16 лет
Саундтреки: Tennis - Need Your Love 1010 Benja SL - Ultimaybe Stef Chura - Scream Lauryn Hill - Forgive Them Father Lucy Dacus - Night ShiftТы хочешь знать, как быть, если ты сделал что-то не так? Отвечаю, детка: никогда не проси прощения. Ничего не говори. Посылай цветы. Без писем. Только цветы. Они покрывают всё. Даже могилы. (с) Эрих Мария Ремарк, “Три товарища”.
Она думала, что со временем станет легче. Боль притупится, как об этом говорится в книжках или сериалах (она уже не помнила, где услышала эту фразу). Фраза, определенно, была красивой, но вот ни грамма правды в ней не было. Боль осталась, просто теперь она была уже привычной, было уже не новым, что каждый новый день причиняет столько мучений, что каждое утро она встречает тридцатисекундными попытками собраться с мыслями и понять, что всё произошло не вчера, не позавчера, не полгода назад. Каждое утро она пытается смириться. И еще ни разу у нее не получалось. Боль в ее сердце не притупилась, она всё еще продолжает плотными путами обхватывать его, так крепко, будто подтверждая этим: «я не уйду, никогда не уйду, я с тобой навсегда». Она надеялась, что время лечит. Вот только когда ее надежды оправдывались?.. Нет, она продолжает жить, она не ходит целыми днями, закутанная в колючесть и злость, как это произошло с кое-кем другим. Просто… После того, что случилось, вдруг резко накатило осознание своей ответственности. Большинство людей в этом мире растут душой постепенно. С ней же всё произошло в один момент: еще недавно она была маленькой беспомощной девочкой, которая верила всем людям, смотрела на мир сквозь розовые очки и не осознавала, сколько боли в этой жизни. Но вот она уже выросла, в один день она стала взрослой, и это гораздо хуже, чем расти постепенно. Потому что она не знала, как это - нести ответственность за себя и за свои поступки, искать во всем подвох и, главное, выживать в этом мире, а не жить под чьей-то заботливой опекой, что с ней и происходило первые десять лет ее жизни. Теперь она была самостоятельной, она должна была научиться многим вещам, и, в первую очередь - быть сильной. Сейчас она уже научилась. Научилась прятать свои слабости, научилась не верить людям с первого слова, научилась принимать решения и думать о последствиях. Сейчас она уже совсем выросла. А до этого… Она пыталась стать взрослой, но не могла. Потому что, конечно, невозможно стать такой в один момент. А обстоятельства требовали от нее именно этого. Не то чтобы сейчас ей стало намного проще, нет. Просто сейчас она уже подготовлена ко многому, знает, каким бывает мир, какими бывают люди, что может произойти. А до этого не знала и ломалась. Медленно, но верно, с каждым днем всё больше. И это «медленно» доводило ее до слишком плохих мыслей. Мыслей, что в тот день нужно было поехать вместе с ними. И там, вместе с ними… Но потом она смотрела на него, единственного оставшегося в ее жизни человечка, запутавшегося в себе, немного уставшего всегда быть сильным, но всё еще не сдавшегося, и выбрасывала эти мысли из головы, как запретную тему, то, о чем думать нельзя. Она всё еще не смирилась, но сдаваться она не собирается. Потому что… От этого толку нет никому. И… Они бы тоже этого не хотели. Да, ей всё еще больно просыпаться каждое утро, но она выросла. И, кроме того, что научилась смотреть на мир глазами взрослого человека, она научилась еще и бороться. Она уже не ребенок, а жизнь - это не воспитательница в детском саду, которую можно разжалобить слезами. И поэтому надо всегда продолжать жить, пробивать себе путь вперед и держаться за дорогих людей, но ни в коем случае не опускать руки. Потому что, если опустишь руки один раз, то потом это случится еще и еще, пока ты не сдашься окончательно. Из ее характера ушло еще одно плохое качество - нетерпеливость. Раньше она ненавидела жизнь за то, что прошли уже годы, но легче не стало. Теперь же она понимает, что несколько лет – это слишком маленький срок. Она готова терпеть сколько угодно. В ее душе всё еще теплится огонек надежды, что боль немного утихнет, оставив после себя лишь незаживающую, иногда кровоточащую рану. Но, конечно, все те взрослые качества, что она приобрела – ничто, по сравнению с тем, что потеряла. И кроме боли в ее сердце гадюкой свернулась еще и вина. Она всё еще продолжает себя винить, что уговорила их поехать туда, несмотря на то, что мелкий говорил, что она не виновата. Потому что если бы не она… Они бы не отправились туда, они бы не задержались в чертовом аэропорту, они бы… Всё было бы просто хорошо. И каждую ночь она мучается от собственных мыслей, в которых ехидный внутренний голос продолжает твердить: «Ты сама всё и испортила. Ты сама их убила.» *** Холодный пронизывающий ветер гонит опавшие листья куда-то на юг, туда, где, наверное, куда теплее. Солнце не светит уже четыре дня, впрочем, с чему бы ему появляться - за окном, как-никак, ноябрь, самый ужасный месяц в году, и совсем не из-за голых деревьев и неприятной погоды. На кладбище хозяйничает северный ветер, и это, пожалуй, самая подходящая погода для него за все эти пять лет. Потому что это даже хуже, когда в таком месте светит теплое, ласковое солнышко, мягко бросающее свои лучи на мраморные могильные плиты. Это в миллиард раз хуже, ведь тогда кажется, что природа над тобой смеется. Полина посильнее закутывается в короткую синюю куртку со сломанной молнией. В ее сердце тоже вечный ноябрь, и он всегда будет оставаться там, в уголке, даже в какие-то редкие хорошие моменты. Один из листков падает на могилу, рядом с которой и стоит Полина, аккуратную, двойную и без глупых излишеств. Никакой статуи ангела сверху, никаких глупых цитат. Просто два имени и даты. Рождения и смерти. Перед могилой лежит маленький, аккуратный букетик тюльпанов. Видно, что цветы родились не в самый лучший период - но эти были самыми лучшими со всей клумбы перед домом, Полина их минут сорок выбирала. Завтра опять вахтерша будет ругать… А сейчас холодает, придется покупать тридцатирублевые букеты у бабы Оли из сорок первой квартиры. Скоро наступит зима, и