Особые обстоятельства

*** - Нет! Ни за что! Не надену, черт возьми! - Акира Сузуки! - Пошли в жопу, уроды, - губа басиста дергается, открывая взгляду белые, плотно сжатые зубы. Тонкие брови сдвинуты в порыве неконтролируемой ярости, а темные глаза мечут молнии, разрывая каждого из присутствующих на тонкие лоскутки - медленно и неимоверно жестоко, словно он действительно отдирал от живых тел куски окровавленной плоти. Кажется, я даже мог ощутить физическую боль после встречи взглядами с другом, невольно вздрогнув от занывших мышц на руках. А вот Уруха, Аой и Руки, наоборот, остаются непреклонны. - Ты не можешь расхаживать по улице в таком виде, - спокойно отзывается Таканори, указывая пальцем на блондинку напротив нас. Стоящая в стороне помощница смотрит на всю компанию ошарашенным взглядом, распахнув глаза и опасливо отступив от нас еще на шаг назад, словно от прокаженных. - Он прав! - поддакивает Уруха, и я только сейчас понимаю, что эта фраза за последние два года плотно вошла в его жизнь - после того, как эти двое сошлись, Кою только и делает, что каждый раз подтверждает правоту слов любовника, подобно послушному мальчику, желающему "подлизаться" к объекту своего обожания. Но мне, почему-то, совсем не хочется знать, чем именно была вызвана эта новая привычка музыканта. Впрочем, любовь Руки управлять и командовать... Все, забыли! - Ты должен это надеть! - Отсоси, педик, - с хищной усмешкой выставляя средние пальцы, Рейта пронзает насмешливым взглядом школьного друга. - Было бы, что сосать, - ядовито отзывается Кою, и грозный рык басиста разлетается по салону бутика разрушительной волной, отчего работники отдела уже не отходят, а отскакивают от нас как можно дальше. - Сука, да я тебя грифом собственной гитары вые... - Рей! - возмущенно кричу я, заглушая грубую речь друга. - Завались, скотина! Тебе я потом лично выскажу свое мнение по поводу этой выходки! Я бледнею, машинально замолкая. Ну, да, это была моя идея. И я уже сотню раз пожалел об этом... Вчера Акира проснулся только под вечер, но, поужинав, молча ушел обратно в мою спальню и, по всей видимости, вновь заснул до утра, так что я не стал его беспокоить, решив, что отдых ему просто необходим после всего произошедшего. Поэтому мне и достался жесткий диван в гостиной, из-за чего все мое тело теперь нещадно ломало, словно вопрошая своего хозяина о том, какого черта я должен уступать удобную кровать своему гостю. Но сейчас не об этом. Позавтракав с мрачной, растрепанной девушкой, которая вошла в кухню утром в моей футбольной форме, полученной от фанатов в Мексике, я вновь вспомнил о том, что ей необходимо приобрести нижнее белье, отсутствие которого грозило окончательно свести меня с ума. Но, помня предыдущий печальный опыт, я решил заручиться поддержкой своих друзей, наивно полагая, что они в силах уломать упрямую женщину на покупку бюстгальтера. В общем, вот, что из этого получилось... Ничего не подозревающий басист, встретив "вдруг" остальных участников группы в огромном и неприлично дорогом торговом центре, выбранном Матсумото, что носил здесь статус постоянного покупателя, был безжалостно схвачен в цепкие лапы вокалиста и ритмиста и заведен силой в отдел нижнего женского белья. Именно силой, потому что едва его взгляд схватил разложенные за витриной товары, музыкант тут же развернулся в сторону выхода. И чует мое сердце, что мне это потом откликнется не самым приятным образом. - Хватит истерить, - наконец снисходит до нас Широяма, сложив руки на груди. - Как это ни прискорбно осознавать, эта восхитительная часть женского гардероба тебе действительно необходима. У тебя соски стоят от недотраха, придурок. - А у тебя встает на мои соски, любвеобильный ты наш? - усмехается