***
Начало Сентября 935 года. Элладин. Осень выдалась прохладной, но мне не было холодно, ибо огонь, полыхавший в городе Риссо́н, давал много тепла. — Господин, — обратился ко мне мой штатный генерал Ангус Штайгер, — ополченцы сдались в плен, прикажете убить их? — Нет. Эти пусть живут. Гражданских тоже не трогать. Приказ ясен? — Да, господин. Решили показать себя милосердным? — два красных огонька сверкнули из-под капюшона. Я строго взглянул на него. Штайгер — хороший офицер, но он чересчур болтлив и крайне резок в словах. Видать, все еще не мог простить расправу над Ангулемом. — Я хоть и некромант, — ответил я, — но не чудовище, каким привыкли меня видеть. Еще раз болтнешь подобное, отправлю тебя к Огненным Вратам! [Огненные Врата — обитель демонов, по поверениям многих именно туда отправляют грешных после смерти] — Прошу прощения, господин, — сухо проговорил Ангус, — если уж решили не трогать гражданских, извольте предупредить об этом и вампиров Виктора. Особенно Виктора. Виктор. Виконт Виктор Ниги́нский. На него и его бригаду я наткнулся в одном заброшенном склепе еще в начале августа. О них я узнал со слов одного крестьянина из деревеньки в пригороде Фаленге́йта. Говорил он примерно так: «Мало того, шо от вампиров проку нету, таки вы тут еще на головы нам сели, нечисть проклятущая, тьфу на вас!» Его оскорбление не было принято во внимание, но вампир заинтересовал меня. Я спросил у мужичка о его местонахождении. Поначалу, мне хотелось убить кровососа, ибо презрение к ним у меня сохранилось ещё со времен плена у Вергилия ван Дарского. Но стоило мне наткнуться на него, попутно перебив пару-тройку его клыкастых прислужников, я поменял решение. Виктор восхитился мной и моими умениями, а затем предложил свои услуги в моей армии. С чего это вампиру захотелось служить мне, некроманту? А какая у вас была бы альтернатива, если б у вашего горла торчал серебряный кинжал? С тех пор виконт Виктор Нигинский со своей сворой служат мне и убивают по моему приказу. Убивают они неплохо, но их очень трудно контролировать, ибо жажда крови в них просыпается очень резко. И часто. Бои, в которых не обходилось без напрасных жертв, можно было сосчитать по пальцам. Если бы причина была в жажде крови — это одно, но эти вампиры способны обходиться без крови достаточное время. Они убивали ради забавы, что меня и возмущало. Я уже не раз предупреждал Виктора, что если он или его боец убьет человека без моего повеления, то сильно пожалеет. На какое-то время они успокаивались, но все же им удавалось пару раз выйти из-под контроля. Давно уже пожалел, что взял этих вампиров на службу. — Вот тут ты прав, Штайгер. — ответил я на замечание призрака, глядя на один из горящих домов, — Виктор в последнее время многое себе позволяет. — Может Вам сменить состав бригады? Я замечал, что Владислав более трезв на голову. — Все они звери. Это вампиры. Они — животные. Ими правит голод и постоянная жажда крови. Они как люди — с виду разумны, но стоит их подпустить к тому, что искушает… — Господин? — Ну? — Как думаете, Его Величество образумится? Забавно, но Штайгер не избавился от привычки называть моего соперника Его Величеством, Королем Анхелем, Августейшим королем и так далее. — На его бы месте, — я ухмыльнулся, — на его месте стоило бы.***
За два месяца Анхель Третий потерял города Фаленге́йт, Рио́н, Мергенва́льд, а также крепости Холм Четверых, Сти́лтис, Дре́зден и Вольная Высота. Теперь еще и город Риссон. Учитывая, что Элладин — небольшое государство, а с моей некромагией армия нежити росла и росла, то шансы короля на победу были все меньше и меньше. Но тот явно не сдавался и упорно сопротивлялся мне. Королевское тщеславие не знает границ! Скажу больше, оно отодвинуло разум. Если честно, война эта была мне просто ни к черту. Но опять-таки дело принципа. И вот тут возникал вопрос: мой разум тоже затмило тщеславие? Наверное. Но иного выхода, как наступать, уже не видел. Иначе Анхеля не образумить. А если он не образумится, то закончит свое правление явно печально. Моя самоуверенность не знала границ, хотя любой бы понял, что здесь все очевидно — приоритет на моей стороне. И исход войны лежит на мне.***
Я шел по городу, созывая офицеров для сбора. Внезапно я услышал женский крик. Девушка. Кричала от страха или от ужаса, затем стала звать на помощь. Я уже догадывался, в чем дело, пока бежал в сторону крика. Это был полуразваленный дом, около которого стояло трое вампиров Виктора, но самого его не наблюдалось. Я прибежал к дому, и увидел Виктора, который закончил трапезу над полуседым мужчиной. Вампир отбросил его тело и начал медленно направляться к забившейся в угол девушке. Он садистки смеялся. Так же смеялся, как Вергилий. На меня нахлынул гнев и я громко прорычал: — Виктор! Он резко обернулся и отлетел к стене от удара темно-фиолетового сгустка энергии. Вампир был обездвижен. Я его парализовал. Затем подошел к нему, взял за руки, вытащил из дома и швырнул его на открытое пространство. Затем от злости со всей силы пнул его ногой по лицу и ребрам. Виктор хоть и был парализован, но он все чувствовал. — Урод! Я тебе приказывал никого не трогать без моего ведома?! — я кричал на него, продолжая наносить удары. Это была ярость. Наиболее сильная, чем в осаде Ангулема. — Я тебя спрашиваю, приказывал или нет? Виктор что-то промычал. Я забыл, что язык был тоже парализован. Я снял часть паралича, чтобы он смог говорить. — Отвечай! — злобно взглянул на него. — Приказывал, Аксэль, приказывал. — Так какого, — я ударил его кулаком в нос и по губам, которые мгновенно лопнули, и из них брызнула его мертвая кровь, к тому же я выбил его клык, — какого хера ты ослушался моего приказа?! Ты, ублюдок! — Аксэль! Господин! Прошу тебя… Он не успел закончить мольбу, как я снова ударил его в живот, и Виктора вырвало кровью. Возможно, его жертвы. Я взял кровососа за ногу и потащил к площади. Там я обнаружил эшафот, куда и притащил обездвиженное тело вампира. Перед этим я сломал ему все конечности и хребет, зная, что это не убьет его, но давало достаточно боли. После того, как привязал его к столбу, я подозвал к себе пятерых лучников и приказал им расстрелять Виктора. Вот теперь он никуда не денется, думал я тогда. Вдобавок вонзив в его сердце какую-то железяку, я отошел. До восхода солнца оставалось недолго. Я приказал солдатам перевести девушку к остальным выжившим, а сам стоял и ждал, когда солнце достигнет его тела. Когда Виктор очнулся, лучи утренней зари коснулись его. Свет для существ ночи — главный враг и смертельный яд. Солнце обжигало его привязанное, парализованное и нашпигованное стрелами и штырем тело, которое выло, рычало и ревело от невероятной боли. Утренние лучи не настолько жарки, как дневные, но они убивают медленнее. Солдаты все это видели, а вампиры, спрятавшись в тени, слышали. Прошло не так много времени, чтобы виконт Виктор Нигинский сгорел, оставив за собой кучу праха, а на столбе, к которому он был привязан, торчали стрелы. И тот самый ржавый штырь, который я воткнул с неимоверным удовольствием. Я повернулся и громко объявил: — Так будет с каждым, кто ослушается моего приказа! Я нашел тех троих вампиров, что были около того злосчастного дома. Они были в подвале. Среди них я узнал Владислава, о котором говорил Штайгер. Высокий светловолосый вампир смотрел на меня со спокойствием, но в нем виделась покорность своему господину, мне. — Теперь ты займешь его место. — спокойно сказал я ему. Он кивнул. — Немой, что ли? — Нет, господин, просто… — он опустил голову, — Я пока не могу говорить. — Жалеешь Виктора? Он сам виноват! — Я говорил ему, — он согласился со мной, — что не стоит этого делать, но он главенствовал над нами, поэтому мы не могли ничего сделать. Я махнул рукой и вздохнул: — Ясно с вами. Я прикажу доставить вам гробы. Вас перетащат в другое место. Владислав кивнул и поклонился мне. Я же развернулся и ушел на свою ставку.***