придется менять их каждую неделю… Надо еще придумать, где бы столько денег взять, ведь всё с подработок она копит на новые кеды, а то на старые уже смотреть больно… Но Полина знает, что найдет деньги. Никакие обстоятельства не заставят ее прекратить приносить цветы на особую для нее могилу. Ведь цветами она пытается загладить свою вину по совету Ленца… Но в душе она, конечно, понимает, что никакие цветы, ничего в этом мире ее вину загладить не сможет… *** - Иди в зад! Я никуда не пойду. Мы с друзьями собирались сегодня встретиться и погонять. Меня не интересует, что ты там придумала, - под конец своей тирады, видимо, для усиления эффекта, Андрей с силой шибанул дверью шкафа, откуда только что вытащил легкую косуху. Немного детский поступок, почти как топанье ногой, но мальчик уже не мог остановиться. - Ты не хочешь проводить меня? - тихо спросила у него Полина. Во время своего возмущенного монолога брат даже не посмотрел на нее, но после этих слов нехотя повернул голову. - Эй, какого черта? - удивленно приподнял брови Андрей. Сестра была одета в свою дурацкую куртку со сломанной молнией, старые кеды и джинсы, а в левой руке она сжимала ручку чемодана. - Я, как бы, в лагерь улетаю, - хмыкнула девочка, поглядывая на дверь. Она хотела уехать сегодня пораньше - рейс был утренний, а, так как она еще ни разу не летала и не знает, сколько времени занимает прохождение всех проверок вроде паспортного контроля в аэропорту, опаздывать было не лучшей идеей. «Любимые» родственники еще спали, и Полина не хотела дожидаться, пока они проснутся. Она думала, что попрощается с братом и быстро выскользнет из дома, где за окном ее уже будет ждать подвозивший всех вожатых автобус, но, видимо, не судьба. Мелкий снова решил поиграть в плохого мальчика и наговорить сестре кучу гадостей. Что ж, в последнее время он ведет себя как баба с ПМС, от него можно чего угодно ожидать. - В смысле, улетаешь? - Полине показалось, или голос Андрея прозвучал… испуганно? - В коромысле, - закатила глаза она. - На самолете, как еще мне улетать? Воздушными шарами сейчас уже вроде бы не пользуются, а в космос пока еще путевки не продают. - На самолете, значит, да? - медленно произнес словно бы сам для себя Тенькин, а затем поднял глаза на сестру. Взгляд был его упрямым и непоколебимым, и она знала, что такие гляделки означают, что он что-то для себя решил и уже не отступится. - Ты не летишь. - В смысле? - Полина посмотрела на брата как на сумасшедшего. Впрочем, его странное поведение явно свидетельствовало о не совсем нормальном состоянии. - В коромысле, - передразнил ее Андрей, точно так же, как до этого сделала она. Сейчас очень четко можно было увидеть их родственное сходство – та же манера поведения, те же раздраженно закатанные глаза, те же упрямо скрещенные руки на груди. - Ты никуда не полетишь. Ясно? - Какого черта, Андрей?! - не выдержала Полина. В течение всего разговора она старалась быть терпеливой, но сейчас мелкий уже сам ее довел. - Я взрослый человек, уж постарше тебя буду, и сама буду решать, куда мне лететь, а куда нет! Я всех предупредила, в том числе и тебя, но у тебя в наушниках на тот момент на полную громкость были включены твои Linkin Park, и я не стала до тебя доебываться. Зря, видимо, потому что сейчас ты доебываешься до меня! – последние слова она буквально выплюнула, словно яд. В последнее время они с Андреем только так и общались, кроме тех редких случаев, когда мелкий решал поиграть в заботливого и говорил ей отдать уже наконец ему эту долбаную куртку, чтобы он ее починил. Правда, куртка так и осталась сломанной, но приятно всё равно было. К сожалению, это всё происходило около недели назад, а сейчас их отношения снова осложнились. - Блять, Полина, ты совсем того, да?! Ты действительно не врубаешься?! Ты никуда не полетишь, потому что это гребаный самолет, понимаешь?! Са-мо-лет! Я, блять, не пущу тебя! Вырывайся, делай что хочешь, я тебя в шкаф запру, но на самолете ты не полетишь! - Андрей уже орал. Ему было плевать, что сейчас на шум сбегутся родственники, и тогда орать уже будут на него самого. Мальчик снова хлопнул бедной незакрывающейся дверью шкафа, только теперь с удвоенной силой, так, что, казалось, она в этот же момент отвалится. К счастью, шкаф был советских времен и выдерживал и не такое, поэтому всё осталось на месте, кроме тишины в воздухе, которая была тут еще буквально минут десять назад, но теперь улетучилась, словно ее и не было. Полина смотрела на брата и наконец-то начинала понимать, что происходит. Андрей боялся. Боялся за нее. За своей поначалу напускной безразличностью, а позже - дикой, неконтролируемой яростью, он прятал свой страх. Он боялся, что и сестра, последний близкий ему человек в этом мире, улетит и не вернется, как когда-то пять лет назад это случилось с двумя другими дорогими ему людьми. Полина улыбнулась. Ее бесстрашный, храбрый мелкий боялся, что не сможет уберечь ее, свою сестру, и в этот момент она понимала, что забота никуда не делась, просто она стала настолько завуалированной, что никому ее не видно, кроме самого Андрея. Ну, теперь уже и его сестры. Теперь она знает (пусть она раньше и догадывалась, но теперь - она точно знает, и у нее есть доказательства), что колючесть и цинизм - это только маска, в которой брату комфортно, ведь так ему кажется, что ничто не сможет сломать его. Оказалось, сможет. Потеря сестры вырвет его сердце с корнем и уничтожит окончательно, без права на восстановление. Останется лишь оболочка с пустыми глазами, недо-человек, тот, кого уже не вытащить. - Фак, Полин! Скажи уже что-нибудь! Че ты лыбишься? Чувствую себя идиотом, который разговаривает сам с собой! - продолжал возмущаться Андрей. Когда Полина, продолжая улыбаться, тихо прошептала: «ладно, не поеду», то он наконец выдохнул спокойно. - Ну, ты не обижайся только! - вдруг неожиданно мягко заговорил Тенькин, совсем не так, как разговаривал с сестрой в последнее время. - Давай я найду тебе еще какой-нибудь лагерь, только в России, куда надо будет ехать на поезде. Куда ты там летела? В