О том, что только в сказках все случается так, как мы хотим
Сколько себя помню, я никогда не любила долгие прелюдии. Жизнь в огромном мегаполисе вообще не располагает к промедлениям любого рода, чего уж говорить об удовлетворении физиологических потребностей. К сожалению, романтика ушла из нашего мира вместе с двадцать первым веком, когда были приняты долгие сетевые ухаживания вконтакте, обмен музыкой и колкостями, фотографиями, смотря на которых юные умы придавались фривольным фантазиям. Там же, откуда пришла я, все решала электроника: счетчики выделенных флюидов, подбор партнера через зональные фильтры, мгновенное вычисление оптимальной длины и диаметра. Никакого простора для воображения. - Какой же ты красивый… Томный, дрожащий, с тонкой хрипотцой – я не узнавала собственный голос. Никогда не думала, что мне будет доставлять столько удовольствия просто касаться его белоснежной кожи. Вот так: подушечками пальцев, невесомо, по острым ключицам, вверх, к тонкой шее и сонной артерии. Итачи откинул голову назад, не сводя с потолка внимательного вороного взгляда. На дне его глаз плескалось что-то, что было мне еще не знакомо. Дикое и манящее, как последнее полотно приговоренного к казни. Холодная ладонь парня уверенно скользнула под полы моей юкаты, мягко легла на бедро. Неправильно, но именно в этот момент я начала сравнивать его с братом. Если бы Саске был его возраста, был бы мальчишка так же терпелив, как бы он смотрел на меня, что бы говорил? Моя рука дрогнула, застыв всего в нескольких миллиметрах от лица нукенина, опасные мысли увели далеко от происходящей реальности. - О чем ты думаешь? – тихо спросил Итачи, коснувшись холодными пальцами тыльной стороны моей ладони. Я чуть качнула головой, крепче сжав его руку: - Обо всем. О тебе. Учиха выдохнул, наконец закрыв глаза. Я не удержалась, скользнув ладонью на его грудь, чтобы почувствовать ровное, глубокое сердцебиение. Не помню, когда в последний раз мне было так хорошо. Наверное, никогда. - Я думаю о Саске, - зачем-то сказала я, сплетая пальцы с пальцами отступника. – Хочешь, я расскажу тебе о нем? - Расскажи, - чуть помедлив, кивнул Итачи, позволив мне устроится рядом с ним на узкой кровати. - У него большие успехи в Академии, но он ни с кем не общается, - задумчиво проговорила я, вспоминая последние дни проведенные с мальчишкой. – Но, есть там один мальчик, Наруто, мне кажется, они станут хорошими друзьями. - Наруто? – глухо повторил парень, словно бы для него что-то значило это имя. - Да, - воодушевленно кивнула я, обрадованная тем, что смогла заинтересовать Итачи. – Еще, твой брат очень популярен у девочек. Просто… невероятно популярен, я бы сказала. Учиха промолчал, но я была готова поклясться, что услышала тихую усмешку. Конечно, Итачи, я-то помню, какими глазами на тебя смотрела добрая половина женского населения Конохи. Наверное, припоминаешь старые деньки, да? - Он тренируется? - Постоянно, - я вздохнула, не желая разговаривать на эту тему. – Итачи, он мечтает о твоей смерти. - Это его право. - Но это неправильно! Я привстала на локте, возмущенно смотря на умиротворенного парня. Итачи ничего не ответил, только дернул рукой, призывая меня вернуться на место. Не знаю, какие слова нужно использовать, чтобы убедить в своей правоте такого редкого упрямца. Если бы ты только знал, идиот этакий, то, что знаю я. Вдруг, парень приподнялся, его ладонь легла на мой затылок, а через мгновение я почувствовала прикосновение сухих губ к своему лбу. Итачи шепнул: - Все будет так, как должно, Саэки. В эту ночь я больше не смогла сомкнуть глаз. Рассвет окрасил небо над Амэ в празднично-рыжий, сквозь плотною пелену кучевых пробивались редкие лучи, тая в зыбком