Королева серых мышек

Саундтреки: Amy Winehouse - You know I'm no good Katy B - Crying For No Reason Young the giant - Cough syrup Julie London - Cry me a river Люди всегда проклинают будильник, словно он и есть тот самый злодей, сотворивший процесс пробуждения по утрам. Они неосторожно смахивают его на пол, костерят на чем свет стоит, а в кино – даже бросают об стену. Так в древности короли отрубали головы гонцам, приносившим плохие вести. А ведь ни будильник, ни гонец ни в чем не виноваты! Оба хотят лишь как лучше: один – сообщить, что утро наступило, другой – предупредить о возможных проблемах. Вот и помогай потом людям… Примерно что-то подобное крутилось в голове у Полины, старательно удерживающей себя оттого, чтобы не последовать примеру героев американских фильмов и не зашвырнуть будильник куда подальше. Она правда не хотела быть жестоким палачом, но, господи, этот звук… Кое-как нащупав будильник на тумбочке, девочка всё же сумела его выключить без видимых повреждений, и откинулась обратно на постель. Пару минут она лежала без движения, пытаясь снова нащупать ту тонкую ниточку, связывающую сон с реальностью. Но, как и всегда бывает в таких ситуациях, сон больше не шел, голова становилась всё более и более ясной, а вместе с этим пришли и воспоминания о прошлом вечере. Полина улыбнулась. Судя по отсутствию шевеления слева от нее, Олеся всё еще не проснулась. А значит, она сможет полюбоваться на нее, такую беззащитную и наверняка безумно милую, а потом принести ей завтрак в постель… Словно они женатая парочка, которая после стольких проведенных вместе лет всё еще не растеряла нежность. Так и не открывая глаз, Полина медленно перевернулась на левый бок, протянула руку, уже представляя, как она прижмется к теплой спине Олеси… И нащупала пустоту. Ощущение голой простыни под пальцами заставило резко распахнуть глаза и подскочить на месте. Жмурясь от резко ударившего в глаза света, Полина лихорадочно забегала взглядом по комнате, будто бы Олеся могла прятаться где-нибудь под столом. В неверии она пару раз моргнула, наивно надеясь, что это просто зрение обманывает её, и Лаврентьева сейчас лежит рядом с ней и лениво потягивается. Но другая сторона постели всё так же была пуста, и девочка окончательно убедилась, что Олеси рядом с ней не было. В голову тут же закрались одно за другим нехорошие подозрения. В тех же американских фильмах отсутствие одного из пары после проведенной вместе ночи всегда являлось плохим, очень плохим знаком, влекущим за собой последствия в виде всяких появляющихся из ниоткуда законных мужей, недовольных выбором партнера родителей, или же раскрытие правды о том, что чувства между ними были односторонними. В случае Олеси, конечно, её побег мог означать только последнее. Полина поняла, что задыхается. Еще вчера ей казалось, что всё взаимно – Олеся ведь тоже целовала её, прижималась к ней так близко, шептала какие-то глупости, а потом, когда Руслан делал явные намеки о том, чем они занимались во время их отсутствия, даже не смутилась. Она была с ней такой нежной, такой настоящей, а Полина… Полина уже поверила, что не только у нее самой все органы чувств фокусируются на Олесе, а что это взаимно. Поверила, что даже её, такую обычную, ничем не выделяющуюся – в общем, серую мышку – можно полю… Нет. Осознание того, что нельзя, что такая, как она, недостойна Олеси, врезалось в нее, словно скоростной поезд. Лаврентьева не была каким-то сверхчеловеком, да и Полина никогда не идеализировала её, но в ней была та яркость, та искра, которой в Полине нет и никогда не будет. Наверное, она хотела, чтобы у них было как у Таи с Натой – чтобы как равные, плечом к плечу. Но у Полины никогда так не получится. Такие, как она, всегда будут оставаться в тени… И не то чтобы ей этого не нравилось. Она ведь действительно ценила свою незаметность, привлекая к себе внимание только в очень редких случаях, когда чувствовала, что это по-настоящему нужно. И довольно