Just more expensive life.

Он жил еще во времена старой Англии, восемнадцатый, если память не обманывала, век; был членом обычной семьи, занимавшейся рыбным промыслом, потому как в старом Лондоне это было чуть ли не единственным занятием. Отец частенько уезжал на своем корабле, который взял в аренду однажды и больше никогда не вернул: так доволен был хозяин, что его судно славится на всю страну товарами, которые привозит чуть ли не в каждый город. Фамилию Кеннеси знал каждый, кому не было лень забивать ею свою голову. Сам он, Эдвард, единственный сын в обществе трех сестер, был очень даже рад жизни в такой семье. Они не были сказочно богаты, но участь, все же, у Кеннеси была весьма приятная. Завистники семьи, к сожалению, считали так же. В день, когда отец отправился в очередное торговое путешествие, а Эдвард на работу: мальчик работал на рынке, продавал рыбу и блюда, которые мама из нее готовила, в дом ворвалась пятерка неизвестных. Эдвард не знал, что происходит дома, но когда вернулся, увидел только, как младшую сестру семи лет от роду разрывали на части голодные черные псы с кровавой пеной у рыжих пастей. Мама и старшие сестры уже не были похожи на себя. -Маки, ты? – из арки, ведущей в родительстую комнату, где хранились все сбережения семьи, вышел кучный мужчина в старой изорванной одежде с сигаретой, торчащей из заросшего седой бородой рта, - Тебе чего, пацан? Эдвард завопил, ослепленный яростью, и это, пожалуй, был первый раз, когда он злился. За пятнадцать лет жизни в мальчике была воспитана доброта и отзывчивость, он всегда был улыбчивым и теплым, так как в семье его царила та же атмосфера, и что такое злоба он знать попросту не мог. Но в тот день, в ту самую минуту, когда он бросился на мужика, нечеловечески крича, хватая с комода бронзовый подсвечник, вся вселенская боль и ярости разожгли пламя внутри пятнадцатилетнего сердца. Собаки были слишком заняты, изголодавшись за долгое время, о чем свидетельствовали выглядывающие из-под кожи кости, потому на вопль хозяина не обратили внимания. Мужчина отступил, когда Эдвард замахнулся на него один раз. Парень швырнул подсвечник в его лицо и уже не мог разглядеть ничего вокруг из-за застилающих глаза слез. Последнее, что он помнит: сотни своих отражений в разбитом мамином зеркале в деревянной раме, острую боль повсему телу, более всего ощутимую в ладони, крепко сжимающей окровавленный осколок, собственный загробный вопль: «Верни мне его!», при виде болтающегося у кармана одного из грабителей медальона – карманных часов из бронзы с гравюрой в виде изображения феникса и несколькими цветными камнями – это были часы отца, которые он получил от своего отца, а тот от своего, а тот от своего, как было принято в то время хранить семейные реликфии. Потом гогот пяти голосов и глухой удар по затылку. Парень не успел почувствовать боли. Последнее его воспоминание – мертвые, как у рыбы,глаза его старшей сестры, которая до последнего защищала сбережения, укрывшись в родительской комнате, а теперь определялась лишь по синим, как океан, глазам, больше не источающим той жизнерадостной бойкости, того желания действовать, как при жизни. Эдварду показалось, что она извиняется за его и свою смерть: всю жизнь так стояла за младших, горой, а тут не смогла одолеть каких-то грабителей. Дальше была тьма. Бесконечная и замкнутая, как крохотная коробка, долгая и мимолетная, черная, как морская бездна, и белоснежная, как свежевыстиранный воротник. Эдвард не чувствовал ничего, кроме боли и ярости, рвущихся наружу, но он уже не был уверен, что он это он. Последовал удар, как будто парень бежал, бежал и бежал: через дороги, поля, города и века,а потом споткнулся о ничтожную смерть и упал, прочесав носом с полмили. -Добро пожаловать, Эдвард Рональд Кеннеси. Женский грубоватый, но приветственный голос заставил его поднять голову и приоткрыть слипшиеся от запекшейся крови, стекавшей с головы на лицо, глаза. -К…кто…ты? – прохрипел парень, приподнимаясь на переломанных руках, скользя в брызгающей со всего тела на белоснежный пол крови. -Важнее сейчас – кто ты? – с иронией ответил голос, - При жизни: надежда родителей,яркий сон девушек сверстниц, пример для младших, идеал для стариков, сияющий мальчуган с голубыми глазами и светлой чистой кожей; а после смерти: серый комок ненависти и боли. Юноша откинулся назад, проскользив на руках, и принял сидячее положение. -Ты потерял все, Эдвард, но одно ты можешь вернуть. Он хотел спросить, что же именно он может вернуть, но понимание само ворвалось в рассудок в виде карманных бронзовых часов. -Верните мне его, - прошептал парень. Неизвестная рассмеялась раскатистым, звонким смехом. -Молодец, Эдвард, - сквозь смех похвалила она и появилась перед ним, но не имела формы человека: она была всего лишь фигурой женского стройного тела с широкими для женщины плечами, ее кожу заменяли какие-то картинки, мечущиеся по поверхности, сменяющие одна другую. Только рассмотрев в некоторых картинках себя и членов своей семьи, Кеннеси понял,что кожа незнакомки – его воспоминания. -Да-да, кожа и все мое существо- это твои воспоминания, это твои краски, которых ты больше никогда не получишь и не увидишь. Забирай свою новую силу, забирай свою ярость, боль и ненависть, забирай свое последнее