2. Memories
13 января 2014 г. в 00:05
Знаешь, Юу, я никогда не любил монохром, но ты стал исключением. Я всегда старался раскрашивать окружающее меня пространство. Красками, звуками, словами, в конце концов, собой. Нет, я не говорю о том, что я излучаю из себя весь спектр цветов и оттенков, как прожекторы в ночных клубах. Я, скорее, излучаю спектр эмоций, которые выражаю только лишь в творчестве.
— Вру, я оставляю немного тебе, — стакан с оставшимся в нём алкоголем опускается на журнальный столик, стоящий перед диваном, с негромким стуком, а я откидываю голову на мягкую обивку и прикрываю глаза, растянув губы в несвойственно мне мягкой улыбке. Рукой шарю рядом с собой в поисках пачки сигарет и, найдя её и вытащив одну, закуриваю, выпуская дым изо рта. Приступ кашля заставляет меня нагнуться вперёд. Я хотел было опереться на руку, чтобы не сгибаться пополам, но влажная ладонь скользнула по глянцевой поверхности, пьяный мозг не успел ничего предпринять, и я завалился грудью на сиденье.
— Что оставляешь? — о гладкую поверхность столика стукнул ещё один бокал, а ты, нагнувшись ко мне, забираешь горящую сигарету из почти расслабленных пальцев. Я успел свесить эту руку с дивана и обивка осталась целой. Какая удача. Вернувшись в сидячее положение, разворачиваешь меня за плечо, и я, не без труда, переворачиваюсь на спину и закидываю ноги на мягкую спинку дивана, зацепив пальцами твои чёрные волосы. Ты же, не обратив на это никакого внимания, вертишь в руках тлеющую сигарету, разглядывая меня в ожидании ответа на свой запоздалый вопрос.
— Эмоций своих оставлю тебе. У тебя их слишком мало, — теперь специально провожу ступнёй по твоим волосам и опускаю на плечо. Мы в первый раз за несколько выехали куда-то вместе и то по моей инициативе. Под предлогом того, что ты не вылезаешь из своей квартиры, я привёз тебя на побережье. А я романтик.
Здесь я дал волю детству, скинув куртку и подойдя к воде настолько близко, что она почти доставала до носков ботинок, я поддался ветру, позволив холодным потокам пробираться под одежду, прогоняя дрожь по телу, путаться в волосах, разбрасывая их по плечам. Через минут пять ты всё же не выдержал, подойдя ко мне и накинув мне на плечи верхнюю одежду, обхватил руками мою талию. Я не прогадал с этой выходкой: ты ненадолго ожил, освободившись от своих чёрно-белых тисков. Опять мой хриплый смех разносится по комнате, переходя в очередной приступ кашля, и я свешиваюсь с дивана, упираясь руками в пол. Ты придерживаешь меня за бедро свободной рукой, чтобы моё тело не оказалось рядом со столиком, а второй держишь бокал. Тебе так тяжело налить себе ещё, Широяма? Обязательно воровать у больного?
— Сегодня ты дал мне предостаточно, — ты опять разглядываешь меня, для этого мне не нужно даже смотреть на тебя. На мою лодыжку падают капельки воды с твоих волос, ещё не высохших после душа. Прошло чуть меньше часа, а мы уже успели напиться. Когда приехали домой, ты сразу запихнул озябшего меня в ванну, а когда я вышел оттуда, уже успел выпить несколько бокалов довольно дорогого коньяка, который я не открываю просто, когда хочу выпить. — Спасибо, Така.
Ты опускаешь мою ногу со своего плеча, и я спускаю вторую со спинки дивана, укладывая тебе на колени. В нашем «убежище» я всё время перекидывал ноги через тебя, когда ты лежал на боку, и откидывался на спину. Ты всё время ёрзал и дёргался, прося слезть. А потом привык. Видимо, эта привычка сохранилась до сих пор, потому что ты недовольно хмуришься и опять ёрзаешь, но молчишь, а потом пьяно смеёшься, откинув голову назад и оголив шею. Я пытаюсь подняться, цепляясь за твою руку и ты, повернув голову в мою сторону, стискиваешь мою ладонь в своих пальцах и подтягиваешь к себе так, что я, перекинув ногу через тебя, оказываюсь сидящим на твоих бёдрах.
