***
В общей сложности, в Северном постоянно проживают около двухсот человек. И каждый из них — не только полезная единица, но и очень большой рот, которому постоянно хочется есть. Бесперебойное функционирование этого сложного механизма обеспечивают люди, которым просто больше некуда было подастся в это сложное время. Их костяк составляют бывшие приверженцы Орочимару, которые занимались надзором над заключенными. С тех пор их функция особенно не изменилась, но появились новые обязанности. — Ожидается поставка из Та но Куни. Рокеро, бывший начальник блока заключенных, отрапортовал ещё раньше, чем успел прикрыть за собой дверь. Я оторвала взгляд от свитка с техникой, довольно цокнула длинным языком. — Это хорошо, очень хорошо. Как обстановка в деревне? — Волнения поутихли, но их пугает возможная конфронтация с Конохой. После смерти Орочимару-сама многие стали задаваться вопросом, кто их защитит. — Зашлите людей в Звук. Пустите слух, что Черная Змея готовится к возвращению Орочимару. Рокеро замер, его лицо почернело. Было видно, что эта новость ошарашила его. Мужчина замялся на месте, в его глазах отразилось невысказанная работа мысли. — Э-это правда, Госпожа? — Какая тебе разница, правда это или нет? — отчеканила я, подняв на мужчину тяжелый взгляд. — Выполняй. Люди всегда проявляют осторожность, тонут в своем недоверии — это их природа, и ничего ты с этим не поделаешь. Чем прозрачнее сделка, которую ты предлагаешь, тем с большим скепсисом к тебе относятся. С возрастом тебе останется лишь утвердиться в этой истине. В этом мире нет и не будет тех, кто широкой улыбкой встретит твою протянутую руку. Одарит тебя своим теплом, отблагодарит. Нет никого, кроме детей. Поэтому, в моем Северном нет детей. Кроме… Шибата бьется как в последний раз. Его окружают четверо, берут в кольцо и нападают. Отработка навыков тайдзюцу — одна из важнейших вещей для шиноби. Шибата, — настоящий гений ближнего боя, — с точностью до шага просчитывает тактику противника; действует на опережение и наносит удары с неотвратимостью грозовой бури. — Добрый день, Онахо-сан, — я опираюсь на трость, рассеянным взглядом наблюдая за продолжительным боем. — Как чувствует себя Шибата-кун? — Мальчишка хорош, — удовлетворенно крякает мужчина. — Хоть и не мой профиль. Посмотришь на него — сопля соплей, пока на поле не выпустишь. Шибата пропускает удар, подныривает под рукой противника и берет её в захват. Мгновение — кость ломается, по полигону проносится тупой чавкающий звук. Рослый мужчина вскрикивает от боли, оседая на пол и закатывая от шока глаза. Второй и третий нападают скопом. Но Шибата, предвидя это, просто проскальзывает под их выпадами, изворачивается и прыгает на спину одного из них. Мой мальчик бьёт противника в поясницу ногой и, отталкиваясь от него, нападает на второго, пробивая защиту. Обрушивает град сокрушительных ударов. — Сыворотка или стимуляторы мышечной массы? — спрашиваю я, когда Шибата разбивает голову последнего о стену, оставляя жирный след крови. — Смесь из гормонов и стимуляторов, — кивает Онахо. — Мы контролируем дозировку, Курохэби-сама. В прошлый раз препарат вызвал приступ агрессии. Я вскинула бровь, наблюдая за тем, как Шибата тащит за ногу полумертвого бойца. Я следила за ним с жадностью и настороженностью львицы, чей детеныш впервые вышел на охоту. Мне нравится, ох, как нравится то, что из него получается сейчас. Шибата, словно чувствуя моё присутствие, тут же теряет к бою всякий интерес. Он бросает безжизненное тело и направляется к широкому обзорному окну, через которые мы следим за его успехом. Он не может видеть меня, но каким-то невероятным образом, смотрит через него прямо мне в глаза. — Ты молодец, Шибата, — говорю я в громкоговоритель. — Я горжусь тобой, моё сокровище. Широкая улыбка озаряет его лицо.***