Я сидел в своем шатре за столом, разглядывая карту. Она вошла сюда. Стройная девушка, русые длинные волосы, небрежно собранные в хвост. На вид ей было около двадцати. Она смотрела на меня, что было очень ощутимо. Я взглянул на нее — на меня смотрела… Нет, не бездна карих глаз, но будто выжженное поле, на котором вот-вот прорастет что-то такое, что станет символом обетованного. На мгновение мне стало не по себе. Не от презрения с ее стороны. Его не было. Это было что-то иное, не темное. Но все же я вернул самообладание. — Как твое имя? — спросил я ее. — Анна. — ответила она и опустила глаза. — Тот мужчина в доме, кто он был? — Мой отец. Я вздохнул, закрыл глаза, затем открыл их, встал, упершись кулаками. — Ты сможешь похоронить своего отца, а затем можешь забрать своих родных и уходить. Куда захочешь. — У меня больше никого нет. Я промолчал. Это был один из тех случаев, когда и сказать нечего и не стоило ничего говорить. — Вы напали на город, убили много человек, так почему отпускаете меня? — она снова посмотрела на меня. Тяжелый взгляд. — Я убивал тех, кто поднимал оружие. — ответил я ей в этот раз не взглянув в ее бездну, — Таковы правила войны. Я не трогал безоружных. Тот вампир ослушался моего приказа. Он получил по заслугам, можешь не беспокоиться. — Я и не беспокоюсь. Я не понимаю, зачем вы воюете? Вы и король Анхель. Почему кто-то вверху объявляет войны, а обычные люди должны страдать из-за этого? Я молчал. Это был хороший вопрос. — Если б не ваш августейший король, то всего этого не было бы, Анна. — Но можно было избежать этого! Я промолчал, затем сказал: — Можно, но не избежали. Видимо, Судьба так захотела. Ступай, Анна. Иди. Девушка вроде собралась что-то сказать, но промолчала и вышла. Я глубоко вздохнул и потер рукой лоб. Это напрасная война. В очередной раз я убедился в этом. День прошел, и настала ночь. Я решил поспать в своем шатре. Но заснуть не получалось. Столь короткий разговор с этой девушкой так сильно вбился в память. Ее взгляд. В нем не было ненависти, скорее, больше горечи, сострадания, вопросов. Но мне это каким боком уперлось? Почему я должен был думать о какой-то девчонке, которая потеряла отца, потому что какой-то озабоченный вампир ослушался моего приказа? Его кровь не на моих руках, а на викторовых. Но от этого было не легче. Анна произвела сильное впечатление. Подобное уже было.***
Апрель 802 года. Тра́нквиль. Во всем Ксаре известно, что государство Транквиль — земля аристократов, роскоши, графства и всего светского. И, как ни странно, сюда забрела моя скромная персона. Зачем, спрашивается? Я тогда просто путешествовал по миру. Как раз было время, когда некромаг мог быть где угодно. А, учитывая мое пристрастие к путешествиям еще со времен моей прошлой жизни, это занятие меня привлекало намного больше. Скажу даже, что это был большой плюс в некромагии. «Некромаг свободен в своих действиях, покуда сии не преступают Кодекс».[Отрывок из «Кодекса Некроманта»] Путешествовал я уже давно и не раз. Началось все это со времен убийства Карло Бруно. Я уже обошел Мехэллад (пока он был еще в целом состоянии), Вира́нию, Бале́р, Нуриа́нскую Империю и прочие земли. И вот я оказался в Транквиле. Если другие страны были хоть как-то похожи друг на друга, то эта выделялась чем-то особенным. Здесь все казалось и чувствовалось по-другому: земля мягче, трава зеленее, небо более голубое, даже свет ярче. Некоторые называли Транквиль маленькой Эльда́рией [Эльдария — один из континентов в мире Элианор, является самым большим по масштабам]. И мне было как-то неловко находиться среди этой красоты — я был здесь четко выделенной белой вороной. Было около полудня. Солнце светило ярко, небо было безоблачным. Я вел своего увешанного сумкой и припасами коня по пыльной дороге, которая буквально разделяла границы засеянных и цветущих полей диких цветов. Вдали, у развилки, я увидел перевернутую повозку, несколько мужчин и светловолосую девушку. Судя по ее голубому платью, явно не из бедного сословия (не каждая дама носит шелк). Чего нельзя было сказать о мужчинах. Бандиты. Они пытались ее изнасиловать. «Вмешаться или нет?» — спрашивал я себя, остановившись недалеко от них. Она кричала, звала на помощь, пока садисты смеялись и говорили непристойности, попутно угрожая ей. Затем один из них заметил меня. Что ж, пришлось втянуться в это дело. — Эй, чего встал? Вали на хуй отсюда, пока тобой не занялись! — прорычал бандюга. — Не скажу, что буду рад, — ответил я, подходя к этой «славной» группе, — хотя, я вообще не рад оказаться жертвой изнасилования. Были бы вы посимпатичнее, да и были бы женщинами, то еще можно подумать, а вот подставлять свою честь таким безобразиям, как вы, — боги, упасите! — Чё сказал? Я тебе сейчас горло перережу, урод! — Да ладно, приятель, серьезно? — развел я руками, — Почему-то у меня сомнения. — Сейчас мы их развеем, Борик, займись им! Борик, который был ростом в два метра подошел ко мне, размахнулся дубиной… Хочется отметить, что многие здоровые по телосложению люди используют большое оружие, типа дубин. Наверное, соответствие своему образу — дуб с дубом. …и попытался попасть мне в голову. Мне удалось увернуться от удара, парализовать заклинанием ногу, вытащить кинжал, пару раз ударить в район почек и перерезать горло. Затем этот кинжал я метнул тому хаму, который все пытался изнасиловать девушку, но никак не получалось, так как делал это медленно. Прямо как в самой скверной сказке. Лезвие как гвоздь вошло в горло ублюдка. Оставшиеся двое ошарашено смотрели то на зарезанного Борика, то на, видимо, их предводителя, затем резко побежали в сторону. Девушка опустилась вниз и заплакала, закрыв лицо руками, затем попыталась поправить свою сорванную одежду. Я же направился к убитому насильнику и вытащил из горла кинжал. — С-спаси-бо. — сквозь слезы проговорила девушка. Я промолчал. Она встала, протерла глаза и более спокойно повторила, чуть улыбаясь: — Благодарю вас, сударь, за спасение. Я снова промолчал, но на этот раз посмотрел на нее. Низкого роста, длинные волнистые светлые волосы. Красива на лицо. Не худая, но и не полная. Такие девушки среди знати — ценная редкость. Она опустила свои голубые глаза и чуть покраснела. — Даже в Транквиле бывает опасно, — сказал я, — а Вы, мадам, ходите без присмотра! — Я миледи! — подняла голову. — Тем более, как воспитанная и умная леди, в последнем что-то сомневаюсь, Вам не стоило находиться посреди пустой дороги одной. — я указал ей на место нападения, — К тому же, фокус с разбитой повозкой достаточно известен. Лишь дурень купится на это. Девушка сжала кулаки и нахмурила брови: — Вы намекаете, что я недостаточно умна?! Как бы ей объяснить, что ум с женщиной не очень-то вяжется? Вопрос сложный. — Обо всем говорят Ваши поступки, миледи. — ухмыльнулся я в ответ. Она опустила голову. Да, достойный аргумент и ответ. — Вы правы, сударь. Я допустила такую ошибку. — Ничего, я слышу топот копыт. Наверное, за вами. — Боги, — вздохнула девица, — достанется же мне… — Это уже Ваши проблемы, миледи. — махнул я рукой, развернувшись к ней спиной, — Я уже сделал свое, хоть и не жаждал этого. Стук копыт становился громче. Перед нами появилась целый конный отряд, впереди которого блестел мудями, прошу прощения, латами какой-то молодой и важный господин с тёмно-русыми заглаженными волосами. А лик его также напоминал откровенно ухоженные муди — блестели и выглаженные донельзя. — Боги, миледи Ксэн! — спрыгнул он с коня, — Я же просил Вас не уходить так далеко! А если бы Вы попали в опасность? — тут он посмотрел на меня, сделал надменное лицо и презрительно спросил, — А это что такое? — То есть, — ответил я, — то есть тот факт, что около вас лежат два окровавленных трупа, Вас вообще не смущает, верно? А лишь моя персона? Удивлен я Транквилем! — Как разговариваешь, смерд, со мной, бароном Ридусом? — Барон Ридус, — вмешалась девушка, именуемая как миледи Ксэн, — этот, как Вы выразились, «смерд» спас мою жизнь от рук этих бандитов, которые пытались… Ограбить меня! — Правда? — чуть-чуть, почти незаметно, охладил свой пыл барон, — Что ж, благодарю Вас, любезный незнакомец. А теперь, — обратился к миледи, — нам пора ехать! — Я хочу, чтобы… — начала Ксэн, затем обратилась ко мне, — Как Ваше имя, сударь? — Разве это имеет значение? — спросил я. — Конечно, имеет! Я должна знать имя спасителя! Я сдуру ляпнул свое настоящее имя, а мог бы придумать: — Аксэль. — Так вот, — снова обратилась девушка к барону, — я бы желала, чтобы господин Аксэль присутствовал среди нас и был достойно вознагражден за мое спасение! — Думаю, это лишнее. — скрестил я руки. — Вот, — кивнул барон, — этот человек не особо горит желанием. Но Ксэн это не остановило. Она подошла ко мне ближе, посмотрела на меня и попросила более тихо: — Пожалуйста, господин Аксэль. Вы спасли меня. Я не могу оставить Вас без благодарности. — Вы сказали мне «спасибо». Этого будет предостаточно. — Этого мало, поверьте! Взгляд. Два чистых озера на белой поверхности. Лишь сейчас признаю ошибку в том, что я повелся на эти глаза. — Хорошо, миледи, — сжав губы, ответил, — если Вы так хотите, я сопровожу Вас. Она улыбнулась: — Я очень рада. Она рада, что нельзя было сказать про барона. Но его персона — одна из последних рож, что волновали меня когда-то.***
