Ва-Банк

Блейн не видит незнакомца в баре ни через день, ни даже через неделю, день за днём продолжая топить свои тревоги в стакане алкоголя. Мысли об этом причиняют почти физическую боль. Мысли о нём, о том, что он говорил. И вскоре Андерсон заставляет себя перестать пытаться отыскать юношу и переключиться исключительно на выпивку. «Почему я вообще об этом беспокоюсь?» — спрашивает Андерсон сам себя. — «Это просто мальчишка, вандально разрисовавший мою руку. Почему я так расстроен? Почему меня волнует его мнение?» Но разум Блейна снова и снова возвращается к мыслям о нём, об этих тёмно-зелёных глазах, сияющих в полумраке, взъерошенных волосах и угольных мазках на его скулах. Поначалу он пытается убедить себя в том, что то, как юноша буквально пережевал его собственную жизнь, а потом просто выплюнул её Андерсону в лицо, — просто мистика, но всё же это завладевает его мыслями. И Блейн знает это. Знает, когда просыпается, тяжело дыша и пытаясь прошептать имя, которое он даже не знает. Но это не имеет значения, потому что незнакомец бесследно исчез из его жизни со всей своей загадочной энергией. И Блейн никогда не увидит его снова. Из-за этого он пьет. И пьет много. Из-за осознания, что он никогда не жил для чего-то, ради чего стоило умереть. «Но это хорошо», — думает Андерсон. Ведь так он, по крайней мере, ничего не разрушает. Да и с мыслями на нетрезвую голову значительно легче справиться. «Но почему я всё равно хочу найти его?», — Блейн продолжает внутреннюю беседу с самим собой, снова коротая время за дозой выпивки. — «Зачем он мне нужен? Он заставил меня взглянуть правде в глаза. А ведь раньше я был доволен своей жизнью...» Он снова уходит с головой в работу, днями, неделями, месяцами следя за номерами и рассматривая компьютерные экраны, видя, что рынок просто разваливается, и нет ничего, что он мог бы сделать, чтобы это остановить. Ни один из экономистов не прогнозировал этого; по большому счёту проблема не была такой глобальной по сравнению с тем, что рынок пережил за последние сорок лет, но всё же это стало мигренью для Блейна, который впервые переживал кризисную ситуацию на работе. И вновь это приводит его к ночам в окружении пустых стаканов, потому что так гораздо проще забыть. Остатки его самообладания говорят о том, что у него есть проблема и что это ненормально, когда человек замещает бóльшую часть своей крови пивом, но Андерсон пьет до тех пор, пока его самообладание и здравый смысл окончательно не затыкаются. Приходит ноябрь, горький и ветреный. День Благодарения проведён с разогретым в микроволновке ужином за пять долларов. Блейн не мог приехать домой, как бы мать его не просила. Рождество проходит так же, с макаронами с сыром, парой новых носков, фотоальбомом, который никогда не будет заполнен чьими-то фотографиями, и очередными падениями акций, вынуждающими его вернуться на работу и всеми силами не допускать кризисной ситуации снова, заранее зная, что избежать её невозможно. Андерсон почти избежал встречи с Уэсом и Дэвидом в Новый Год, но их угроза заявиться в его дом с десятью тысячами кошек взяла своё. Итак, в пятнадцать минут десятого, тридцать первого декабря две тысячи восемнадцатого года, Блейн закрывает входную дверь своей квартиры и спускается вниз на семнадцать этажей, чтобы поймать такси на Таймс-Сквер. Встреча с Уэсом и Дэвидом назначена на одиннадцать часов, но он знает, что пробки будут просто убийственными, поэтому выходит заранее. По крайней мере, если у него останется время в запасе, он знает пару хороших баров в том районе, которые можно посетить. Поездка в такси выходит, мягко