— Всё готово? Чиэса кивнула. Мы расположились в операционной, куда доставили бессознательного Итачи и молодого парня, которого привели ко мне из небольшого поселения, в нескольких километрах от границы Ветра. По заверениям моих медиков, донор был полностью здоров физически и полон жизненной энергией, которой Итачи так не хватало сейчас. — Приступаем. Мы изучили все тонкости техники старухи Чие, провели массу экспериментальных переносов, но я всё равно дрожала от волнения, словно делала это первые. Я опустила одну руку на грудь донора, а вторую — на грудь Итачи. Их тут же охватило бледно-зеленое свечение, которое вскоре сменилось пульсирующим молочным, что говорило об одном — техника начала своё действие. Я затаила дыхание, боясь шелохнуться. Спустя какое-то время техника завершила свое действие. Чиэса сухо констатировала время смерти донора, но — ни показания электрокардиографа, ни внешние признаки не говорили даже о несущественном изменении в состоянии Итачи. Я опустила голову, чувствуя на себе все эти сочувствующие взгляды, сжала ладонь в кулак. — Приберите тут всё. Маленькое пламя зажигалки вспыхивало и угасало в полумраке, в такт раздражающему попискиванию электрокардиографа. Четвертые сутки. Шли четвертые сутки, а Итачи так и не пришел в себя. Я понимала, что его шансы тают быстрее, чем леденец на солнцепеке. И приходила в бессильную ярость от того, что ещё не придумала, как спасти Учиху. — Сегодня мы снова попробовали, — неизвестно зачем и кому рассказывала я, продолжая бездумно чиркать зажигалкой. — Жизненной энергии оказалось недостаточно, чтобы вдохнуть силу в твое тело. Не знаю, в чём может быть дело… Если бы ты меня послушал. Я хмыкнула, покосившись на безмятежно лежащего Учиху. Его состояние можно было сравнить с глубоким сном. Единственный способ для организма поддерживать в теле жизнь, когда все ресурсы на исходе. — Всё дело в этих глазах, я знаю, — хмыкнула я. — Всегда всё дело в них. В гребанном улучшенном геноме. Я сидела на стуле, удобно уместив больную ногу на его животе, и продолжала бездумно щелкать зажигалкой. Этот звук отвлекал меня от привычного состояния раздражения. В моей голове зрела очень странная, практически безумная идея. По крайней мере, такой она мне показалась сначала, ещё до того, как очередная попытка применить Кишо Тенсей не пошла Шукаку в трещину. А теперь я сижу напротив коматозного Учихи и всерьез размышляю: а почему бы не попробовать залезть к нему в сознание и не посмотреть лично, почему он так не хочет возвращаться к любимому братцу? — Чисто теоретически… …Можно воздействовать через мир Иатсу, но я ещё никогда не пробовала применять силу шарингана без зрительного контакта. Сложно. Я чиркнула зажигалкой, отсутствующим взглядом смотря сквозь огонь. Ответ напрашивался сам собой — Саске. Только пойдет ли он мне навстречу? Я была почти уверена, что он будет готов сделать всё ради спасения Итачи, и точно так же была убеждена в том, что с тем же рвением он захочет досадить мне.***
— Так и знала, что найду тебя здесь. Я поймала Саске у дверей в его комнату. Парень как раз направлялся в палату Итачи, как и делал это всегда. На самом деле, по нему уже можно было часы сверять: каждый день, ровно без пятнадцати четыре, он приходил в палату брата; проводил там ровно пятнадцать минут, после чего просто растворялся в Убежище. Где его черти носили, куда он прятался от меня — одному Рикудо известно. — Что тебе от меня нужно? — без привычной мне озлобленности спросил он, аккуратно прикрывая за собой дверь. — Поговорить, — развела руками я. — Помнишь, мы собирались? — Мне не о чем с тобой говорить. Перестань таскаться за мной, — хмыкнул Саске и стремительно зашагал вперед, мимо меня. Я манерно закатила глаза, выставила вперед трость. Её древко глухо стукнулось об ноги Саске, преграждая дорогу. — Почему ты настолько меня ненавидишь? Я не понимаю. Саске покосился на меня. В его нечитаемом взгляде была лишь матовая тьма, и больше ничего. Этот взгляд будто колол меня, предупреждая: «Держись от меня