Черногорию? Ну, ты чего, какая еще Черногория зимой, там же холодина, недавно по новостям передавали, минус тридцать один градус был! И это еще сейчас, в ноябре, а что дальше будет, представляешь? - он продолжал нести какую-то ерунду, и смотрел на сестру с такой теплотой, что Полина понимала: никуда их крепкие отношения, состоящие из взаимовыручки и доверия, не делись, просто они оба выросли и стали заботу друг о друге выражать в другом формате. Девочка решила не комментировать то, что в Черногории зимой обычно не меньше трех градусов тепла, потому что Андрей, скорее всего, вообще даже не знал, что это за страна и где она находится, а так же она промолчала, когда рука брата словно ненароком легла на ее плечо и сильно сжала. Сейчас главное было - не испортить момент, а иначе мелкий опять бы залез в свой колючий панцирь. - Эй, Андрюх, - прервала его не особо имеющий смысл поток речи Полина. - Пойдешь со мной на конюшню? Брат лишь закатил глаза и кивнул, поняв, что все его слова пропустили мимо ушей. Пожалуй, ежедневные походы на конюшню - единственное, что осталось из их прежней жизни. Правда, теперь до нее добираться дольше: приходится полчаса тащиться на метро, а потом еще минут десять на маршрутке. Рядом с ними есть другой КСК, более престижный, но с меньшей ценой за кормежку лошади, и постой там они бы потянули. Вот только им плевать. Что бы не случилось, они никогда не бросят родную Аланию, ведь она - единственное, что связывает их с жизнью до того ноября пять лет назад, единственное, что связывает их с теми, кого уже нет. И Андрей прекрасно понимал это, в отличие от его друзей. Да, он забросил все свои прежние увлечения, изменился в характере, нацепил на себя ярлык «плохого мальчика», но от лошадей отказаться не смог. Его не понимали, когда он уходил со сходки мотоциклистов (по правилам ему еще нельзя было ездить даже на квадрике, в тринадцать-то лет, но кого это вообще волнует?), над ним подшучивали: «опять навоз убирать идешь?», «слушай, принц на белом коне, нашел уже свою принцессу?», «скоро сам клячей не стань, а то ты уже ржешь как лошадь, а что дальше?», но ему это прощалось. У всех свои тараканы, вот у Тенькина этими тараканами являлись лошади. А точнее, одна лошадь. Сабрина. Вообще, Саби уже была маловата для высокого и упорными тренировками накачавшего себе уже в тринадцать неплохие мышцы Андрея, да и для каких-то высоких результатов она не подходила - для выездки у кобылы были слишком скованные движения, а для препятствий выше метра пятнадцати, которые уже запросто смог бы прыгнуть мальчик, она была старовата. Но ее хозяину было всё равно. Он действительно любил Сабрину, и у них действительно была связь, и пусть они немного странно смотрелись вместе… Андрею было плевать. Они были тем самым примером идеально подходящих друг другу лошади и человека, связи между ними, той, которую Полина долгие годы пыталась заработать с Мариком, но безуспешно. Амаро остался свободолюбивым и эгоистичным жеребцом, таким, какой он был всегда. И девочка сдалась, после множества попыток наладить с ним хороший контакт. Нет, как спортивная пара они смотрелись отлично, но не было между ними того ощущения друг друга, которое постоянно сквозило между Андреем и Саби. Их отношения оставались рабочими, а попытки подружиться - односторонними, вплоть до того момента, когда надо было выбирать, кого из лошадей продавать. И Полина, понимая, что между ней и Мариком уже ничего не получится, оставила право выбирать Андрею, который из всех четырех лошадей, тогда еще принадлежавших Тенькиным, а именно: Ромашки, Амаро, Саби и Авроры, выбрал, конечно же, любимую Сабрину. А его сестра рассталась с любимым конем, который так и не полюбил ее в ответ. Сейчас Полина в основном ездила на случайных лошадях, ведь она подрабатывала в Алании тренером-берейтором, и только поэтому Саби стояла в КСК бесплатно (за корм уже приходилось платить им самим, поэтому, собственно, они и ходили постоянно на случайные подработки). Она помогала Ире заезжать молодняк, напрыгивала трудных лошадей, работала частных коней и напоминала, что такое «бегать в сборе», обленившимся прокатным пони. Сегодня у нее работы было довольно много - с утра приходил прокат, затем она собиралась первый раз съездить в поля вместе с кем-нибудь из других ребят на Сицилии (впрочем, прокат можно было взять с собой в поля и совместить приятное с полезным), после надо было поработать с Брикетом, который за последнюю неделю скинул с себя пятерых детей, а в конце ее ожидала конкурная тренировка на частной Кимберли, которая уже была кобылой в возрасте, и те нагрузки, что давала ей хозяйка, были для нее трудноваты. Но что Лизе до мнения бывшей лучшей подруги, которая потеряла свой статус «дочь тренера», подтверждающий, что она была самым крутым ребенком на конюшне. Теперь Полина - вшивый берейтор, работающий за гроши и не позволяющий себе даже походов в кино: денег у Тенькиных в последние пять лет много не было никогда. Разве такая, как она, может быть лучшей подругой Елизаветы Родянинской, крутой частницы с богатым отцом и мажористым парнем? Впрочем, Полина предпочитает не думать о бывшей лучшей подруге в таком ключе. Она предпочитает о ней вообще не думать - обида пятилетней давности еще осталась в сердце и иногда скребется, царапая когтями. Да, пожалуй, пять лет назад произошли все самые худшие события в ее жизни, с этим не поспоришь. Полина лишь надеялась, что сегодня не встретит Лизу, чтобы не терпеть ее презрительный взгляд и колкие, больно бьющие прямо в душу слова. Проблема была даже не в том, что было обидно. Проблема заключалась в том, что девочка не могла ответить Родянинской. Лиза - больше не ее подруга, а клиент, а главное правило обслуживающего персонала, коим сейчас и является сама Тенькина - терпеть все выходки клиента и не жаловаться. Просто Полина не хотела терять работу. Но иногда так хотелось плюнуть испорченной деньгами отца Лизе в лицо… *** На конюшне, как обычно, было шумно. Неугомонный Али пытался завести с северного входа гулявший в леваде молодняк, но этому