сказать, длительной. После очередной остановки неподалёку от пункта назначения Андерсон решает, что было бы разумнее выйти и пройти остаток пути пешком. Он платит таксисту и выходит, сливаясь с толпой. Пробиваясь через бесчисленных прохожих, Блейн подходит к двери, вывеска над которой гласит: «Rocco’s», что должно быть достаточно отталкивающим, но ему всё равно. Фоновая музыка заведения — рок, утопленный в шуме голосов посетителей. Люди сидят за столами вместе со своими друзьями, пьют, смеются и наслаждаются жизнью, отмечая приближение праздника. Барная стойка, за которую садится Блейн, пустая, если не считать пожилого мужчину, задумчиво уставившегося в свой стакан. Андерсон присаживается на один из потёртых вращающихся стульев и машет рукой бармену. Тот тут же толкает к нему по стойке стакан неизвестного алкогольного напитка, даже не потрудившись спросить, чего хочет посетитель. Блейн же просто рад тому, что выпивку принесли быстро – то, какой вкус будет иметь его забвение на этот раз, его уже не очень-то интересует. Он уже подносит стакан к губам, как вдруг чувствует хрупкие пальцы на своём запястье, вынуждающие его поставить стакан обратно на стойку, и… Вот он, с тревогой смотрит в глаза Блейна: — Думаю, хватит с тебя плохого пива, дорогой. Кончик его носа перепачкан краской, жёлтой, будто пыльца одуванчиков. — Что ты здесь делаешь? – глупо интересуется Блейн. Незнакомец закатывает глаза, в этот раз имеющие синий оттенок, что окончательно озадачивает Андерсона: — Я мешаю тебе быть идиотом, стиляга. Тебе не совершенно нужно это пить, поверь мне. — Я даже не пьян! — возражает Блейн, когда перепачканные краской тонкие пальцы исчезают с его руки. — Нет, но твоё лицо говорит мне о том, что ты хотел бы это изменить. Пойдём, — рука снова берёт Андерсона за запястье, увлекая его за собой. — Эй! — кричит бармен им вдогонку, указывая на нетронутый напиток. — Ты планируешь это оплатить, Хаммел? — Нет. Сдачи не надо! – юноша (Хаммел, что это за имя — Хаммел?) бросает через плечо, прежде чем вывести Блейна из бара через заднюю дверь. Здесь не так уж грязно: мусор убран в чёрные мешки, сложенные у кирпичного дома, свет из окна квартиры над баром дает возможность рассмотреть в полумраке всё, что находится вокруг. Здесь, у чёрного входа, гораздо тише, от городского шума остались только фрагменты: приглушённый смех, гул автомобильных сирен, хлопки фейерверков, незаконно запущенных в преддверии праздника. Тонкий слой снега покрывает асфальт, снежинки парят в воздухе, оседая на коже, одежде и ресницах. Незнакомец, Хаммел, отпускает руку Андерсона и присаживается прямо на тротуар, прижимая согнутые ноги к груди и кладя подбородок на свои колени. Блейн смотрит на него сверху, не зная, как реагировать. Хаммел поднимает на него взгляд и проводит рукой по асфальту рядом с собой в приглашающем жесте. — Давай. Садись. Блейн хмурится, но подчиняется, беспокойно ёрзая на холодной площадке. Хаммел тепло улыбается ему, и он замечает, что тот всё ещё прячет за ухом тот чёртов маркер. Юноша откидывается спиной на здание, прикрывает глаза, выгибает спину и стонет, когда позвонки немного хрустят. Он приоткрывает рот и высовывает кончик язык, пытаясь поймать им летящие с неба снежинки. — Что ты делаешь? – растерянно спрашивает Блейн. Хаммел улыбается, не открывая глаз, и начинает тихо напевать: — Ах, если бы пушистые снежинки имели шоколадную начинку*… Кто же всё-таки этот человек? То он парень из бара, угощающий его пивом и разгадывающий его жизнь с ловкостью сыщика, то просто ребёнок, напевающий детские песенки. — Как тебя зовут? – тихо спрашивает