Играй всю ночь напролет

Кастиэль не звонит в течение следующих двух дней, и Дин немного беспокоится; даже Эллен говорит ему, что он выглядит странно, когда в один из вечеров залетает в ее бар, хоть и не чувствует себя особо уставшим. Эллен работает допоздна, и иногда он уходит от нее уже после закрытия, но приходит всегда в такое время, когда в баре еще кто-то есть. Он, конечно, знает обо всем этом, но каждому человеку время от времени приятно чувствовать внимание к себе. Хотя Дин очень хорошо осознает, что Эллен, ее дочь Джо и остальной персонал заведения – это подавляющее большинство людей, с которыми он общается, и те, скорее всего, в курсе, но все же. Когда Эллен вручает ему виски, Дин пожимает плечами и говорит, что он просто устал. Потом он отвлекает ее, рассказывая, что через месяц или чуть больше Сэм приедет к нему в гости. Дин всегда переводит тему разговора на своего брата, когда ощущает слишком много внимания к себе. Плюс, Эллен знает их обоих именно потому, что она друг Бобби, и она была первой, кто приютил Дина, пока он не нашел себе другую квартиру. Конечно, Эллен знает их достаточно хорошо, и это жутковато, потому что иногда Дину кажется, что та ведет себя, как его мать. Именно по этой причине он не флиртует с Джо и просто ждет, что когда-нибудь она сама перестанет с ним заигрывать. Эта ситуация и без того очень странная. Но, с другой стороны, в Нью-Йорке Дин постоянно общается с ограниченным кругом людей, и Эллен, конечно, в него входит. Дин этому рад, чертовски рад. Однако Дин не лучится счастьем, когда она сует нос в его дела и решает за него, хотя ему стоило бы быть благодарным – именно Эллен выпирает его домой утром в четыре с небольшим. Обычно он уходит около пяти, уже не особо понимая, что он делает и зачем. Настроение у Дина падает еще из-за того, что Эш (местный бармен-дизайнер сайта-мальчик на подхвате) не смог найти ему живую запись Ram Jam, а ведь он просил ее лет сто назад. Эш – настоящий хакер, хранящий на пятнадцати жестких дисках кучу незаконно скачанной из интернета фигни, но если даже он до сих пор не сумел отыскать эти записи, то их, должно быть, действительно сложно найти. Дин засыпает под The Lonesome Death Of Hattie Carroll, которую слушает через (просто офигенную) систему объемного звучания. В его небольшой квартире с залом, кладовкой и спальней несложно было установить динамики во всех комнатах, чтобы слышать музыку везде и в идеальном качестве, не убирая при этом проигрыватель из зала. К слову, эта невероятная система объемного звучания – единственная вещь в его доме, не купленная в секонд-хенде. Он все еще думает, что эта песня мрачная. И Дин ощущает себя жалким, потому что прекрасно знает – он включает эту песню только потому, что Кас не звонил. –– На следующий день он пытается объяснить свою точку зрения одному слушателю, который спросил его, почему он думает, что обрезанная версия Born in the USA Брюса Спрингстина лучше студийной записи, когда Чак всучивает ему записку. «Твой парень снова на проводе. Что мне делать?» «Пять минут максимум», – строчит Дин и возвращает ее обратно. Он болтает еще чуть больше минут и затем предлагает сделать паузу и послушать сразу обе песни, а потом снова вернуться к этому вопросу и пообсуждать его еще на час или около того. Слушатель приходит в восторг от идеи Дина, и он ставит Born in the USА, переключаясь на вторую линию и жестом показывая Чаку соединить его с Кастиэлем. – Привет, – первым говорит он, стараясь сохранять спокойствие в голосе, – давно тебя не слышал. – Прошу прощения, у меня была работа, связанная с… но… Я хотел поблагодарить тебя. За… Три дня назад… Это было… Я был… – Эй, не надо. Я так захотел. И вообще, это моя работа – помогать своим слушателям справляться с проблемами, не так ли? – Да, но я сомневаюсь, что твой контракт допускает разговоры с одним и тем же человеком снова и снова. Дин издает смешок и начинает накручивать на палец провод от наушников. – Да, такого пункта там нет… Но мне вроде как нравится с тобой болтать. – Нравится? – удивленно спрашивает Кастиэль. – Я бы не принимал тогда все твои звонки, если бы считал, что ты меня преследуешь, не думаешь? По ту сторону он слышит вздох облегчения. Дин не может объяснить возникшее в груди чувство радости. – Так что, говоришь, работа тебя достала? – говорит он, готовый включить еще одну версию Born In The USA. – Скажем, я не верю, что страхование – это мое призвание. – Разве ты не закончил колледж ради этого? Или, ну, работал где-то еще, чтобы попасть на это место? – Да, и я этого не хотел – за меня так решили. Мне больше нравились другие предметы… но ты не всегда получаешь то, что хочешь. – Ты сейчас цитируешь Rolling Stones или это просто совпадение? – Да будет тебе известно, я умею формулировать свои мысли, – говорит Кастиэль, и Дин переключает студийную запись Born In The USA на укороченную версию, прежде чем ответить. – Хорошо, что ты хочешь сказать, если