явно не способствовала частница Виктория Павловна, женщина в возрасте, но, несомненно профессионал в выездке, на данный момент сосредоточенно подпиливавшая своей лошади Рубрике копыта. Ира седлала Карамель в деннике для иппотерапии, и, пожалуй, лишь она вела себя тихо. У входа стояла Ника, маленькая ученица Полины, и потерянно оглядывалась по сторонам. У малышки был любимый пони - Звёздный, но иногда ее тренер давала ей кого-то другого, чтобы Вероника могла ездить на разных лошадях. К ней, собственно, Тенькина и направилась. - Привет, бегом седлать Звёздного, - быстро и без предисловий распорядилась она. Вероника удивленно посмотрела на нее. В последнее время тренер давала ей высоких лошадей, таких как Дженни и Вивальди, а один раз девочка даже ездила на Брикете, правда, перед этим его около часа работал Лёша. За последнюю неделю Ника была единственным ребенком, которая не упала с вредного коня. - Сегодня поедем в поля. На лице маленькой спортсменки появилась счастливая улыбка. Она давно мечтала съездить в поля, но времени не было - сначала она готовилась к конкурным соревнованиям с маршрутом сорок сантиметров, где заняла почетное второе место (на Звёздном, конечно же), затем ее сажали на более сложных лошадей… В общем, ждать ей пришлось месяца три, прежде чем мечта исполнилась. И поэтому Полина решила сделать эту поездку незабываемой для своей ученицы. Пока Вероника седлала Звёздного, ее тренер готовила Сицилию, которую и работала в последнее время, не считая частной Кимберли. Лошадь с итальянским именем была очень красивой, но, к сожалению, характером не вышла - она была очень пугливой, дерганной и суматошной. Полина понимала - уж эта лошадь точно не ее. С ними еще собирались поехать Андрей на Твики, которого он на данный момент готовил к высоким прыжкам, и Катя на Мелодии вместе со своим учеником Вадом, тем самым, которого когда-то катала в парке на пони Тенькина (между прочим, мальчик очень похудел и похорошел, всё еще продолжая свято верить, что все изменения с его фигурой начались благодаря конному спорту). Но в итоге брат от компании откололся, потому что Ира сказала ему, что его коню в поля пока рановато, а иначе не обойтись без падений. Тогда мальчик решил устроить для себя конкурную тренировку, а Вадим, услышав об этом, тоже пожелал остаться в манеже. - Давайте, поезжайте женской компанией, покрасьте себе ногти верхом или что вы там обычно делаете, когда остаетесь на лошадях, а настоящие мужики останутся на конкур! - шутливо-важно заявил Андрей, тем самым мягко давая понять Кате, что он совсем не против потренировать ее ученика. Полина улыбнулась, глядя на такого счастливого, наконец-то снявшего с себя маску брата. Пожалуй, он мог себе позволить это только на конюшне – даже дома он придерживался образа «плохого парня», потому что в любой момент в их комнату могли зайти «любимые» родственники и увидеть светлую сторону Андрея, а этого допустить было нельзя. Во всяком случае, девочка считала, что именно так он и рассуждает. А если нет - что ж, в любом случае, это не ее дело. Катин голос заставил ее перестать думать о мелочах. - Ты бинтуешь одну ногу уже три минуты! - хмыкнула она. - Ой, прости, задумалась, - пробормотала Полина, быстро доматывая бинт и закрепляя липучку. - Всё, мы готовы, пойдем? От Кати она удостоилась лишь кивка. По дороге в поля Тенькина не особо следила за своей ученицей, украдкой разглядывая Катю, которую последнее время видела очень редко - дни работы не совпадали. Назвать брюнетку девочкой язык уже не поворачивался – она была уже полноценной девушкой, очень красивой и умной, такая определенно должна была нравиться парням, и Полину удивляло, что у Воронцовой еще нет молодого человека. Впрочем, характер у Кати не самый лучший - она слишком холодна и спокойна, в ней нет той пылкости, что обычно нравится мужчинам. Или это всё глупости, и девочка просто пересмотрела дурацких мелодрам. Говорил же Андрей ей: пора завязывать с этим! На самом деле, Полина, конечно же, знала причину отсутствия у Кати парня, но предпочитала не озвучивать ее даже в мыслях. Но сегодня так получилась, что она была довольно честна с самой собой, поэтому позволила сформироваться мысленной цепочке, начинающейся всего лишь с одного имени. Лера. Она за целых пять лет так и не ушла из сердца Воронцовой, оставив глубокий шрам на всю жизнь. Вспомнились слова Кати: «я ведь однолюб»… Да, в тот момент она не врала. - Может уже прекратишь витать в облаках? - послышался раздраженный голос рядом. - А что такое? - хмыкнула Полина. Она не думала, что Катя будет гореть желанием разговаривать с ней. - Ну, если ты не поняла - я не просто так отдала Вада на тренировку Андрею, ты ведь знаешь мой характер, я не могу просто так сбросить своего ученика на другого. Он - мой ученик, значит, и моя проблема, и я должна справляться с ней сама, - девушка без предупреждения начала рысить, из-за чего Тенькиной пришлось довольно жестко поднять в рысь Сицилию и догонять при помощи прибавки. - То есть ты хотела поговорить со мной? – скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла Полина. После этого она оглянулась на Нику, которая счастливо рысила, вдыхая свежий воздух, показывая этим, что малышка пусть их и не слушает, но всё еще здесь. Катя на это лишь махнула рукой. - Смотри-ка, дошло! - притворно удивленно воскликнула она, чем-то в данный момент неуловимо напоминая Андрея. Сегодня она вела себя подозрительно активно, совсем не под стать своему характеру. - Ну, так о чем ты хотела поговорить? - Воронцова всё так же без предупреждения перевела Мелодию в шаг, впрочем, Полина теперь внимательно смотрела за ее руками, так что для нее это было вполне ожидаемо. - Я скучаю по нашей спортивной группе, - вдруг неожиданно призналась Катя. Голос ее звучал тихо и немного неуверенно, как будто она боялась показывать свою привязанность к некоторым людям. - Я думала, что тебе на всех нас плевать, - удивленно приподняла брови Тенькина. Она и правда так считала - брюнетка раньше общалась только с Лерой, а все попытки других сблизиться