подальше». Мне понадобилось приложить немало сил, чтобы в очередной раз переступить через себя. — Поговорим? Я легонько стукнула Саске тростью по ногам и изобразила одну из своих самых доброжелательных улыбок. Нет, я не была настолько глупа, чтобы решить, что одна улыбка растопит ледяной кокон Учихи. Но изменять своим привычкам не стала. — О чём? — Я считаю, что Кишо Тенсей не срабатывает, потому что Итачи не горит желанием возвращаться в этот мир. Мне нужна твоя помощь. Используй силу мангеку и проводи меня в подсознание своего братца, чтобы я его как следует пнула. — Ты спятила? — Предпочитаю считать себя новатором. — Даже если это сработает, с чего ты взяла, что Итачи послушает тебя? — Потому что меня он любит больше, чем тебя. Разве не очевидно? Саске и бровью не повел. Меня кольнуло легкое разочарование, но я поспешила спрятать это чувство поглубже. Конечно, я не считала, что Итачи мог любить меня больше, чем Саске. Итачи вообще не мог никого любить больше, чем Саске. Это была истина, которая настигла меня слишком поздно. — В любом случае, нам необходимо попробовать. Как считаешь? — Это точно сработает? — Учиха окинул меня оценивающим взглядом. Я повела плечом, сохраняя полную невозмутимость. — Это должно сработать, Саске.***
Я неслась по коридору, ведущему от кабинета к лестнице, через силу заставляя больную ногу быстро волочиться за здоровой. Только что мне доложили, что Онва и Суйгецу приближаются к Северному, и с минуты на минуту будут здесь. Сердце колотилось так, что стало трудно дышать. Я остановилась у парапета с которого открывался обзор на холл, в который попадали все, прошедшие через главные ворота Северного. — Курохэби-сан, — Джуго подошел сзади, аккуратно поддержав меня за локоть. — Я пришел, как только услышал новость. Уже скоро. — Да, — с придыханием ответила я, не сводя жгучего взгляда с дверей. — Очень скоро. — Будь осторожна, — предупредил шиноби. — Кабуто очень хитер. — А я — очень зла. Через несколько бесконечно долгих минут тяжелые двери Северного отворились, и я увидела двух мечников, ведущих на цепи Якуши Кабуто. Я свесилась с парапета, чтобы лучше рассмотреть человека, которого ждала слишком долго. — Как собаку, хах! Джуго как-то странно посмотрел на меня, сдавив в своей железной хватке острый локоть. Я не видела того, что видел он. Не видела, как лихорадочно заблестели мои глаза, как оскалились в уродливой ухмылке длинные тонкие губы. Всё мое внимание было приковано к одному-единственному человеку, которого Онва притащил мне на растерзанье. На Кабуто было жалко смотреть: весь израненный, с заплывшим от побоев лицом и запекшейся кровью в белоснежных волосах. Разбитые очки бывший подручный Орочимару стиснул в кулаке, как какое-то сокровище, с которым не пожелает расстаться даже в смерти. — Принимай гостей, Змея! — торжествующе прокричал Онва, с размаха ударив Якуши под колено, отчего парень просто рухнул на пол. Я медлила. Джуго продолжал сжимать мою руку, будто бы пытаясь удержать. Я отмахнулась от рыжего как от назойливой мухи, гордо вскинув подбородок и гнусно оскалившись. — С возвращением домой, Кабуто-кун. Долго же ты от нас бегал. Хозуки, без особого интереса наблюдавший за этим представлением, лениво пнул Кабуто по бедру и обратился ко мне. — Этот урод успел вызвать хренову тучу мертвецов, пока мы за ним бегали, — наигранно пожаловался он. — Где моя компенсация за моральный ущерб?! — Хах… Кабуто молчал. Он продолжал молчать, когда я лично спустилась к нему и попыталась проявить доброжелательность. Молчал, когда я задавала простые вопросы. Он молчал, и я чувствовала, как стремительно испаряется моя удовлетворенность. Эти безжизненные желтые глаза, которые он получил, когда поглотил часть Орочимару. Эти глаза смотрели на меня с равнодушием приговоренного к казни, и это выводило меня из себя. — Я вырву тебе язык и заставлю сожрать его, — клятвенно заверила я шиноби, обернув цепь