Тринадцать дней рождения

Оби-Ван оторвал взгляд от датапада и уставился на мастера, живописно застывшего в дверном проёме. Оби-Ван прикрылся датападом, пряча улыбку. Если бы он не знал наверняка, что Квай-Гон Джинн физически не способен волноваться, то сказал бы, что тот уже совсем извёлся. Оби-Ван встретился взглядом с мастером, но тот, к его большому удивлению, немедленно отвёл глаза. Тогда Оби-Ван попробовал дотянуться до него через ученическую связь, но был встречен наглухо поднятыми ментальными щитами. Однако в Силе всё равно чувствовалось беспокойство Квай-Гона. Когда стало понятно, что Квай-Гон не собирается ничего говорить, Оби-Ван прочистил горло и произнёс: — Мастер, могу я чем-нибудь помочь? Квай-Гон слегка смутился и шагнул навстречу падавану. В руках он держал датапад, и как только Оби-Ван взял его, отступил обратно. Оби-Ван нахмурился и посмотрел в экран. На нём отображалось описание форм какого-то незнакомого ката. Он отложил курс высшей дипломатии и принялся вдумчиво разбирать схемы. Мысленно пробежался по всем движениям, представил их, пытаясь найти сходство хоть с какими-нибудь знакомыми ката, но безуспешно. В замешательстве Оби-Ван нахмурился ещё больше. Как правило, когда мастер учил его новому ката, то сначала показывал сам, и только затем давал описание. Никогда прежде он не оставлял освоение ката на откуп ученику. И ему кажется, или Квай-Гон и вправду покраснел? Ни разу в жизни он не видел мастера таким смущённым и таким взволнованным. Оби-Ван пожал плечами — всё случается в первый раз. Он попробовал вернуться к чтению, но так и не сумел выбросить из головы ни ката, ни загадочное поведение мастера. И ещё больше его интриговала взаимосвязь между ними. Существовал единственный способ приподнять завесу тайны — просто исполнить ката. Так что он со вздохом отложил домашнее задание, взял датапад с движениями и направился искать свободный тренировочный зал. Обычно изучение нового ката требовало много времени, усилий, полной концентрации и бесконечного оттачивания. Но сейчас всё было по-другому. С первого шага он ощущал себя так, словно уже тысячи раз исполнял это ката в самых разных вариациях. С каждым движением он чувствовал, как глубже погружается в транс, как струится сквозь него Сила, как с каждым поворотом, с каждым усилием что-то словно освобождается в нём: дремавшее, забытое, неизведанное. Ката раскрывало все его сильные стороны, заставляло прорабатывать слабости и при этом давалось ему с поистине головокружительной, опьяняющей лёгкостью. Оби-Ван потерял счёт времени, полностью отдавшись исполнению. Сила льнула к нему, омывала его, ласкала — словно ката было создано специально для него. И внезапно он понял: да, именно так и было. Квай-Гон составил ката специально для него. Он вверился движениям, которые были идеально подогнаны под него: под его тело и разум, под каждый удар сердца. На него одновременно нахлынули растерянность, благоговейный страх, осознание собственной незначительности и того, что им очень дорожат. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким любимым. Ката закончилось, и он медленно, неохотно вернулся к реальности. И вдруг понял, что всё это время был не один, с той самой минуты, как начал упражнение. Он улыбнулся и облизал солёные губы. Почувствовав приближение мастера, Оби-Ван открыл глаза. Он не решался шелохнуться под его пристальным взглядом и мог только смотреть, как мастер протягивает руку и стирает слёзы с его щёк. Квай-Гон неуверенно улыбнулся падавану, и Оби-Ван робко ответил тем же. Они не находили слов, но слова были не нужны. Ученическая связь открылась, и Квай-Гон почувствовал всю ошеломлённую благодарность падавана, а Оби-Ван — облегчение мастера, отголосок чего-то ещё, надёжно сокрытого за плотными щитами, и огромную, головокружительную теплоту. Квай-Гон первым обрёл дар речи: — С днём рождения, Оби-Ван.