часто ей казалось, что это производило больший эффект, чем если бы то же самое говорил человек, который всегда на виду. Но, похоже, у Олеси было другое мнение на этот счет, и прошлую ночь она посчитала ошибкой. Плакать почему-то не хотелось. Хотелось лишь свернуться на кровати в клубок и лежать так до тех пор, пока она не превратится в мумию. Возвращение к тому амебному состоянию, к этому чувству полной апатии, что она испытывала вчера, сидя на подоконнике грязного школьного туалета, пугало до дрожи. Но она понимала неизбежность этого. От Олеси, переворачивающей человеческие жизни с ног на голову, то дающей надежду, то убивающей её, было только одно спасение – закрыться от всех эмоций. Притвориться, будто чувствовать вообще не умеешь. Вчера ведь у нее это довольно неплохо получалось… Нечеловеческим усилием Полина заставила себя встать с кровати и, пошатываясь, направилась к двери. «Если уж и делать вид, будто ничего не случилось, то начинать надо сейчас», - с такими мыслями она зашлепала босыми ногами в сторону ванной, борясь с внутренним желанием расцарапать себе запястья. В попытке удержать каменную маску, мышцы её лица задеревенели, и лишь иногда уголок рта судорожно дергался. В этот момент она как никогда понимала Олесю, которая так боялась раскрытия собственных чувств. А ведь еще вчера она только и думала о том, как токсичны эти маски, и как хорошо было без них! Но «хорошо» больше не будет. Не после того, как Олеся Лаврентьева сбежала от нее утром, не сказав ни слова. Подойдя к ванной, Полина резко дернула за ручку двери, вымещая на ней старательно скрываемое отчаяние, и недоуменно нахмурила брови, когда дверь не открылась под её напором. На всякий случай она потянула на себя дверь еще раз и, не добившись никакого эффекта, со счастливым выдохом сползла по стене на пол. Полина не помнила, когда в последний раз она испытывала такое облегчение, будто каких-то космических размеров гора падает с плеч. Ведь запертая дверь могла обозначать только одно: Олеся – внутри. Коря себя за глупые мысли, девочка не могла сдержать рвущуюся наружу радостную улыбку. Идиотка, напридумывала себе непонятно чего… Конечно же, Олеся не бросила её, она не могла её бросить, не после вчерашнего. Как она вообще могла сомневаться в ней, раскрывшейся для нее полностью вчера, такой прекрасной в своих недостатках? В отношениях ведь главное – доверие, и если они начнут встречаться… Нет, не если – когда – они начнут встречаться, Полине нужно научиться быть уверенной. Как в Олесе, так и в себе. В голове она уже представляла себе, как они будут проводить время вместе. Они будут ходить на свидания в дешевые кофейни и на бесплатные выставки, пусть Олеся, скорее всего, и будет противиться, называя эти прогулки просто «встречами». В школе они тоже всегда будут вместе, после того конкурса стихотворений ни для кого уже не осталось тайной, что у них довольно близкие отношения. В отличие от парней, им, конечно, будет проще: если они, как Тая с Натой, не станут открыто называть себя парой, то никто и не будет искать двойных намеков в том, что они держатся за руки, постоянно дотрагиваются друг до друга… Да даже в коротких поцелуях в губы – подумаешь, просто очень близкие подруги. Нет, мнения общества Полина не боялась: у нее был всего один близкий человек, да и тот всего пару недель назад заявил, пусть и в своеобразной манере, что ничего против однополых отношений не имеет. Они будут счастливы. Обязательно будут, ведь вроде как после черной полосы обязательно следует белая, так? У Полины черная уже длилась непомерно долго, так что, пришло уже наконец время для чего-то хорошего. От размышлений о счастливом будущем девочку отвлек щелчок замка в двери ванной. Она вскочила, уже зная, что сделает: тепло улыбнется Олесе, мягко пожурит за то, что она торчала в ванной так долго, а затем легко проведет самыми кончиками пальцев по её мокрому после душа запястью. Полина уже даже было сделала шаг в