Поместье миледи Ксэн, точнее ее отца — графа Коэна, было довольно типично для транквильской знати: шикарно обустроенное помпезное здание, вокруг которого расстилался огромный цветущий сад. Не хватало еще фанфар и красной дорожки для полноты картины. Многие утверждают, что некроманты видят красоту только в смерти — это далеко не так. Я был весьма впечатлен этим пейзажем, хотя вида старался не подавать. Мы благополучно добрались до поместья Коэна, при этом я хорошо чувствовал странные взгляды в мою сторону, особенно от барона Ридуса, который косил то на меня, то на Ксэн. Не люблю таких людей, не выношу. Хвалятся лишь тем, что имеют титул, а что они собой представляют — на грош и не тянут. И что самое печальное — таких много в мире. — Неплохое поместье, миледи. — сказал я Ксэн, когда мы подошли к парадному входу. Девушка ответила благодарностью и смущенной улыбкой. — А кем Вы будете, любезный? — спросил меня Ридус. Мне не стоило раскрывать свою истинную сущность, поэтому я представился как странствующий путешественник. — А как часто Вам попадаются такие… Истории? — спросила миледи. — По-разному. — ответил я, — Когда часто, когда нет. — А Вы же не из обычных людей? — В каком смысле? — Ну, простите за бестактность… — опустила глаза девушка. — Говорите уж. — Ваши глаза и волосы… — А-а-а. — протянул я, пытаясь в очередной раз увернуться от неудобных вопросов, — Неудачный… Эксперимент с магией. — Так Вы маг? — широко раскрыла глаза девчонка. Я кивнул. Идиот! — Как интересно! — восторженно отметила Ксэн, — Я очень мало магов видела. И на миг мне подумалось, что она попросит меня сделать какой-нибудь «фокус-покус», и я оказался прав. — Господин, Аксэль, я могу Вас попросить продемонстрировать что-нибудь из Вашей стихии? — Да, — язвительно улыбнулся Ридус, явно не веря, что я маг, — покажите, мы Вас просим. — Боюсь, что сейчас неподходящий момент, сударыня, так как вижу, что некий роскошно одетый человек идет в нашу сторону и, не побоюсь отметить, что это Ваш отец, миледи. И тут я тоже оказался прав. Граф Коэн. Что мне было известно об этом человеке? То, что он — один из влиятельнейших людей Транквиля и примечательная фигура в торговой гильдии Ксара, называющейся «Южный поток». Туда входили страны, располагавшиеся в южной части материка, в числе которых был и Транквиль. Коэн — успешный торговец, добившийся богатства и графского титула, что было достаточно редким явление среди торговцев. По этой причине у него было достаточное количество недругов и завистников. А что касается друзей, то лично мне кажется, что они были пользовавшимися его положением партнеры. Но что выделяло этого человека в хорошем свете — это его ум, воспитанность, принципиальность и твердость в решениях, а также хорошие знания в области экономики, в чем я лично уступаю даже самому обычному торговцу на рынке. Взглянув на него, я отметил про себя, что для зрелого титулованного мужчины с шикарными усами он был в отличной физической форме. — Ксэнтия, дочь моя! — воскликнул граф, — Где ты была? — Прости, отец, — ответила миледи, — я не хотела… — Не хотела что?! — рявкнул граф. Он был разъярен. Это вызвало у меня улыбку, что заметили и другие, в том числе и достопочтенный Коэн. — А это кто? С кем честь имею? — Имеете честь со мной, граф, — ответил я немного язвительным тоном. Ничего не мог с собой поделать — тамошняя обстановка смущала меня настолько, что сарказм и «языковая язва» так и лезли наружу. — Вы, сударь, не особо любезны, я погляжу, — прищурился Коэн. — Прошу простить мой сарказм… — я был готов к новому язвительному предложению, но меня перебила Ксэн. — Дело в том, отец, что на меня напали разбойники, а этот любезный господин по имени Аксэль спас меня. — Понятно, — бросил граф, — значится, Вы, любезный господин по имени Аксэль, прибыли сюда в сопровождении моей дочери за… Благодарностью? — Никак нет, граф, мое появление в Вашем поместье никак не входило в мои планы. Данное событие было инициативой Вашей дочери. Посему, я бы хотел откланяться и отправиться во все четыре стороны. — Не язвите, сударь! Да, у них были явные проблемы с терпением, в том числе и у графа, потому что он постоянно перебивал меня. Не сказал бы, что это хорошая привычка. — Господин, Аксэль, — тихо обратилась ко мне Ксэн, — почему Вы так стремитесь уйти отсюда? — Я себя некомфортно здесь чувствую, миледи, сойдет ответ? — Никак нет, без благодарности и почтения Вы не уйдете! Боги, не видел никогда таких настырных девчонок! Другие бы убежали моментом, но не эта, черт бы ее побрал, миледи! — Отец, я прошу… — начала Ксэн, но граф что сделал? Правильно, перебил ее. — Молчи! Иди в дом, я с тобой поговорю сейчас! А Вы, — обратился он ко мне, чуть сбавив пыл, — что ж, заходите. Мы не прогоняем гостей… Даже неожиданных и незваных. Я кивнул ему и вошел в поместье. Транквиль славился гостеприимством, но на тот момент радушным оно не было.***
Что же мне делать в этом доме, думалось мне в тот момент. Сбежать? Можно, но тогда я посчитал это за грубость, поэтому решил остаться. Наверху я увидел человека, который рылся в большой книжной полке. Я поднялся по лестнице туда и посмотрел, кто это и что он там ищет. Он явно не ожидал меня увидеть. И именно поэтому, когда он оглянулся, подпрыгнул и чуть не уронил полку. — О, боги! Ай! Ох, как же Вы меня напугали! — Это нормальное явление. — спокойно ответил я. — С кем имею честь знакомиться, сударь? — улыбнулся старик. Да, забыл отметить, это был старик — чудной, с длинной редкой бородой, с чудным колпаком на голове, прямо как в сказках. — Аксэль. — Очень приятно, Клайв Ро́зенберг к Вашим услугам, господин Аксэль. — он приложил правую ладонь к левой груди и наклонил голову в знак приветствия, — Что же Вас привело в поместье почтенного графа? — Случайность. На самом деле я и не думал сюда попадать, но получилось так, что попалась на глаза его достопочтенная дочь… — Ах, да, я слышал какой-то шум около парадной двери. Шум? Я бы это назвал диким ором, словесной содомией, нежели шумом. Но, по всей видимости, Розенберг был так увлечен книгами, что его раздумья заполонили слух. Я сел на стул, сиденье которого было мягко и приятно для уставших, и поинтересовался у старика: — Вы, кажется, что-то искали в этой полке? — Ах, да, сударь, искал, спасибо что напомнили. А то забыл бы! — он повернулся ко мне спиной и вновь принялся рыться в полке, — Да где же она? — Что ищете? — Я ищу сочинения архимагистра Мисте́риуса от триста девяносто пятого года… — «Некромагия: Добро или Зло?» — закончил я его слова. — Вам известно это сочинение? — с удивлением обернулся Клайв. — Да, — кивнул я, — мне известно, что данное произведение запрещено для публикации, и я удивлен, что оно имеется в поместье графа. — Дело в том, — начал Розенберг, — что я магистуд [Магисту́д — ученый, не имеющий магических сил, но изучающий магию с точки зрения науки]. Поэтому мне интересны все типы магии. И для меня граф оказал честь найти данное произведение за немалые деньги. — Простите за бестактность, а графу Коэну какой прок покупать Вам литературу? — Хороший вопрос, почтеннейший! — Розенберг чуть приспустился с лестницы, чтобы не упасть, — Дело в том, что покойный ныне отец графа — мой старинный друг, который также интересовался магией, поэтому тот перед смертью завещал графу Коэну помогать мне в поисках литературы и интересных артефактов, что граф с удовольствием делает. Мы очень тепло относимся друг к другу. Граций гордился бы им, будь он жив. Я бы дал им возможность встретиться лично, но, боюсь, меня на кол посадят за такую «добродетель». — Думаю, искомая Вами книга, — сказал я Розенбергу, — находится на самом верхнем отделении. — Ох, сударь, боюсь, не дотянуться мне туда, — с досадой отметил старик. Я встал со стула и направил руку к той самой стопке книг, из которых выпала нужная. Розенберг поймал ее, повернулся ко мне и широко улыбнулся, явив моему взору немногочисленное количество зубов. — Так Вы маг! И как же я сразу не догадался! Ох, старость не в радость… К тому же, Вам известно сие произведение! Для меня это большая честь! И, судя по тому, с какой легкостью достали мне книгу с помощью заклинания, вы — очень хороший маг. — Ну, не скрою, неплохой. Явно не новичок. — Это очень хорошо! А скажите, к какому магическому институту Вы относитесь, господин Аксэль? [Магический институт: 1) строгое распределение магии по ее типам. 2) учреждения магических искусств] Хотя нет! — поднял он руку вверх, — Я сам постараюсь угадать. Я бы не хотел, чтобы магистуд со стажем узнал бы мой институт магии, поэтому мне оставалось лишь надеяться. — Боги… — протянул он, затем тихо добавил, — Неужели Вы — некромаг? Я предпочел промолчать, ибо обмануть магистуда было очень трудно. Розенберг обошел меня вокруг, разглядывая мою одежду, и обратил внимание на мое лицо, особенно на волосы и глаза. — И как я не догадался? Точно старею… — сказал он серьезно, но чувствовалось спокойствие в голосе, будто видеть некромага для него — это обычное дело, — Я так полагаю, господин Аксэль, Ваше лицо — это результат какого-то эксперимента? — В принципе, да, профессор Розенберг. — с каменным лицом ответил я. — Успокойтесь, я не выдам Вас. — тихо он сказал и чуть улыбнулся так, как улыбаются старики — добродушно. Не каждый день я вижу искреннюю улыбку. Воистину Транквиль — необычное государство. — Впервые вижу таких молодых некромагов. — подметил мою молодость Розенберг. — Смею сказать, профессор, что тот неудачный эксперимент отразился и на моем возрасте. На самом деле я намного старше. Старше Вас, Клайв. — И сколько же Вам лет, сударь? — Если память не изменяет мне, то сто два года. Розенберг вздохнул и сел на стул. — Боги, я поражен! В таком возрасте маги, даже использующие омолаживающие чары, и те не так молодо выглядят, в отличие от Вас. — Вот тут Вы не правы. Некоторые маги специально старят себя, чтобы выглядеть более солидно, хоть и могли бы себя омолодить до состояния своего отрочестве. Повторюсь, при желании. В моем случае такие чары не нужны. Откровенно