Блейн. Юноша открывает глаза и моргает пару раз, каждым взмахом ресниц оставляя в уголках своих глаз капельки воды от растаявших снежинок. — Курт, — наконец отвечает он. — Я Курт Хаммел. А ты Блейн. — Курт, — повторяет Андерсон, будто пробуя имя на вкус. — У тебя хорошо получается, — дразнит юноша. — Теперь просвети меня. Ты всё же осознал тот факт, что у пива вкус мочи? Это причина, по которой ты пытался убить себя, выпив его? — Я не пытался убить себя! – возражает Блейн. — О, Ради Бога, — тянет Курт. — Я прожил достаточно, чтобы знать, как выглядит человек, который пьёт три месяца подряд. Что сломило тебя? Цифры на тиккерах Уолл Стрит? Блейн хочет ответить "да", обвинить во всём маленькие номера на экранах, рост цен и падение акций, но он знает, что это ещё не всё. Что сломило его? Ему двадцать четыре года, а он тратит свою жизнь на числа и глупые книги по бизнес-тематике, он никогда никого не любил, никогда не осмеливался на приключения, никогда не был доволен собой и не давал повода быть довольным собой своим родителям. Сама жизнь сломила его. Потребовался лишь пятиминутный разговор в баре три с половиной месяца назад, чтобы это осознать. — Цифры на тиккерах Уолл Стрит, — всё же подтверждает он. — Хм, — Курт проводит рукой по лицу, размазывая пятна жёлтой краски, — знаешь, есть гораздо более действенные способы справляться с этим, чем алкоголь. Я бы никогда не купил тебе выпивку, если бы знал, что ты так не считаешь. — Что за способы? – спрашивает Блейн. Юноша смотрит на него, пропуская свои волосы сквозь пальцы. Наконец, хлопнув себя ладонями по коленям, Курт встает. Поведя плечами, он поворачивается к Блейну лицом. Его губы растягиваются в ухмылке: — Пойдём, стиляга. — Подожди… Что? — недоуменно спрашивает Блейн. — Я сказал пойдём. Предложу тебе альтернативу, — Курт вздыхает и протягивает руку, чтобы помочь Андерсону встать. Он тут же отпускает его из своей хватки и направляется вниз по аллее, оглянувшись, чтобы удостовериться, что Блейн идёт за ним. — Куда мы идём? Курт сворачивает с аллеи на полупустую улицу. Единственная компания, которую можно здесь увидеть, — это несколько подростков, курящих под окнами домов. Здания здесь ветхие и старые, заметно отличаются от того, что Блейн привык видеть в своём престижном районе. — Искать альтернативу, — расплывчато отвечает Курт. Он улыбается и кричит курящим парням. — Опять толкаешь своим друзьям дерьмовые сигареты, да, Фрай? — Отвали, Хаммел! – кричит в ответ один из подростков, смеясь и размахивая руками. Остальные присоединяются, улюлюкая и посмеиваясь, когда Курт бросает им вслед ещё несколько колких фраз и продолжает вести Блейна по улице до тех пор, пока смех парней не растворяется в городском шуме. Курт достает связку ключей из кармана куртки и поднимается на несколько сколотых каменных ступенек к красной двери. Краска на ней почти везде ободралась, а все окна покрыты бесконечными сколами и трещинами. Юноша вставляет ключ в скважину, резко поворачивает его и изо всех сил толкает дверь плечом, вваливаясь внутрь. Шапка снега, накопившегося на козырьке, сваливается прямо на голову Хаммела, заставляя его засмеяться и взъерошить свои волосы, избавляясь от сверкающих снежинок, осевших в них: — Ты идёшь? — Идти с незнакомцем в сомнительное здание? — Блейн насмешливо приподнимает бровь. Курт ухмыляется. — Я не незнакомец. Я Курт Хаммел. Ну, заходи, — он исчезает в дверном проёме. Немного помедлив, Андерсон всё же входит. Он не думает, что Курт опасен, но ситуация довольно странная. Опять же, ничего, что касается Курта Хаммела, не может быть обычным по