не ссылаешься на Мика Джаггера? – Извини, но мое мнение может быть немного субъективным. – Правильно, это возможно, но, может, тебе в этом вопросе как-то помогли мои книги. – О, кстати о книгах. Я прочитал ту, что ты мне посоветовал. – «Репортажи»? Чувак, ты вообще спишь ночами? – Она показалась мне невероятно интересной. Я с трудом от нее отрывался. – Хочешь, еще посоветую? – Возможно. – Отлично, – говорит Дин и задумывается на секунду, – попробуй «Уловка-22», если ты ее еще не читал. Она может показаться немного сюрреалистичной, но если тебе понравился Воннегут, то и с этой проблем не будет. – Нет, не читал, спасибо. Я прислушаюсь к твоему совету. Дину кажется, что он слышит скрип карандаша по бумаге. Это странно, но и одновременно приятно. Не так много людей воспринимают его серьезно. Хорошо. – Не трать свои выходные на чтение. У меня есть идея. Кастиэль издает смешок, и через наушники Дин слышит его дыхание. – Я попытаюсь, вот увидишь. Еще раз спасибо за… – Эй, не стоит благодарности. Все в порядке. И сейчас ему пора отключаться, потому что Born In The USA подходит к концу, и он должен вернуться к обсуждению – и переживать из-за того, что не хочет прощаться с Кастиэлем. –– В следующий понедельник Дин заходит в какой-то мини-маркет и покупает один из стоящих на прилавке небольших календарей. По какой-то идиотской причине он у них остался один-единственный, а ждать до нового поступления товара Дин не станет. Каждый месяц календаря украшен изображением маленьких стилизованных ангелов, и Дин считает, что ему сойдет и такой. К тому же, ангелы нарисованы симпатично и уж точно лучше набивших оскомину изображений купидонов, которые обычно используют в полиграфии. Но, как ни крути, кроме ангелов ему выбрать нечего, и он вздыхает и внутренне съеживается от одного взгляда на них. Но, с другой стороны, в первую очередь календарь нужен ему, чтобы следить за временем, и плевать на банальные картинки. Дин открывает следующий месяц, подсчитывает в уме, проверяет вчерашнее сообщение Сэма и ровно через месяц и неделю от сегодняшнего дня пишет: «СЭМ+ДЖЕСС ПРИЕЗЖАЮТ – УБЕРИСЬ В ЗАЛЕ!». Затем, удовлетворенно оглядев результат, Дин укладывает календарь на пульте в студии и начинает работу. Конечно, другие ведущие тоже вовсю заваливают пульт своими вещами – ему частенько приходилось перекладывать с него распечатки из Канта, оставленные Энди, и еще пару-тройку плюшевых игрушек, явно забытых девушками, которые по утрам ведут здесь свое кулинарное шоу. Иногда Дин видит на пульте забытые накануне Ником заметки, но сам Дин никогда еще ничего здесь не оставлял. Начинать никогда не поздно, поэтому он смотрит на свой календарь и решает убрать его к себе в ящик стола после программы, потому что не хочет, чтобы его видел кто-то еще. Этой ночью Кастиэль звонит в половину второго, но у Дина не получается принять его еще целых полчаса. На этот раз они не говорят о серьезных вещах, но Дин узнает, что Кастиэль уже в третий раз перечитывает «Уловку-22», и пытается получить пару подсказок о тайне Хэтти Кэрролл. Единственное, что он узнает – любовь Кастиэля к этой песне связана с реальной историей, а не с самой песней. Это так загадочно, что у Дина начинает болеть голова, но он принял вызов и теперь не сдастся. Кастиэль бросает трубку, Дин подключает следующего слушателя, нахваливая его за выбор Fire And Water группы Free (потому что Free замечательные, но их чертовски недооценили), и пишет «Кас звонил» на сегодняшнем квадрате календаря. Что-то подсказывает ему, что он творит полную чушь. Волноваться об этом у него нет ни сил, ни желания. –– На следующий день, когда Дин заканчивает свою смену, он пишет «Кас не звонил» на следующем маленьком квадратике. На следующий день он делает то же самое. –– На следующий день после того, как Кас благодарит его за «Уловку-22» и говорит слишком серьезно, что ему понравилось, Дин отвечает, что фильм на самом деле не очень, но он дает ему шанс. Кастиэль вспоминает книгу «Нагие и мертвые», они ведут обычную светскую беседу, и Дин ставит песню подлиннее – Grateful Dead на этот раз. Он пишет «Кас звонил» на четвертом маленьком квадрате. –– К концу недели строка в календаре выглядит примерно так: «Кас звонил» – «Кас не звонил» – «Кас не звонил» – «Кас звонил» – «Кас звонил» – «Кас звонил». Дин просто надеется, что никто из ночной смены не решит проверить, чем он тут занимается. Он запирает студию, не размышляя, что подумает Чак и все остальные. –– 26 января-1 февраля. «Кас не звонил» – «Кас звонил» – «Кас звонил» – «Кас звонил» – «Кас звонил» – «Кас не звонил». –– 2-9 февраля. «Кас звонил» – «Кас звонил» – «Кас не звонил» – «Кас не звонил» – «Кас звонил» – «Кас звонил». Справа от последнего квадратика есть запись: «СЭМ И ДЖЕСС ПРИЕДУТ ЧЕРЕЗ МЕСЯЦ. УБЕРИ В ЗАЛЕ». –– – Привет, давно тебя не слышал. Опять завал на работе? – Можно и так сказать. Я могу… Могу задать тебе вопрос? – Да, конечно. У тебя есть пять