалось, что я сплю и вот-вот проснусь, а с моей семьей будет все в порядке. Все как прежде: большой красивый дом, хоть и переживающий ремонт сейчас, заботливая мама, готовившая вкусный ужин на кухне, брат, как раздражающий фактор, но от этого не менее любимый, и волевой смех отца над нашими, по его мнению, детскими проблемами… Я хочу назад… В тот вчерашний день, что унес с собой последний миг былой идиллии. Не хочу верить в то, что что-то изменилось. Не хочу принимать эту правду, в которую поверить просто невозможно.
Почему-то я думала, что мне хуже всех сейчас. Как-то не сразу пришло осознание того, что рядом безутешная мать, совершенно не знающая, что теперь делать. А также брат, по виду которого трудно было понять его эмоций, чувств, но то, что он разбит — я знала наверняка. Не каждому в жизни удавалось найти родственную душу, а если ею оказывался собственный отец — вдвойне ценно. И он лишился сегодня чего-то очень важного, безумно дорогого…
Но нет, не стоит… Отец жив. Несмотря на то, что теперь он слабее ребенка, и еще, возможно, совсем нескоро мы услышим его голос, но главное — он жив! И будет жить, нужно в это верить…
Слезы катились по щекам уже самопроизвольно, а когда врач запретил нам даже увидеть отца, захотелось взвыть от собственной безысходности.
— Состояние не утешительное, — промямлил уставший доктор, глядя каким-то опустошенным взглядом на нас троих. — Готовьтесь к худшему, но мы постараемся сделать все, что в наших силах.
В этот момент мама пошатнулась, едва не потеряв равновесие, Ник вовремя подхватил ее под локоть, прижимая к своему плечу, гладя по волосам и тихо шепча слова о том, что все будет хорошо. Я же оперлась спиной на серую холодную стену, пряча лицо в ладонях, боясь оказаться намного слабее, чем считала себя еще совсем недавно.