сторону показавшегося в дверном проеме силуэта, но остановилась, краем сознания понимая, что её планам не суждено сбыться ни сегодня, ни, скорее всего, никогда. Дело в том, что перед ней стояла не Олеся. Руслан с круглыми глазами наблюдал за её молчаливой истерикой, в то время как Полина задыхалась от переполняющего её отчаянного смеха. Олеся бросала её из крайности в крайность даже тогда, когда сама того не подозревала, а у Полины была просто слишком богатая фантазия. У нее уже даже не было сил расстраиваться, злиться из-за того, что её ожидания в очередной раз не оправдались. За всего каких-то пятнадцать минут она успела умереть, возродиться и снова умереть. Это просто было слишком для нее. Одно присутствие Лаврентьевой в её мыслях уже опустошало до краев. Полина продолжала беззвучно хохотать, даже когда почувствовала, что её берут за плечи и куда-то ведут. В себя она пришла уже на кухне, после того как Руслан усадил её на стул и дал выпить стакан воды. Мысли ей это, конечно, в порядок не привело, но хотя бы помогло прекратить эти смеховые конвульсии. - Полина, посмотри на меня, - это был первый раз, когда кто-то из троицы Олеся-Ярик-Руслан назвал её полным именем. И, наверное, это было единственной причиной, по которой Полина всё же послушалась парня. Руслан перегнулся через стол и сжал её руки в своих. Его серьезные карие глаза словно заглядывали ей в душу, узнавая всё самое сокровенное. – Леся? – только это имя, произнесенное с вопросительной интонацией, показывало, что Руслан всё знает. Знает, что Олеся бросила её, что не попрощалась, возможно, даже видел, как она уходила. - Почему? – еле выдавила она из себя одно единственное слово. Наверное, в этот момент Полина выглядела донельзя жалко, раз это «почему» было всем, на что её хватило. Но Руслан, судя по последующим его словам, её не жалел. И за это отсутствие жалости она была действительно ему благодарна. - Она давно это планировала, - медленно, тщательно подбирая слова, произнес парень. Увидев непонимание на лице Полины – в смысле, она планировала провести с ней ночь и убежать? – он пояснил. – Она сбежала не от тебя, Полин. Она сбежала из города. Её вот как уже, - он кинул быстрый взгляд на настенные часы. – Полтора часа нет в Москве. Полина пыталась понять, о чем говорит Руслан, но его слова доносились до нее будто сквозь воду. Она понимала их значение по-отдельности, но вместе они не имели никакого смысла. То есть, «сбежала из города»? Села на самолет? На поезд? Поехала автостопом до Америки? Глупость какая-то. Полная бессмыслица. - Она давно хотела свалить из Москвы, - Руслан, конечно же, понял, что мозг Полины отказывался воспринимать сказанное им. – Никогда не говорила мне конкретно о причинах, но я всегда знал, что в один день это случится. Когда сегодня около четырех утра она растолкала меня и сказала лишь одно слово «сегодня», я сразу понял, что происходит. Значит, Руслан не знал, зачем. И оттого, что она еще сто раз спросит, ничего не изменится. Разумом Полина пыталась убедить себя просто встать и уйти, ведь здесь ей точно ничего больше не светит, но сердце отказывалось принимать «я не знаю» как данность. Сердце требовало вызнать, хоть под пытками, что же было поводом. Эта безысходность злила, но и в то же время подавляла. - Да, я знаю, где она теперь, - Руслан озвучил еще один незаданный вопрос и, после короткой паузы, за время которой Полина уже успела представить, как она догоняет Олесю на скоростном поезде, затем пробирается сквозь тайгу и пустыню и в конце концов убеждает вернуться домой, с неохотой произнес то, что определило всю её дальнейшую жизнь. – Но тебе я сказать не могу. Это было жестоко. Полина всегда была против насилия, еще вчера она испытала его на себе, но сейчас ей хотелось ударить Руслана. Просто взять и вмазать кулаком, так, чтобы выбитые зубы полетели во все стороны. Это всё равно было бы гораздо менее больно, чем его слова. - Я пойму, если после этого ты меня