мареве над крышами домов-муравейников. Я стояла у окна, рассеянно куря и водя пальцем по мокрому подоконнику, в ожидании хоть какой-нибудь спасительной мысли, которая подсказала бы мне, что делать дальше. Отступник за моей спиной, мирно возился с сандалиями, успешно делая вид, что меня и нет вовсе. Глубокая затяжка – закрыть глаза, медленно проговорить: - Обито Учиха. Итачи замер, скосив на меня внимательный взгляд. Мне не нужно было видеть его лицо, чтобы знать, как вытянулись любимые губы в одну тонкую линию, и маска спокойного безразличия заняла свое положенное место, надежно скрыв за собой все тревоги и сомнения Учиха. - Я запомню, - он кивнул, безошибочно понимая меня с полуслова. Послышался мягкий шорох плаща, сигарета в моих пальцах дрогнула, серый пепел обреченно осыпался в прохладную воду. А я заставляла себя улыбаться, прекрасно понимая, что это прощание. Это было безумно эгоистично, но я так хотела, чтобы сердце отступника разрывалось от боли, чтобы он прижимал меня к себе, умолял о прощении и целовал, целовал так, как никого и никогда прежде. - Попроси меня остаться, - глухо шепнула я, когда Итачи подошел ближе. Чуть пошатнувшись, я откинулась назад, оперевшись спиной на грудь парня, стараясь запомнить всем своим телом тепло его близости. – Пожалуйста, попроси. Всего на секунду, на такую короткую, мучительную секунду, он сжал меня в объятиях. Я замерла, уже зная, что он никогда не исполнит мою самонадеянную прихоть. Сердце Итачи забилось быстрее, он отпрянул, молча дошел до двери. Я глубоко затянулась, небрежно бросила окурок в окно. Прежде чем дотлевшая сигарета коснулась земли, дверь тихо закрылась. Отступник ушел, забрав с собой запах дороги и крови. Сегодня я возненавидела рассветы.~~~
- Скоро Чунин Шикен. Мы должны уходить. Мы сидели на крыше здания полиции Конохи, считая ворон и поедая какой-то кислый суп, от которого у меня все связало во рту. Саэки прижала колено к груди, уже давно отложив свою пиалу, лениво разглядывая одинаковых прохожих. Взгляд девушки бессвязно скользил от одного знакомого лица к другому, аккуратные ноготки выстукивали секунды по голому колену. - Ты каждый раз будешь лезть в мои сны? – недовольно бурчала я, стараясь разглядеть, что же такое я ем. В коричневой жиже плавала морковка и какие-то коренья. Кажется, меня сейчас вырвет. - У тебя больше не будет снов, - холодно сообщила девушка, бросив короткий взгляд на мои потуги. – Тебе станет легче, если я скажу, что ты ешь? - Не думаю. Саэки усмехнулась, откинула голову назад, подставляя лицо под ласковые лучи утреннего солнца. Впервые я видела, как на ее губах играет нежная улыбка, кажется, наследница Учиха была в хорошем расположении духа. - А я обязательно должна идти в Коноху? - Мы идем не в Коноху, - отозвалась Саэки. – Мы возвращаемся к Орочимару. - Что?! - Почему я должна тратить наше время на эту жалкую деревню? - ее тон был суров и патетичен, небо вдруг заволокло серыми тучами, с соседней крыши вспорхнула гомонящая стайка воронов. – К тому же, нам необходимо избавиться от печати старого змея. - Ты – мое проклятие, - пробубнила я себе под нос, не желая дальше спорить. Саэки кивнула, скоро совершенно потеряв ко мне интерес, только бросила напоследок: - Будь осторожна. Уйти из Амэ будет не так просто.~~~
