Не создай себе кумира

      Неделя пролетает незаметно, если проводить её не в одиночестве. В общем, сегодня мой последний день пребывания в больнице. Петра говорит, что они очень долго наблюдали за моим состоянием, потому что один срыв редко бывает последним. По крайне мере так говорят врачи. Моя сумка уже стоит собранная возле кровати, на которой я, собственно, ещё валяюсь. Мне в последний момент стало настолько лень вставать, что я решила полежать подольше.       Каждый день ко мне заходила Микаса. Нежности? Ха! Ха-ха и еще раз ха! Мы делали домашнее задание. В какой-то момент я действительно пожалела о том, что не убежала тогда в лесу. Тогда бы всё было по-другому. Я бы провалялась в кровати, плача от своей глупости, заполучила бы ещё один нервный срыв, встретила Рождество на больничной койке, а главное, никакой домашки. Микаса оказалась очень суровым учителем, и если я чего-то не понимала, то прежде чем объяснить всё по-новой, она не слабо прикладывалась к моему затылку. Не знаю, может, это проявление любви, но мне вот было больно.       Дверь с противным, но уже не на столько, как в первый день мне показалось, скрипом открылась. Я лениво повернула голову в сторону, чтобы посмотреть, кто пожаловал в мои хоромы. Из приоткрытой двери на меня смотрели два полных какой-то раздражительности черных глаза. Нет, всё остальное тоже прилагалось, но эти глаза, кажется, обладали даром прожигать в людях дырки. - Ты почему ещё валяешься? – строго, но и одновременно спокойно произнесла брюнетка, плотно прикрыв за собой дверь, которая снова противно скрипнула. Я уже как-то жаловалась на скрипы, но никто так и не смазал злосчастную дверцу. - И тебе привет, Микаса, - усмехнулась я, садясь в кровати. Сил так и не обнаружилось, но если не встану, то будет больно. С каких пор я начала её боятся? Ах да, с тех самых, когда при поцелуе она меня так сильно цапнула за губу, что у меня кровь пошла. А брюнетка лишь смеялась.       Девушка кивнула, садясь на мою кровать. В руках у нее не было привычного пакета, в котором она мне обычно носила какие-нибудь вкусности, вроде апельсинов и бананов. Зато на плече висела школьная сумка. Я быстро взглянула на настенные часы, висевшие на противоположной от меня стены, дабы убедиться, что Микаса и правда со школы. Время два часа. Плюс дорога. Если так посчитать, то она доехала довольно быстро. - Ты прямо со школы пришла? – удивленно спросила я, хотя и знала ответ. Мне нужно было убедиться. А вдруг ей просто с сумкой удобнее, чем с пакетом, а уроки закончились раньше. А я тут губу раскатала, думая, что она для меня старается. - Да, прямо оттуда, - снова кивнула Микаса. А я не смогла не сдержать умиленной улыбки. Но, все же посмотрев внимательно на брюнетку, я поняла, что зря я тут ищу какую-то заботу. Её взгляд был холодным, да и вообще она на меня не смотрела. - Что-то случилось? – задала волнующий меня вопрос я, тут же прикусив язык, встретившись с раздраженным взглядом Микасы. Что не так? - Ничего, - ответила девушка, отворачиваясь к стене. – Ты собирайся уже поскорей. Тебя там Конни внизу ждёт.       И брюнетка встала с кровати. Она, не повернув даже голову в мою сторону, не прощаясь, вышла за дверь. Я в каком-то трансе сидела ещё с минут пять, тупо уставившись на дверь, пока не вспомнила, что меня ждут. Пытаясь не думать о странном поведении Микасы, я быстро оделась, схватила сумку и вылетела из палаты, чуть не снеся какого-то санитара. И как все уже поняли из головы не выходила любимая брюнетка. Только у нас всё наладилось, только сбылась моя самая заветная мечта, а тут снова что-то приключилось. А самое ужасное, что я даже не знаю что это.       Улицу ярко освещало солнце. Его лучи отражались от чистого снега, ослепляя меня. Мороз тут же стал пощипывать кожу лица и рук. Сегодня действительно самый холодный день за эту зиму. Постояв несколько секунд на крыльце больницы и более-менее привыкнув к ослепляющим лучам солнца, я стала оглядывать автостоянку, ища знакомы лица. Возле одной из машин я увидела свою маму и Конни, который старательно махал мне рукой и выкрикивал моё имя. Улыбнувшись лишь для того, чтобы не разочаровывать близких, я поприветствовала их и села в машину на заднее сидение. Рядом сел Конни. - Ты чего такая вялая? – спросил он, когда мы только выехали на дорогу. До моего дома от больницы ехать примерно полчаса. Этого разговора мне не избежать, но я пока не буду выкладывать всё другу. Не хочу, чтобы мама (у которой отличный слух, прошу заметить) услышала наш разговор. - Больница выматывает, - с лёгкой улыбкой ответила я. – Да и вообще хочу домашней еды, а не эту больничную кашу.       