возненавидишь, - этот парень всегда был слишком проницательным, с точностью сканера считывая эмоции окружающих его людей. Но если раньше Полину это в нем восхищало, то сейчас – было еще одним поводом для злости. – Это будет честно, я знаю, сколько для тебя значила Леся. Это твое право, ведь, как бы ты ни страдала, я всё равно никогда не скажу тебе, куда уехала Леся, потому что я ей об этом пообещал. Что ж, во всяком случае Руслан был с ней честен. Он не стал отнекиваться, говорить, что и сам не имеет ни малейшего понятия о местонахождении подруги, даже зная, что Полина возненавидит его за это на всю оставшуюся жизнь. Это вызывало уважение, но всё же не обладало достаточной силой для того, чтобы перекрыть ненависть. - Ты не единственная, кто не знает. Даже её мать – хотя она, скорее всего, только через пару месяцев обнаружит пропажу дочери, - Руслан говорил словно через силу, и Полина понимала, что он не врет. Он действительно хотел бы ей сказать, но не мог, скованный обещанием. – Я и Ярику не сказал, - крошечная улыбка, появившаяся у Руслана на губах, когда он произносил имя своего друга, давала понять, что прошлая ночь перенесла отношения парней на новый уровень. И это тоже злило Полину, которая пусть и всегда желала этим двоим счастья, но сейчас могла думать лишь о том, как же это нечестно. – Хоть Леся и не запрещала. Но он слишком жалостливый. Не выдержал бы, сразу сказал всё тебе. А во мне жалость жизнь отбила, - криво усмехнулся парень и задумчиво хмыкнул. – Хотя, казалось бы, с его-то прошлым, всё вроде как должно быть наоборот. Полина поняла, что Руслан всё еще держит её за руки только тогда, когда он почти до боли сжал её ладони в своих. И, несмотря на переполняющую её злость и обиду, она не спешила вырывать руки из его хватки – всё-таки это была какая-никакая, но поддержка. - Ты мне нравишься, Полин, - Руслан заглянул ей в глаза и грустно улыбнулся, увидев недоверчиво вздернутые брови. – Правда, нравишься. Но для меня Леся как младшая сестра, как бы банально это ни звучало. Её доверие для меня важнее, и я не могу её подвести. И Полина поняла: действительно, не может. Она из него никогда ничего не выведает, даже если вдруг сейчас начнет угрожать с ножом. Данное им обещание сковывает его в какой-то степени даже сильнее, чем её незнание. Она хотя бы может что-то сделать, искать какие-то подсказки, в то время как у Руслана просто нет выбора. Это только иллюзия, что он в любой момент может ей рассказать о местонахождении подруги. На самом деле, нет. Он, похоже, из той породы людей, что не сдержать слово физически не могут. - Прости меня, Полин, - да, она теперь понимала: Руслан в этой ситуации так же беспомощен, как и она, если не более. Она больше не злилась на него: как можно злиться на человека из-за того, на что он не может повлиять? Гнева больше не было, но ей всё еще было больно. – Больше всего на свете я бы хотел тебе сейчас помочь, но… - Я поняла, Русик, - мягко произнесла Полина и слабо улыбнулась, увидев ошеломленное лицо парня, когда она назвала его сокращенным вариантом именем, тем самым показывая, что не злится. – Ты не можешь. Она в последний раз сжала руки Руслана, прежде чем аккуратно освободиться из его хватки. Полина знала только одно: сейчас правильно было уйти. Последний раз окинув взглядом еще вчера казавшуюся такой надежной, а сейчас – одним своим видом причиняющую невыносимую боль квартиру, она, будучи не в силах больше находиться здесь, вскочила со стула и бросилась к выходу, оставляя Руслана всё так же беспомощно сидеть за столом. Уже стоя на лестничной площадке и старательно отвлекая себя от образа Олеси в голове мыслями о предстоящем ей пути вниз из девяти этажей, она услышала звук вновь открывающейся двери позади себя. Глаза загнанно дышащего Русика решительно сверкали. - Лина! – позвал он её, хотя в этом не было надобности: всё внимание девочки было сосредоточено на нем. – Есть кое-что, о чем она не запретила мне говорить, и