вокруг его шеи и затянув до характерного звука ломающихся позвонков. — Если он настолько тебе не нужен. Якуши задрал голову, заскулив от боли. Вены на его шее вздулись, выкатились из глазниц глаза, отчего парень стал похож на уродливую куклу. Суйгецу, отошел в сторонку, расслабленно привалившись к колонне и прикрыв глаза. Плевать, это не его дело. Я мельком взглянула на Онву, который, в отличие от меня, наслаждался происходящим. Я цыкнула, схватившись за трость, и размашисто ударила Якуши в живот, отпуская цепь. От удара шиноби повалился на пол, жалко поджав под себя ноги. Продолжая стискивать в кулаке эти проклятые очки. Всё не так! Он должен биться в истерике, умоляя сохранить ему жизнь! Он должен целовать сапоги Онвы и просить нас простить его за предательство! Он должен…! Ярость затуманила мне разум. Ненависть, копившаяся во мне так долго, плескалась через край, и волны эти стали предвестниками девятого вала. Все эти люди, мой дом, мой Остров, Тойя — я потеряла всё из-за него! Пальцы впились в рукоять трости, быстрые удары сердца слились в один сплошной гул. Я била и била Кабуто, превращая его тело в сплошную воспаленную рану. — Хватит! Вы убьете его! — это голос Джуго. — Пускай. Змееныш это заслужил, — эхо недовольного Онвы. — Никто не заслуживает подобного. Курохэби-сан, прошу вас! — Да ты хоть знаешь, что он сделал?! Кабуто сгруппировался, прикрыв своими тощими ручонками голову и подобрав колени к груди. Я отбросила трость и рухнула на него сверху, вцепившись пальцами в шею. Мне не нужна эта цепь, чтобы задушить мерзавца. Ты лишил меня одного из самых близких людей, ты разрушил его счастье, ты помогал гнать меня по миру, как бешеного зверя…! — Саэки, — крик Джуго и глухая возня где-то позади, — Кимимаро бы никогда не простил тебе этого! Я отдернула свои руки от шеи Кабуто, словно обожглась кипятком. Он затрясся подо мной, отчаянно хватая ртом воздух, кашлял и отплевывал темные сгустки крови. Кровь. Заторможено, словно очнувшись от кошмарного сна, я опустила взгляд на свои руки. Они тоже были в крови. Силы разом покинули меня. Тело стало словно ватным, я жестом подозвала к себе Онву, чтобы он помог мне встать. — Подлечите его и закройте в камере, — сипло, словно это меня только что душили, приказала я. — Нужно его допросить. — Ты шутишь? — раздраженно хмыкнул мечник. — Может, еще ножки ему обмоем и отпустим? — Вылечить. А потом допросить, — повторила я, отстраняясь от Онвы. — Тебе тоже следует позаботится о себе. Пусть нинмедики тебя осмотрят, а потом приходи ко мне. Я подхватила Джуго под локоть, тихо попросив сопроводить меня до кабинета. Ярость ушла, осталась только пустота. Как будто Кабуто каким-то неведомым мне образом сумел разом выпить из меня все эмоции и силы. Я бросила безмолвный взгляд на обезображенное побоями тело. — Вы всё сделали правильно, — словно прочитав мои мысли, сказал шиноби. — Легко позволить ненависти поглотить себя. Гораздо сложнее с ней бороться. Я знаю это. Я борюсь с ненавистью всю жизнь. — А есть ли смысл бороться? Не знаю, сколько времени я провела взаперти, тихонько устроившись в кресле и наблюдая за танцем пылинок в солнечном свете. Может, минут десять, может — несколько часов. Это колоссальное чувство, которое я испытала рядом с Кабуто, ошеломило меня. Никогда прежде я не испытывала злость настолько сильно. Никогда и никого я не желала уничтожить настолько отчаянно. Каждое мое решение, будь то плохое или хорошее, было продиктовано исключительно необходимостью момента. И я всегда гордилась тем, что даже в самые ужасные времена, могла объяснить любое свое действие логическим подходом. Но сегодня моя жажда крови затмила все. И это испугало меня сильнее, чем всё насилие и несправедливость, виденные мной раньше. Если такие сильные чувства поглотили меня рядом с Кабуто, то как я смогу сдержать себя, оказавшись лицом к лицу с Данзо? Я снова и снова разглядывала свои руки, которые