Жизнь на двоих

      Как часто мы делаем совсем не то, что думаем? А сколько раз каждый из нас наступал на горло собственным убеждениям? В свои шестнадцать мне казалось, что я абсолютно все делаю неправильно. Неправильно учусь, неправильно общаюсь с родителями, неправильно выбираю друзей и с братом тоже веду себя неправильно… Была убеждена, что неправильно. Мысленно уверяла себя в неправильности своих поступков, а поступала все равно абсурдно… Так наивно по-детски неправильно, не задумываясь о последствиях, увлекая с собой в бездну неправильности всю свою семью. И почему-то не хотелось останавливаться. Да, неправильно. Да, осуждающе запретно. Но в том и была вся прелесть моих неправильных поступков — запретный плод сладок. А еще обстоятельства… Тогда я была уверена, что все так получается в угоду сложных обстоятельств. Сейчас же я знаю, что никакие обстоятельства не сделали бы мою жизнь более правильной, не направили бы на нужный путь. Хотя понять бы, что правильно и где тот самый верный путь… — Я люблю брата, — верещала по телевизору девочка лет трех-четырех, рассказывая в какой-то детской передаче, какими чудесами наполнена ее пока еще небольшая жизнь. — Он добрый и умный, а еще он играет со мной… «Повезло же тебе с братом», — мысленно отвечаю ей, отыскав под подушкой пульт и погасив надоевший экран.       Скучно сидеть весь день дома, но в эти выходные погода за окном оставляла желать лучшего, мама была на работе, а Ник… Ника вообще сейчас очень сложно было застать дома. После трагедии, произошедшей с нашим отцом, Ник старался как можно меньше времени проводить дома, практически даже не ночевал здесь. Быть может, с друзьями ему было лучше. А возможно, ему надоело слышать, как по ночам плачет мама, а днем требует от него, чтобы лучше заботился о сестре, вовремя возил и забирал из школы, помогал с уроками…       Отца не было с нами уже целый месяц. Мама каждый день напоминала, что вскоре ей придется поехать в командировку в Европу, так как работу никто не отменял. Я же морально готовилась остаться одна, потому что вряд ли Ник превратится в заботливого брата и будет вытирать мне слезы каждый раз, как будет скучно и грустно. Единственное в чем можно было положиться на Ника — он исправно будет посещать отца в больнице и контролировать, чтобы у того все было в порядке. В порядке… Как коряво слышится это слово теперь. В случае с папой — порядка ждать не приходится. А еще близилось Рождество, и от этого становилось еще тоскливее, а я все больше представляла себе, что проведу этот семейный праздник в гордом одиночестве.