минут, пока поет Джимми Пейдж, а потом мне нужно будет уйти. – Окей, это займет немного времени. Когда в прошлый раз ты ставил Every Grain Of Sand, ты сказал, что мы… друзья? – Ну, да, это немного странно, но мы же постоянно болтаем. Если честно, я больше разговариваю с тобой, чем с коллегами по работе. И, э-э-э, я не знаю. Но думаю, что да. – Это не доставляет тебе неудобств? – Мне? Вовсе нет. Что, у тебя… – Нет, нет, это не так. Просто… ничего. Спасибо. –– 10 февраля- «Кас звонил» – «Кас не звонил» – «Кас не звонил» – «Кас не звонил» – «Кас не звонил». –– Он почти не волнуется. Правда. На самом деле, ему бы даже стоило порадоваться своему увольнению. Порой на работе ему казалось, что он не сможет сдержаться и убьет Захарию, так что, может, к лучшему, что теперь все кончено раз и навсегда. Тем не менее, ему самую малость обидно – его увольнение нельзя назвать справедливым, но Захария никогда и не был честным до мозга костей человеком. И Кастиэль не жалеет о совершенном – он знал, что создаст себе проблемы, но у него все же есть моральные принципы, поэтому он попросту не мог оставить ситуацию на самотек. Три месяца назад он позвонил бы Анне, и она бы ему что-нибудь подсказала – у нее были сотни друзей и знакомых, в том числе и в Нью-Йорке, но Кастиэль никогда не просил его ни с кем познакомить. Он не думал, что ему это пригодится. Звонить Габриэлю он не хочет и не может – у Кастиэля все еще нет его номера. Очевидно, у Кастиэля идет черная полоса, и потеря работы никак не облегчает его состояние. Сейчас в нем с легкостью мог бы разочароваться кто угодно. Он бросает последний взгляд на квартиру, уверенный, что не будет по ней скучать. Сейчас в нем ярче всего горит надежда, что он сумеет побыстрее найти крышу над головой, – это было бы великолепно. Затем Кастиэль поднимает огромный старый рюкзак и рюкзак поменьше и подхватывает два средних размеров чемодана. Кастиэль вставляет ключ в скважину с обратной стороны и спускается по лестнице, надеясь, что не свалится под грузом вещей; лифта в доме нет. Потом Кастиэль понимает, что не знает, куда идти, и звонить ему тоже совершенно некому. Правда, можно было бы пойти в какой-нибудь мотель, но, судя по финансам, он сможет позволить себе прожить там только одну неделю, вроде бы. Он не уверен. Становится грустно от мысли, что он живет тут пять лет, и до сих пор не подружился ни с кем, кому сейчас можно было бы позвонить. За исключением… Кроме… Кастиэль находит ближайшую телефонную будку; пальцы дрожат, когда он набирает выученный наизусть номер и надеется, что ему снова повезет дозвониться. –– Проходит пять дней, а Кастиэль так и не звонит, и Дин чувствует себя странно. Он испытывает одновременно тревогу и капризность, и это второе ощущение даже кажется смешным, потому что Кастиэль не обязан ему звонить, верно? Может быть, тот просто устал, или у него полно незаконченных дел, или он загружен работой. Дину не нужно придираться и переживать, тем более, их общение вообще не особо походило на дружбу. Он уверен, что эта ситуация легко объяснима, и это все не из-за того, что на самом деле они… Хотя нет, они оба признали их дружбу и даже обсудили ее. Вообще это странно, потому что Дину нелегко заводить новые знакомства, в то время как Сэму, например, удается обзавестись кучей друзей везде, куда бы тот ни приходил. При этом у Дина не возникает проблем с тем, чтобы считать Кастиэля своим другом, хотя они делят между собой самый странный тип дружбы из всех существующих на свете. По крайней мере, Дин в этом точно уверен. Он вспоминает, что, например, Эллен и Джо знают о смерти отца от Бобби, а не от Дина. Кастиэлю же он рассказал все сам, и это важно, очень важно. Чак вручает ему записку в тот самый момент, когда он решает принять последний вызов. «Твой лучший друг навеки на проводе – кажется, у него что-то случилось». Дин поступает очень непрофессионально: вместо того, чтобы принять последний звонок, он говорит, что у него есть давняя мечта – поставить в эфир достойный прогрессив, поэтому сейчас они прослушают трек The Court Of The Crimson King потрясающей группы King Crimson. Дин обещает прочесть письма от своих слушателей в ближайший понедельник и желает всем отличных выходных. Естественно, он выбирает эту песню потому, что она длится десять минут и первой приходит ему на ум. Как только начинается мелодия, он просит Чака соединить его с Кастиэлем. – Эй, – начинает Дин, только потом понимая, что Кастиэль звонит не из дома, – он слышит гудки и звуки проезжающих автомобилей, и напрямую спрашивает: – Что случилось? Это действительно странно. – Как ты… – Чувак, ты мне звонишь с гребаного телефонного автомата. Ты никогда так раньше не делал. И ты никогда не звонил в последние пять минут. – Слушай, не мог бы ты… Я чувствую себя ужасно, но… не мог бы ты перезвонить, если я дам тебе свой номер? Я не уверен, что у меня хватит мелочи на автомат, а мобильного телефона у меня