блондинка, оттягивая ворот борцовки в сторону, заставив меня нервно сглотнуть. - Гребаные извращенцы. - Перестань! - я подаюсь навстречу, не позволяя упрямцу явить нашему взгляду темные ореолы на упругой груди, бросив в него его же курткой, пока разъяренного Аоя останавливают две пары рук, не давая ему приблизиться к обидчице. - Ты ведешь себя, как капризный ребенок! - Смею тебя разочаровать, но у меня встает только на настоящих женщин! - не унимается ритмист, вырывая руку из захвата со стороны Матсумото. - И это говорит мне тот, кто совсем недавно пытался меня склеить! От этой фразы щеки брюнета вспыхивают от стыда и злости одновременно. - Ах, ты... - А что, я не прав? Да за тебя член всегда думает, это единственная твоя "голова", которая, к сожалению, работает без сбоев и осечек. А мозг, наверное, уже и забыл, как это делается. - Ты, гребаный... Басист хищно усмехается, когда Юу вырывается из хватки друзей, дернувшись навстречу, и выдает ту самую фразу, которая способна остановить любого, находящегося в общественном месте, мужчину. - Что? Ударишь женщину, Аой-сан? Широяма застывает на месте, распахнув глаза, и низко рычит в бессилии, сжимая пальцы в кулаки так, что они белеют от напряжения. - Что, уже привыкла, сладкая моя? Теперь пользуешься своим новым положением? Или понравилось светить буферами? Тогда, почему бы тебе не остаться бабой и вовсе, ведь это действительно так удобно! - Мразь. - Падла. - Заткнитесь! - не выдерживает Таканори. - Что вы тут устроили?! Это общественное место! Девушка, принесите уже что-нибудь! Третий с половиной. - Четвертый, - встревает Аой, с усмешкой отклоняясь от блондинки. - У этой крошки четвертый, и у нее течка. - Вот как, значит, - усмехается в ответ Акира, сложив руки на груди. - Хорошо, давайте сюда вашу херню. Раз уж этого сексоголика так возбуждают мои формы, я, так и быть, облегчу его муки. И оба расходятся в разные стороны, одарив друг друга убийственными взглядами: Аой - к нам, Рейта - в примерочную. Я обреченно выдыхаю, падая на диванчик, поставленный тут для ожидающих своих дам мужей, роняя голову на руки. С горем пополам, но все же удалось уломать Сузуки надеть ненавистную вещицу, и на том спасибо. - Не вздыхай так тяжело. Сложно только сначала, - улыбается Уруха, сжимая пальцами мое плечо. - Он станет спокойнее, когда пройдет шок от перемен. - Сомневаюсь, - безнадежно отзываюсь я, вымученно улыбнувшись, когда одна из помощниц, бледная, как полотно, подает мне чашку с кофе - в ее глазах читается крик о помощи и желание поскорее избавиться от ненормальных клиентов, но свою работу она продолжает исполнять более чем прилежно. Аой и Руки тоже садятся рядом, так же получив свой кофе, и темная аура вокруг ритмиста начинает ощутимо давить на всех собравшихся, внедряя в грудь ощущение опасности, из-за чего инстинкт самосохранения начинает биться в панике в клетке ребер, призывая нас бежать подальше от оскорбленного друга. Приходится подавлять его силой воли, иначе Рейта долго думать не будет - найдет и оторвет все, что можно оторвать. И это я сейчас не про головы на наших плечах... Мы устало откидываемся на спинку дивана, негласно решая соблюдать наступившую тишину в ожидании басиста, чтобы лишний раз не нервировать брюнета с краю кожаной конструкции, и все, чем остается занять себя в этом напряжении - листать журналы, взятые со столика, и сидеть в интернете, чем и пользуется Матсумото, обновляя профиль на своей странице. Так и проходят десять мучительных минут, а потом... - Простите, я могу узнать время? - Час тридцать, - на автомате выдаю я, сверившись с часами, и поднимаю голову к нарушителю спокойствия. Чашка выпадает из моей ладони, разлетаясь фарфоровыми брызгами по