воспоминание. Маг Побочной Ветви, Хранитель врат Души, Эдвард Рональд Кеннеси, верни его. Он не понял ни слова. Что за Маг? Что за врата? Но он и в самом деле забыл все, кроме того последнего воспоминания, что оставила ему незнакомка, которую парень больше никогда не встречал и надеялся,что не встретит. Он больше не видел своего отражения в зеркале. Он видел лишь чужие лица, глядящие на него, но не видящие. Он видел мир, но не мог прикоснуться ни к чему из того, что было прямо перед ним. Он оказался в пространстве, лишенном пола, стен и потолка, и лишь виднеющиеся вдалеке огромные ворота, что на деле оказались всего в паре шагов расстоянием в целую вечность, были его спутниками на протяжении многих лет. Эдвард должен был быть Хранителем, защитником врат, но он оказался монстром, что при первом виде человека в своем зеркале произносил лишь одну фразу: «Верните мне его». А потом только кровь, брызгающая на стекло и застилающая ползущими вниз каплями обзор на мир, который теперь не нужен. Первой жертвой стал тот самый бородатый мужчина в его доме, но дело в том, что медальона с ним не оказалось: этот ублюдок последним покидал дом Кеннеси. Спустя сотни лет на месте дома Кеннеси построили огромное здание, торговый центр. К этому времени Зазеркальщик уже освоился со всем, что произошло с ним, научился управлять этим миром, научился управлять миром душ, но единственное, что было ему неподвластно- жгучая ненависть и беспрестанно ноющая боль по всему уже давно несуществующему телу, жажда чужой муки, желание «вернуть его», последнюю память о том, что уже стерлось, чего больше не существует. Раздевалка номер три – место, где стояло мамино зеркало. От него не осталось ничего, кроме нескольких мутных стекляшек, в которые никто не смотрел. Долгие годы Эдвард учился быть собой, хоть и не помнил себя. К сожалению, так и не вспомнил. А когда его зеркало убрали и поставили на его место новое, парень будто бы ожил. Это потом он понял, что лучше было оставаться мертвецом. Каждый, кто попадал в его раздевалку номер три, больше не выходил из нее. И только одной удалось уцелеть… Это была суббота. Распродажная суббота. Эдвард всегда любил этот день – сколько всего можно было сделать, ух! Но его раздевалку обходили стороной, и не то чтоб его это как-то задевало, скорее разочаровывало. Парень полдня просидел, скрестив ноги, перед окном в реальный мир. Он даже, задумавшись, забыл о том, что сидит тут и ждет жертву. -Ух ты, как же мне это идет! Эдвард подскочил и вперился взглядом в пустоту, которая стала постепенно рассеиваться, и на ее месте возникла она – высокая девушка с огненно-рыжими волосами, одетая в синее короткое пальто. Парень потянулся к ней, завладел ее отражением, завладел ее мыслями. «Детский дом», «Побег», «Энджелберт», «Сет-Райстон», «Мармарин», «Погибшие жизни», «Фургон», «Авария», «Сет-райстон», «Энджелберт», «Мармарин», «Горечь», «Больше никакой музыки», «Никакой семьи» - одно за другим неслись воспоминания, едва поспевая друг за другом, сталкиваясь, переплетаясь, сливаясь с острой, пульсирующей, звенящей церковным звоном колокола на похоронах семьи, звенящей словами прощания с последним, что осталось от жизни, помимо оболочки… -Сколько… боли, - тихо произнес Эдвард и отпустил душу девушки. Она непонимающе оглядывалась, осматривала себя и пространство вокруг. -Кто здесь? – ничуть не испуганным (что окончательно сбило Кеннеси с толку) голосом спросила Дженифер. Зазеркальщик появился перед ней,выйдя из серого, как и он сам теперь, облака. -Сколько боли ты пережила, - сказал он, заглядывая в глаза девушки. он знал, что она тоже видела ее. -Кто ты? – протягивая руку к зеркалу и легко касаясь его кончиками пальцев, не дыша, спросила Морджори. По стеклу изнутри будто бы пробежала дрожь. Не то воспоминания вернулись ,не то здесь, в холодном несуществующем мире вдруг наступило потепление, не то Эдвард окончательно рехнулся, но его губы, губы ничего не чувствующего убийцы, холодного призрака, состоящего из одного единственного воспоминания, растянулись в улыбке. Он почувстовал ее каждой частичкой своего мира. И девушка улыбнулась в ответ. С того самого дня многое изменилось для Эдварда. Многие воспоминания из жизни вернулись, и это стало открытием, потому как он даже не помнил, что он чего-то не помнит, а тут: мать на рынке свойм громоподобным голосом предлагает людям запеченую в сухарях рыбу, а вокруг вкусный теплый запах, сестра вышивает желтый одуванчик на пяльцах, отец показывает часы и говорит, что когда-то они будут принадлежать Эдварду, он сам, сам Зазеркальщик, смотрит на себя в зеркало: невысокий, с круглым, по-детски милым лицом, светлыми пепельно-русыми волосами и голубыми-голубыми глазами. Парень научился перемещаться между зеркалами, между разными отражающими поверхностями. Узнав,что есть кто-то, кто пережил такую же сильную боль, как и он сам, Кеннеси потерял всякое желание убивать. -Идем со мной, - предложила Дженивер, когда Эдвард рассказал ей свою историю. Он кивнул, и той самой минуты они не расставались ни на час. Выяснилось, что Дженифер не человек, хоть Эдвард и увидел это сразу (но долго не мог понять, как такое возможно). Он научился читать людей через их отражения, он научился владеть своей силой. И все благодаря ей.