нет. – Да, конечно, диктуй. Дин быстро записывает цифры, а затем достает собственный мобильник и выходит из студии. Похоже, эта ночь только начинается. Он нажимает на вызов, и трубку снимают после первого гудка. – Кастиэль? – Дин. – Окей, что, черт возьми, происходит? – Я… я думаю, что зря тебе позвонил. Я не должен… – Эй, дай я сам решу. Что происходит? Кастиэль делает глубокий вдох. – Ты, возможно, не заметил, что я редко звонил в последние две недели. Ты и не должен был. Дин хочет сказать, что он заметил, но это означало бы, что он обращал на это внимание, и… нет, не надо ему обращать на это внимание. – На прошлой неделе я получил счет за несчастный случай, который произошел со мной некоторое время назад. Я сломал плечо, но страховая компания, в которой я работал, не покрывала и пятой части расходов. Особенно больничных счетов. – В которой работал? – Я почти подобрался к сути проблемы. У меня было достаточно денег, чтобы оплатить лечение, но это означало, что придется задержать арендную плату в этом месяце, а мой счет в банке заморозили бы до следующего поступления денег. Мой хозяин понимал это, так как я всегда платил за неделю до крайнего срока. Дин думает, что это похоже на правду, и продолжает держать свой рот на замке. – А потом в тот последний день я… сделал кое-что на работе, и это был не очень умный поступок. Хотя я думаю, что сделал все правильно, мои моральные принципы не позволили бы мне оставить все как есть. Мой босс понял это и решил меня подставить. Стоит ли говорить, что в моем контракте не было никаких условий на подобный случай, и он воспользовался этой возможностью по полной? – Что, черт возьми, ты сделал такого непрофессионального? – Он хотел продать страховку тому, кто не смог бы себе ее позволить, и обставить все так, чтобы клиент ничего не заподозрил. И я не дал моему боссу этого сделать. – Итак, ты отказался кого-то ограбить, и твой босс уволил тебя за это? – спрашивает Дин, и вот сейчас он чертовски рад, что в своей карьере никогда не поднимался выше ступени механика. – Да. И я не могу оплатить аренду ни в этом месяце, ни в следующем. Хозяин квартиры снова пошел мне навстречу, но дал понять, что лучше будет, если я съеду сам. – Господи, все так плохо? – Я все еще на контракте, занимаюсь судебными разбирательствами. Меня никогда не повышали и не предлагали лучших условий, поэтому мне и не дали обычный договор страхования. Я откладывал деньги, но заплатить двадцать тысяч долларов за один раз – это сложно. Есть много вещей, которые Дин мог бы сделать. Разумное, но мудаческое решение – сказать «мне жаль, но я ничего не могу сделать» и повесить трубку. В конце концов, они даже не виделись никогда. Еще один разумный вариант – дать ему номер Эллен. У нее много связей, и она никому не отказывает в помощи. И есть еще один неразумный путь, о котором не стоит даже и думать. – Где ты? – спустя секунду спрашивает он. – Что ты… – Я имею в виду, где ты находишься? Точное место. Дин записывает адрес, не представляя, где это находится. Ну ладно, он просто зайдет в какой-нибудь офис, позаимствует компьютер и проверит по картам в «Гугле», или на крайний случай просто поспрашивает. – Жди там, – говорит он и отключается. –– Итак, ему придется ехать в восточную часть города, в район кладбища. Дин наворачивает круг, думая о том, какого черта он тут делает и зачем доверяет этому незнакомому толком Кастиэлю. Дину же, черт возьми, почти двадцать семь лет, а не пять. Окей, Кастиэля нельзя назвать чужим для Дина человеком – все же они общаются почти месяц. Дин с ним разговаривает даже больше, чем с Сэмом, и вот над этим стоит задуматься. В конце концов, если это все какая-то шутка, то Дин ведь не девчонка какая-нибудь, не расстроится. Он размышляет обо всем этом, когда Bad Company взрывают динамики его машины, и он поворачивает за угол, о котором говорил Кастиэль, и… Ну, по крайней мере, это не тупая шутка. Мало кто ради шутки будет рассиживаться на углу улиц возле телефонной будки, окружив себя парочкой чемоданов и рюкзаков. Дин коряво паркует машину, не особо заморачиваясь – все равно он тут ненадолго. Выбравшись на улицу, Дин рассматривает Кастиэля: тому на вид около тридцати, он одет в бежевый плащ, а торчащие в разные стороны темные волосы приглаживать, кажется, бесполезно. Так и хочется сказать, что своим видом он буквально олицетворяет страхового агента. Святого страхового агента. Следующую секунду Дин размышляет над именем Кастиэля, а потом делает шаг навстречу. – Кастиэль? – спрашивает Дин. Тот в ответ молча поднимает голову. Господи Иисусе, у Кастиэля просто потрясающие глаза – огромные и синие, и Дину кажется, что тот видит его насквозь или может заглянуть прямо в душу. Дин рассматривает его и отмечает аккуратные черты лица и полные розовые губы, потрескавшиеся и обветренные. Ситуация становится неловкой, потому что обычно Дин так не пялится на незнакомцев. Кастиэль смотрит в ответ так, будто ведет какую-то