Огонь и океан

      Остаток дня я пыталась пробраться в палату к Гейлу, но меня попросту не пускали к нему, даже не объясняя причин. На миг в моем сознании закрался страх, что власти тринадцатого могли узнать о нашем прошлом разговоре и о том, что Гейл рассказал мне о планах Койн по захвату власти во всем Панеме. Я не хотела приплетать его к интригам, хватило и того, что лидеры дистрикта-13 отыгрались на мне, и теперь я должна покинуть свою семью. Я просто хотела попрощаться, рассказать ему все и побыть вместе, ведь возможно, мы больше никогда не увидимся. Как я ни пыталась, просила, требовала, меня так и не допустили к нему.       Чем ближе приближался конец дня, тем сильнее я понимала, что мне не удастся увидеть Гейла, и вскоре оставила все попытки на это. Потом я вернулась в свою комнату и уже не могла думать ни о чем, кроме завтрашнего перелета в четвертый дистрикт. По правде говоря, за то долгое время, что я провела в тринадцатом, мне все надоело, и я бы очень хотела уехать отсюда, а еще лучше вернуться в дистрикт-12, но он разрушен, и дома у меня больше не было.       Единственное, что держало меня здесь, это моя семья и Гейл, которых мне уже завтра придется оставить. Неужели теперь мне всю жизнь придется жить без родных в дистрикте-4? Я просто не могла представить себе такое будущее. Все произошло так быстро и спонтанно, я даже не успела все обдумать и принять нужное решение, хотя мне даже не предоставляли выбора.       «Ты будешь не одна», — пронеслось у меня голове. Ну, конечно, ведь со мной будет Финник. За такое короткое время, проведенное на играх и после, когда мы вместе отправились на войну, он действительно стал для меня близким человеком, но я не могла вообразить, каково будет жить с ним. Все эти мысли не давали мне покоя, я пыталась представить свое будущее и то, как выглядит четвертый дистрикт, но все мои догадки были бессмысленны: у меня не было иного варианта, и все, что мне оставалось, это принять свою судьбу.       Следующее утро прошло очень быстро, почти незаметно. После я даже не могла вспомнить, как собиралась, шла по коридорам тринадцатого под неодобрительные взгляды жителей дистрикта, окруженная конвоем солдат, словно это была вовсе не я. Даже прощание с близкими стерлось из моей памяти: лицо матери, слезы Прим, слова Хеймитча, но все же один момент отпечатался в моей голове. Момент, когда пришел Гейл. Я не думала, что он окажется здесь, уже смирилась с тем, что не увижу его, и даже просила сестру передать ему мои слова. Но в самое последнее мгновение, когда я уже собиралась на посадку, вдалеке раздался его голос. Сначала мне даже показалось, что я ослышалась, ведь шум планолета оглушал меня, но, обернувшись, увидела его. В тот момент я еще не привыкла к внешним изменениям Гейла, и даже годы спустя, когда вспоминала давнего друга, то видела его прежний образ, который сильно укоренился в моей памяти. Я стояла и смотрела так, словно не узнавала его и лишь через мгновение спохватилась и побежала навстречу. — Китнисс… — крикнул он, подняв руку.       В одно мгновение я пересекла расстояние, которое нас разделяло, и кинулась на него. — Гейл, я уже думала… — Решила улететь и не попрощаться со старым другом? — Я… я хотела, пыталась, — начала говорить я, отстранившись. — Не важно, я знаю, — произнес он. — Я не хотела этого, не думала, что все так закончится, — быстро стала говорить я, чувствуя, как в уголках глаз начинали скапливаться слезы, а к горлу подкатывал ком. Мне не хотелось, чтобы мое прощание было слезным, и постоянно пыталась сдержаться, внутреннее успокаивала себя, но с каждым мгновением мне все меньше это удавалось. Я никогда не была мастером в выражении мыслей, но в такие минуты это давалось мне еще сложнее. Именно сейчас я просто не знала, что сказать, хотя Гейл понимал меня без слов. — Эй, Кисс-кисс, не надо, — он утер ладонью слезу с моей щеки. — Так не должно быть! — я уже не пыталась сдерживать слезы и дала полную волю своим чувствам. — Нет, все правильно, — успокаивал меня Гейл, — ты должна жить в покое и безопасности, вдали от войны и разрушений, хотя бы сейчас…. за все то, что тебе пришлось пережить. — Вы пострадали не меньше меня и должны были поехать со мной. — Я бы хотел, но мое место здесь, — спокойно говорил он, — Война окончена, но мир еще не настал.       Я, может, и хотела возразить, но прекрасно понимала, что он прав. Для революции нужен был символ — лидер, который станет примером и поведет людей в бой — и я справилась со своей ролью. Но для мира требуются прагматичные люди, способные восстановить страну после разрушений, вернуть порядок и гармонию. — Я никогда не хотела войны… и всего остального, — сказала я. — Знаю, но все сложилось так, и нам остается только принять это и жить…       От его слов мне еще больше захотелось плакать, ведь ничего невозможно было изменить. Он знал, что я продолжаю винить себя за все те огромные жертвы, смерти и разрушения, которые охватили всю страну. Гейл говорил правду — жестокую и реальную. Но это была правда, и я больше не могла от нее бежать, отгонять ее от себя, отворачиваться от реальности.       «Принять это и жить…» — именно то, что я должна была сделать.       Я прижалась к нему еще сильнее, мысленно благодаря его за ту правду, которую он мне открыл, которую я не могла бы осознать еще очень долго. Я не могла удержаться от слез, ведь понимала, что это возможно наша последняя встреча, а дальше меня ждет другая жизнь, вдали от своей семьи. Они подошли ко мне все вместе: Прим с мамой, как и я, не могли сдержать слез, Гейл держался, но было видно, что и ему это сложно дается. — Китнисс, я хочу, чтобы у тебя была частичка нас, и чтобы тебе не было так одиноко в дистрикте-4, — сказала сестра. В этот момент за ее спиной я увидела рыжую морду кота, которого не замечала до этого момента. — Прим, я не могу… — Даже не пытайся, — оборвала она, — я знаю, ты позаботишься о Лютике, и что ты нуждаешься в нем. — Я люблю вас… — утирая слезы, произнесла я и обняла их всех.       У нас было не так много времени, и я уже понимала, что меня ждут на планолете, но до последнего не уходила и прощалась.       Вскоре пришел капитан и сказал, что взлет более не может быть задержан, и мне нужно подниматься. Я не стала препятствовать и возражать.       Успокоившись, взяла кота в охапку и пошла следом за пилотом. Лютик на удивление не стал брыкаться и царапаться, словно уже знал, что ему предстоит.       Поднявшись на судно, я обернулась: они стояли вчетвером и смотрели на меня. В этот момент железные двери планолета начали закрываться, мы начали взлетать, и в этот момент меня уже ничто не удерживало меня, чтобы дать волю своим чувствам. Я выпустила из рук кота, упала на колени, отползла в дальний край и ощутила, как по моим щекам льется водопад слез.