определению. …Стены коридора покрыты бумагой: газетами, разными обоями, выглядевшими будто страницы, вырванные из книг и… рисунками. Изображения закатов, лошадей, греческих богов и богинь, завядших цветов, морей, людей… Курт закрывает за ним дверь и устало вздыхает. — Ты… Ты нарисовал всё это? — Блейн встает на цыпочки и рассматривает в углу одной из картин росчерк. «Курт Х.» — гласят фиолетовые буквы. — Ага. Проходи, — Хаммел не оставляет ему времени на то, чтобы рассмотреть картины. Пританцовывая на ходу, юноша проходит вглубь квартиры, его движения заставляют плохо прикреплённую к стенам бумагу развеваться, тихо шелестя. — Ты нарисовал их все? — Андерсон судорожно вдыхает, проходя в гостиную. Продавленный диван, старый телевизор, стоящий на стопке энциклопедий и… Ещё сотни картин, прикреплённых к стенам. Курт пожимает плечами и проходит на кухню, стены которой также покрыты рисунками, охватывающими всё доступное пространство. — Да. Мои соседки ненавидят меня за это, — юноша зажигает единственную лампу в комнате. Тусклый свет разливается по помещению. — Твои соседки? — Конечно. Ты же не думаешь, что я могу потянуть такое жильё в одиночестве, правда? — Курт смеряет его слегка раздражённым взглядом, берет с плиты старый синий чайник и наполняет его грязноватой водой из-под крана. В комнате есть ещё две двери, практически сливающихся со стеной из-за бесчисленных картин. Блейн думает, что такая захудалая квартира может стоить только около пяти долларов в месяц и такая цена — тот еще грабёж, но молчит. Он неловко замирает посреди комнаты, осознав, что на стенах висят рисунки, изображающие обнажённых мужчин и женщин. Это заставляет его почувствовать себя двенадцатилетним мальчишкой на занятии по сексуальному воспитанию. — Тебе повезло, что Сантаны нет дома, — говорит Курт. Он ставит чайник на плиту и оборачивается, нахмурившись. — Вообще-то, ты можешь сесть. Блейн стряхивает крошки с дивана, снимает с себя куртку и садится. — Кто такая Сантана? Твоя девушка? — Дьявол, — коротко отвечает Курт. — Чай или кофе? — Эм… Кофе, пожалуйста. Хаммел выходит из кухни и садится на диван рядом с Блейном, заставляя ветхую софу прогнуться под своим весом. — Ну, как ты хочешь это сделать? — Что? — Блейн смущается, понимая, в каком направлении пошли его мысли. — Твой стресс, — объясняет Курт, и Андерсону вдруг становится интересно, знает ли юноша о том, в какие опасные игры он играет с его разумом. Увидев недоумение на лице Блейна, он вздыхает: — Подожди здесь, я скоро вернусь. Если чайник начнёт кипеть, просто поставь его в раковину или еще куда-нибудь. — Хорошо… Курт улыбается и тут же слетает с дивана, направляясь к одной из дверей в комнате. Он открывает её, и Блейн видит в проёме лестницу на второй этаж, узкую и тёмную. Курт исчезает за дверью, и он остается один, если не считать чайника, свистящего на плите. Вдруг в прихожей раздается громкий хлопок и шумный женский голос, кричащий что-то на испанском в сторону улицы. Андерсон вскакивает на ноги за секунду до того, как девушка врывается в гостиную, поправляя иссиня-чёрные волосы, спадающие на её плечи. Она бросает на него взгляд, шагает к стене и несколько раз бьет по ней кулаком. Толстый слой краски на нескольких рисунках трескается от ударов. — Хаммел! — Что? – голос Курта доносится сверху. — Ты не мог бы не разбрасывать по дому свои секс-игрушки? — Он не секс-игрушка! – ответчает юноша нараспев. — Тогда кто он чёрт возьми такой? – кричит девушка, не обращая внимания на шокированного Блейна. — Клиент, — Курт спускается вниз, стараясь не уронить огромную кипу бумаг, которую несёт в