говоря, мне до сих пор не известна причина таких особенностей. — Интересно, а к какому разряду Вы относитесь? — Мастер третьей ступени. — Ого! Это весьма почетная степень для магов. — Я знаю. Розенберг снова улыбнулся, а затем спросил, указывая на книгу: — Как Вы считаете, что есть правда из написанного Мистериусом в этой книге? — То, что некроманты — это теоретики, а некромаги — практики. Это прописано в нашем Кодексе. — У некромантов есть Кодекс? — Конечно, как и в любом магическом институте! — бросил я. — Простите за бестактность. Я кивнул ему, затем продолжил: — Еще некромагия — это не Зло и не Добро. Это особая сторона в природе Магии. Архимагистр Мистериус верно указал на это, но, тем не менее, он приписал Некромагию к разряду Темной. Из-за повсеместного мнения, наверное. Однако, он вывел теорию о, так называемой, Серой магии. Именно так Мистериус называл некромагию и некромантию. Я услышал шаги, обернулся и увидел барона Ридуса, который язвительно улыбался. Мерзкий тип. — О чем шепчетесь, милостивые государи? — спросил Ридус. Ему ответил Розенберг: — Мы с достопочтенным господином Аксэлем говорим о магии, поскольку он — мастер в этом деле. — Вот как. Любопытно. А что ж так тихо беседу ведете? На этот раз вступился я: — Не обязательно же орать как резаная курица, сударь. — Я не имел в виду орать, а разговор в средних тонах. — Загвоздка в том, барон, что люди имеют право выбирать как темы для бесед, так и тональность их ведения. К Вашему сведению. — я, сжав губы, шутливо улыбнулся, спрятав руки за спину. Барон подошел ко мне поближе и язвительно бросил: — В поместье графа Коэна фривольность в разговоре и повадках не приветствуется. К Вашему сведению, господин маг. — обращение он проговорил с показушным презрением. — Что Вы, барон? Никакой фривольности, а открытость к окружающим людям. Ридус прищурил глаза и ухмыльнулся. Если бы мы вели беседу в окружении толпы, то всем было бы очевидно, что между нами пролетела искорка нелюбви друг к другу. Я услышал шаги с другой стороны. Шли три человека. Шаги одного человека были торопливы, а скорость двух других были более сдержанны. Первой в зал вышла Ксэн. По ней было видно, что она была на нервах, но старалась держать себя. А за ней следовал граф Коэн с женщиной в красном. Очевидно, его супруга. Ксэн остановилась, взглянула наверх, посмотрела на нашу троицу. Когда ее взгляд остановился на мне, то она сразу же опустила глаза. — Барон Ридус? — обратился Коэн. Ридус поклонился, граф продолжил: — Прошу Вас сопроводить на время миледи Ксэнтию в сад. — Почту за честь, граф! — его лицо буквально засияло. Теперь все ясно. Он неровно дышит к девчонке. Только вот к девчонке ли? Когда Ксэн с Ридусом ушли, граф обратился ко мне: — Прошу Вас спуститься, господин… — Аксэль. — в очередной раз я огласил свое имя. — Да, прошу прощения. Все так любят просить прощения, что уже по горло ими насытился! Я спустился к графу, поклонился ему и его супруге. — Мы с моей супругой Розой крайне благодарны Вам за спасение нашей дочери. — Пустое, граф. — невозмутимо я ответил. — Присядем? — показал он рукой к камину, около которого располагались три кресла. Я кивнул, и мы направились к ним. Первой села графиня Роза, затем граф, а уж после и я. — Знаете, господин Аксэль, — начал Коэн, — Я хотел бы извиниться перед Вами за грубость. Поймите меня правильно. Ксэнтия — наша единственная дочь. И мое волнение зачастую переходит грань… Этики. — Я понимаю, граф. С моей стороны было тоже не этично использовать сарказм, за что прошу простить меня. Вот так вот! Теперь я стал извиняться и разговаривать как дитя голубой крови. Все-таки, от влияния общества не уйдешь, поневоле станешь ее частью. После обмена любезностями Коэн сменил тему: — Знаете, Вы вызываете различные впечатления. — Простите? — С одной стороны вы прямолинейны до грубости, что говорит о Вашей принципиальности и личной независимости, а также открытая демонстрация асоциального поведения. А с другой — Вы любезны, неглупы, по всей видимости, и уважаете правила дома. И что самое интересное, Вы умеете сочетать эти противоположности. — Что еще интересно. — вмешалась графиня Роза. О, она умеет разговаривать. Но я был восхищен, ибо голос ее был приятен. Как и аромат ее духов — роза. — Что еще интересно, господин Аксэль, — графиня продолжила, — Вы открыты перед людьми, но в то же время стараетесь быть закрытым в разговоре. Скажите, как это у Вас выходит? Если честно, я не мог понять цели их разговора, а также того, как они узнали о моей скрытности. Но ответил им: — Все просто. Я такой, какой есть. Держусь принципа честности и прямоты перед людьми. Говорить то, о чем думаешь и говорить кому-то то, что ты о нем считаешь. Но при этом не быть невеждой и ханжой. Сложно, но можно. — Правда? — спросил граф, — И что же ты о нас думаешь? На этот раз он обратился ко мне на «ты». — О Вас, граф, я думаю следующее: Вы уважаете других, но главное, уважаете себя, поэтому ни перед кем, простите, не лобызаете и никому не язвите. Вы умны, статны, воспитаны, как и полагается человеку Вашего сословия. Но при этом Вам наверняка скучно общество, которое Вас часто окружает. Очевидно это связано с Вашим графским титулом, который влечет за собой множественное количество официальных встреч, сопровождающихся балами и банкетами для высших кругов общества. Вам не хватает того огонька, что горит в Ваших глазах, как когда-то горели в Вашей молодости. Коэн медленно встал с кресла, затем после небольшой паузы проговорил: — Откуда это Вам известно? — Если Вы про огонек, граф, то я его заметил, когда миледи Ксэн представила меня Вам. Вы явно поняли, что я из путешественников, которые могут рассказать интересную историю и поведать, что творится во внешнем мире. Думаю, Вы когда-то в юности горели путешествиями, верно? После небольшой паузы граф с легкой улыбкой ответил: — Верно. Очевидно, от меня эту любовь и унаследовала моя дочь, но больше ее тянет на романтику, как когда-то тянуло юную графиню. — тут он повернулся к супруге и улыбнулся. Как в скверной сказке — все так хорошо и радужно. Если не принять тот факт, что их дочь могли изнасиловать пятеро здоровых и грязных мужиков, которые и не постеснялись бы по несколько человек сразу «приняться» за ее тело. А после либо распотрошить ее тело, скормив собакам или падальщикам, либо потребовать с ее семейки выкуп за ее жизнь. — Однако, — вернулся к разговору граф, — вернемся к нашей теме. Ксэнтия слишком фривольна, так как она юна и наивна. Потому и попала к разбойникам. Но если бы не Вы, Аксэль, то мы могли бы не увидеть нашу дочь живой. Мы Вам благодарны и хотели бы принять Вас как гостя нашего дома. Отдыхайте и будьте как под своей родной крышей. Вот такого поворота событий я не ожидал. Странно, если граф меня принял в свой очаг, то почему Ксэн нервничала? Вероятно, из-за того, что ее отец дал хорошую оплеуху за такую оплошность. Все же для меня это было подозрительно. Слишком все радушно. Даже не по себе становится. Либо что-то не так, либо я отвык от приличия и банальной доброжелательности. Граф еще добавил: — И мы не можем оставить Вас без вознаграждения. — Прошу простить, граф, но мне ничего не нужно. — Я это могу принять как обиду. Я сделал паузу, а затем сказал: — Хотя, если Вы позволите взять кое-что из Вашей личной библиотеки, то почту за честь. — Такая мелочь? Что ж, я удивлен Вашим выбором. — Не скажу, что книги — это мелочь. Ценность для ума и будущего мира — вот что такое книга. Вы так разве не считаете? — Нет, что Вы? — хихикнул граф, — Я категорически согласен с Вами! В нынешнее время литература занимает, увы, не первое место. Люди отдают предпочтение материальным ценностям, нежели духовным. Мы ценим то, что можно продать и то, что можно купить. — Слова истинного торговца, граф. — Если быть честным, то я не особо поддерживаю такую позицию, хоть и занимаюсь торговлей. — Если принять Ваши слова во внимание, то книгу также можно продать или купить. — Верно. Однако книга несет в себе знания. А это куда более ценно, нежели материальный достаток. Увы, люди этого не понимают. — Вы — мизантроп? — Нет, что Вы! Наоборот, я — филантроп и меценат. Я кивнул головой. Довольно похвальные качества для человека высшего общества. Хотя насчет меценатства — это обычное явление для аристократов и несет в себе такой смысл, что людям просто некуда девать свои деньги, вот и вкладывают их в искусство, на благотворительность и тому подобное. Нельзя сказать, что делается это от чистой души. Скорее всего, они принимают в себя иллюзию чистосердечности. Но могу и ошибаться. — Располагайтесь, господин Аксэль. — граф Коэн с супругой встали с кресла, а после добавил, — Завтра будет званый ужин. Сочтите за честь присутствовать на нем. — Я постараюсь, граф. — встал я и кивнул головой ему и графине. Некромант на балу! Я даже представить не мог, как это выглядит! До сих пор не могу понять, почему я тогда не ушел.***