я думаю, что это важно, - он выдохнул, а затем произнес то, что уже в который раз за одно это утро зажгло и тут же погасило в ней искорку надежды. – Олеся обещала вернуться на выпускной. - Хорошо, - покладисто кивнула Полина и наконец зашагала вниз, оставив Руслана, явно ожидавшего более бурной реакции, в оцепенении провожать её взглядом. Да, возможно, она обещала. Но, судя по их предыдущему опыту общения, в отличии от своего друга, Олеся Лаврентьева не держит свое слово. *** - Господи, Полин, ты в порядке? - Где ты ночевала? - Небось к своему любовничку пошла, прошмандовка! - Мерзкая девчонка, ты кем себя возомнила, что убегаешь на всю ночь? - Гребаная ты дрянь! Было такое ощущение, что они всю ночь так и стояли: взволнованный и побитый Андрей, сумевший всё-таки оттеснить всех от двери, чуть позади недобро ухмыляющийся дядя Гоша, тетя Аня и баба Наташа, недовольно поджавшие губы, и, наконец, в дальнем углу коридора – тетя Нина, как всегда холодно наблюдающая за происходящим, сложив руки на груди. Стояли, поджидали её, чтобы напасть с порога, сбить с толку, закрутить на карусели бесконечных вопросов, пока у нее не закружится голова. Хорошо, возможно, все, кроме Андрея – тот действительно волновался, а мешки под его глазами кричали о бессонной ночи. Но и его Полина сейчас видеть не хотела. Проигнорировав обрушившийся на нее водопад вопросов, она, даже не раздеваясь, проскользнула между родственниками и трусливо сбежала в свою комнату, где её уже никто не мог достать. Она просто хотела, чтобы её в кои-то веки оставили в покое. Ведь было же время, когда родственники просто предпочитали делать вид, что их с Андреем не существуют. Так какого же черта её снова стали замечать? Какого черта люди теперь запоминают её имя? Дома, в школе… Она не хотела известности. Ей не нужно было ни излишнее внимание, ни признание общества. Она просто хотела забиться обратно в свою норку серой мышки, спрятавшись там от всего мира, и забыть обо всем, что происходило с ней за последний месяц. Если бы можно было вернуться в прошлое и проигнорировать Олесю в тот злополучный вечер!.. Как часто она думала о возвращении в прошлое после того, как мамы с папой не стало, и с каким трудом она избавлялась от этих пожирающих её мыслей. И вот теперь – снова – она начала сослагательно мыслить. Да и все те достижения прошлых дней… Открытое противостояние с Вилкой на глазах у семидесяти человек, её первая победа над Лизой, да даже тот случай с парнем из автобуса – всё это стиралось под давлением её малодушных мыслей. Хотелось догнать Олесю хотя бы для того, чтобы выкрикнуть ей в лицо: посмотри, что ты со мной сделала! Разбила мне сердце, предала, разрушила до основания то, что я с таким трудом выстраивала в последнее время! Смотри и понимай: это всё твоя вина! Олеся была катализатором её смелости. Их вечное соперничество словно делало из нее другого человека: уверенного в себе, готового противостоять трудностям и такого непохожего на привычную всем Полину Тенькину. Уйдя, Олеся унесла с собой эту её лучшую версию себя. Снова вернула её туда, откуда она в последние дни так стремилась сбежать – в тень. Андрей бы сказал: «деградация торжествует». А ведь она уже даже привыкла к этому настроению, в котором она пребывала в последние дни. Ей понравилось быть главным героем фильма, понравилось быть сильной. Правильно говорил старик-директор из известной франшизы: главная сила – лю… С громким ударом двери о стену, тяжело дыша, в комнату ввалилась тетя Нина. На удивленно поднятые брови племянницы – она запирала дверь – та продемонстрировала булавку, которой, видимо, и взломала замок. Полина бы пошутила про большой криминальный опыт, если бы у нее были на это силы. - Как твоя голова? – осторожно произнесла тетя Нина, не спеша заходить в комнату. Удивительно: обычно словосочетание «личное пространство» для родственников являлось пустым звуком. - Заживет, - равнодушно ответила Полина, даже не глядя в