руках. Девушка приподнимает бровь: — Ты тепёрь шлюха? — Заткнись, Сантана, — почти ласково отвечает Хаммел. Он смотрит на Блейна и улыбается. — Это Сантана. Сантана, это Блейн с Уолл Стрит. — Горячий, — ухмыляется девушка, и Курт слегка тычет её локтем под рёбра. — Иди уже. — Ладно, ладно. — Сантана целует Хаммела в щёку. — Развлекайтесь, — плотоядно подмигнув Блейну, девушка поднимается по лестнице и скрывается за дверью. — Извини за это, — говорит юноша, бросая вещи на пол и несколько раз передёргивая плечами, пытаясь избавиться от излома в спине. — Теперь… Давай начнём. — Но… что конкретно я должен делать? – хмурится Андерсон. — Рисовать! – торжественно произносит Курт. О. Это не совсем то, о чем думает Блейн. Курт встает на колени и раскладывает бумагу, нет, это холст, на полу и расставляет рядом несколько банок с краской и пару лохматых кисточек. — Каждый раз, когда я чувствую себя плохо, я рисую свои чувства или мысли, — объясняет Хаммел, неотрывно следя за своими руками, расставляя краски по тонам. Блейн оглядывает бесчисленные картины и не находит, что сказать. Курт кажется слишком весёлым для человека, который мог бы чувствовать себя плохо так часто. — Давай, садись рядом. Блейн присаживается на пол рядом с ним. — Разве у тебя нет мольберта или чего-то вроде того? — О, чёрт, нет, конечно, — смеется Хаммел. — Мне повезло, что у меня хотя бы есть краски и что-то, на чём можно рисовать. Пол отлично для этого подходит. И на самом деле… — он косо смотрит на Блейна и ухмыляется, забирая кисти, — я думаю, мы будем рисовать пальцами. — Что… Нет! – возражает Андерсон, пытаясь украсть одну из кистей из рук Курта, но тот вскакивает и, подбежав к плите, снимает с неё чайник, захватив по дороге пару чашек (по крайней мере, Блейн надеется, что они чистые). — М-м-м… Ты сказал чай? Или кофе? — Кофе, но… — Кофе. Верно. Он растворимый, извини. — Всё нормально, но, Курт… — Блейн, — юноша оборачивается и смотрит на него, в одной руке держа чайник, а в другой — банку с растворимым кофе. — Может, ты уже доверишься мне? Боже… Андерсон больше не может держать это в себе. — Почему я должен тебе верить? Я попросил твой номер, а ты просто разрисовал мне руку! — Чёрт. — Курт ставит чашки на пол и снова садится рядом. — Ты всё ещё злишься из-за этого? — Я просто не понимаю, почему ты не дал мне свой номер, — раздражённо ворчит Блейн. Он не переставал спрашивать себя, что могло бы произойти, если бы всё пошло по-другому, если бы он мог позвонить Курту на следующий день, поговорить с ним, научиться у него тому, как нужно справляться со всем этим, узнать, почему жизнь вдруг стала казаться чертовски бессмысленной. Курт вздыхает: — Слушай, милый… Я просто не видел смысла в том, чтобы мешать течению твоей жизни. Я знаю, что немного смутил тебя, я просто не хотел, чтобы ты имел с этим дело, вот и всё, — он хмурится, — хотя нет, к чёрту это. Я сам не хотел иметь с этим дело. Мои мотивы весьма эгоистичны. Конец истории. Хаммел проводит рукой по колену Блейна, встает и снова возвращается на кухню, чтобы сделать кофе. Андерсон устало трет глаза и вытягивает телефон из кармана, чтобы проверить время. Четверть одиннадцатого. У него всё ещё есть время до встречи с Уэсом и Дэвидом. — Не кисни, Уолл Стрит. — Чашка кофе вручена Блейну, после чего Курт в очередной раз усаживается на пол чуть позади него и начинает открывать краски. — Так, всё что тебе нужно, — это немного краски на пальцах. Не бойся, они акриловые, легко смываются с кожи. Только не три глаза, ладно? Ощущения действительно отстойные. — Почему ты просто не используешь краску для боди-арта