полу. Шок, рухнувший на все четыре головы, заставляет раскрыть рты и распахнуть глаза, парализуя тела, когда наши взгляды останавливаются на женском теле напротив, на котором из одежды - только кружевные полупрозрачные шортики черного цвета и такой же бюстгальтер с ажурными вставками. И это, твою мать, слишком... - Что и требовалось доказать. Похотливые животные. - Ты... ты... ты что делаешь? - выдыхаю я ошарашенно, не в силах отвести взгляда от точеной фигурки, потеряв всякую способность на какие-либо действия вообще. - А ты, когда со мной разговариваешь, в глаза мне, блять, смотри, а не разглядывай, просвечивают трусы или нет, ублюдок. Тонкие кисти упираются в бока обнаженного тела, и я слышу, как в стороне от меня тихо матерится Уруха, но даже после едкого замечания не могу оторвать взгляда от красивой груди и тонкой талии, четко выделяющейся плавными изгибами и переходящей в узкие бедра... - Что молчишь, кобель? Четверть часа назад ты орал мне в лицо, что у тебя на меня не встает. Закинь ногу на ногу, сука, выпирает. - Больной придурок, - шипит Аой, не в силах подобрать челюсть, впиваясь пальцами в обивку дивана. - Псих! - Кто бы говорил. Слюни вытри, диван зальешь. И Рейта с усмешкой отворачивается, направившись обратно к примерочным, являя нам подтянутые аппетитные ягодицы, схваченные тонкой тканью белья, отчего даже Таканори выпускает невольный сдавленный стон. Я резко оборачиваюсь на вокалиста, но тот только смотрит на запахнувшуюся за блондинкой ширму кабинки. - Эй! - У нее... - пытается объясниться жестами Матсумото, не находя правильных в этой ситуации слов. - Ноги. - Чего? - У нее охренительные ноги, твою мать! - взрывается музыкант, подскакивая с дивана и бросаясь прочь из отдела, на что Уруха почти не реагирует, оказавшись в том же положении и, потому, не смея упрекнуть любовника в ответной реакции тела на соблазнительные формы красавицы. Он просто поднимается следом, потерявшись в прострации, и шаркает до дверей как-то заторможено, выискивая безумным взглядом сбежавшего мужчину. - Куда он пошел? - спрашивает гитарист, и я неопределенно указываю в сторону, прекрасно понимая, зачем ему это нужно. Только вот меня не особо радует, что эти двое будут трахаться в уборной торгового центра, держа перед глазами образ собственного согруппника. - Если ты еще раз позвонишь мне, пока он "такой", я закатаю тебя в стену, лидер-сан, - спокойно отзывается ритмист сбоку от меня, и я нервно сглатываю, прекрасно понимая, что спокойный Юу - самый опасный зверь на свете. Но это сейчас не главная проблема... Моя собственная реакция - вот это действительно серьезно. Потому что все мое тело горит от жажды, мелко дрожа от увиденного великолепия почти в полуметре от меня. Я слышу, как сбивается мое дыхание, становясь тяжелым и хаотичным, чувствую, как выступает влага на шее и висках, как потеют руки, ладони которых зудят от нестерпимого желания прикоснуться к бледной коже своего идеала. Мгновенно затвердевшая плоть под брюками, еще с момента появления перед нами Акиры, болезненно ноет, сдавливаемая плотной тканью, и я понимаю, что картинка перед глазами начинает размываться от красного тумана животного возбуждения, от которого звенит в ушах... Я на пределе. На грани. Я хочу его. Хочу... Я хочу Акиру. Сукин сын, какого черта он вытворяет? Выйти к нам так... Злость раскаленной магмой наполняет вены, выжигая внутренние органы и забивая пеплом легкие, скручивая жилы в тугие узлы. Он понимает, что делает?! Этот беспардонный, эгоистичный, мстительный подонок! Прижать бы тонкие руки к стене, заставить замолчать глубоким поцелуем. Покрыть каждый сантиметр молочной кожи влагой языка, сорвав с него черный комплект кружевного белья... Целовать