Полнолуние. Я гулял по саду поместья. Он был красив, завораживал своей загадочностью и в то же время своей простотой. Пожалуй, это один из лучших садов, что я видел в своей жизни. В нем не было диковинных деревьев и цветов. Вся растительность была местная, транквильская. Фиалки, лютики, тюльпаны. Дубы, ивы около пруда, ольхи. А серебряный свет луны, падавший на листву деревьев, которая, отражала его, придавал тому месту особую окраску. Она заставляла меня задумываться о вечных вопросах, чем я постоянно забивал свою голову. И так захотелось сесть около ствола одинокого дуба, посмотреть на огромный бледно-серебряный диск, а затем со временем уснуть. Именно там я ощутил в себе какое-то спокойствие, умиротворение. Если еще людей убрать, тогда было бы прекрасно. Давным-давно я мечтал, что если у меня будет свой дом, то сделаю подобный сад. Говорит ли это о том, что во мне тоже просыпается чувство к прекрасному? Говорит, еще как говорит. Даже холмистые степи Моро не так красивы под луной, как сад в поместье Коэна. Может потому, что он был живым, а мой дом — обитель мертвых? Думаю, это так. Но не всегда Моро был таким. Жаль, что не довелось его видеть в лучшие времена. Это было слишком давно. — Господин Аксэль? — услышал я знакомый мелодичный, но тихий голос Ксэн. — Я не сплю. — ответил я ей с закрытыми глазами, сидя у ствола дуба, к которому прислонился несколько минут назад, — Вы что-то хотели, миледи? — Просто, — девушка замялась и было слышно, как она руками перебирала свое платье, — просто я гуляла тут и заметила Вас около дуба. — Забавная ситуация, верно? — на этот раз я открыл глаза и посмотрел на нее. Она опустила взгляд. — Вас пугают мои глаза? — спросил я ее. — Нет, что Вы! — воскликнула миледи, — Почему Вы так решили? — Потому что когда на Вас смотрю, или Ваш взгляд соприкасается с моим, то Вы постоянно опускаете глаза. Мигом. — Просто… — Скромность? — Да! — более оживленно ответила девушка, — Именно скромность! — Это да, у Вас имеется такая особенность, но при том Ваша настойчивость поразительна! Если б не она, то здесь бы я не остался. — Вы хотите сказать, что из-за меня Вы остались? — Не знаю, миледи. Но Ваше влияние присутствует. С Вами невозможно спорить. Интересно, почему? Так и не узнал ответа от себя. Девушка улыбнулась и чуть покраснела. — Ваше смущение убивает. Будьте смелее! — сказал я Ксэн, на что она ответила: — Один раз я сделала смелый поступок. Кончилось не очень хорошо. — Если Вы о сегодняшнем происшествии, то прежде чем делать какую-либо смелость, нужно подумать хорошенько, а стоит ли оно того? — А Вы думали, когда решались спасти меня? — Долго думал. — ответил я ей прямо. — И что, Вы могли бы оставить меня в таком положении? — удивленно спросила миледи. Я не сразу ответил. — Вы думали, что я из категории книжных рыцарей на белом коне? Это не так, миледи. За моей спиной чего только не было. Достаточно плохих дел. — Например? — спросила Ксэнтия, присев на колени. — Я убивал и убиваю ныне. — Я знаю, сегодня Вы убили двух разбойников. — Мерзкое зрелище, не правда ли? — Если честно, то отвратительно. Никогда не видела столько крови. — девушка сморщилась. — Потому что меня учили именно так убивать. — А где Вас учили? Я хотел ответить, но тут вспомнил, что не стоит раскрывать личность некроманта. — Не могу сказать. — ответил я. — Почему? Вот настырная! — Потому что я дал обет, который запрещает мне говорить о моей школе фехтования. — соврал я ей. — О-о-о, понятно, обет — это святое дело! Дело чести. — девушка сделала паузу, затем спросила: — Господин Аксэль, а Вы придете на завтрашний бал? — Боюсь, что нет. — Но почему? — Дело в том, что я не особый любитель подобных мероприятий. — Но мой отец же Вас пригласил. И он надеется, что Вы окажете честь присутствовать там. К тому же… — начала Ксэн, но остановилась. — «К тому же» что? — Ничего. — встала она и резко побежала. Странные у меня подозрения насчет нее. Транквиль — чудное место.***
— Господин Аксэль, не противьтесь, раз уж согласились прийти на званый ужин, так одеться надо подобающе! — причитал Розенберг. — Моя одежда и так неплохо выглядит! — бросил я в ответ. — Это верно, но она слишком изношена. — Может потому, что я в ней путешествую? — Не язвите, сударь, — с усмешкой отметил старый магистуд, — а переоденьтесь! Я уверен, что на Вас эта рубаха и этот замечательный жилет будут смотреться прекрасно! Я снял свою рубаху, взял одежду из рук старика, а тот посмотрел на мою шею, на которой висел мой амулет в виде вороньего черепа — это отличительный знак моего Клана в Моро. — О-о-о, я никогда не видел их вблизи. — с интересом отметил Розенберг, — А правда, что «ежели чужая длань коснется амулета, то проклятие ниспадет на чужака такое, что сами боги не посмеют пожелать грешнику таковых»? — процитировал он книгу Мистериуса. — Конечно, правда. Только истинные некроманты носят его без вреда. Магистуд посмотрел на меня иронично и сказал: — Вот кого Вы пытаетесь обмануть, господин Аксэль? Меня? Я промолчал в ответ, а Розенберг продолжил: — Вы прекрасно знаете мою профессию, и я не настолько глуп, как Вам кажется. Это же выдумка, верно? Я чуть улыбнулся: — Ну, у нас тоже должно быть личное пространство. Однако на амулет и вправду можно наложить пару заклятий, которые нанесут вред тому, кто коснется его. Так что есть доля истины в этих словах. Пока я одевался, Клайв Розенберг задумчиво отметил: — Мне кажется, что барон Ридус мог слышать наш разговор. — Такие, как он, любят слышать то, чего им не положено. — с кривой гримасой я ответил, — Я полагаю, мастер Клайв, Вы тоже не особо радушны к нему? — Если быть честным, то нет. — Я уж думал, что я один такой дурак. — Однако семья барона были очень благородными людьми. И, бывало, я задавался вопросом: почему он стал таким циничным? Что могло повлиять на его характер? — Ответ прост и банален, профессор, — я к нему повернулся, — богатая семья, знатный род и тому подобное. Розенберг посмотрел на меня, точнее на новый наряд и отметил, что он на мне хорошо смотрится. Я повернулся к зеркалу. Не стану спорить, жилет неплохо на мне лежал. Может потому, что его цвет соответствовал моему вкусу — черный. Сам жилет был из бархата и украшен вышивкой в виде растительных узоров, а лежал он поверх белой рубахи с широкими рукавами. Нижняя часть наряда составляла из обтягивающих черных брюк и моих высоких кожаных сапог. Розенберг сказал, что в Транквиле такая одежда сейчас в моде. Никогда не любил все, что связано с модой. Никакой индивидуальности. Ладно, хоть сапоги мои были, однако их пришлось привести в лучший вид, зато какая-никакая капля своего имеется. — Это еще не все, господин Аксэль, — с ехидной улыбкой сказал Розенберг. Я тихо выругался, а магистуд подал мне аби. [Аби́ — мужская приталенная одежда с полами до колен (пола располагаются сзади), отрезной спинкой и высоким воротником; носится нараспашку] — Надеюсь, это все? — спросил я Розенберга. — Да, господин Аксэль. Это все! — У меня ощущение, что эта одежда чертовски дорогая. — Ну, скажем, не дешевая. — И стоило тратиться ради меня? Чтоб я ее надевал на один раз. — Не стоит так обольщаться, милостивый государь. Эта одежда для гостей. — улыбнулся старик. — Даже так? — Даже так. — Что ж, идем… — вздохнул я. — Вы так сказали, будто на казнь идете. — Даже не знаю, что хуже. — задумчиво бросил я ему, собрал волосы в хвост, развернулся и направился в сторону торжественного зала.***
— А вот и Вы, господин Аксэль! — подошел ко мне граф Коэн, затем тихо сказал мне, — я так полагаю, профессор Розенберг одежду подкинул? Я кивнул, а граф чуть улыбнулся. — Что ж, будьте как дома! — сказал он и ушел к другим гостям. «Какого черта я здесь делаю?» — это был один из вопросов, которые я постоянно себе задавал с момента появления в банкетном зале. Масла в огонь еще подливал тот факт, что я замечал косые взгляды присутствующих в мою сторону и шепот. Никогда еще не привлекал столько внимания к себе. Надо было отвлечься от такого давления, поэтому я просто осматривал зал. А был он достаточно большим, что не удивительно, раз он назывался торжественным. В нем, в основном, все было сделано из мрамора, который давал золотой оттенок, потому что было полно горящих свечей. И из-за их обилия здесь стоял ярко выраженный запах воска. Запах приятный, но если находиться в зале долгое время, то из-за запаха и тепла, который исходил от свеч и количества людей, могла закружиться голова. Поэтому такие помещения обычно проветриваются распахнутыми дверями и окнами. В этом зале такие двери вели на балкон. И балконов в зале три, что в очередной раз говорило об огромных масштабах поместья графа Коэна. Можно было даже сравнить с королевским дворцом. Раз я присутствовал не на простом балу, а на званом ужине, то главное достояние такого мероприятия — это банкетные столы. А они были завалены различными блюдами и напитками. Здесь и мясные блюда из свинины, говядины, птицы дикой и домашней, различные салаты, вторые блюда, десерты. Из напитков здесь, в основном, вино. И оно, конечно, из продукции графа. Транквильское красное вино известно по всему миру своим сладким вкусом, а также тем, что от него хмель приходит не сразу. А если и приходит, то это зависит исключительно