Отогакуре, несколько недель спустя. Повозка шла тяжело. Своевольная лошадь то и дело останавливалась, меся копытом и без того рыхлую землю. Старик, управляющий поводьями, бил ее плетью, грозно прикрикивая, но помогало это через раз. Если повезет. Мы прошли через главные ворота без особых проблем: этот странный старикашка возил в деревню рис и овощи на продажу, а меня представил как свою помощницу. По мне так лучше было просто прийти и сказать, что мне нужен старый языкастый извращенец, но Саэки требовала «правильной конспирации». Вообще, эта странная Учиха требовала слишком многого: без дела не трепись, спину держи прямо, слушай и запоминай, учись быстрому письму. Но больше всего меня злили наши еженочные разговоры, в которых эта выскочка раз за разом проходилась по моим умственным способностям. Ей не нравилось все, начиная с того, как я смотрю, заканчивая тем, как я строю предложения. «Учись изъясняться предельно коротко и ясно» - твердила она, менторски возводя указательный палец к небу. Вообще, все происходящее уже напоминало мне плохую мистическую комедию, в конце которой обязательно должно оказаться, что она моя сорок раз прабабка. И, что главное, она-то это знала. - Приехали, эсу, - прокряхтел старикашка, обернувшись ко мне. И действительно, повозка встала посреди полупустой улицы, прямо напротив аккуратного продуктового магазинчика. - Спасибо, дед, - я улыбнулась, кое-как скатившись с мешков. Задница болела ужасно, я потерла больное место, несколько потерянно озираясь по сторонам. Я знала, что логово Орочимару находится под землей, но просто понятия не имела, как туда попасть. Моя истинная вера в халяву кричала, что нужно выцепить первого попавшегося шиноби и заявить, что я хочу увидеть Орочимару. Проблема заключалась в том, что вот уже третью неделю я учусь быть «настоящей Учиха», а они, как известно, такими глупостями не занимаются. Вообще, я так и не поняла, чем занимаются «настоящие», кроме как воюют и строят грандиозные планы, но моя Учиха утверждала, что не только этим. В любом случае, сначала нужно было покурить и размять окаменевшие мышцы, а уже потом думать о великом. Найдя укромный уголок рядом с переулком, я достала из рюкзака пачку сигарет, принимаясь за бесцельное наблюдение. Крепкий дым заполнил легкие, доставляя ни с чем несравнимое удовольствие, мысли вроде как стали собираться в кучу. Собираться в кучу и уплывать в совершенно неправильное направление. Вспомнилась последняя встреча с Итачи. Его улыбка и глубокий голос, который я могла слушать часами, даже не вдумываясь в смысл сказанных слов. Щемящая тоска сдавила желудок, зазмеилась меж ребер. Мы разошлись, так и не сказав прощальных слов. - Так будет правильно, - шепнула себе под нос я, выпуская изо рта сизый дым. – Хотя бы так… Сделав последнюю затяжку, я бросила окурок под ноги и неторопливо побрела вдоль по дороге. Когда-то я думала, что Отогакуре – это такая площадка доктора Франкенштейна, где по улицам ковыляют зомби и маленькие дети прыгают друг на друга, играя в «кто кого забьет». Однако моим фантазиям не суждено было сбыться: это была обыкновенная деревня, ничем не хуже той же Конохи, правда, заметно уступающая ей по размерам. Редкие шиноби с протекторами деревни прохаживались взад-вперед, бросая на меня совершенно незаинтересованные взгляды; кто-то прыгал по крышам. И здесь, в отличие от Амэ, было чисто. - Девушки не должны так себя вести, - тучный парнишка, взмахнул рукой, вразвалочку пройдя мимо меня. Девушка, которой он это сказал, шла чуть впереди, зло кривя губы: - А мне плевать, что ты там считаешь, жирный, - резко отсекла она, чем и привлекла мое внимание. – Да кого вообще интересует твое мнение? - Не называй меня жирным, - пробасил в ответ «жирный», хоть и слышно его было уже хуже. Я нахмурилась, почесав в затылке, а потом легко ударила себя по лбу, буквально выскочив вслед за ними, заорав как подстреленная: - Джиробо! Парень обернулся, брови хранителя южный врат взметнулись вверх, рот раскрылся в удивлении. - Саэки-чан? Что ты здесь делаешь?! - А это что еще за крыса? - Таюя подбоченилась, окинув меня придирчивым