или что-то похожее на неё? — Мой знакомый продаёт мне акрил со скидкой, — объясняет Курт, окуная свой палец в баночку с синей краской и пристально рассматривая его. — Я уговорил его продавать мне бракованный холст за полцены. Если он уйдёт из этого бизнеса, то я в заднице. Я просто больше не смогу себе этого позволить. Хаммел смотрит на холст, чистой рукой тянется к чашке кофе и делает глоток. Наконец, он касается полотна, делая несколько лёгких мазков и размазывая краску по всем своим пальцам, используя мизинец, чтобы сделать тонкие линии. Блейн просто наблюдает. Курт умело водит пальцами по гладкой поверхности, создавая размытый силуэт. Человек начинает появляться на картине, хотя скорее только его образ, силуэт захвачен лишь в общих чертах, без конкретных деталей. Сделав ещё один глоток кофе, он добавляет пару широких мазков большим пальцем, прежде чем выпрямиться и рассеянно провести рукой по волосам, оставляя в них синие полосы. «Неудивительно, что он всегда такой перепачканный», — думает Андерсон. — Ну, твоя очередь, — говорит Хаммел, легко улыбаясь. Блейн тянется и берет оранжевую краску. В старших классах учителя живописи рассказывали о сочетаемых цветах, и он помнит, что оранжевый и голубой как раз были такой парой. — Подожди. — Курт останавливает его руку. — Ты не в оранжевом настроении. — Что? Юноша удивлённо приподнимает брови, как будто это самая очевидная вещь на свете. — Мы делаем это для твоего самовыражения и для того, чтобы дать свободу твоим чувствам, помнишь? Пытаемся справляться со стрессом, при этом не убивая себя. Если ты не будешь использовать цвета своего настроения, это ничем не поможет. А я очень сомневаюсь, что у тебя сейчас всё оранжево. Блейн ставит банку с оранжевой краской и смотрит на остальные. Он не знает, как это сделать. Он не похож на Курта. Это не помогает ему почувствовать себя лучше. — Давай я помогу тебе. — Хаммел берет серую краску. — Попробуй вот эту. — Он берет руку Блейна и помещает немного краски на один из его пальцев. — Серый. Застрявший между чёрным и белым. Туманный. — Он ловит взгляд Андерсона и продолжает: —многие не до конца уверены в том, кто они на самом деле. Застрявшие между тем, что они должны делать, и тем, что они хотят делать. Попробуй. Блейн прикусывает губу и смотрит на серое пятно на своём пальце. Он не помнит, когда в последний раз рисовал. На искусство никогда хватало времени. Он проводит пальцем по холсту, линия получается неуклюжей и угловатой и совсем не выглядит так, как Андерсон её себе представлял. Он тихо рычит от досады. — Боже. Вот, смотри, — и вдруг Курт садится прямо позади Блейна, переплетая их перепачканные пальцы и направляя его руку на холсте. Другой рукой он обхватывает его вокруг груди, поддерживая равновесие, мягко ведя пальцами по холсту, заполняя пустое пространство линиями и позволяя цвету ровно ложиться на поверхность. Блейн сдаётся и позволяет юноше контролировать свои движения, наблюдая, как человек на холсте оживает и становится таким реальным и нереальным одновременно. — Выбирай следующий цвет, — шепчет Курт, и, почувствовав его дыхание на своём лице, Блейн вздрагивает от осознания того, как плотно Хаммел прижимается к его спине. Это не должно быть так хорошо. Он даже не знает, гей ли Курт. Юноша отпускает Андерсона, чтобы тот взял алую краску, цвет надежды, чего-то яркого. Как только Блейн возвращается на место и обмакивает свои пальцы в краске, Курт снова берёт его руку в свою и прижимается к его спине. Пальцы снова касаются холста, оставляя небольшие мазки мизинцами, добавляя картине жизни и тепла. Рисование пальцами