с ней и понять проваливались с треском, не считая того единственного разговора в тренерской, когда они обе ожидали Елену. - Ты слишком много думаешь, - хмыкнула Катя. - Как будто ты думаешь меньше, - парировала Полина. - Тут мне нечего тебе возразить, я, пожалуй, и правда думаю слишком много, и по сравнению со мной ты не думаешь вообще, - уголки губ девушки приподнялись в подобии улыбки, когда она увидела якобы обиженно надутые губы всадницы Сицилии. - Знаешь, я так скучаю по ним всем… Ну, тем, какими они были раньше, - продолжила она свою мысль. - Я тоже, и очень сильно, - призналась Полина. - Ушел Кирилл… - Да, а он ведь очень хотел остаться, сам мне говорил, - грустно пробормотала Катя. - Но против родителей не попрешь. На самом деле, это глупо - из-за того, что Татьяна нашла себе место работы с зарплатой получше, чем Алания, ее сын потерял друзей. - И глупо, и печально, - согласилась девочка. - А то, как изменилась Лиза… - Не напоминай, пожалуйста, - поморщилась Воронцова. - Это отдельный случай, про который можно сказать только одно: это один из самых ярких примеров, что я видела, как родительские деньги портят детей. - Андрей всё еще тот же, - Полина подняла Сицилию в галоп, и только затем поняла, что сказала. - Андрей? Тот же? Ты издеваешься или как? - взгляд Кати а-ля «она совсем больная?» говорил сам за себя. - Андрей - эгоист, пытающийся подстроить всё под себя и не думавший при этом о том, что чувствуют другие люди вокруг него. Начиная это свое излюбленное поведение плохого парня, он не думает, что делает больно тебе. Я не знаю, откуда в нем появилась эта эгоистичность - Елена всегда воспитывала вас довольно строго. Скорее всего, это всё события, произошедшие пять лет назад, ставшие для него слишком сильным ударом. На это у Полины было нечего ответить. Катя сейчас спокойно в нескольких предложениях высказала то, о чем она думала постоянно. - Остался Лёша… - попыталась перевести она тему, лишь бы не затрагивать те пять лет. Она и так слишком много думала обо всем этом сегодня. - Ну, Лёша всегда был сам по себе, в этом отношении они со своей лошадью похожи, - высказала и так им обеим известную мысль Катя. - Ну, как и вы с Лерой, - кивнула Полина. - Но после того, как не стало Леры… - Наперекосяк пошло всё, - мрачно закончила Катя. Минуты две между ними висела напряженная тишина. Но напряженной она, по-видимому, казалась только младшей. Поэтому первой ее робким вопросом нарушила она. - А я, Катя? Я изменилась? - она знала ответ на свой вопрос, но была уверена, что Катя не ограничится лаконичным «да». Ей хотелось послушать мнение об изменениях в ней от умного и разбирающегося в этом человека. - Глупый вопрос, Полина, - Воронцова перевела Мелодию сначала на рысь, а затем на шаг. - Поедем по поселку, хорошо? - и, дождавшись утвердительного кивка, продолжила. - Ты изменилась, и все изменения, произошедшие с тобой, - в лучшую сторону. Правда, твоя эта вскользь брошенная фраза об Андрее показала лично мне, что эта наивность, присущая тебе, еще осталась, но она уже где-то в глубине тебя, и это хорошо. В нашем мире наивность - это одно из самых плохих качеств, каким может обладать человек, - Катя помолчала несколько секунд, видимо, обдумывая следующую мысль, которую она собиралась высказать. - Ты стала более внимательной и наблюдательной, спокойной, что еще сильнее показывает контраст между тобой и твоим братом, а еще ты научилась делать правильные выводы, но не судить человека сразу же. Я вижу эти качества в тебе, и они действительно очень хорошие. Но то, какой ценой они были заработаны… - девушка вздохнула, пытаясь, видимо, построить следующее предложение так, чтобы как можно меньше затронуть больную тему. - Знаешь, всё то, что произошло, я могла бы назвать отличным стимулом к улучшению характера, если бы всё это не было так страшно. И… Да, я считаю, что лучше оставаться глупой наивной девочкой, чем пережить то, что пережили вы с Андреем. Ни ты, ни он не заслужили этого. Да, Полина не получила в ответ лишь «да», она получила целый монолог из исчерпывающих предложений, но сейчас она начинала жалеть, что задала свой «дурацкий» вопрос. Катя снова приоткрыла ее старую рану, и теперь Тенькина будет думать над ее словами весь день, если не больше, что будет явно мешать работать и нормально мыслить. *** Лизу она всё-таки встретила. Уже в конце, после того, как она поработала неугомонного Брикета и отпрыгала маршрут сто десять на Кимберли. Хозяйка кобылы, правда, настаивала, чтобы она каждую конкурную тренировку прыгала не меньше метра тридцати, но Полине было слишком жалко эту когда-то энергичную и любящую поноситься, а теперь постаревшую и усталую пятнадцатилетнюю лошадь, которую нужно было заставлять всё делать из-под палки. Когда-то ведь она и сама еще ездила на Кимберли, до того, как ее продали явно не заслуживающей этого Лизе. Последнюю она увидела, когда уже отшагивалась, отдав полностью повод тяжело дышащей мокрой кобыле. - Здравствуй, - голос блондинки как всегда прозвучал резко и презрительно. Сегодня Родянинская была в черных полусапожках на невысоком каблуке, стильном красном пальто и классических конных бриджах, конечно же, от Пикюра, одной из самых дорогих марок конной одежды. Полина не очень понимала, зачем девушка пришла в полной экипировке, хотя ездить не собиралась. «Хотя, чего я удивляюсь», - подумала она. «Понты, такие понты. Сейчас еще попросит кого-нибудь из ребят сфоткать ее с уже отшагавшейся Кимберли и выложит в какой-нибудь свой инстаграм, типа, отличная тренировка». - Привет, - к счастью, обращалась Тенькина к бывшей лучшей подруге всё еще на «ты», а иначе это было бы совсем унизительно - обращаться на «вы» к человеку, с которым дружила почти четыре года, и который на данный момент старше нее всего на два с половиной. - А почему вы сегодня так низко прыгали? - скривила губы Лиза, кивком головы указав на всё еще не убранные препятствия. - Так со мной еще Андрей на Саби прыгал, это его препятствия, просто он уже ушел, - не моргнув глазом, соврала Полина. Да, вместе с