взглядом. Рыжий толстячок обернулся к подруге, грозно нахмурив брови: - Не выражайся так о Саэки-чан, она – гостья Орочимару-сама. - Да срать мне, - фыркнула флейтистка, тут же полностью теряя интерес к моей персоне. Чего не скажешь о Джиробо, который еще помнил наши странные посиделки на том далеком острове, когда я частично потеряла память. Парень поправил фиолетовый пояс, после чего услужливо предложил мне свой массивный локоть в качестве неплохой замены старой трости. - Кимимару волновался за тебя. С тех пор, как те шиноби проникли на остров, про тебя не было слышно. Но Орочимару-сама сказал, что ты сама вернешься, когда придет время, - с какой-то нелепой гордостью проговорил Джиробо, замедляя шаг. - Орочимару-сама никогда не ошибается, - тут же вставила свое слово Таюя, свирепо покосившись на меня, словно бы я что-то собиралась возражать. Нет, я твердо усвоила правило первое: меньше говори – больше слушай, и собиралась придерживаться его, попутно запоминая, куда меня аккуратно тащат. К слову, с нашей последней встречи толстячок сильно прибавил в росте, мне приходилось поднимать голову, чтобы видеть его лицо. Неплохо для четырнадцати лет. - Мне нужно было увидеть, что стало с моим кланом, - честно призналась я, покрепче перехватив широкую руку толстяка, быстренько сворачивая тему. – Орочимару-сама знал, что я вернусь? Джиробо ничего не сказал, лишь многозначительно посмотрел на меня, скривив губы в подобии покровительственной улыбки. Больше мы ни о чем не говорили. Хоть мне и жутко хотелось расспросить парня обо всем, что происходило за время моего отсутствия, какой-то «рычажок» будто не давал мне открыть рот, цепко ухватившись за фразу: «Меньше говори – больше слушай» Парочка привела меня к огромному подвалу, которому, сказать честно, не хватало только таблички: «Проходите, не бойтесь, наши маньяки кусаются не больно». Джиробо помог мне проковылять по крутым ступенькам вниз, услужливо приоткрыл тяжелые двери. Я плохо помнила Джиробо из манги. Сказать честно, я не помнила уже никого из буйной фантазии мастера Кишимото. Здесь, в мире нереальном, они были совершенно иными – не картонными, немного странными, грубыми и трудными, но, непременно, с ослепляющей светлой стороной. И я все чаще ловила себя на мысли, что для меня стираются рамки между хорошим и плохим. Сейчас, идя по просторному, затемненному коридору, я задавалась вопросом: чья жизнь для меня важнее, прожорливого сироты Джиробо или непутевого, но доброго мальчишки Чо? Ответ меня совершенно не радовал. - Здесь, - рыжий привел меня к массивной двойной двери, два раза тяжело ударил по ней кулаком. – Орочимару-сама! Я затаила дыхание, не без опаски поглядывая на Таюю, что стояла прямо за моей спиной. Смутное чувство опасности подсказывало мне, что девчонке хватит и доли секунды, чтобы выхватить спрятанный кунай и ударить точно меж моих побитых ребер. Уже в тот момент, я точно знала, что о представительнице слабого (слабого ли?) пола я точно скучать не буду. Дверь медленно отворилась, в нос ударил смешанный запах формалина и каких-то неизвестных мне трав, сладковатое амбре разлагающей плоти и медикаментов. - Обако… Я застыла в дверях, чувствуя, как от одного голоса змеиного саннина у меня немеют ноги. Хриплый и угрожающий, в нем не было и той малой толики заботы, которая так отчетливо отпечаталась в чистом, почти детском сознании. Два желтых глаза смотрели на меня, изучая и оценивая, словно породистую суку на выставке. - Я вернулась, Орочимару-са… сан. - Так, зачем все это было? Я стояла напротив него, скорее разочарованно, чем обиженно поджав губы. Джиробо и Таюю экспериментатор отослал сразу же, позволив мне невиданную роскошь – поговорить с