всегда казалось Блейну таким глупым, но теперь, прямо перед ним, это удивительно красиво, интимно и зрелищно. Нанеся пару штрихов на груди человека, изобразив сердце, Андерсон вдруг понимает, что Курт больше не направляет его, лишь позволяя своей руке спокойно лежать на его запястье, когда тот продолжает рисовать. Блейн снова берёт баночку с синей краской, добавляя на холст несколько мазков, смешивающихся с красным цветом, всё ещё оставшимся на его пальцах. На гладкой поверхности появляются причудливые фиолетовые штрихи. Спина уже устала, и Андерсон понимает, почему Курт всё время расправляет плечи, уставшие после бесконечных часов создания картин. — Ты сделал это, — выдыхает Курт, и Блейн не может сдержать улыбку. Краска между пальцами приносит ощущение почти детского восторга. — У тебя хорошо получается, — дразнит Хаммел, отстраняясь и оставляя его без своего тепла чувствовать себя странно одиноким и… замёрзшим. Юноша растягивается на полу и снова берёт свою чашку, делая несколько маленьких глотков. — Видишь? Разве это не лучше пива? — Лучше, — признает Андерсон, заканчивая рисунок и выпрямляясь в поисках чего-то, обо что можно вытереть руки. — Эм… Можно мне… — Вот. — Курт хватает его за руку, и прежде чем Блейн успевает среагировать, вытирает её о свою рубашку. Полосы красного и голубого появиляются на зелёной ткани. — Она легко отстирывается, — поясняет он, увидев выражение лица Андерсона. — Расслабься. — Юноша смотрит на рисунок. — Думаешь, ты закончил? — Эм… — Блейн гордо улыбается, прослеживая его взгляд. — Да, думаю да. — Я тоже так думаю. И ты чувствуешь себя лучше, — Курт подмигивает ему. — Не нуждаешься в цианиде, верно? — У тебя слишком агрессивное мнение об алкоголе для человека, которого я всё время встречаю в барах. Хаммел усмехается: — Я ничего не имею против алкоголя. Я просто думаю, что у тебя с ним проблемы. Не люблю видеть, как люди разрушают сами себя. Курт смотрит на него, и Блейн вдруг чувствует, что он только что впервые видит его таким, какой он есть на самом деле. — Я чувствую себя виноватым, — признаётся юноша. — Знаешь… Когда я увидел тебя в баре… Я просто хотел, чтобы ты почувствовал себя лучше. Поначалу. Но я в этом с треском провалился, не так ли? Я задел слишком личное. Сантана ненавидит, когда я так поступаю с ней, а мы уже пять лет живём вместе. Нечестно с моей стороны было так поступать с тобой. — Всё в порядке, — Андерсон пожимает плечами. Нет, ничего не в порядке. Курт перевернул всё вверх дном, и Блейн ненавидит его за это. Но ещё больше он ненавидит выражение на лице Хаммела, когда тот смотрит на него. Он решает сменить тему: — Так… Как ты встретил Сантану? — спрашивает Андерсон, и, чуть помедлив, добавляет. — Бывшая девушка? Курт смотрит на него несколько секунд, прежде чем выдавить смешок: — Чёрта с два. Даже если бы я был натуралом, я бы и на десять футов не приблизился к её ледяной вагине. Подсознание Блейна ликует. Курт смотрит на него и приподнимает бровь: — Ну? — Что «ну»? — хмурится Блейн. — Будешь цитировать мне Библию или убегать прочь? — лицо Хаммела надменное, но Андерсон прекрасно видит опасение в его глазах. — Конечно, нет! — он усмехается и, пожав плечами, добавляет. — Я был бы лицемером, если бы так поступил. Стоит Блейну задуматься о том, понял ли его Курт, как вдруг губы юноши приоткрываются в понимающем «О», и он улыбается. — Круто. Андерсон улыбается в ответ, и они молчат некоторое время, прежде чем Хаммел хлопает в ладоши. — Ну что ж, сэр, я могу точно сказать, что Вы пропустите празднование Нового Года, если не поспешите. — Да, наверное… — Блейн тут же