внутреннюю борьбу и не понимает, что взгляд Дина попросту невежлив. Однако Дин не делает ничего, чтобы выйти из этой неудобной ситуации. Кастиэль размышляет около минуты, а потом спрашивает: – Дин Винчестер? И, да… Определенно, это он – голос не вызывает сомнений. Дин, не переставая, думает о Кастиэле и о его голосе… Помоги ему Господи. – Именно он, – пытается пошутить Дин, понимая, что они все еще пялятся друг на друга. Уголки рта Кастиэля дергаются, но он не улыбается. Неловкая ситуация. – Так, это твои вещи? – Дин меняет тему разговора на актуальную. Кастиэль опускает взгляд. – Да. Я… Я очень сожалею, я не должен был звонить тебе на программу, но… когда я спустился по лестнице, то понял, что все, кого я знаю, – это коллеги из офиса, а единственный человек из моей семьи, с которым я мог бы поговорить, сейчас в другой стране. И когда он там, его очень тяжело найти. Я не знал, что… – Эй, расслабься. Все в порядке. Я же сам решил сюда приехать, так? И не унывай, кроме моих коллег, друга семьи и парочки других людей, я тоже здесь никого не знаю, хотя живу тут уже достаточно давно. Кастиэль кивает, и дышать становится намного легче; Дин просто смотрит на него, а когда собирается что-то сказать, Кастиэль его перебивает: – Мне просто нужно место… примерно на неделю. Я могу оплатить, у меня есть немного сбережений, но я не знаю, куда можно было бы пойти… От неловкости Кастиэль крутит пуговицу на плаще и опускает взгляд, закусывая губу и пытаясь закончить фразу. Под глазами у него Дин видит залегшие тени. – Знаешь, почему я сюда переехал? – спрашивает Дин, и Кастиэль отрицательно качает головой. – Кажется, я говорил об этом на программе около года назад. Помнишь тот несчастный случай, о котором я тебе рассказывал, когда мой отец погиб? После него я впал в кому на неделю, а потом еще полгода проходил курсы физиотерапии. У меня не было страховки, потому что мы не могли себе это позволить – мой брат собирался в колледж. Чтобы закрыть счета за лечение, мне пришлось продать дом, хотя я смог оставить себе машину. И в итоге после всего этого у меня были только бензин в баке, три сумки с вещами и небольшие сбережения. Сейчас у меня есть немного денег на одном счету, но я не хочу их трогать, пока в этом нет необходимости. После переезда в Нью-Йорк я мыл полы на радиостанции, но потом один парень из ведущих заболел, и меня поставили его замещать. Так что поверь мне, я знаю, каково это, когда из-за страховых компаний твоя жизнь катится ко всем чертям. Кастиэль фыркает и качает головой. – Мне ли не знать, – почти хрипит он, и Дин делает вторую неразумную вещь за эту ночь. Он идет к машине и открывает багажник. – Давай, кидай сюда. – Что… – У меня есть свободный диван, и я живу один. Дома, правда, бардак, я не очень-то аккуратный, не мое. Кидай вещи в багажник и поедем. – Я не могу принять… – начинает Кастиэль, очевидно не ожидая такого, но Дин выдает, как ему кажется, обнадеживающую ухмылку. – Ты можешь, и ты сделаешь это. Я выжил здесь в первую неделю только благодаря помощи друга семьи. Я знаю, каково оказаться в подобной ситуации. – По крайней мере, позволь мне заплатить… – О, заткнись, пожалуйста, – говорит Дин, запихивая в багажник последний рюкзак, который трясущимися руками передает ему Кастиэль. – Мы подумаем об этом позже. Завтра у меня есть дела, а потом мы подумаем, что делать. Он закрывает багажник и садится на водительское место. – Ты идешь или нет? – спрашивает он, опустив стекло. Кастиэль слабо кивает и садится на пассажирское сиденье. По несгибаемой позе Дин почти ощущает его дикий дискомфорт. Дин перебирает кассеты в поиске чего-нибудь подходящего, но находит только Боба Дилана, альбом Blonde On Blonde – он держит эту запись потому, что ему больше по душе этот период его творчества, чем нудное исполнение под одну гитару. Дин ухмыляется, заметив, как Кастиэль опускает плечи и расслабляется в предвкушении дороги. –– По пути домой они почти не говорят, но Дин это понимает и не затягивает Кастиэля в разговор; в середине песни Visions Of Johanna Дин подъезжает к своему дому и паркует машину, чудом сумев найти свободное место. – Я живу на третьем этаже, ты с багажом можешь подняться на лифте, а я пойду пешком. Лифт у нас слишком маленький, мы не сможем все туда затащить. Кастиэль кивает. Дин глушит двигатель, открывает багажник и вытаскивает содержимое. Он пропускает Кастиэля в подъезд, выхватывает у него огромный рюкзак и, не слушая его протестов, бежит вверх по лестнице, попутно задаваясь вопросом, на что он только что подписался. Дин по-прежнему не думает, что совершает ошибку, не рассуждает, разумно ли он поступил или нет, и продолжает подниматься, переступая сразу через две ступеньки за шаг. Интересно, что сказал бы отец, если бы увидел, как Дин приводит домой незнакомца. Дин добирается быстрее лифта – тот едет настолько медленно, словно установлен в его доме еще со времен Второй мировой. К тому же, его