долго и неистово, вжимая собой в бетонную гладь, развести в стороны стройные ноги, оставить на теле следы своих рук и губ. Погрузиться в гибкое влажное тело, горячее и тесное, смять в ладонях ягодицы, терзая зубами твердые горошины сосков... До конца, одним движением... О, боже мой. - Дай сигарету. - Лидер? - Дай! Юу вздрагивает, принявшись шарить по карманам, и все же протягивает мне пачку и зажигалку. И я поднимаюсь на ноги, забирая спасительный яд из пальцев ритмиста, направившись прочь из отдела, проклиная все, что попадется под горячую руку. Я даже не замечаю помощницу, прибежавшую, чтобы убрать осколки чашки под моими ногами. Я хочу... услышать его стоны. Я хочу брать его вновь и вновь, в своей квартире, машине, лифту, в магазинах, репетиционной, за барабанной установкой... До изнеможения. До безумия. Чтобы он забыл собственное имя подо мной. Чтобы стонал только мое. Чтобы просил продолжать. - Черт. Черт, черт! - ударяю ладонями по стене курилки, прижимаясь лбом к холодной поверхности. Это была плохая идея. Это была очень глупая и хреновая идея! Эти черные вещи... Эта наглость... Я даже мог бы стать его пешкой. Да, я могу позволить ему управлять мной, как вздумается. Вертеть мною, как захочется. Как это делают многие представительницы слабого пола, преследующие только материальную выгоду от связи с мужчиной. Я готов. Твою мать, я даже на это готов! Зачем он сделал это? Зачем он мучает меня? Разве он не понимает, что я вот-вот сорвусь? Я не железный. Не железный, Акира. Сдавленный стон ударяется в кафель, и я сползаю на пол, закусывая губу. Нет, я должен перетерпеть. Я не стану делать этого тут. Витиеватый дым над головой, прошедший сквозь легкие, растворяется где-то под потолком, забирая остатки гордости и терпения. Изощренно красиво... Эти узоры падения. Я останавливаю машину, молча отстегивая ремень безопасности. Сидящая рядом со мной блондинка в новой одежде, взятой вместе с нижним бельем, отрывается от бутылки с пивом, следуя моему примеру и дергая на себя ручку дверцы, покидая салон с легкостью, которая вызывает раздражение. Я сам могу только позавидовать басисту, потому что мое собственное тело не может двигаться свободно, скованное изнуряющим голодом и разрушительным гневом. Он не понимает, что переходит границы дозволенного. Играет со мной, как кошка с мышью. Он не понимает... Выхожу следом, забирая пакеты с заднего сидения. - Ты в порядке? - Все замечательно, - холодно отзываюсь на удивленный тон, проходя в подъезд первым. - Лидер? Нажимаю на кнопку нужного этажа, заходя в лифт после басиста, и отворачиваюсь к металлическим дверям. - Эй! - Все в норме, - раздраженно рычу я, крепче сжимая в ладонях ручки пакетов. - Черта с два. Что опять не так? Стычка в магазине? Ну, прости, сам виноват - это ведь не тебя подставили, затолкав в отдел женского белья всей оравой! Я сжимаю зубы, вырываясь из тесного пространства на площадку и толкая резким движением ключ в замочную скважину, чтобы провернуть механизм замка и распахнуть перед нами двери своей квартиры. - И это вы еще легко отделались, мальчики. Кажется, я услышал звук своих порвавшихся нервов. - Вот как? Я бросаю пакеты на пол, делая шаг навстречу девушке, и хватаю ее за запястье, грубо дергая на себя. Если он не понимает... Мои пальцы сжимаются на второй руке, воспользовавшись короткой заминкой, и я толкаю желанное тело назад, вжав его в стену в прихожей, поднимая красивые руки над головой и лишая музыканта возможности сопротивляться, сводя вместе бледные запястья. - Позволь тебе кое-что объяснить. - Что ты делаешь?! - Сейчас ты - женщина. - Какого... - он запинается, когда я рывком наваливаюсь на него, бесцеремонно разводя коленом стройные ноги в широких джинсах, и