ним наедине. Внезапно, все в моей бестолковой башке все встало на свои места: Орочимару слишком умен, и не допустит вмешательства в свои планы. Впервые за всю свою жизнь, я почувствовала, какого быть по-настоящему использованной. - Похищение, Коноха, Саске – зачем все это? – повторила я свой вопрос, чувствуя, как тихая ярость закипает на дне моей маленькой душонки. Орочимару приподнял уголок губ в тонкой улыбке и, откинувшись в глубокое кресло, жестом тонких пальцев поманил ближе к себе. - Моя маленькая обако, - насмешливо начал он, не сводя с меня хищного взгляда. – Если бы тогда, на острове, сказал бы я тебе, что Коноха отвернулась от Учиха, что никому нет дела до твоей жизни или смерти, что ты осталась одна, ты бы поверила мне? Я отвела взгляд, прилагая все усилия, чтобы не согласиться с этим страшным человеком. А змеиный саннин, тем временем, продолжал: - Нет, своевольная курохэби, ты бы пожелала узнать все сама. И, когда это произошло, ты поняла, что в Конохе ничто тебя не держит, ты решила вернуться домой. - Я… решила? Орочимару сощурил глаза, буквально облизывая мое лицо своим липким, холодным взглядом. Внезапно, выражение его лица изменилось: морщинка меж бровей разгладилась, тонкие губы расплылись в покровительственной улыбке, уголки глаз словно приподнялись. Память нахлынула согревающей волной, ведь именно так Орочимару смотрел на свою маленькую обако, когда она делала свои первые шаги, так он улыбался, когда учил ее использовать силу своих глаз. Так он говорил, когда подталкивал Кимимару к непутевой калеке и знакомил толстяка Джиробо со своей упрямой курохэби. - Я скучала по дому, Орочимару-сама, - сдавшись, призналась я. - В Конохе для меня нет места.~~~
Нельзя провести одну ночь в двух постелях. Точно как и нельзя воевать сразу за три стороны, в итоге у тебя просто съедет крыша, а остатки тебя попытаются использовать те, кого еще вчера ты называла своими союзниками. Я сидела у громоздкой колонны, поддерживающей низкий потолок, взахлеб упиваясь горячим чаем с сигаретой. И снова меня терзали противоречия, от которых стало невозможно прятаться за приятными воспоминаниями или обнадеживающими мечтами. Я понимала, что увязаю в вещах, которых совсем не хотела, что события вновь развиваются не по моему сценарию. И виновата в этом только я. Удивительно, что признавшись Орочимару, я ни разу не покривила душой. В Конохе вряд ли бы нашлось место для такой, как я – всякая деталь, всякая мелочь, которая бы промелькнула тут или там, несомненно, напоминала бы мне о том, что я потеряла или так и не смогла обрести. В скрытом селении шиноби не может быть роли для тех, кто не приносит пользу. А единственная ночь с Итачи, к которой были обращены все мои надежды, оказалась не более чем пустой тратой времени. Ведь для последнего гения клана, глупая Саэки всего лишь очередной инструмент для исполнения его планов. И поцелуи мастера иллюзий – не более чем очередная тактическая шутка. Подняв взгляд к идеально ровному потолку, я с грустью подумала о том, что единственным человеком, позаботившемся обо мне за все эти годы был Орочимару. Именно он, а не медики Конохи подняли меня на ноги, он заботился обо мне, защищал и учил. Он же и преподал первый тяжелый урок, который я несомненно усвоила. - В первую очередь, все мы – инструменты для исполнения чужих замыслов, - отчего-то эта мысль повеселила меня. Я задрала полы юкаты, в тысячный раз разглядывая витиеватое пятно змеиной печати. Играй ту роль, что они определили для тебя, но сыграй ее хорошо. Мысль пролетела вскользь, где-то на краю сознания, и я уже не была уверена в том, что она принадлежала именно мне. - Кто же я? В холодном мраке блеснули голодные змеиные глаза.