маленькая кабина была явной угрозой для людей с клаустрофобией. Черт, Дин даже не подумал спросить об этом и сейчас искренне надеется, что у Кастиэля нет клаустрофобии. Однако двери лифта открываются спустя десять секунд, и Кастиэль не выглядит испуганным или потрясенным. Дин решает, что для беспокойства нет причин. Он достает ключи и открывает дверь, краем глаза замечая, как неловко рядом мнется Кастиэль; Дин надеется, что дома не такой уж и сильный бардак. Он не может вспомнить, в каком состоянии оставил квартиру этим утром. Дин включает свет; минуя крошечную прихожую, он попадает сразу в гостиную и облегченно вздыхает – особого бардака нет, только стол в углу завален бумагами и прошлогодними музыкальными журналами. Он выписывает Guitar World, Spin and Paste, плюс, Classic Rock и Uncut – последние два были уже излишеством, потому что, по идее, он не мог себе их позволить. Однако и отказаться тоже не получилось – это очень хорошие журналы, к тому же, у них отличная программа подписки для жителей США. Дин не особо раздумывал, покупать эти журналы или нет, когда получил прибавку к зарплате. Также Дин замечает, что пол вокруг его проигрывателя покрыт стопками винила, но это не проблема. Вообще комната выглядит убранной, если не считать ту стопку журналов на столе и еще одну на книжной полке. Напротив нее, на другой полке, стоит проигрыватель, сверху над ним выставлены книги, а под ним расставлены пластинки, поэтому журналы приходится оставлять в других местах. Кроме того, на стене остается место еще для одной полки, и даже с ней комната не будет выглядеть загруженной. Место для разложенного дивана точно есть. – Я застелю, – говорит Дин, подходя к дивану, – чувствуй себя как дома. – Разве я не должен помочь? – Неа, с этой штукой не справиться, если не знаешь, с какой стороны к ней подобраться, можно руки прищемить. Не парься, я сделаю все сам. Кастиэль снова кивает, и Дин раздвигает диван, замечая, что Кастиэль рассматривает его книги и альбомы. Он и сам делает то же самое, когда приходит к кому-нибудь в гости, только он сразу направляется к музыке. В этот момент взгляд Кастиэля на секунду задерживается на двух фотографиях – сначала снимке Дина с Сэмом в день выпуска брата из колледжа, а затем на единственной сохранившейся фотографии всей семьи Винчестеров, сделанной до того, как их мать умерла. Дин не чувствует себя уязвимым – он понимает, что Кастиэль осматривается и привыкает к новому месту. Кастиэль с искренним интересом изучает книжную полку и не сразу замечает, что Дин выходит за постельным бельем в спальню; тот мог бы ощутить себя не в своей тарелке, но все в порядке. – Все готово, – говорит Дин, укладывая одеяло и тоненькую подушку – ничего получше он найти не смог. Кастиэль вздыхает и поворачивается, понимая, что засмотрелся. – Ты… ты все сделал сам? Прости, мне стоило помочь вместо… – Разве я тебя просил? Не бери в голову. Нашел что-нибудь интересное там? – небрежно спрашивает Дин, подходя ближе. – Я думаю, что ты, определенно, единственный человек из всех моих знакомых, у кого есть… это. Дин смотрит на Кастиэля, указывающего на том с греческими трагедиями, и не может не заметить его восхищения. Издание у него довольно хорошего качества, хотя он взял его за полцены. А что здесь удивительного? По нему не скажешь, но он обожает кровавые, полные предательств сюжеты греческих трагедий. Детям такое читать однозначно нельзя. Дин улыбается уголком рта – по крайней мере, Кастиэль сюда отлично вписывается. Теперь он чувствует себя увереннее. – У тебя… крутой дом. – Что? Нет, ты преувеличиваешь. Это дыра, но, по крайне мере, это моя дыра. – Я бы так не сказал. Она такая… уютная, – шепчет Кастиэль, а потом хватает свой чемодан и перетаскивает его в единственный свободный угол комнаты. – Ну, я думаю, что теперь уже можно ложиться спать – ты выглядишь измотанным, без обид. Если что: та дверь около стола ведет в прихожую, кухня направо, общая прачечная на первом этаже, ванная прямо перед тобой, моя комната слева, с другой стороны – кладовка. Если что-нибудь будет нужно, просто постучись, ладно? Или если хочешь попить или поесть, то бери без проблем, договорились? Если хочешь принять душ, чистые полотенца во втором ящике в ванной. – Спасибо, – отвечает Кастиэль, и Дин чувствует его огромную благодарность. Проклятье. Люди нечасто разговаривают с ним таким тоном, и Дин чувствует себя неловко. – Я… э-э, пойду, – говорит он. Кастиэль кивает, и они еще секунд тридцать неловко переглядываются, а потом Дин поворачивается к нему спиной и уходит в спальню. Оказавшись внутри, он осматривает пол и качает головой. Стирку нужно устроить до того, как Кастиэль сюда заглянет и ужаснется беспорядку, который Дин устроил в собственной квартире. Но сейчас он, не утруждая себя, отстраненно скидывает всю одежду на пол, натягивает валяющиеся на нерасправленной кровати пижамные штаны, выключает свет и падает в постель. Он совершенно не