ужесточившимся характером к ней пришло еще одно качество: врала она теперь, не моргнув и глазом. Возможно, грех было считать это хорошем качеством, но девочка думала об этом именно как о плюсе. В мире сложно выжить, не умея врать, а вранье во благо, пусть даже и себе, как бы эгоистично это не звучало, помогает очень часто. - Ясно. Ну, и как вы попры… - начала Родянинская, но тут же замолчала, увидев выходящего из конюшни Андрея с поседланной Сабриной в ногавках и мартингале, явно собиравшихся прыгать. - Какого черта?! - зашипела девушка. - Ты же говорила, что он уже отпрыгал, и что это его препятствия! Полина улыбнулась. Лиза сама не поняла свою ошибку. Ей не надо было говорить последнюю фразу, и тогда бы она, возможно, даже бы разоблачила «великое» вранье берейтора ее лошади. Но теперь Андрей явно услышал ее слова, а мальчиком он был умным и прекрасно понял, в чем дело - Полина не раз жаловалась ему на то, как жестоко ей приходится нагружать Кимберли. И теперь брат определенно подыграет ей, как делал это всегда. - Полин, привет, - словно не замечая Лизу, поздоровался он с сестрой. - Слушай, я когда последний раз проходил маршрут, на последнем барьере Саби очень сильно задом сработала, как на метр сорок прям, а потом как-то странно бегала. Ты посмотри, она не захромала? Улыбка девочки стала еще больше. Пожалуй, по сравнению с братом ее искусство вранья равнялось нулю, и это неудивительно. Андрей ведь врет всё время: врет, когда говорит, что всё в порядке, врет, когда изображает из себя «плохого парня», врет, когда кричит, что ему плевать на всё и всех. Да, конечно, эгоистичность в нем есть, и это качество может даже затмить его достоинства, если не приглядеться к нему получше и не увидеть их. Но плевать ему не на всех, нет. И сегодняшнее утро полностью подтверждало это. Тем временем Андрей уже залез на Сабрину и шагал второй круг. - Давай ты прорысишь, а то так нихрена не понятно! - крикнула ему Полина. Теперь ей уже как тренеру была доступна эта привилегия - кричать в манеже, к голосам тренеров лошади привыкли и не боялись их. Мальчик послушно поднял Саби в рысь. Конечно, кобыла совсем не хромала, и всё это было лишь представлением для Лизы. Последняя, видимо, и сама прекрасно это понимала, потому что зло сощурила глаза и закусила губу. - Я знаю, что вы оба врете мне сейчас, - снова зашипела она. - Я помню эту вашу способность понимать друг друга с полуслова и быстро вклиниваться в суть происходящего. Пока у меня нет доказательств, что вы обманываете меня, но когда-нибудь я точно подловлю тебя, Полин, и тогда тебе придется распрощаться с работой. - Я абсолютно не понимаю, о чем ты говоришь, но ладно, приму к сведению твои слова о том, что я распрощаюсь с работой, - выражение лица Полины говорило «ты несешь какой-то бред, ну да ладно, я выслушаю тебя», что еще больше злило Лизу. - Вот только подумай, выгодно ли хозяйке клуба увольнять с работы тренера-берейтора, каждый день добросовестно работающего множество лошадей? Выгодно ли ей увольнять тренера, родители учеников которого очень довольны их успехами? Выгодно ли ей увольнять тренера, которому она платит в два раза меньше, чем положено, лишь из-за того, что она прыгает на частной лошадке, до которой никому нет дела, на двадцать сантиметров меньше, чем положено? Казалось, что Лиза сейчас набросится на нее с кулаками и вырвет к чертям все волосы. Но девушка пусть и стала испорченной и самодовольной стервой, дурой не была, и поэтому она лишь презрительно усмехнулась. - Держи, - она вытащила из дорогой сумочки кошелек и достала оттуда пятидесятирублевую бумажку. - Это чаевые. За работу. Послезавтра будешь работать Кимберли после обеда, часов в пять, а я приду посмотрю на то, как вы здорово прыгаете маршруты сто тридцать, - и с милой улыбочкой, которая, на самом деле, больше походила на злобный оскал, Лиза протянула бывшей подруге купюру. На месте Полины многие сейчас бы скривились и бросили бы бумажку на землю. Она была уверена, что так бы сделал Андрей, слишком гордый для того, чтобы принимать подачки, Катя, у которой чувство собственного достоинства было на месте, а сама Лиза бы даже, возможно, накричала на посмевшего сделать такое человека. Но Тенькина лишь хмыкнула и забрала из рук Родянинской деньги. Слишком много людей все эти пять лет вдалбливали ей в голову, какое она ничтожество, а ничтожеству ведь незнакомо чувство гордости, так? Андрею повезло не сталкиваться с этим: он торчал не дома целые дни, уходя оттуда в семь и приходя в час, и шести часов сна ему было более чем достаточно. Зато у самой Полины не было компании, с которой она могла бы проводить вечера, и поэтому ей приходилось оставаться дома. Она была обычной девочкой, в ней не было чего-то милого, она не умела понравиться людям, и поэтому «любимые» родственники невзлюбили именно ее, хотя по закону жанра на ее месте должен был быть брат. И каждому из них, уставшему после работы, было удобно заглянуть в их общую с мелким комнату и поорать на нее, пытаясь донести, какая она жалкая, уродливая, глупая… И еще много-много вещей. И, раз Андрей дома почти не бывает, то она, нескладный, в душе неуверенный в себе подросток, балдеющий от рока и лошадей, становится идеальным вариантом, чтобы выпустить пар, так сказать. И, возможно, когда она сегодня принесет домой дополнительную пятидесятирублевую бумажку (ведь зарплаты, которую ей выдавали раз в месяц, было слишком мало), то, может быть, они станут относиться к ней по-другому, может, они примут ее, наконец-то начнут считать полноценным членом се… Нет. Этого не будет никогда, и глупо надеяться на это даже в душе. Она всегда останется для них той, на ком можно отыграться за тяжелые рабочие будни. Лучше она просто отложит купюру в одну из книг Ремарка, в которой хранит накопленные на новые кеды деньги. - Благодарю, - вынырнув из своих мыслей, Полина улыбнулась точно так же, как это сделала Лиза, вроде, мило, но в то же время настолько неприятно… - Вот только послезавтра у меня выходной, так что, дико извиняюсь, но ты пропускаешь шоу, - улыбка