сторону женщины. Ну, почему в этой чертовой квартире никто не уважает её желания? Игнорированием встретивших её вопросов она явно дала понять, что не хочет никого видеть. Неужели это так трудно – просто, блять, оставить её в одиночестве?! - Послушай… - голос тети Нины звучал настолько неуверенно, что, даже находясь в этом своем близком к паралитическому состоянии, Полина заинтересовалась природой её сомнений и подняла голову. Выглядела тетя, прямо скажем, не лучшим образом. Под глазами у нее залегли тени, не меньше чем у Андрея, а руки тряслись словно у алкоголика. Но, в отличие от остальных членов своей семейки, она никогда не была большим любителем принять на грудь, так что причиной её состояния определенно было что-то другое. Неужели она… Волновалась за нее? - Ты вообще в порядке после, ну?.. – с опаской спросила тетя Нина, подтверждая гипотезу девочки. Забавно. За все годы это первый раз, когда хоть кто-нибудь из родственников интересуется её состоянием. Видимо, вчерашнее даже для такой, как тетя, было слишком. - Нормально, - ни в тоне, ни на лице Полины не было ни намека на эмоции, но не потому, что она пыталась сделать вид, будто ей всё равно. Она действительно была как пустой сосуд – выпита до краев. Должно быть, тетю Нину это насторожило и даже немного испугало, потому что она тут же начала нести какой-то бред с успокаивающими интонациями, как будто разговаривала с сумасшедшей. - Слушай, насчет вчерашнего… Ты забудь, ты же знаешь Гошу, он же, ну… - она на секунду остановила свой поток малоразборчивой речи, пытаясь подобрать подходящее слово, и, почти сразу сдавшись, начала уже совсем другое, никак не относящееся к предыдущему предложение. - Да и насчет штрафа ты не волнуйся, я там кое-что скопила, всё нормально будет. Там хватит, да и еще останется… Полина устало подняла голову и наконец посмотрела на уставившуюся на нее в ожидании чего-то тетю. Несмотря на то, что в её словах отсутствовала какая-либо конкретика, основной смысл девочка всё же сумела вычленить: тетя Нина обещала заплатить за штраф, который, попав в аварию, получил Андрей, и из-за которого вчера так взбеленился дядя Гоша. В любой другой день она бы обрадовалась, вероятно даже, наплевав на гордость, начала бы горячо благодарить за такую щедрость. Но в эту минуту ей было абсолютно наплевать. Подумаешь, одной проблемой больше, одной меньше – общей сути это не меняет. - Ладно, - коротко кивнула Полина и отвернулась к окну, посчитав, что разговор закончен. Она не ожидала, что её грубо схватят за плечо и развернут, так, чтобы она снова смотрела на трескающийся под весом волнения лед голубых глаз напротив. - Да что с тобой, черт возьми, такое?! – закричала тетя Нина, в кои-то веки не в силах сдерживать свои эмоции. Полина поморщилась, с трудом сдержав желание заткнуть уши. - А чего ты хотела? Чтобы я бросилась тебе на шею? Рассыпалась в благодарностях? –едко спросила девочка, сама не ожидая, что своими словами попадет точно в цель. Глаза тети нервно забегали, хватка на плече ослабла. Как бы нелепо это ни звучало, но, похоже, тетя Нина действительно решила поиграть в доброго копа. Решила, что после шести лет унижений достаточно одного проявления доброты, чтобы брат и сестра Тенькины прибежали к ней, как собачки в ответ на неожиданную ласку со стороны обычно строгого хозяина. – Да ты серьезно! – уже не сдерживая насмешки в своем голосе, воскликнула Полина. – Тебе, наконец-то, самой опротивело быть такой сукой? - Я не… - начала женщина, но племянница перебила её, не желая слушать еще одну череду путанных и, без сомнения, лживых объяснений. - Даже будь ты способна вернуть мне родителей, я бы никогда не простила тебя за все твои действия и, что намного важнее, твое бездействие. Ты и правда дура, если решила, что за такое вообще возможно простить, - это был первый раз с тех до сих пор бросающих в дрожь поминок, когда они говорили о родителях. Вот только теперь они поменялись местами: это