думает о том, что может происходить в соседней комнате. –– Он ведет машину, Creedence Clearwater Revival разрывают динамики машины словами «I see a bad moon rising, I see trouble on the way…», и Дин отчаянно не хочет вести в проливной дождь. Он спорит с отцом, который без остановки просит его убедить Сэма не поступать и рассуждает, зачем Сэму вообще идти в колледж. Отец говорит Дину ехать немного быстрее, и небольшой дождь не должен его пугать и не нужно ехать так медленно, тем более что уже поздно, а он побыстрее хочет домой. Дин изо всех сил старается не огрызнуться и держит скорость, потому что не любит такую погоду – сейчас очень скользко, и он чувствует, как машину заносит в сторону, и он теряет контроль, и… Он просыпается, как только во сне тормоза под его ногой сходят с ума, и машина громко врезается в дерево, снося огромную часть ограждения. Он же всегда заставлял отца пристегиваться, так почему он сам в тот раз этого не сделал? На лице у Дина проступает холодный пот, он тяжело дышит, коротко и рвано выдыхая. Простыни тоже пропитались потом, но он поменяет их позже – выходит даже кстати, учитывая его желание устроить стирку. Дин ждет еще секунду и смотрит на часы. Одиннадцать утра. Нормально, учитывая, что по воскресеньям он обычно встает к трем часам дня. Ладно. Он стаскивает простыни с кровати, затем берет все белье для стирки и связывает в узел из снятых простыней; потом он открывает дверь, блаженно вдыхает и слышит Боба Дилана. Правильнее сказать, что сначала он слышит песню Simple Twist Of Fate, играющую в пустом зале. Затем он идет на кухню, в которой тоже никого нет, и чуть было не роняет узел с грязным бельем, когда видит стоящий на плите полный кофейник, а на столе – недавно испеченные блинчики. Дин замечает стоящую около плиты раскрытую пачку смеси для блинчиков – он уже пытался безуспешно что-то из нее приготовить, но проиграл полуфабрикату всухую. У Дина куда лучше получается собрать себе перекус из остатков еды, но в остальной кулинарии он ужасен. К тому же, у него нет ни времени, ни сил, ни воли на то, чтобы готовить нормальную еду, но это уже другой вопрос. Он доходит до корзины с грязным бельем и отправляет в нее узел из простыней, задаваясь вопросом, куда же подевался Кастиэль. Хотя, если он не в гостиной… Дин выходит из кухни, когда хлопает дверь ванной комнаты, и сталкивается лицом к лицу с Кастиэлем. У того влажные волосы, а из одежды на нем только пара забавных полосатых пижамных штанов отвратительного сочетания оранжевого и розового цветов. Дин чувствует, как его щеки краснеют. Кастиэль тоже заливается румянцем, и они одновременно извиняются. Хорошо. Но странно. – Нет, не извиняйся. Серьезно. Я должен был понять, что ты в ванной, – говорит Дин, отвернувшись, пока Кастиэль проходит в зал и берет серую футболку из открытого чемодана. – Нет, извини. Я не должен думать, что я у себя дома. Если тебе некомфортно… – Чувак, нет. Нет. Даже не начинай. Не беспокойся об этом, все в порядке. И, кстати, ты сделал завтрак? – О, да, – отвечает Кастиэль, снова слегка покраснев. – Я помню, что ты как-то упомянул во время передачи о том, что любишь блины и черный кофе на завтрак, и подумал, что мог бы сделать для тебя хотя бы это. Дину бы стоило испугаться, что Кастиэль помнит подобное, но на самом деле этот факт ему невероятно льстит. Никогда никто не проявлял к Дину такого внимания. Кастиэль смотрит на него так, будто знает, что сделал что-то жуткое, и явно совсем не гордится этим, поэтому Дин решает забить и говорит, что все в порядке. В это время Simple Twist Of Fate сменяется на You’re A Big Girl Now, и, несмотря на прохладное отношение Дина к альбому Blood On The Tracks, послушать он не откажется. – Ладно, пойдем завтракать, – говорит Дин, пожимая плечами, и не слышит короткий вздох облегчения, сорвавшийся с губ Кастиэля. –– – Чем тебе нравится эта пластинка? – спрашивает Дин, поедая второй блинчик, пока You’re Gonna Make Me Lonesome When You Go разливается из динамиков по кухне, господи благослови его систему объемного звучания. – Она моя любимая, – спокойно отвечает Кастиэль и кладет в рот кусочек первого блина. Ест тот совсем немного. – Твоя любимая разве не «Хэтти Кэрролл»? – Моя любимая песня может не быть с моего любимого альбома, не так ли? Хм, в этом может быть смысл. Любимая песня Дина у Led Zeppelin – это Ramble On, но он уверен, что его любимый альбом у них – либо II, либо Physical Graffiti, так что… Он понимает это. Вроде. – Нет. Необязательно. И кстати, блинчики невероятные. – Спасибо, – тихо отвечает Кастиэль, а потом продолжает: – Это моя вторая любимая песня в альбоме. – Правда? А первая Tangled Up In Blue? – спрашивает он, полагая, что название песни верно описывает Кастиэля. – Нет. Shelter From The Storm. Дин кивает – по крайней мере, он был близко. – Неплохо. – Эм, спасибо? Дин качает головой, проглатывая последний кусочек блина, и идет к пластинкам в поисках что-нибудь