в глазах Акиры вспыхивает понимание ситуации, едва мое бедро замирает между его бедер, а наши лица оказываются опасно близко друг от друга. Кажется, мне вот-вот сорвет голову... - Не смей! - И ты прекрасно знаешь, какой эффект производит твое тело на мужчин. А так же... ты в курсе моего воздержания тоже. - Сука, - басист дергается, пытаясь вырваться из захвата, но, увы, не может справиться с крепким ударником собственной группы. Его тщетные попытки только распаляют меня, все больше, возвращая недавно пережитое в магазине возбуждение, столь сильное, что контролировать себя я уже не в состоянии. - Отпусти меня! Немедленно! - Ты и впрямь не понимаешь или просто хочешь довести меня, Аки? Ты подумал, во что может перетечь твое желание отомстить Аою? - Кай! - С меня хватит. - Остановись! Но я уже не слышу. Гул в ушах, боль в паху... И дергающееся тело вплотную ко мне, своими действиями разжигающее похоть и жар в груди. Я не могу понять, что делаю. Я просто набрасываюсь на выгнутое горло девушки, опуская свободную руку на тонкую талию, сжимая ее пальцами почти до боли. Поцелуи, которыми я награждаю басиста, остаются влажными следами на матовой коже шеи, несмотря на то, что он отчаянно извивается в моих руках, стараясь вырвать руки из захвата. И это нисколько не мешает мне обвести ладонью его бедро, подняться выше по плоскому животу пальцами, сжав зубами хрупкую ключицу над воротом... - Кай! В его голосе слышится легкая паника, а попытки ударить меня не приводят к успеху. Я бездумно вылизываю линию ключиц, с судорожным вздохом дотягиваясь кистью до скованной черными кружевными чашечками груди, и давлюсь стоном, едва ладонь обхватывает упругую плоть, сминая ее собой неосторожным движением... Голова кругом, о, боже, это действительно... - Стой! Пробираюсь пальцами под ткань футболки уже машинально, чувствуя под их подушечками твердую бусинку, которую тут же сдавливаю, кусая распутницу в плечо, и вскидываю голову вверх, когда мои действия вызывают ответную реакцию у истосковавшегося по ласкам тела, чтобы поймать всхлип и запечатать его рот собственническим, требовательным поцелуем... Даже если эти белые зубы сжаты и не пускают меня внутрь, я схожу с ума уже от того, что терзаю пытающиеся сомкнуться губы своими, вылизывая эту нежную "ткань" так жадно, что сам себя не узнаю. В голове полный хаос... Акира женщина и Акира мужчина - одновременно перед закрытыми глазами, и я сгораю от желания к обоим, растворяясь в своих ощущениях, пока резкий укус не заставляет меня дернуться и отстраниться, проникая отрезвляющей вспышкой в мозг. - Ютака! Собственное имя чужим голосом выгоняет заполнивший череп туман, и я замираю от ужаса на месте, распахнув глаза, натыкаясь взглядом на ошарашенные радужки напротив. Внутри все холодеет в тот же миг, останавливая сердце, перетягивая легкие, и я невольно разжимаю пальцы, отпрянув от музыканта к противоположной стене, не в силах осознать, что натворил. Его вкус и запах... На моих губах, в моей груди. Реальные, забранные мной силой. Я не сплю... Это на самом деле! Все переворачивается с ног на голову, прошивая каждый мускул невыносимой болью, и я тут же отворачиваюсь, бросаясь в спальню, шокированный собственным поступком, выбитый из колеи своими же действиями, слыша за спиной хлопок двери в ванную комнату. Да как же это... Как?! Как я мог сорваться? Что натворил! От охватившего меня отчаяния, я врываюсь в спальню на ощупь, не видя ничего перед собой из-за чувства вины, страха и остатков жажды, едва не подкосивших мои ноги. "Похотливые животные". Дурак... Какой же ты идиот, Ютака! Ударяю кулаком по стене, не зная, как выместить злость на самого себя, пропитываясь ненавистью к себе же. Шум воды в ванной... Он