Полина наносила удар, а тетя Нина старалась не согнуться под ним. Девочка знала: то, что она говорит – жестоко. Но также она знала, что большего тетя и не заслуживает, и это придавало ей уверенности в том, что она говорит. - Я всё равно заплачу, - упрямо буркнула тетя, решив играть роль благородной до конца. - Плати, - равнодушно бросила Полина, снова отворачиваясь к окну. – Я не против, пусть и не требую. Пока мое единственное желание – это чтобы ты убралась нахуй из моей комнаты. И с каким-то мрачным удовлетворением она наблюдала за тем, как тетя Нина, окинув её полным полыхающей ненависти взглядом, выбегает из комнаты и с яростью захлопывает дверь. Возможно, не так уж Полина и деградировала. Еще полгода назад в ответ на такое она бы, скорее всего, действительно простила тетю Нину, пусть и скрепя сердце. Но, похоже, чего-то Олеся у нее всё же не отняла, а, наоборот, научила этому – сохранять чувство собственного достоинства. И именно оно в данный момент удерживало её оттого, чтобы бежать на поиски Лаврентьевой в Питер – а Полина не сомневалась, что уехала она именно туда, куда же еще? – и обзванивать каждую квартиру каждого дома. *** Андрей появился на пороге их комнаты уже под вечер. Постоял немного у порога, поковырял носком паркет и, набравшись смелости, вошел. Неизвестно, чего он ожидал: криков, ругани или взволнованных восклицаний – ничего из этого он не получил, как и, впрочем, какой-либо другой реакции. Полина, зная, что брат уже в комнате, проигнорировала его появление, оставаясь в том же положении, в котором она находилась при разговоре с тетей Ниной, всё так же меланхолично пялясь в окно. Если бы не темнеющее небо, то она бы уже давно потеряла счет времени, которое она провела, бесцельно лежа на кровати. - Полин, - мальчик ненавязчиво дотронулся до её плеча, в отличие от тети Нины будто бы боясь, что его прикосновение окажется слишком грубым. - Чего? – Полина нехотя развернулась к брату. На Андрея она не злилась – больше нет. Главное, что он был здесь, с ней, живой и здоровый, без нависающей над ним угрозой в виде пьяного дяди. А уж с его подростковой глупостью они как-нибудь разберутся. - Я, это… - Андрей смотрел на нее глазами побитого щенка. Казалось, впервые за долгое время ему было действительно стыдно за свои необдуманные действия. – Извиниться хотел. - Извиняйся, - она иронично приподняла бровь, на что получила возмущенный взгляд. Они оба знали, как тяжело Андрею сказать простое «прости» - еще в детстве первой всегда приходила мириться его сестра. Но в этот раз поблажек ему никто давать не собирался. - Извини, я мудак, - тяжело выдохнул мальчик, и, пусть извинение его и звучало в некоторой степени шутливо, оно определенно было искренним. Пару секунд помешкав, он, будто борясь с самой собой, продолжил. – Не только за это. Я… Сделал кое-что еще, что тебе не понравится. - Что еще ты натворил? – нарочито строго потребовала ответа Полина, в душе оставаясь спокойной. Судя по тону Андрея, это не было чем-то таким же серьезным, как попадание в аварию, так что тревожиться смысла не было. - Тебе сегодня утром принесли письмо, а я… Я его прочитал, - с трудом выдавил он из себя последнее предложение. Заметив грозный блеск в глазах сестры, он торопливо забубнил. – Ну, а что? Я же видел, что в последние дни с тобой что-то происходит, а ты мне ничего не рассказываешь никогда! Вообще, это нечестно: от меня ты хочешь, чтобы я с тобой делился своими проблемами, хотя сама всё скрываешь! Я просто о тебе заботился! Это звучало довольно убедительно и, скорее всего, тоже являлось одной из причин для поступка Андрея, но не главной. Главную они оба знали, и сейчас Полине хотелось, чтобы брат сам ей признался, а не увиливал. В попытке добиться этого признания, она выжидающе начала сверлить его взглядом, и это, как ни странно, сработало. - Ну, хорошо, хорошо, мне просто было любопытно, чего сама Лаврентьева хочет от моей сестры, - в итоге буркнул мальчик, немного