подходящего. Он полагает, что сможет немного расширить музыкальные горизонты Кастиэля. Даже ему самому концертное исполнение этой песни нравится больше других версий. Минуту спустя он переключает пластинку Blood On The Tracks на Hard Rain, где записана не та депрессивная, а исполненная вживую, довольно оптимистичная, единственная песня Дилана, где он спел «чисто», версия Shelter From The Storm. Дин веселится, наблюдая, как широко раскрываются глаза Кастиэля. – Это… довольно круто. Я не слышал эту версию, только самую известную. Дин ухмыляется. – Ну, это моя работа, не так ли? –– Дин привык складывать грязную посуду в раковину и возвращаться к ней через день или два. Он хочет скрыть от Кастиэля страшную правду о себе, поэтому делает усилие и складывает в раковину посуду, кофейник и вилки. Он возвращается за стол в уютной тишине и видит, что Кастиэль уже почти освоился и ему явно комфортнее, чем раньше. Дин думает, что пришло время поговорить о насущных делах. Он почти наверняка уверен, что переживать не о чем, но, с другой стороны – это не у Дина не было работы, не он сидит на кухне с незнакомцем, с которым до этого общался только по телефону. Хотя последнее можно отнести и к Дину тоже, но в любом случае – это не у него была проблема. Или даже две. Или три. – Чувак, расслабься. Никто не собирается тебя выгонять, особенно если ты продолжишь делать мне завтрак. Кастиэль издает слабый смешок, и напряжение на кухне немного спадает. – Это меньшее, что я могу для тебя сделать, не так ли? – Не переживай так. Короче говоря, мне кажется, что тебе нужна помощь, но я не очень много знаю о твоей прошлой работе. Кастиэль качает головой. – Я не планировал туда возвращаться в любом случае. Я действительно… ничего не понимаю в продаже страховок. – Я не стану возражать, ты и правда не выглядишь как акула бизнеса. Кроме того, сложно сваливать потерю работы на собственные моральные принципы. – Спасибо, но даже если бы я этого хотел, никто не взял бы меня обратно. И когда Кастиэль говорит ему название компании, в которой он работал, Дин едва сдерживается от удивленного свиста. Это очень крутая страховая компания. – Чувак, серьезно? Ты работал на них? Кастиэль пожимает плечами и делает глоток воды. – Мой босс – мой родственник. Он не самый главный в управлении, но входит в число первой десятки среди руководителей. Я… У меня точно не было выбора. Просто все знали, что я пойду туда, это было решено еще до того, как я закончил школу. Я не мог разочаровать свою семью, поэтому начал заниматься судебными делами. А потом я перестал справляться, но мне все равно не уменьшали зарплату, хотя она была достаточно большой. Найти другую работу я не мог, так что я продержался там пять лет. Если мой босс и хотел меня подставить раньше, то ему пришлось подождать подходящего случая. – Ого, значит, ты все же неплохо работал. – О, нет, не особо. Четыре с половиной года из пяти я обслуживал клиентов, принимал их жалобы, это у меня получалось хорошо. А потом случилось то повышение до судебных дел, где я должен был продавать страховки, и все пошло из рук вон плохо, – заканчивает Кастиэль, не поднимая взгляда от своих рук. – Ладно, расскажи мне, что у тебя хорошо получается? Кастиэль пожимает плечами и на секунду задумывается. – Ну, у меня и правда есть степень по экономике, и я… Ну, ты и сам, наверное, понял, что я могу пообщаться с незнакомыми людьми, именно поэтому у меня так хорошо получалось принимать жалобы. Дальнейшее знакомство с людьми мне дается тяжелее. – Ты в церковном хоре случайно не поешь? – спрашивает Дин, пытаясь поднять ему настроение. – Это все? – Я неплохо говорю на латыни. Я учил ее в школе, но я не думаю, что уже все забыл. Я знаю французский, немецкий, немного испанский, потому что учил их в колледже. Боюсь, больше ничего. Дин кивает, полагая, что это круто. Кастиэль кажется скорее двинутым библиотекарем, знающим кучу языков, чем рядовым сотрудником страховой компании. При этом у него, очевидно, нет ни одной рекомендации, а они здорово помогли бы в поиске работы. И тогда у Дина появляется идея. – Эм, слушай. Я могу… Ты сказал, что ты нормально ладишь с незнакомыми людьми и у тебя есть диплом экономиста. Я полагаю, ты знаешь математику и все такое. Правильно? – Да. – Тогда мне нужно кое-кому позвонить. Потому что он буквально только что вспоминает, что у Эллен в баре не хватает людей с тех пор, как работавший раньше у нее барменом Джейк уволился. Когда он говорит Кастиэлю, что тот может пройти собеседование вечером в «Доме у дороги», то Дин авансом благодарен, что у того нет палки в заднице. Потому что легко предположить, что после колледжа и страховой компании Кастиэль мог бы отказаться от ставки бармена, но тот даже не моргает и слушает Дина. Он заканчивает свою речь, уже красный от смущения, потому что обычно люди не смотрят на него с такой благодарностью. В конце концов, Дин же действительно не делает ничего особенного.