никак не хотела сползать с лица девочки. - Я обещаю тебе, когда-нибудь я поймаю тебя на обмане, и тогда тебе уже будет не отвертеться, - угрожающе пробормотала блондинка. – До следующей встречи, Полина. - Да-да-да, - словно она просушала весь монолог, Тенькина перевела взгляд на брата, который уже минут пять спокойно рысил, и на которого никто не обращал внимание. - Короче, вроде бы, всё нормально, но на всякий случай смажь ей ногу той мазью, которую я тебе позавчера показывала. Лиза, услышав это, лишь зло фыркнула и быстрым шагом пошла в сторону своей машины. Да, ей было всё еще семнадцать, и у нее уже был собственный изящный мерседес, но какое до этого дело было ГАИшникам, получавшим неплохие деньги каждый раз, когда они останавливали девушку с поддельными правами? Правильно, никакого, это же Россия. Когда Родянинская выехала с территории КСК, Полина подозвала уже готового делать галоп брата к себе. - Эй, спасибо, - улыбнулась она ему. - Ты так говоришь, как будто я ради тебя это делал! Я просто понял проблему, а Лиза - сучка, - быстро и сердито произнес Андрей, отводя глаза. Но его сестра, конечно, поняла, что подыгрывал он ей вовсе не потому, что Лиза - сучка. Вот только признаться в этом для мелкого значит показать слабость, а, когда кто-то видит его слабости, Тенькин еще сильнее, чем обычно, выпускает свои колючки, добавляет в речь в два раза больше мата, чем обычно, и очень, очень злится. А расстраивать его после той помощи, что он оказал Полине, было не лучшей идеей, поэтому она и не стала на него давить. - Мне тебя ждать? - словно не услышав злобной тирады брата, спросила девочка. - Нахера? - хмыкнул тот. - Я сейчас отпрыгаю, а потом у меня еще ребенок. Езжай домой, ближайший автобус через пятнадцать минут, ты должна успеть. - Хорошо. Еще раз спасибо, - Полина усмехнулась, видя, как Андрей закатывает глаза и машет ей рукой, уже поднимая Сабрину в галоп. *** Домой Полина успела как раз к тому моменту, когда всё семейство во главе с дядей Гошей ужинали. Она попыталась закрыть дверь как можно тише, но эта миссия провалилась, как, собственно, случалось и всегда - дурацкий предмет мебели слишком скрипел. - О! Вы посмотрите, вернулась! - первой на нее набросилась, конечно, тетя Нина. Младшая сестра отца почему-то невзлюбила Полину первой, от нее, собственно, и пошло всё это отношение к ней. - Где на этот раз пропадала? Опять по улицам шаталась? - Ты ведь прекрасно знаешь, что я не шатаюсь ни по каким улицам. Что я была на работе, где я зарабатываю себе на новые кеды, которые вы мне покупать отказываетесь, - внутренне девочка уже сжалась, но ни голос, ни взгляд ее не подвели, они оставались твердыми и гордыми. Ее было легко поломать, но поначалу она всегда держалась, старалась ответить, снять с себя несправедливые обвинения. Но позже она всё равно сдавалась, опускала голову и с наворачивающимися на глаза слезами уходила в комнату. - А ты не хами тут, милочка! - подключилась к разговору баба Наташа. На самом деле родной бабушкой она Полине не являлась - она была матерью мужа сестры ее отца, но вела себя с ней так, как будто имеет с ней кровную связь и имеет право делать, что хочет. Эта пожилая восьмидесятилетняя женщина была одной из тех бабулек, жующих семечки у подъездов и делающих выводы о проходящих мимо молодых людях, из которых все девушки являются проститутками, а парни - наркоманами. - Ишь ты ее! Работает она! Лучше бы учебой занялась! - Зачем? - грустно фыркнула Полина. - Вам ведь всё равно плевать, как я учусь, вы это говорите лишь потому что это еще один повод обвинить меня в чем-то. Да, высказать правду она не боялась никогда. Вот только потом всё равно было больно, когда ее начинали унижать, говорить ей вещи, понижающие самооценку беззащитного подростка перед взрослыми людьми, какого-то черта считавшимися ее семьей, до минус ста. - Нет, ну какое хамство! - к разговору подключилась тетя Аня. Иногда Полине казалось, что старшая из сестер Тенькиных говорила ей делающие больно вещи лишь потому, что так делали остальные. В ее глазах не было ярости и чего-то такого, что всегда всплывало во взглядах дяди Гоши, бабы Наташи и тети Нины. Иногда казалось, что тетя Аня делала это лишь из-за стадного чувства. Но это нисколько не снимало с нее всей вины за принесенную племяннице боль. Наоборот, это заставляло Полину еще меньше уважать эту слабовольную, потакающую мужу и сестре женщину. У всех остальных членов семьи хотя бы было свое мнение. - Ты могла бы вести себя и повежливее! Вернулась домой в половину одиннадцатого и еще возникает! - Опять у своих лошадок была, да? - к разговору подключился дядя Гоша, и в этот момент у девочки затряслись руки. Муж тети Ани пару раз ударял ее, несильно, но, тем не менее… Полина не боялась боли, Полина боялась, когда ее причиняли другие люди. Ей всегда было страшно, когда люди не любили ее, когда она чем-то их расстраивала, ведь по своей натуре она была вполне миролюбивым человеком. И то, что к ней так относились люди, которые, вроде и родные (ну, большая часть), а вроде и чужие, причиняло ей неимоверную боль. Еще до того, как она поняла, что ненавидеть ее будут в любом случае, потому что везде должен быть человек, на котором можно спустить свою злость, до этого она правда старалась им понравиться. Она выполняла все их требования, иногда даже пропуская конюшню, которая, как они говорили, портит ее и убивает в ней девочку. Но, видимо, тетя Нина первой увидела, что ее легко можно сломать, убить в ней гордость и всё, делающее ее уважающим саму себя человеком. Тетя Нина дала это увидеть и другим, и теперь целых четверо людей приносили ей каждодневную боль. - На работе, - тихо прошептала Полина. С дядей Гошей она никогда не разговаривала на повышенных тонах. Она давно поняла, что ему плевать, если хамят его матери, жене или сестре жены. Он ненавидел лишь, когда огрызались именно на него. Вот тогда он вполне мог приложить руку, и это младшая Тенькина испытала на себе, когда еще не знала характера мужчины. - Какой нахуй работе?! - дядя Гоша никогда не скупился на