Про кашу не вру. Она действительно противна. А картошку мне принесли всего однажды, и то Петра говорила, что ей влетело. Она вроде бы взяла чей-то обед без спроса…       В машине атмосфера настороженности развеялась смехом друга и матери, а я смогла облегченно вздохнуть – они ничего не заподозрили. Я бы предпочла сама разобраться в сложившейся ситуации и не напрягать друга, но он же видит, что что-то не так, и виновата в этом никак не больничная еда. ***       Мы с Конни сидели на полу в моей комнате. Родители ушли на работу, оставив нас одних, но взяв слово, что мы не засидимся долго. Мои старики работают целыми днями, уходя утром и возвращаясь к одиннадцати вечера. Из-за этого я почти всегда дома одна, но уже привыкла. Раньше ко мне каждый день приходила тётя, но совсем недавно она разбилась в автокатастрофе. Почему-то воспоминания о любимой тёте появились в моей голове именно сейчас. Всегда, когда я с кем –то ругаюсь, я вспоминаю её. Наверное, я сама себе напоминаю, что в любой момент по глупой случайности, дорогого мне человека может не стать. - Так что у тебя стряслось-то? Неважно выглядишь, - решил продолжить допрос Конни, прерывая мои воспоминания о счастливых моментах детства. - Сама не поняла ничего, - растеряно ответила я, опустив глаза и припомнив странное поведение моей девушки. - Микаса заявилась ко мне сегодня перед отъездом всего на пару минут. Она была как будто разочарованна во мне…       Конни с минуту помолчал, обдумывая мои слова и соображая, что это могло быть. Это было заметно по нервному тику на правом глазу. Нет, ему противопоказано думать на такие сложные темы, зря я его гружу. - Знаешь, - наконец проговорил друг, – я не особо разбираюсь в делах любовных, но может, тебе стоит поговорить с ней, а не сидеть тут и нюни мне распускать? - Ты что, Микасу не знаешь? Да она в жизнь со мной не поговорит на такие темы! – тут же начала отрицать этот вариант я. Действительно, эта девушка очень замкнутая по натуре своей, тут я не вру. - Ты, наверное, забыла, что она любит тебя, - Конни как-то странно усмехнулся. Ему было тяжело сказать эти слова? Неужто наш коротышка имеет что-то против? Или я рехнулась просто? - Ладно, - тяжело вздохнув, ответила я. – Ты прав, нужно поговорить с ней.       После этих моих слов Конни сразу же перевёл разговор. Я решила, что он просто хочет развеять меня и с радостью поддержала тему. Мы сидели в моей комнате на полу, смеялись и болтали о всякой всячине. В конце концов, я и правда почувствовала себя намного легче. Всё-таки общение с лучшим другом – лучшее средство против плохого настроения.       Вечером я, проводив друга, всё же решилась на разговор с Микасой. Правда, по телефону, но я просто не могла заставить себя посмотреть снова в эти глаза. Казалось, что они просто прожгут во мне дыру. Дрожащими руками я взяла свой сотовый и набрала номер девушки. Рука сама потянулась к конфетам, лежащим на столе. И вот я, набив полный род сладостей, звоню Микасе и слушаю монотонные гудки. Брюнетка не отвечала долго, но трубку всё же подняла. - Да?       Голос сел. Я попыталась что-то сказать, но закашлялась, подавившись шоколадной конфетой. Быстро схватив кружку с водой, я выпила её залпом, прочищая горло и облегченно выдыхая. И почему со мной постоянно происходит такая вот фигня? С выступившими от кашля слезами я снова приложила телефон к уху. Микаса всё это время терпеливо ждала меня. - Извиняй, - выдавила я охрипшим голосом. - Ничего, - спокойно, рассудительно. И безразлично. Что же я такое натворила? - Микаса, что случилось? Почему ты так себя ведешь? – уже ровнее проговорила я, пытаясь говорить с нежностью и доверием в голосе. Но со мной и вправду часто происходит какая-нибудь невиданная чертовщина. С голосом творились непонятки, а слова никак не хотели произноситься ровно, без запинок. И так, заикаясь через слово, я начала свой разговор. Не самый лучший показатель. Пока я удивлялась собственному поведению, Микаса молчала. Она не проронила ни звука. Кажется, даже не дышала. Её выдавало нервное постукивание ручки по столешнице. Это была её вредная привычка, она появлялась, когда девушка чего-то не понимает или сильно раздраженна. Сейчас я не могла понять, что именно происходит в её душе, и это меня пугало ещё больше.       Молчание затягивалось. Моё напряжение нарастало. Я и сама начала нервно постукивать ногой по полу, пока не услышала судорожный вздох по другой конец телефона. Насторожившись, я прислушалась к тишине. - Ты действительно не понимаешь? – спросила брюнетка с природным равнодушием. - Ничегошеньки, - подтвердила её слова я. Мне хотелось поскорей узнать причину, но вот Микаса явно не желала этого. Она прям таки пыталась убить меня на месте! Интриганка, блин.       Молчание со стороны брюнетки продолжались, а я все никак не могла понять причину. Наконец, девушка сказала, что нам нужно встретиться и серьезно поговорить, на что я быстро согласилась. Разговорить Микасу и так было сложно, а по телефону вообще невозможно.       По её, не побоюсь этого слова, приказу мы должны были завтра утром встретится в моём дворе. На все мои "почему" Микаса ответить не соизволила, но мне было даже как-то легче, что она хотя бы согласилась на разговор со мной. Спать я легла с мыслью о своих грехах. А может это совсем не я виновата? Или кто сболтнул чего? Или я всё-таки рехнулась?