***

      Вечером позвонил доктор, сообщив, что состояние отца ухудшилось. Сейчас шел как раз тот самый пик заболевания, когда пациент находится между жизнью и смертью. Со дня на день мы ожидали новостей — чаще плохих, потому что надеяться на что-то не приходилось. Переговорив с врачом, мама замкнулась на весь вечер, механически приготовив ужин и закрывшись затем в своей комнате. Просидев весь вечер за какой-то скучной книгой, смысл которой даже не доходил до меня, позже я поднялась к себе, намереваясь принять контрастный душ, дабы немного остыть, освежить себя и собственные мысли.       Прохладная вода оказалась отличным антидепрессантом. Распустив влажные волосы, прихватив полотенце с собой, я, в чем мать родила, вышла из ванной. Даже мысли не было, что Ник придет ночевать домой. Мысли не было, но Ник как раз закрывал за собой дверь нашей общей комнаты, соизмерив меня своим бессовестным взглядом. — Блядь, Ник! — неловко пытаюсь прикрыться полотенцем, растерявшись и едва вообще не выронив его из рук. — Что ты здесь делаешь? — Вообще-то, живу, — улыбнулся Ник, даже не собираясь отворачиваться. — Можешь не прятаться — я видел тебя с рождения!       Брат рассмеялся, а мне отчаянно захотелось кинуть в него своим мокрым полотенцем, но при этом я не хотела предстать перед ним нагишом еще раз. — И это не значит, что ты можешь вот так подлавливать меня, выходящей из душа! — Я же не специально, — продолжал веселиться брат, пока я поправляла на себе коротенькое полотенце, в котором как предполагалось, никто не должен был меня увидеть. — И потом, неужели ты думаешь, что от вида твоего нагого тела мужские инстинкты сыграют со мной злую шутку, и я наброшусь на тебя? — Нет… — промямлила я, на какое-то мгновенье представив эту чудовищную картину и залившись краской. — Просто так нельзя… Неправильно… — Неправильно — душ вместе принимать, случайности — не в счет, — поясняет Ник, стягивая с себя ветровку. — Я узнал про отца… Как мама? — Плохо, — вздыхаю я, расчесывая мокрые волосы у зеркала. — Даже не знаю, что мы будем делать, когда мама уедет… — Ну, к тому времени все должно уже нормализоваться, — Ник растягивается на моем спальном месте, облокотившись щекой на руку. — Главное нам всем перенести пик… Дальше отец пойдет на поправку. — Надеюсь, — придерживая полотенце одной рукой, я наношу косметическое молочко на ноги, массирующими движениями втирая его в кожу. — Так значит, чтобы застать тебя дома — должно пошатнуться здоровье отца. — Что ты мелешь? — недовольно прыснул брат. — Можно подумать, что тебе станет легче, если я буду делить с тобой эту комнатушку! — Да, легче! — резче, чем планировала я оборачиваюсь к брату, замершему на кровати. — Я уже не могу жить здесь одна! Одна, потому что мама — не в счет! И слышать одна, как она плачет — я тоже больше не могу…       Не замечаю, как в глазах появляется резь, и поздно понимаю, что сама начинаю пускать слезы. Шмыгнув носом, я мужественно беру себя в руки, снова пряча все свои чувства внутри себя. — Иди ко мне, — протянув ко мне руку, Ник за запястье притягивает меня к себе. — Ты же не одна… Ты всегда можешь позвонить мне, попросить приехать. И я обязательно приехал бы. Я предполагал, что тебе наоборот будет удобнее жить в этой комнате одной… Мама сказала, что как только в какой-нибудь из комнат дома будет закончен ремонт — я смогу ее занять, но пока… — Не оставляй меня здесь, — шепчу я, сжимая в кулаке ткань его футболки. — Я совсем одна здесь… — Ты же моя маленькая одинокая сестренка, — улыбнулся Ник, прижав меня еще ближе, зарывшись носом в мои еще влажные волосы и вдохнув их запах. — Я всегда буду рядом… Просто ты должна это запомнить раз и навсегда: я — твой брат и никогда тебя не оставлю. Мы можем ругаться, осыпать друг друга проклятиями, но в итоге ты всегда можешь позвать меня, и я обязательно приду, не оставлю тебя одну. Даже если ты будешь гнать меня прочь. — Я люблю тебя, брат, — практически слово в слово я повторила фразу той маленькой девочки с экрана. — Мне так не хватает твоей заботы, твоего присутствия в этом доме…       Сжав мое не спрятанное полотенцем бедро, Ник садиться так, что я оказываюсь у него на коленях. Его ладони гладят мои обнаженные ноги, касаются плеч, утешая и распространяя приятное тепло по всему телу. Не прозвучало ответа на мое признание, и я поднимаю голову, вглядываясь в его глаза, в которых кроме безмерной тоски и скорби, что читалась сейчас в глазах каждого из нас, я вижу какую-то растерянность. На некоторое время мы замираем, цепляясь друг за друга взглядом, будто раньше видели что-то иное, чем есть сейчас. Ему всегда было сложнее, чем мне проявлять чувства. Быть может, все дело в этом. Возможно…       Как-то неожиданно Ник поднимается с кровати вместе со мной, опуская меня на ноги. Ощущение, что между нами произошло что-то неправильное, еще более твердо откладывается в моей памяти. Наверное, я слишком долго скучала по семейной заботе. Наверное, он очень долго прятал свои чувства среди посторонних людей, далеко не близких друзей. — Ты всегда можешь на меня положиться, — словно обретя второе дыхание, как можно равнодушнее продолжает начатый разговор брат, при этом как-то нервозно запустив пальцы в свои волосы. — И я буду жить с тобой в этой комнате до того момента, как рабочие закончат ремонт в какой-нибудь другой… Я тоже люблю тебя, Эмили.       Последняя фраза прозвучала машинально, как обращение к глухой собаке. И все же даже это мне было приятно слышать от брата. А еще создавалось впечатление, что во время нашего сегодняшнего разговора он понял и почувствовал что-то, что никак не доходило до меня. Что-то запретное. Неправильное.