покраснев. Но Полина уже не следила за его реакцией. От обилия информации, полученной за сегодняшний день, голова уже шла кругом. Но это не мешало мозгу выдавать еще кучу вопросов, ответов на которые у нее, конечно же, не было. Что? Олеся? Письмо? Про что? Зачем? Если там адрес её местонахождения, то почему она отдала его Андрею, а не ей? А если там не он, то что? Прощальная записка?.. - Я ужасный брат, да? – её вытянул из раздумий отчего-то донельзя грустный голос мальчика. Ей пришлось повторить про себя этот вопрос еще раз, чтобы вникнуть в его смысл – настолько сильно она ушла в себя, лишь услышав одно чертово имя. Наконец переведя взгляд на Андрея, Полина еле сдержалась, чтобы не хмыкнуть удивленно: тот сидел, ссутулившись, положив голову на руки и, похоже, действительно осознавал свою вину. - Да, ужасный, - после пары секунд размышлений, Полина всё же решила немного наказать мальчика. Да и душой она не кривила: Андрей никогда не являлся образцовым братом, и он сам об этом прекрасно знал. Хотя в эту секунду он, конечно же, хотел услышать другое. Девочка поняла, что немного переборщила, после того, как аккуратно двумя пальцами приподняла его подбородок и увидела, что глаза у Андрея были на мокром месте. – Но зато честный. И я всё равно тебя люблю, - на этих словах брат просиял. - Фу, какая ты ванильная, - и, противореча своим же словам, порывисто обнял её. Полина молча наслаждалась этим приливом нежности, понимая, что следующий такой раз произойдет не скоро. Похоже, в ней начали просыпаться временно потухнувшие эмоции – сидя в объятиях Андрея ей, как ни странно, было действительно легче принимать ситуацию такой, какая она есть, во всей глубине её драмы. Да, Олеся уехала, бросила её, ничего не сказав… Но всё же у нее всегда будет один человек, который будет её любить несмотря ни на что. Пусть пока эта любовь в его поступках и не выражается. Они довольно долго сидели так, замерев словно статуи и не решаясь даже почесать нос в обоюдном страхе испортить момент. В какой-то момент мальчик всё же нарушил идиллию, снова потеребив сестру за плечо и, когда та обернулась, немного мешкая, протянул ей что-то голубое. При ближайшем рассмотрении это оказалось обычным конвертом, просто странного цвета. – Кстати, - всё еще не разрывая объятий, нерешительно задал явно давно интересующий его вопрос Андрей. – А почему Королева серых мышек? Полина не ответила. Одним быстрым движением разорвав конверт, она достала из него сложенный напополам и исписанный мелким почерком лист бумаги, и впилась глазами в текст. После первой же прочитанной строчки по её щекам покатились крупные беззвучные слезы. *** «Один месяц погоды не меняет» - обычно эта фраза употребляется в переносном смысле, но не в случае девочки, сидящей на коленях перед неприметной двойной могилой. На кладбище за эти четыре с половиной недели действительно ничего не поменялось: всё тот же северный ветер, всё те же мрачные тучи, всё те же мертвые листья под ногами. Ничего не поменялось, кроме нее самой, познавшей за это короткое время очень и очень многое. В том числе и себя, пусть познать себя до конца и невозможно, пока ты жив*. Прошел всего один месяц, слишком короткое время, чтобы что-то изменилось на кладбище. Оно будет здесь еще сотни и сотни лет, такое же, нетронутое, и всё тот же северный ветер будет гнать такие же мертвые листья на юг. Это человеческая жизнь настолько невыносимо коротка, что всё в ней может измениться по щелчку пальцев, она может поменять направление, перевернуться с ног на голову, или вообще неожиданно оборваться. А с кладбищем такого не будет. Над ним властно лишь время. Впрочем, над чем оно не властно?.. Только над тем, чего уже нет. И словно в подтверждение ветер разносит над могилами произносимые спокойным, наконец смирившимся голосом строки:

До свиданья, друг мой, без руки, без слова, Не грусти и не печаль бровей, - В этой жизни умирать не ново, Но и жить, конечно, не новей.