от количества выпитых бутылок. И, конечно же, какое торжество без музыки? Флейтисты, лютнисты, скрипачи, барабанщики и скальды — музыкальная труппа небольшая, но вместе они создавали хороший музыкальный колорит. Все это время они играли легкую и ненавязчивую музыку, которую при этом приятно слушать, а также музыку для танцев. Лично я не танцевал. Я же некромаг, а не танцор! А что касается музыки, то нас в Моро учили петь, но это имело совершенно другую функцию. «Нечестивая Песнь» — это заклинание, которое передается в виде песни, а поется с помощью расщепления голосовых связок, и получался звук, сравнимый с рычанием гоблина или верещанием демонического борова. И такой звук давал сильнейший психический и физический эффект на противника. Он буквально вселял ужас и панику на человека, а уши его могут кровоточить, ну и в зависимости от силы голоса, его мозг может просто разорваться от напряжения. И используют данный прием только некромаги. Получилось бы забавно, если б я начал исполнять «Нечестивую Песнь». Я даже невольно улыбнулся, представив такую картину, что, думаю, вызвало у других тогда странное ощущение. Но помимо недоверчивых взглядов я наблюдал и любопытные и даже соблазнительные у женщин и юных дев. Жалко, что не было зеркал в зале, чтобы понять, доводили ли такие взгляды до румянца на лице или нет. — Как Вам званый ужин? — услышал я ядовитый, полушепчущий голос барона Ридуса. — Прекрасен! — словно в пустоту ответил я ему. — Все же мне интересно, как так получилось, что ты тут оказался? — Мы уже на «ты»? Хорошо. — Твое появление, Аксэль, вообще портит всю картину происходящего, — барон стоял рядом, убрав руки за спину и периодически сверкал зубами проходящим мимо. — Жаль, что огорчил тебя, барон Ридус. — Это я к тебе могу обращаться на «ты», а ко мне не смей! — Правда что ли? — Именно. — в этот раз он повернулся ко мне, — Ты — ничто! Ты — жалкое подобие человека, которое по воле Судьбы и излишнего снисхождения графа оказалось тут среди высших. — И богов, что мир сей изменить способны. Где-то я такое слышал, барон. — Ты еще язвить будешь? — Конечно, — чуть улыбнулся я, — так как я не ограничен в действиях и словах. — Еще как ограничен. Одно лишнее слово, и ты можешь попрощаться со своей жизнью, мразь. — Как некультурно. Ты же барон из благородного рода, а молвишь слова грязные подобно простому смертному. Боги так не ругаются. Постыдились бы, барон Ридус. — Молчать! — крикнул он на весь зал. Почти все обернулись, чтоб посмотреть, откуда идет источник визга. Кажется, я его вывел, что невольно вызвало у меня улыбку и смешок. — Прошу прощения, дамы и господа, — обратился я ко всем, — мы немного поспорили с бароном. Мы уладим этот вопрос, верно, барон Ридус? Он посмотрел на меня с таким презрением, что даже и врагу не пожелаешь почувствовать силу этого презрения, но он умело построил гримасу добродушности и ответил: — Верно, милостивый государь Аксэль. Уладим. Очень скоро. Просим прощения за эксцесс. После он развернулся и удалился в сторону, мероприятие продолжилось. Я направился на балкон, все также сопровождаемый взглядами и тихими разговорами типа: «Странный человек, посмотрите на его лицо», «А откуда он?», «Меня его взгляд пугает, но одновременно вызывает такое возбуждение!», «Думаю, он маг, а может известный путешественник», «Говорят, он спас дочь графа!» и тому подобное. Эта луна была прекрасна. Огромный бледно-серебряный диск освещал практически все. О чем я думал в тот момент? Я хотел покинуть это место, но что-то удерживало меня здесь. Воля случая или намеренность Судьбы повлияла на мое появление в имении графа Коэна? Какое-то ощущение незаконченности чего-то. Будто я должен что-то здесь сделать. Да никому я ничего не должен! Только себе. А может как раз таки я и должен что-то сделать для себя? — Господин Аксэль? — узнал я другой голос, который вполне приятно слышать. Ее голос. Я обернулся и увидел Ксэн. Под лунным светом она по-другому выглядела, намного… Красивее? Ее светлые волнистые волосы были заделаны в интересную прическу, в которых я не разбираюсь. Ее голубые глаза стали чуть темнее под лунным серебром. Вместо краснеющего лица я видел уверенный взгляд, который подобает девушке знатного рода. И это все давало ей невероятную красоту. И я думал об этом? Нет, я просто оценил внешность человека, вот и все. Никакой левой мысли. — Слушаю, миледи. — кивнул я ей. — Я слышала, — ее голос был слегка взволнован, — что Вы поспорили с бароном Ридусом. Что случилось? — Ничего особенного. — Я же вижу, что Вы ему неприятны. — Такое случается, миледи. — пожал я плечами, — Есть симпатии и антипатии. Кто-то кому-то нравится, а кто-то — нет. От этого не уйдешь. Такова человеческая природа у нас всех. Но ничего серьезного, о чем бы можно было, скажем, волноваться. Ксэнтия промолчала, затем подошла ко мне ближе и посмотрела вдаль. — Мне нравится здесь находиться. Эта луна прекрасна. Я промолчал, лишь кивнул. — Скажите, кто Вы на самом деле? — вновь спросила миледи. — В принципе никто. — не отрывая взгляда от ночного пейзажа, ответил я. — Неправда. Вы — хороший человек. — Неужели? Вы знаете меня почти два дня и уже делаете выводы, кто я есть? Ха, интересно. — Мне достаточно и пяти секунд, чтобы понять, что собой представляет человек! — Первое впечатление обманчиво. — Нет! Это неправда. Первое впечатление — самое правдивое. Потому что рано или поздно оно вновь проявится в этом человеке. Если я Вас вижу хорошим и честным, то так именно Вы и живете. Вы живете по своим принципам, вы отстаиваете свою честь и никогда не обидите слабого! — Ошибаетесь, миледи, — я повернулся к ней, — еще как ошибаетесь! Я тот, у кого не может быть чести и благородства. Я не выношу людское общество, и оно давит на меня невероятно сильно. Так сильно, что мне хочется просто вытащить клинок и перерезать всех этих лживых ублюдков, что окружают меня. Меня есть, за что ненавидеть и не выносить. А главное, меня нужно бояться! Я — некромант! Она промолчала. Смотрела на меня чуть удивленно. Затем спросила: — Правда? Вы некромант? — Да. — Я слышала о некромантах. Слышала, что вы очень жестоки и беспощадны. Что вы страшные отшельники и похожи на скелет. Что у вас никакой чести и милосердия, а все делаете ради собственной выгоды. И что вы навечно прокляты богами за то, что поклоняетесь Смерти. — Частенько слышу такое. Ну, что теперь скажешь, миледи? Она смотрела на меня, затем подошла ближе и, глядя в глаза, сказала: — Значит те, кто мне говорил о некромантах, — лжецы. Либо Вы обманываете меня. Или себя. Вы жестоки к врагам, я это видела. Но как Вы, Аксэль, вели себя в нашем доме, нельзя соотнести к описанию некроманта. Я вижу, что Вы не можете быть воплощением Зла. И то, что Вы говорите, не может быть правдой. Вы, видимо, просто привыкли жить так, как о Вас думают. Вы словно примерили маску, созданную людским словом, и живете в ней, боясь подпустить к себе кого-то, кто способен Вас понять… — Или погубить. — перебил я ее, — Ваши слова, миледи, ничего не изменят. И никто не навязал на меня свое мнение. Меня подготовили к такой жизни, я сам ее выбрал. Это моя ноша, которую только мне носить! Она опустила глаза, но я успел заметить, что они странно блестели. — Вы себя погубите, Аксэль. Я не хочу, чтобы с Вами такое произошло. Вы не должны страдать. — тихо проговорила Ксэн и ушла в зал. Страдать? Сам себя погублю? Ничего глупее и не слышал. Вот о чем я подумал, прежде чем глубоко вздохнуть и повернуться к лунному диску. Черт! Я сказал ей, кто я. Но она отреагировала спокойно. Почти спокойно. Но никакого страха или презрения. А какое-то… Сожаление? Она сожалела о том, кто я? Она хотела пожалеть меня? Глупость! Считать мою жизнь несчастьем и жалеть ее. Я выбрал участь некромага, и, в принципе, меня все устраивает. Даже если люди меня презирают. Но я-то! Я отношусь ко всем открыто — кого-то презираю, кого-то игнорирую, кто-то может меня слегка повеселить, а кто-то взбесить. Ни малейшей лжи и притворства. Я — тот, кто я есть. А тот момент, что я не сказал о своей сущности — это предосторожность. Все же я не глупец, хоть и отношусь ко всему с прямотой. Чего она от меня добивается? Понятия не имею. Хотя подозрения есть. И не скажу, что меня они устраивают. Так я думал, пока находился на балконе.***