— Ты простишь меня, Аой? — я укладываю руки на твои плечи, чуть сжимая ткань футболки, пропитавшуюся влагой от твоих волос. Шепчу тебе этот вопрос прямо в губы, заглядывая в блестящие в полумраке тёмные глаза. В них я вижу вопрос и сам отвечаю на него. — Простишь меня за твой беспорядок? — спускаюсь ладонью на грудь, скользя сомкнутыми губами по подбородку. Ты путаешься пальцами в моих волосах как ветер сегодня днём.
— Никогда, — я оттянул Матсумото от своей шеи, сжимая волосы у корней и припадая губами к его губам, приоткрытым в немом вскрике, жадно, будто весь день этого и ждал. Пусть не в силе характера, так в напоре, Така мне проигрывает и сейчас подаётся вперёд, отвечая на поцелуй, зарываясь рукой в мои волосы, то сжимает, то разжимает пальцы, массируя кожу головы. Он прижимается ко мне слишком тесно. Я разрываю поцелуй и принимаюсь целовать его щёки, скулы, засасываю мочку уха, прохожусь по раковине с многочисленными проколами языком, прижимаюсь губами к коже за ухом на несколько секунд. Сейчас мы пьяны, днём мы дали волю таким сладким воспоминаниям и можем позволить себе немного нежности, отогнав привычную страсть на второе место. Запустив одну руку под рубашку и легко пройдясь ногтями по лопатке, а вторую уместив на талии Таканори, я прижал к себе желанное тело, а он уложил ладонь мне на шею, вторую всё так же прижимая к моей груди. После этого страсть всё же взяла своё.
— Юу, — Таканори уже засыпает, да и не до конца выветрившийся алкоголь всё ещё дурманит голову, — это ведь не повторится.
— Я надеюсь, что нет, — я отвернулся к стене, уставившись невидящим взглядом в стену, а его тёплая изящная ладонь уместилась на моём плече. — но пока я останусь у тебя.
Тихий хриплый смешок сзади и опять приступ кашля.
Я правда не хотел идти у тебя на поводу, но, махнув на всё рукой и поддавшись минутному порыву, я поехал с тобой. И пожалел. Ты притащил меня на безлюдный пляж. Ты просто идиот, стоять в одной тонкой рубашке на ветру, этой осенью холоднее, чем обычно. И опять, поддавшись порыву, я подошёл к тебе. Так за этим ты привёз меня сюда? Мне тогда захотелось тебя ударить. Просто рывком развернуть к себе и с размаху врезать. Но я лишь накинул куртку тебе на плечи и сцепил руки на твоей талии, позволив ветру забивать мне лёгкие твоим запахом и щекотать мои щёки твоими прядями. Ты же знаешь, что тебе ничего не стоит подхватить какую-то заразу, но ты полез на ледяной ветер. Ты всё-таки простудился и кашлял всю дорогу домой, весь вечер и даже во сне, я некоторое время наблюдал за тобой.
Когда мы сидели на берегу, укутавшись в подстилку, которую ты так предусмотрительно захватил с собой, мне показалось, что ты и не менялся вовсе, что тебя ещё не потрепала жизнь и нам, подросткам, просто удалось выбраться на ближайший пляж, отпросившись у родителей на несколько часов. Показалось, пока ты обычным жестом не надавил ладонью мне на грудь. Этот привычный жест — одна из тех вещей, которые не хуже твоей одежды, гитары и запаха туалетной воды привязали меня к тебе. «Кто ты такой, что заставляешь меня быть таким зависимым?»
Ты придвинулся к моему уху, обдавая его дрожащими тёплыми выдохами и холодящими вдохами.
— Как ты думаешь, когда всё это закончится?