смывает с себя мои ласки. И я не могу его осудить. Это я виноват. Это я не сдержался. Это я пошел на поводу у своего тела! Я! - Ублюдок... И еще удар. Одиннадцать лет доверия - к чертям. Чего ты добился, что хотел доказать ему? А сам-то ты как бы себя вел, проснувшись однажды в женском теле, ты подумал? Как можно было сделать нечто подобное? Особенно сейчас, когда он еще не отошел от этого потрясения... Еще и еще - кулаком по дорогим обоям. В желании причинить себе боль, которая все равно не поможет успокоить душевные терзания. Эту ошибку не исправить. Ты все разрушил. Я разбиваю казанки в кровь, ударяясь лбом о стену, подвергая себя самобичеванию, не зная иного способа вернуть себе трезвость ума. Акира... Что же я наделал? Скрип двери вновь пригвождает к месту, умертвляя нервную систему, что не была готова так скоро встретиться с тем, кого я так легко предал из-за своих животных потребностей. Вошедший в спальню человек поворачивает ко мне лицо, но я не двигаюсь, не в силах выпрямиться и посмотреть ему в глаза. И тогда грубая ладонь хватает ворот моей рубашки, отрывая от стены рывком, но я и не сопротивляюсь, когда Сузуки резко разворачивает меня к себе... Вспышка боли. Крепкий мужской удар - по челюсти, да так, что теряю равновесие, падая на пол и хватаясь рукой за край кровати. Вкус крови из разодранной изнутри щеки о зубы не вызывает ни обиды, ни злости. И я глотаю эту кровь, опуская голову и прижимаясь спиной к мягкому краю матраца, даже не пытаясь подняться на ноги. Несколько минут, долгих минут, невыносимых - в полной тишине и бездействии. Я чувствую на себе его прожигающий ненавидящий взгляд, сжимаясь под его силой, но если он захочет, я готов подставить ему и другую щеку. И потому просто закрываю глаза, когда его тихие шаги вновь разбавляют звенящую тишину, вот только... Вместо жестокости, чувствую тяжесть мокрой ткани на своей кисти. Я ловлю взглядом белое махровое полотенце, прижавшееся к окровавленной руке, и становится так стыдно, что хочется провалиться сквозь землю или раствориться в воздухе навсегда. А Рейта... Он находит в прикроватной тумбочке миниатюрную аптечку и возвращается ко мне, садится напротив, без аккуратности стирая кровь с моей ладони и отбрасывая полотенце в сторону, чтобы после пролить на ватку черноту йода из бутылочки и поднести ее к ссадинам. Я не удерживаю шипения сквозь зубы, когда пропитавшийся прохладой мягкий клочок с силой вжимается в кожу, не промокая ее, а выдавливая из себя коричневую влагу по велению чужих пальцев, прижигая ранки так, что кажется, будто басист прижимает раскаленное железо к моей руке. Я терплю, не смея вырвать руку, покорно принимая эту боль, которую, несомненно, заслужил, пока все ссадины не покрываются слоем едкой жидкости, и вздрагиваю, когда тонкие пальцы грубо сжимают мою челюсть, заставляя отвернуть лицо в сторону. И йодом промакивается еще и ссадина на щеке, так же мучительно, как и до этого - повреждения на казанках. - Падла. Это выплевывается со спокойствием и отвращением одновременно, и Акира, закончив с обработкой ран, поднимается с пола и замахивается вновь, с силой швыряя бутылочку с йодом в кровавое пятно на стене. Звон разлетевшегося вдребезги стекла заставляет меня закрыть ладонью лицо, согнувшись пополам - этот звон так похож на звук рухнувшей дружбы между нами... - Вставай, ублюдок. Я жрать хочу. И он выходит из комнаты, хлопнув дверью. Ну, что, доволен, Ютака? Теперь ты не можешь называть себя его семьей. Теперь у тебя просто нет на это права. Поэтому... Вставай и иди на кухню. Ты все разрушил, так что делай, что велено. Пока еще есть возможность хоть как-то исправить свою ошибку. - Прости, Рей. Прости меня... Я действительно - животное.