всё представлялись мне в уродливых пятнах крови. И всё вспоминала круглые очки с разбитыми стеклами. В любом случае, мне необходимо увидеть Кабуто снова. Посмотреть в его глаза и убедиться, что я способна сохранить холодную голову. Несколько минут мне понадобилось, чтобы собраться с мыслями, ещё пара — на то, чтобы найти брошенную у стола трость. Я торопилась, и чем сильнее спешила, тем больше тянула время в бессмысленной суете. Мне казалось, что моё тело плывет в густом киселе. Я вышла в коридор, прошла несколько одинаковых коридоров и пару лестничных пролетов, ведущих вниз. Выцепила взглядом Онву, быстро шагающего в сторону лабораторий; проводила взглядом широкую спину Джуго, провожающего наверх взволнованного Шибату; где-то среди персонала мелькнула белая макушка Суйгецу. Я замечала их всех, наблюдая за кипящим миром, будто бы находясь по ту сторону стекла. — Курохэби-сама! Охранник вытянулся у стены, смотря куда угодно, только не на меня. Я кивнула, парой отрывистых жестов, приказав шиноби оставить меня с пленником наедине. Забрала тяжелую связку ключей. Открыла железную дверь. В ноздри тут же забился спертый запах влажной одежды, пота и гнили. Громыхнула цепь. Я оставила дверь в камеру приоткрытой, чтобы банально не задохнуться от этой вони. Кабуто был без сознания, и полулежал у стены, прикованный к ней же. Плащ, как и сапоги, у него отняли; теперь законный наследник большинства тайн змеиного санина, мерз на холодном полу в одних штанах и потрепанной майке. Часть его тела так и осталась изуродована модификациями: из левого бока, чуть ниже последнего ребра, торчало обезглавленное змеиное тело. Она-то и оказалась источником отвратительного запаха. Ещё некоторое время я просто стояла так, разглядывая этого жалкого человека, и чутко прислушивалась к своим эмоциям. И я не чувствовала ничего. Яркая вспышка гнева, поразившая меня тогда, не оставила даже пятна на моей душе. Обыкновенное, для меня, состояние отрицания вернулось, приумножившись десятикратно. Тогда я опустилась на пол, поджав под себя здоровую ногу, и задумчиво прикурила сигарету. Я задумалась о всех тех вещах, которые хотела сказать Кабуто, когда встречу. И вот, он передо мной. Пораженный. Сломленный. Ничтожный. Мы наконец поменялись местами, а я не смогла найти в себе и доли того, что испытывала прежде. Все мои потуги на справедливое воздаяние теперь казались мне смешными. Интересно, так ли смотрела на меня Цунаде, когда держала в той камере? Наконец, Якуши открыл глаза, обращая на меня свой гипнотизирующий взгляд. — Я убью тебя, — спокойно пообещала я, струсив пепел на пол. — Но сначала мы поговорим. Мы можем сделать это здесь, и ты будешь мучиться долго, но все равно расскажешь мне всё. Или — мы можем сделать это… иначе. Не обещаю, что ты не будешь мучиться, но процесс пройдет без физических увечий. В итоге, ты расскажешь мне всё. Кабуто закрыл глаза, уронив голову на грудь, и, кажется, перестав дышать. Я глубоко затянулась, равнодушно наблюдая за его внутренней борьбой. — Есть и другой путь, — продолжая говорить спокойно и тихо, сообщила я. — Поговори со мной, Кабуто? И мне не придется делать тебе больно. Я подарю тебе лёгкую смерть. И больше никаких страданий. — Никаких страданий, — Якуши открывал рот, но голос его так преобразился, что я с трудом узнала его. — Мы окружены ими, как моллюски своей раковиной. Потерянные и забытые, что у нас вообще есть, кроме наших бесконечных страданий? Он поднял на меня взгляд, в котором не было и тени раскаяния. Первый и самый верный последователь Орочимару, который сделал санина центром своей Вселенной. А теперь нет любимого учителя, рухнула вселенная из фанерных листов, оставив Кабуто один на один со своим одиночеством. — Ты причинил мне их больше, чем я того заслужила, — заметила я. — Ты хотел уничтожить наследие Орочимару. Хотел уничтожить меня. — Никогда не хотел, — качнул он головой. — Просто, продолжал