«Что есть некромантия? Это ли Тьма, или проявление Света? Нет точного ответа, ибо поднятие мертвого тела считается кощунством и бессовестным делом, как считают многие: от простого люда до магистра магии. Но с другой стороны, поднять тело убитое ради того, чтобы выведать признаки убийцы его, дабы потом вершить правосудие над преступником — стоящая причина пренебрежения нравственным устоям. Но, увы, тех, кто понимает это, слишком малое количество, и то среди них были сами маги Смерти. Мне доводилось видеть нескольких некромагов, и та сила, которую они используют, настолько завораживающая, но одновременно несет такой ужас и страх, что невольно начинаешь думать, что некроманты способны менять мир так, как они захотят. Их заклинания наиболее разрушительны, чем огненные, а процесс поднятия мертвого тела или духа — это легко можно счесть за воскрешение, что невозможно в магии Жизни. Однако сами некроманты говорят, что они не могут воскрешать живых, потому что само воскрешение — это поднятие и тела и духа вместе с его разумом, и что самое главное — воскресший человек независим от того, кто вернул его к жизни. А некромагия специализируется на поднятии мертвого тела, которое подчиняется воле поднявшего его — его хозяина. Может быть, это и есть главная причина того, почему некроманты так ненавистны людям?» — Господин Аксэль? — голос Розенберга оторвал меня от чтения сочинений Мистериуса «Некроманты: Добро или Зло?» — Вижу, эта книга нужна Вам? — заметил магистуд. — Будучи, — сделал небольшую паузу, затем я понизил голос, — будучи учеником некромага, нам рассказывали об этой книге. Она была редкой, ибо в годы жизни архимагистра Мистериуса эти сочинения были единственными из всех его научных книг, которые были запрещены для публикации, так как они, по мнению тогдашних и даже сегодняшних критиков, давали «лживое» понятие о некромантах. И мне до сих пор удивительно, что Вы ее держите здесь, среди людей, которые вряд ли поймут ее наличие в библиотеке графа. А некоторые могут ею воспользоваться как орудие для удара в спину, если Вы понимаете, о ком я? Розенберг кивнул: — Конечно, понимаю. А также понимаю намек на то, что Вы хотите ее взять с собой, верно, господин маг? Я улыбнулся уголком губ. — Не часто вижу таких проницательных людей, профессор. Снимаю воображаемую шляпу. Дело в том, что я ее не успел прочитать в годы юности. Она пропала в Моро. — Так Вы еще и мориец? — удивился магистуд, — Тогда я полностью уверен, что уровень Ваших знаний очень высок. Я кивнул ему. — Вы хотите уехать отсюда? — Да. Сегодня. — Но почему? Вам здесь не нравится? — Здесь хорошо, профессор. Это правда. Уютное место, но не для меня. — я взглянул на Розенберга. Он сжал губы. — Воля Ваша, господин Аксэль, но я бы с Вами хорошо мог побеседовать. Вы отличный собеседник. — Что ж, это похвально слышать от столь проницательного и умного человека. А таких я повстречал немного. — Благодарю Вас сердечно и, — он начал рыться у себя в карманах, — помимо этой книги примите лично от меня этот скромный подарок. Он протянул мне небольшой мешочек из тонкой кожи. Я поинтересовался его содержимым, на что Розенберг ответил, что в нем находится усыпляющий порошок. На случай бессонницы. Отметил, что действие у него моментальное. Я поблагодарил его за подарок, но не знал, что ему оставить на память от меня. А такими вопросами я очень редко занимаюсь. — От Вас, господин Аксэль, мне ничего не нужно. Я и так буду помнить о Вас. Думаю, когда-нибудь, мы снова встретимся. — Не факт, профессор. — отвел я глаза в сторону. — Вы из-за миледи Ксэн? Я промолчал. — Я заметил, как она на Вас смотрит. Кажется, что она… — Вам кажется. — перебил я магистуда, — Она не может так быстро влюбиться. — Поверьте, я знаю ее с самого рождения. Она влюбилась в Вас, господин некромаг. Признайте это. — Не может она полюбить некромага. Ну не может. Это противоестественно. — Любовь постоянно делает противоестественные вещи, ибо ее сила велика. — Любовь. Любовь еще возможно, но не детская влюбленность! Простите, профессор, но лучше закрыть эту тему и ее больше не поднимать. Мы замолчали: я, сидя на широком стуле, и профессор Розенберг — на столе. Я вновь пролистал Мистериуса и наткнулся на следующие строки: «Познают ли некроманты любовь? Увы, даже они сами не знают ответа, ибо боятся ее признавать. Они боятся ее сокрушительной силы. Я знал одного некромага, который поведал мне, что ему доводилось столкнуться с этой особой и неизведанной силой. Неожиданно я увидел, как он преобразился в лице. Передо мной стояла не сущность Смерти, а живой, настоящий человек, которому подвластны чувства. Но горечь, которую я ощутил с его слов, мне не передать. В конце он сказал, что некромант не должен любить. Никогда и ни при каких обстоятельствах, иначе он умрет душой. Он станет ходячим мертвецом. «Тот, кто познает Смерть, не сможет познать Любовь. Иначе Смерть станет его злейшим врагом» — так мне он сказал перед тем, как уйти из жизни. От чего он умер, спросите вы. Он умер, потому что оставил свою любовь в душе, а та не смогла перенести своих терзаний». Так же нам говорил Аракхам на одной из его лекций. Интересно, сталкивался ли он с этой силой? Если он упомянул эти строки, то я уверен, что сталкивался.***
Я наконец-то собрал свои вещи и мысленно попрощался с этим воистину чудным местом. Но стоило мне выйти в парадный зал, как тут меня встретил сам барон Ридус. Его взгляд буквально мог пронзить насквозь человека. Но мне, как всегда, было все равно. — Стой, колдун! — рявкнул он на меня, указывая в мою сторону указательным пальцем, — Я знаю, кто ты есть! — Жду с нетерпением, чтобы узнать, кто же я, — скрестил я руки, — а то живу столько лет и ума не приложу: то ли я — человек, то ли ананас? — Граф, послушайте меня! — воскликнул Ридус, увидев спускающегося по лестнице Коэна в сопровождении Ксэнтии. Вот так я «ушел по-тихому». Великолепно! — Этот человек, — барон чуть ли не извергал слюни, указывая на меня пальцем, — которого Вы, мой граф, радушно принимали в свой очаг, является некромантом, осквернителем могил! Розенберг был прав. Барон Ридус с того момента официально был записан в мой негласный список сущих уебков. — И что самое постыдное, об этом знала миледи Ксэнтия! — Что? — ожил граф и повернулся к своей дочери, — Это правда, Ксэн? Ты знала и молчала? — Отец, я… — начала Ксэнтия, но я ее прервал. — Я совершил преступление, граф? Он посмотрел на меня. — В чем мое преступление, граф? — развел я руками, откровенно раздражаясь, — В том, что я — некромаг? В том, что я живу, будучи таковым? В чем моя вина, скажите? — В том, что ты посягнул на честь миледи Ксэнтии и угрожал, чтобы она не говорила, кто ты на самом деле! — прошипел Ридус. — А вот это уже клевета, Ридус! — я развернулся в его сторону, — Я признаю, что являюсь некромагом, в чем греха, собственно, не вижу. Я признаю, что говорил миледи, кто я, причем вышло это чисто случайно. Но ей я не угрожал. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Тебе, напыщенный засранец, могу! — Что?! — Заткнись! — холодно проговорил я, — Закрой свой ебальник и слушай, урод! Все, что ты говорил — наглая клевета и провокация. С первого дня ты на дух меня не переваривал, верно, барон? — Верно, потому что я сразу понял, что ты за птица. — Быстро вы все соображаете! Мне также хватило пяти секунд, чтобы понять, что ты, Ридус, — лизоблюд и жалкая крыса, которую стоит зажать в углу, так начнет пищать и метаться из стороны в сторону. — Да как ты смеешь, ублюдок?! — лицо барона стало пунцовым, а глаза вот-вот выпадут из своих глазниц, — Ты оскорбил мою честь! Я вызываю тебя на поединок, дабы лично покончить с твоей никчемной жизнью! — Серьезно? — усмехнулся я. — Прекратите! — крикнул граф Коэн, — Я не позволю кровопролития в моем доме! — Граф, я не собираюсь проливать чью-либо кровь! — повернулся я к нему, — Я покидаю Ваш дом и благодарю за гостеприимство. — Подождите, господин Аксэль! И после этого Вы просто так уйдете? Я на секунду закрыл глаза, чтобы еще сильнее сдержать и так с трудом удерживаемую ярость, выдохнул и ответил: — Я не сделал ничего дурного, граф! Стоило всем узнать, кто я, сразу пошла эта ненависть и презрение… — Я не говорил о презрении, — вернулся к своему спокойствию Коэн, — я хотел бы узнать, правда ли то, кем Вы являетесь? — Я уже говорил, да, правда! Что это меняет? — Почему Вы не сказали? Почему молчали? — А как Вы думаете? Вы сами знаете, какое у людей отношение к таким как я, к некромантам. Я не такой дурак, чтобы так глупо рисковать жизнью. — Но Вы рискнули ради моей дочери. — Это другой случай. Я заметил, как Ксэн посмотрела на меня. В этом взгляде было все: испуг, удивление, восхищение и, черт, влюбленность. — Да, — вставил Ридус, — а когда ты узнал, кем является миледи Ксэн, сразу стал гостем, дабы своими черными чарами завладеть доверием графа и миледи, чтобы иметь власть над домом и богатствами. — Ты в своем уме, Ридус? — спросил я его, — Чтобы так сделать, нужно быть хорошим иллюзионистом. А я — некромаг, позволю напомнить. Тебя это задевает, потому что ты сам рвешься в это самое доверие графа и миледи Ксэн, дабы завладеть их имуществом. Видел бы ты себя, когда граф попросил тебя прогуляться с Ксэнтией. Ты был возбужден, и глаза твои горели. Ты надеялся, что все выйдет по твоему плану. К тому же, тебе попался такой случай — пришел злой некромант, а благородный барон разрубит его своим могучим хуе… Кхм, мечом, и граф будет тебе по гроб жизни обязан. Верно? — Это чушь! Кроме последнего: я тебя убью, некромант. Прямо сейчас! Ридус вынул свой меч и кинулся в атаку. Я увернулся от рубящего удара, который был нацелен мне в точку между ключицей и шеей, вынул свой клинок и приготовился к бою. Поединок начался в зале, затем мы плавно перешли на крыльцо, а потом в сад. Нас пытались остановить граф, Ксэн, позже прибежал Розенберг