встает. — Я не думаю, что твой рисунок высох, — задумчиво протягивает Курт. — Мы могли бы взять фен Сантаны… Андерсон прикусывает губу. — Знаешь… Что если я оставлю его здесь и приду как-нибудь позже, чтобы забрать? — О, — его лицо застывает, как будто Курт чувствует себя некомфортно, и Блейн тут же жалеет о своих словах. Но по непонятным причинам очередное исчезновение Курта из его жизни — та вещь, о которой Андерсону думать совсем не хочется. — Знаешь, я мог бы просто принести его к тебе домой, — предлагает Хаммел. — Я знаю… Знаю, что моя квартира — помойка. Ты не должен возвращаться, если не хочешь… — Я хочу, — перебивает его Андерсон. Курт удивлённо моргает. — О. Ладно. В любом случае, тебе лучше идти, — он вдруг улыбается и протягивает руку ладонью вверх. Блейн смотрит на неё пару секунд, прежде чем глянуть на Курта: — Что? — Пять долларов, Блейн, — Хаммел улыбается шире. — Почему? – спрашивает Андерсон после короткой паузы. — Потому что терапия – это сложная задача, и мне нужно больше краски, ты, скряга, — Курт хмыкает, когда Блейн достаёт из кармана кошелёк и протягивает ему пятидолларовую купюру. — Я бы взял пятнадцать, но делаю скидку за красивые глаза. — Ты вымогатель, ты знаешь об этом? – ухмыляется Андерсон, пряча кошелёк обратно в карман. — Да. Это того стоит. Хаммел осторожно поднимает с пола ещё не высохший холст и кладет его на кухонный стол. Блейн рассматривает его лицо, расслабленное в приглушённом свете, с лёгкой улыбкой, играющей на губах. Глаза Курта полуприкрыты, и в этот момент его так хочется поцеловать… Конечно же, Блейн не делает этого. Он только берёт свою куртку с дивана и проходит в коридор вслед за Хаммелом. Тот оборачивается и прижимается спиной к двери: — Тебе написать адрес, или сможешь найти мой дом сам? — Эм… — Андерсон не уверен. Он совсем не знает эту часть города. — Давай руку, — Курт вытягивает маркер из-за уха. — На этот раз ты собираешься написать настоящие слова? — Блейн закатывает глаза. Хаммел смеется: — Да, дурачок. Ну давай уже! — Андерсон усмехается и протягивает свою руку. Курт открывает маркер и аккуратно выводит на его коже «Квартира Курта — Дарлинг Плейс**, 32». — Не смейся, не я придумывал свой адрес, — предупреждает юноша. — Оууу… Дааарлинг Плейс, — не сдержавшись, тянет Андерсон, получая за это тычок в грудь. — Проваливай! — смеясь, кричит Курт. Он открывает дверь и выталкивает Блейна на заснеженную улицу. — И пожалуйста… — лицо Хаммела выглядит серьёзным, — пожалуйста… Просто будь осторожен... с… выпивкой. — Хорошо, — обещает Блейн, и, прежде чем понять что делает, он касается кончиками пальцев щеки юноши. Они оба замирают на мгновение, и Курт вздыхает, расслабившись под прикосновением. Убирая руку в карман, Андерсон видит, что тот смотрит куда угодно, только не ему в глаза. — Спокойной ночи, Курт, — шепчет Блейн. — Да. Спокойной, — отвечает юноша, медленно скрываясь за дверью. Андерсон глубоко вздыхает и разворачивается, чтобы уйти, но внезапно слышит тихое покашливание за своей спиной. Обернувшись, он видит Хаммела, стоящего в дверном проёме, чуть покрасневшего, что заметно даже в темноте. — Эй, Блейн? — Да? — С новым Годом, — Курт застенчиво улыбается ему и исчезает за дверью. С лёгким скрипом она закрывается. Блейн вжимает голову в плечи, спасаясь от холода, и улыбается. Направившись вниз по улице, он вдруг думает, что Новый Год теперь гораздо ярче в его глазах. _______________________________________________ 1. (Прим. Переводчика): вольный перевод строки из песни. Оригинал: "If all the snowflakes were candy bars and milkshakes…" 2. дословно: «Милое Место».