мат, употребляя его даже чаще, чем Андрей, когда последний начинал строить из себя «плохого парня». - Знаю я эту твою работу! Развлекаешься там на самом деле, а потом приносишь домой какие-то копейки! А знаешь почему? Потому что такой дуре, как ты, нормальную работу с приличной зарплатой не найти никогда! Ты ни внешностью не вышла, ни мозгом, никуда тебя не возьмут! Полине хотелось сказать, что ей, черт побери, шестнадцать, и никуда кроме МакДака, какого-нибудь дешевого киоска или раздачи листовок ее в любом случае не возьмут, а на конюшне зарплата даже больше, чем там. Полине хотелось сказать, что это говорить уж кому-кому, а не дяде Гоше, который не может найти себе работу уже как полтора года, из-за чего всю семью обеспечивает его жена. Полине хотелось много чего сказать, но она молчала. Завтра в школу, а новых синяков ей точно не хотелось. - А ну подойди сюда! - мужчина со всей силы шибанул кулаком по столу, отчего дернулись все присутствующие, даже всегда невозмутимая к фокусам мужа тетя Аня. Девочка, съежившись и опустив голову, подошла. Сейчас она ожидала либо удара, либо какой-нибудь тирады, которая уничтожила ее окончательно. Она не думала, что может быть хуже, а зря. - Наклонись! - приказал дядя, а Полина испуганно замотала головой. Она не знала, что собирались с ней сделать, знала лишь, что явно что-то нехорошее. - Наклонись, я кому сказал! - ее больно потянули за запястье. А потом дядя Гоша сделал то, отчего слезы всё-таки покатились по щекам девочки, хотя она не плакала перед родственниками уже три с половиной года. Он понюхал ее волосы и грубо фыркнул. - Да у тебя даже волосы пахнут твоими гребаными лошадьми! У тебя дезодорант есть вообще? Или ты шампунем лошадиным голову моешь? - и ухмыльнулся. И тогда Полина впервые за три с половиной года не выдержала. Это было настолько унизительно, что она, зло стирая кулаком слезы, начала кричать на ошалевших родственников. - Да идите вы в жопу! Достали уже! Что вам от меня нужно?! Что?! Я вам ничего, ровным счетом ничего не сделала! Я сама разберусь, что мне делать! И прекратите срываться на мне, если у вас у самих в жизни полный пиздец! Мне похер, что происходит у вас! Вы можете выгнать меня из этого дома, мне даже на улице будет лучше, чем тут! А вы меня достали! Я сама буду решать, как мне жить и чем заниматься! Вы мне - никто! Ни-кто, поняли?! Как вы меня задолбали! Идите в жопу, в ту самую, в которой находитесь всю жизнь, а ко мне не лезьте! Найдите себе другую жертву для ваших срывов, гребаные психопаты! Ненавижу вас всех! Ублюдки! Ненавижу! - вместе с последним словом из ее глаз снова полились слезы с удвоенной силой. Вся семья была просто в шоке. Конечно, ведь Полина, молча сносившая все упреки уже долгое время, вдруг высказала им всё, что накопилось. Первым очнулся дядя Гоша. - Лина, ах ты дрянь мелкая! А ну иди сюда! – мужчина вскочил со стула и быстро стал приближаться к старающейся убежать от него девочки. Но, конечно, убежать от здорового дядьки у нее не получилось, и она быстро была схвачена за волосы и прижата к стене. - Я, блять, не Лина! Линой звала меня мама, и никто из вас, ублюдков, не имеет право так звать меня! Мудак! – первый обжигающий удар пришелся на правую щеку, всё еще мокрую от непрекращающихся катиться из глаз слез. Казалось, что дядя Гоша сейчас просто убьет ее на месте. Он уже занес руку для следующего удара, и это была уже не ладонь, а кулак. Но ему помешала громко хлопнувшая входная дверь. - Что за… - мужчина повернул голову к двери, видимо, испугавшись, что к ним вломились услышавшие крики соседи. Но Полина уже знала, кто это, и в ее глазах появилась надежда. На кухню в неизменной кожанке, прямо в грязных кроссовках и мотоциклетных перчатках, подаренных на день рождения кем-то из друзей, ворвался Андрей. Быстро оценив обстановку, он бросился к прижатой к стене сестре. - Ты что это, сука, такое делаешь, а?! - завопил мальчик и, прежде чем дядя Гоша успел как-то среагировать, точным ударом вмазал ему в нос. - Бля! - заорал мужчина, прижимая к пострадавшей части тела руки и пытаясь остановить начавшую литься кровь. - Мелкий ублюдок! Завтра ответишь за всё, сука! - выругался дядя и понесся к раковине на кухне. Андрей тем временем прижал к себе всё еще трясущуюся в истерике сестру и повел ее к ним в комнату, даже не оглянувшись на шокировано смотрящих на всё происходящее женщин. - Эй, Полин, - мягко позвал ее брат, когда они уже в обнимку сидели на одной из кроватей. Не дождавшись реакции, он потряс девочку за плечо, и только тогда она подняла на него заплаканные покрасневшие глаза. - Сильно он тебя? - Нет, - всхлипнула она. - Только по щеке стукнул. - Сука, закопаю его! - практически зарычал Андрей, сжав кулаки и сузив глаза. - Что ж ты сделала такого, что он так разозлился? - Просто высказала меньшую часть того, почему они все меня заебали, - грустно улыбнулась девочка. - Мудила! - снова выругался младший Тенькин. - Правду ему больно слышать, вот что! И, да, Полин, всё, что он тебе там наговорил, а я уверен, что он опять нес какую-то херь - это неправда, даже не прислушивайся ко всему этому бреду психопата-алкоголика! - Я верю тебе, - просто сказала Полина, еще сильнее прижавшись к брату. Так они сидели где-то еще полчаса, а, может, и больше, ни один из них не считал. Им было действительно хорошо, они понимали друг друга, чувствовали боль друг друга, оба скинули маски, и обоим от этого стало лишь легче. Полина лишь мечтала, чтобы у нее с самым дорогим ей человеком на Земле было больше таких моментов, когда ни один из них не запирался в себе и открывался другому. Я так устал от боли, которую слышу и чувствую, босс. Я устал от дорог, устал быть один, как воробей под дождем. Устал от того, что никогда ни с кем мне не разделить компанию и не сказать, куда и зачем мы идем. Я устал от ненависти людей друг к другу. Она похожа на осколки стекла в мозгу. Я устал от того, что столько раз хотел помочь и не мог. Я устал от темноты. Но больше всего от боли. Ее слишком много. Если бы я мог сам со всем покончить! © Зеленая Миля