и несколько слуг. В общем, зрителей хватало. Из Ридуса был неважный фехтовальщик, но мне хотелось ему чуток поддаться, дабы нанести неожиданный и сокрушительный удар. Нет, не магией. Мечом. Ридус в ярости кинулся на меня, выставив вперед свое оружие. Я же отскочил и дал ему пинок под зад, от которого барона унесло в кусты. Сей прием вызвал смех у слуг и Розенберга. Магистуд заливался искренним смехом. Видимо, он сам хотел так сделать уже давно. В ярости и в зацепившихся кусочках веток кустарника Ридус вылез, фыркая от злости. — Смешно, да? — прошипел барон, — Сейчас я посмеюсь! Он снова кинулся на меня, рубанул мечом, но я вовремя подставил свой клинок. Лезвия скрестились и остались в таком положении. Правой рукой я держал клинок, чтобы удержать натиск меча Ридуса. Но тут барон сильно пнул по моей голени, что вызвало неприятную боль, я резко наклонился, и это сбило равновесие моего противника. Поняв, что даже здесь приоритет был на моей стороне, я плечом оперся о туловище Ридуса, поднялся и перебросил его через спину. Затем развернулся, прижал его руку с мечом и подставил клинок к горлу. — Ну что, Ридус, — тяжело дыша, глухо проговорил я ему, — кто кого убьет, а? Пока что лежишь ты, а не я. Ногой я почувствовал дрожь в его теле, а его болотные глаза так и бегали в разные стороны. — Ты, — дрожащим и уставшим голосом шептал барон Ридус, — ты меня… Одолел? Я должен был… Убить тебя! — Ну, знаешь, не все как в сказке. Побеждает тот, кто видит свой приоритет во всем. Даже в приоритете врага. Я поднял меч над ним и спросил с улыбкой: — Умеешь ли ты смотреть смерти в лицо? Он зажмурил глаза и прерывисто дышал. Очевидно, нет. — Аксэль! Я вздрогнул, будто ото сна, повернул голову в сторону крика. Ее крика. — Прошу… — голубые озера ее блестели так же, как и вчера после нашего разговора на балконе. Я опустил клинок, и отошел от дрожащего тела Ридуса. Все это время я видел только Ксэнтию. Однако, мой слух не подвел меня. Я услышал, что кто-то крадется. Я резко обернулся и увидел Ридуса, который набросился на меня с очередным рубящим ударом. Я снова скрестил клинки. Каким-то образом мне удалось увести его меч в сторону, после чего ударил кулаком ему в нос, затем полоснул по его открытой груди. Ридус вскрикнул, снова упал на землю и начал стонать. Я убрал оружие в ножны, развернулся и пошел в сторону выхода, когда все кинулись к раненому барону. Мой разум был затуманен, во мне бушевала ярость. Он разозлил меня! Мне так хотелось его убить, но Ксэнтия остановила меня. Почему я опустил оружие? Зачем я снова выполнил ее просьбу? Как она на меня повлияла? Я понятия не имел. Я думал об этом и не заметил, что углубился в сад. Это я понял, когда снова услышал зов миледи Ксэнтии. — Вы уходите? Ее голос дрожал. Я стоял к ней спиной, но даже так я чувствовал ее взгляд. — Да, ухожу! Прямо сейчас. Думаю, после этого инцидента мне лучше покинуть это место. — Останьтесь, прошу. — Я не могу остаться! Я и так достаточно времени здесь просидел. Надо идти дальше. — Куда? — Неважно! Просто. Отсюда. Уйти! — Но зачем? Что не так? — Все не так, миледи! Я не должен здесь оставаться. — Вы из-за барона? Он спровоцировал Вас. Все это поняли. — Тем не менее, — на этот раз я повернулся к ней, — я должен. — Останьтесь, прошу Вас. — Зачем? — Потому что люблю Вас! Она замерла, а голубые озера дрожали от странного блеска. Я вздохнул, закрыл глаза и сказал: — Ксэн. Это невозможно. Нельзя полюбить некромага. — Почему? — Потому что это противоестественно. Вы представляете, как это выглядит? — Неважно! Я же не смогу без Вас. — Ксэн, открой глаза! Ты влюбилась, потому что я спас тебе жизнь? Ты, якобы, встретила своего героя. Им мог оказаться кто угодно! Ты бы также влюбилась в какого-нибудь сапожника или, не знаю, мухолова! — Не правда. Не из-за этого. Вы искренний, настоящий. Пожалуйста, останьтесь! — Нет, Ксэн. Я не тот, кто тебе нужен. Не из той я категории людей, которых надо любить. Прощайте, миледи. — Нет! Я пойду с вами! — Даже не вздумай. Я повернулся, незаметно порылся в кармане, когда обернулся обратно, то увидел перед собой Ксэн. — Я уйду с Вами, Аксэль. Прошу Вас. — Не унижайтесь, Ксэн. Это нехорошее качество. — Я останусь при своем. Я… Она не успела сказать, что хотела. Порошок и вправду моментально подействовал. Девушка начала падать, но я удержал ее и аккуратно положил к стволу дуба, того самого дуба, около которого я сидел две ночи назад. — Прости, Ксэнтия, — сказал я уснувшей миледи, — некромант не должен любить. И не стоит любить некроманта. Это погубит тебя. Я встал и пошел в сторону выхода, но опять меня остановил голос. Басистый и чуть хриплый голос графа Коэна. — Что с ней? Что с моей дочерью? — граф кинулся к ней. — Она спит. — ответил я, — С ней все будет в порядке, граф. Прошу прощения за тот беспорядок, что устроил. Мне нужно покинуть Ваше поместье. — Нужно. Я пошел, но Коэн вновь окликнул меня. — Аксэль? — Слушаю. — В моей конюшне можешь взять одну из моих лошадей. — Не стоит, граф. — Стоит. И еще. — Да? — Не возвращайтесь сюда. В мое поместье. Никогда. Прощайте.***
Прошло пять лет с тех пор, как я покинул Транквиль. Но очередное скитание снова привело меня в эту страну. Я не мог узнать ее. Было ощущение, что я повернул коня и направился к границе Моро. Потому что вместо ясного солнца и цветущих полей я видел серость, тишину, иногда прерываемую карканьем ворон, запах гари и пустоту. Я не мог понять, что здесь произошло? Что стало со страной-сказкой? Я направился в ту сторону, в которую меня когда-то просили не возвращаться. Но я направил коня именно туда. Поместье графа Коэна. Даже оно изменилось. Его усадьба имела заброшенный вид, а сад, который восхищал меня своей оживленностью, также опустел и давал ощущение гниения и сухости. Я был в недоумении. Вскоре я добрался до парадного входа и увидел Клайва Розенберга. Он сидел на ступенях, опустив голову. Я слез с коня и подошел к нему. — Профессор? Он поднял голову. Он заметно постарел за эти пять лет. Хотя и до этого он выглядел дряхлым старичком, но я видел иную старость. В самых ее худших проявлениях. В его взгляде была видна усталость, а также горечь подобно той, что не смог описать Мистериус после разговора с умирающим некромантом. — Господин Аксэль? Это вы? — сиплым голосом спросил Розенберг, — Ха, я знал, что мы встретимся еще раз. Я знал. — Что здесь случилось? — я еще раз оглянулся, чтобы убедиться в том, что все окружавшее было правдой, — Что стало с Транквилем? Что с поместьем? Магистуд промолчал, но вскоре ответил: — Эпидемия. Не могу знать, откуда пришла зараза, но она погубила много жизней. Умирали все: дети, взрослые, старики, жены, мужья. Лишь немногие поняли, что пришла беда, и уехали отсюда. — А где все? Где граф с графиней? И где Ксэнтия? Розенберг посмотрел на меня. — Граф с графиней уехали на юг Транквиля, оказывать помощь больным. Их болезнь, к счастью, обошла стороной, поэтому решили, что смогут помочь другим. Я же решил остаться здесь. Какой прок от старика? И миледи тоже осталась здесь. — Разве? Где она? — Пойдемте. Он привел меня в глубь сада, к самому большому дубу. Я заметил, что у его корней, в том месте, где когда-то сидел я, была странная куча перекопанной земли. И камень. — Она здесь, господин Аксэль. — дрожащим голосом проговорил Розенберг. Что-то ударило внутри. Даже не ударило, а кольнуло. Как будто раскаленным кинжалом. Я не мог выдохнуть. Разве она мертва? — Болезнь сразила ее. Увы, граф с графиней узнали тогда, когда было поздно. Я молчал. — Она просила похоронить ее именно здесь. Она говорила, что не боится умирать, потому что познала силу любви. Эта сила ее убивала и согревала. Я молчал и продолжал пялиться на могилу. — Она ждала Вас. Она не вышла замуж ни за кого. Постоянно здесь гуляла. Пять лет. Она ждала и надеялась, что Вы вернетесь. Я услышал, как он начал плакать. — Не так должна была закончиться ее сказка… Не так… Услышал, как он уходил, тихо плача. Тихо, Аксэль. Выдохни. Твою мать, зачем, Ксэн? Зачем? Зачем ты ждала меня? Лучше бы ты меня не простила и ненавидела, чем ждала все эти пять лет. Ты умерла из-за меня. Из-за меня ты никого не полюбила, из-за меня ты не вышла замуж и не продолжила род Коэна. Из-за меня. Все из-за меня. Ты не представляешь, какой больной удар сделала. Зачем ты ждала и надеялась именно на такой конец сказки? Я погубил ее. Я ее спас от бандитов, тем самым отсрочив ее смерть и сделав ее более мучительной. Она познала Любовь и встретила Смерть. Я не познал Любви, так почему мне так больно? Потому что я ее не познал. Познаешь Любовь — тебе больно, а не познав ее, тебе еще больнее. А была ведь возможность. В горле застрял комок, и внезапно могила перед глазами стала мутно выглядеть. Мутно, будто я плавал в реке с открытыми глазами. Я зажмурил глаза, поднес палец к глазу и провел по нему. Палец был мокрым. Я даже знал, что мои глаза блестели так же, как блестели те два голубых озера, которые запомнились на всю жизнь. Этот блеск — слезы. И на пальце моем была слеза. Слеза некромага. Вот он — скверный конец скверной сказки.