делать то, что считал правильным. — И что же было правильным? — тихо спросила я. — Дать Данзо то, чего он желал больше всего, — печально ответил Кабуто. — Двое людей всегда смогут договориться, если их интересы хоть в чем-то совпадают. Разве я не прав? Я отвернулась, не в силах выносить этот взгляд. Эти слова, словно искаженное отражение на водяной глади. Каким-то невообразимым образом, они оказались способны пробудить во мне боль. Это притупленное чувство сожаления о вещах, которые я безвозвратно потеряла в погоне за чем-то другим. Более важным. — Ты знаешь, где сейчас Данзо? — переборов неуместную дрожь в голосе, вернулась к вопросам я. — У него есть несколько баз, где всегда размещались временные силы Анбу Не, — без всякой запинки ответил шиноби. — На случай войны или диверсии. Точных координат я не знаю. — Но можешь показать приблизительное место? На карте? — ответом мне послужил короткий кивок. Я облокотилась на стену, уставившись на яремную впадину, слишком сильно выделяющуюся на груди Якуши. Здесь было холодно, так холодно, что у меня начали промерзать кончики пальцев на ногах. И, всё же, я не находила в себе моральных сил встать и уйти. Словно бы в этот самый миг, я повернусь спиной к своему прошлому. — Ты жалеешь? — спросила я, с надеждой посмотрев на Кабуто. — А ты? — слабо улыбнулся он. — Ты можешь быть честна с собой настолько, что признаешься во всех своих сожалениях? — Никогда. И снова тишина. Время как будто перестало существовать, застыв и рассыпавшись только для нас двоих. Мне представлялось, что за этими стенами уже отгремела война, сменились целые эпохи и на том месте, где поля усеяли чьи-то кости, уже давно растет зеленая трава. — Я не ненавижу тебя. Думала, что ненавижу. Но, на самом деле, мне просто было очень больно, — вдруг сказала я, прикурив новую сигарету. — Теперь я поняла это. Кабуто дернулся, словно бы его ударили плетью. Он не ожидал этих слов, не ожидал от меня, что я признаюсь в собственных чувствах. Каких-то несколько долгих мгновений, шиноби выглядел абсолютно растерянным, но вскоре признался сам: — Я тоже, — выдохнул он обреченно. — Никогда не ненавидел тебя, Саэки-чан. — Хах. — И всё же, ты убьешь меня. — Ты бы, на моем месте, убил? — Да. Я поднялась с пола и подошла к Якуши, чтобы вновь опуститься перед ним на колени. Я разглядывала его лицо, так похожее на лицо Орочимару, но видела в нем всё больше знакомых плавных черт Кабуто. Коснулась пальцами синяка на скуле, прижала ладонь к щеке, согревая её своим теплом. — Ты всегда была безнадежна, когда дело касалось чувств, — шепнул он, расслабляясь в моих руках. — Прости, Саэки-чан, но я не нуждаюсь в твоей жалости. — Я знаю, — качнула головой я. — Почему ты не пошел за мной, Кабуто-кун? Всё могло быть совершенно иначе, если бы… только бы ты… Ах. Пепел падал нам под ноги, и очень скоро истлевшая сигарета начала жечь мои пальцы. Я вздрогнула, отбросив её в дальний угол. И, будто бы опомнившись от сна, спешно поднялась на ноги. Кабуто наблюдал за мной, продолжая оставаться совершенно недвижимым. Пора заканчивать. — Позволишь вопрос, Саэки-чан? — очень слабо, но так иронично спросил шиноби, когда я переступила порог тюремной камеры. — Перед смертью, я бы хотел надеть свои очки. Ты отдашь их мне? — Конечно, Кабуто-кун, — через силу улыбнулась я. — Всё, что угодно, для моего старого друга. Он задрал голову, будто смотрел в небо, а не на низкий потолок камеры. На губах Якуши застыла неживая улыбка, мне показалось, что белки его глаз покраснели, и слезы заблестели в редких огрызках света, проникающих к нам из коридора. — Это так странно. Я закончу там, где и начинал. Вместе с Господином Орочимару, — сипло и тихо говорил он, будто находится в бреду. — Наверное, это и есть моё место. С самого начала… я был никем… Я так мечтал узнать, понять… где моё место в этом мире. Тебе должно быть это знакомо, Саэки-чан. Я промолчала. Закрыла дверь.